Схема сражения на р. Орловой 14 марта1747 г. между отрядом Д. И. Павлуцкого и чукчами.

Выполнена А. В. Сильновым

[123]совет. Один из сотников предложил стать табором, огородившись нартами, и ждать остальную команду, тогда как сотник Кривошапкин посоветовал напасть на чукчей немедленно, пока они сконцентрированы в одном месте и не разбрелись по окрестностям (Словцов 1886. Кн. 1: 253–254). Д. И. Павлуцкий, последовав второму совету, отдал приказ начать бой. В показании ясачных коряков от 17 марта 1747 г. так описываются последующие события: «И как они, неприятели, рассмотрели, что малолюдно, едва через великую возможность дали выпалить из ружей один раз и то не всем, бросились вдруг на копья и не дали никакой неправы, стали побивать наше войско и много ружей отбили» (КПЦ. № 65–2: 169). Рапорт А. Котковского в иркутскую канцелярию от 3 апреля 1747 г. описывает ситуацию с русской точки зрения: «...а больше и ружей заправить было некогда, понеже пошли неприятели чюкчи на копьях, так же и они [казаки] насупротив их, неприятелей чюкоч, пошли на копьях же и бились с ними не малое время... они, неприятели, у служилых и служилые у них друг у друга отнимали из рук копья, а протчие служилые, у которых отбиты были ружья, оборонялись и ножами» (КПЦ. № 66: 173–174). Сам майор храбро сражался. Согласно преданиям анадырцев, он дрался, держа саблю в правой руке, а ствол от ружья — в левой (Майдель 1925: 24). Часть «чукчей, обойдя сопку, явилась с тыла» (Словцов 1886. Кн. 1: 254). Чтобы не подвергнуться окружению, коряки и русские стали быстро отступать, а некоторые — на оленях спасаться бегством. Далее, по свидетельству коряков: «...достальные служилые, также и мы, стали отбиватца отходным боем и тогда с нашей стороны много ранено служилых и до смерти побито, также и коряк много ж убито, затем что по вступлении с неприятелями в баталию отбито у служилых ружей, а у коряк луков, и отбивались тем отходным боем с оставшимися с нами служилыми до своего осадного коряцкого острогу, который был из наших возовых санок, с великим трудом» (КПЦ. № 65–3: 170). Только при отходе было ранено 13 служилых и 15 коряков. Чукчи преследовали отступавших до «вагенбурга» из санок, но, увидев спешащее на помощь русским подкрепление (около 50 человек), отступили. Сам майор также отступал с немногими оставшимися с ним. «Чукча, попавший в плен чуванцев, следующим образом описывал кончину майора. После побега изменников чукчи долго не могли убить Павлуцкого, потому что он носил панцирь. Чукчи долгое время стреляли в него из луков и кололи копьями, а все-таки не могли его ранить; наконец, обступив его, как волки оленя, запутали ремнями, уронив на землю, и нашли место заколоть, под самым подбородком» (Дьячков 1893: 39). Г. Майдель (1925: 24) приводит еще некоторые подробности, которые также рассказали чук—

[123]чи чуванцам, а те анадырцам. Майор трижды нападал на врагов, однако чукчи не могли его ранить, поскольку он был в кольчуге и шлеме. Затем его свалили арканами и стали душить, «тут он сам открыл железный нагрудник и ударом копья кончилось дело». Об этом же рассказывает и предание колымчан, согласно которому, майор расстегнул ворот кольчуги (Олыксандрович 1884. №11: 295). Согласно чукотским сказаниям, майор сначала был ранен стрелой в глаз, а затем добит (Богораз 1900. № 127: 332) или же, после данного ранения, его взяли в плен и замучили в отместку за страдания, причиненные чукчам (Богораз 1900. № 128: 333; № 129: 334; № 146: 390; pro: Тан-Богораз 1930: 64). В данном случае это просто фольклорный сюжет, основанный на обычае подобного бесчеловечного обращения с пленным военачальником. Существовало и предание о том, что чукчи, отрезав майору голову, берегли ее как реликвию (Сгибнев 1869: 34; 1869a. № 5: 59), а жители Нижнеколымска верили, что чукчи разрезали тело майора на куски, засушили их и хранили как память (Олыксандрович 1884. № 11: 295). Совершенно верно образное замечание И. Шкловского (1892: 99) о характере преданий о Д. И. Павлуцком: «Этот капитан — самый популярный герой на крайнем северо-востоке Сибири. Он местный Роланд».

Когда авангард основного отряда русских, шедших к майору, встретил беглецов, они решили, что майор уже убит, поэтому не стали спешить⁹. На поле боя пришли на следующий день и обнаружили там тело майора без шлема и панциря. Последние были взяты чукчами в качестве трофеев. Всего чукчи захватили одного служилого, знамя, пушку, барабан, 40 ружей, 51 копье, множество оленей. В бою было убито 32 служилых, 11 коряков и 8 начальных людей, в том числе и сам майор (КПЦ. № 66: 173; Вдовин 1965: 123). В 1870 г. чукотский старшина подарил колымскому исправнику барону Г. Майделю (1894: 264) кольчугу Д. И. Павлуцкого, которая досталась ему от деда (Нейман 1871. Т. I: 18).

Итак, майор допустил три тактические ошибки. Во-первых, он не подождал основной части своего отряда и вступил в бой лишь с авангардом; во-вторых, для боя была избрана неблагоприятная позиция: враг находился наверху, а он — внизу; в-третьих, отряд был оторван от «вагенбурга», который мог бы прикрыть его тыл. Возможно, все это объяснялось самоуверенностью и излишней поспешностью.

⁹ Согласно нижнеколымскому преданию, колымчане спешили на помощь майору, но встретившиеся им казаки, шедшие от Д. И. Павлуцкого (Березкин и Криговорницын), велели им не торопиться, посему и помошь запоздала (Олыксандрович 1884. № И: 295; Богораз 1902: 148; 1902а: 71). В чуванском предании вместо русских-колымчан на помощь не успели сами чуванцы (Дьячков 1893: 37–38).

[123]Оставив позади себя в тылу «вагенбурп> из корякских нарт, майор двинулся вперед на сближение с неприятелем. Какова была диспозиция, неясно. Вероятно, русские успели развернуться в линию. Казаки были вооружены ружьями и копьями, причем, судя по сообщению А. Котковского, некоторые служилые имели еще и ножи. Коряки имели свое обычное оружие, в частности луки. Чукчи действовали весьма умело. Они воспользовались своим почти пятикратным численным превосходством и выгодным тактическим расположением на возвышенности. Дав возможность русским выстрелить только раз, чукчи кинулись с возвышенности врукопашную, увеличив силу своего натиска быстрым спуском с холма. В ближнем бою они могли эффективно воспользоваться как своим численным превосходством, так и своим фехтовальным мастерством. Так, К. Мерк (1978: 141) замечает о поведении чукчей: «Эти мужчины храбры, когда им противостоит масса, меньше боятся смерти, чем трусости». Бой стал представлять собой фехтование на копьях. Вероятно, русские казаки также умели достаточно искусно сражаться именно копьями. Ведь предметы чукотского искусства представляют нам, как чукчи сражаются с русскими на копьях. Копье держали двумя руками: правая рука, сжимавшая древко у заднего конца, была поднята и согнута в локте, она направляла удар, левая рука держала древко у середины, корректируя удар. Стойка бойца при этом была левосторонней (Иванов 1954: Рис. 28, фиг. 29; Широков 1968: Рис. 7; 9). В бою старались вырвать, выбить или сломать противнику копье, чтобы оставить его без оружия. Причем умели фехтовать на копьях как сами казаки, так и солдаты, ведь, по сообщению В. Шатилова (1751), россияне не использовали шпаги и штыки при штурмах, оставляя это оружие в лагере (КПЦ. № 42: 117–118). Вероятно, и в полевом бое ситуация была схожей.

Дальнейший ход боя можно восстановить следующим образом. Русские, теснимые неприятелем, стали, отбиваясь, отступать к «вагенбургу» из саней коряков. Вероятно, строй был потерян, возникла сумятица, а затем и бегство, и именно в это время служилые понесли наибольшие потери. Причем, судя по потерям, отбивались особенно яростно казаки, тогда как коряки сражались менее доблестно. Впрочем, часть россиян, имея под рукой упряжки, просто бежала на них с поля боя. Отступающих спасло от уничтожения то, что они успели подойти к полевому укреплению, и то, что чукчи, испугавшись нового подкрепления, отступили. Местоположение «нартебурга» и расстояние от него до строя отряда майора неясно. Вряд ли коряки спешились для боя за несколько километров до встречи с противником: обычно с саней сходили непосредственно перед боем. Хотя, с другой стороны, речь могла идти о нартах с обозом («возовые сани»), ко—

[123]торые могли быть оставлены в тылу на более дальнем расстоянии. П. А. Словцов (1886. Кн. 1: 254), базируясь на архивных данных, сообщает, что казаки отступали вместе с майором пять миль (около 7,5 км), но все во время этого отхода были убиты. Данное свидетельство выпадает из общей канвы происходящего: майор с арьергардом отбивался, а основная масса его войск бежала к острожку или вообще прочь. Возможно, имеются в виду убегавшие, которые, проследовав данное расстояние, встретили основные силы, коим и поведали о гибели майора. Вряд ли это была часть отряда, которая сражалась вместе с майором в арьергарде отступающих и не смогла войти в укрепление из саней коряков. Майор был фактически брошен на поле боя остальными силами, часть которых убежала, а часть скрылась в острожке из нарт.

Поражение россиян было полным. Все это произошло между реками Анадырь и Майн, в месте, которое в середине XIX в. называлось Майорской сопкой (Сгибнев 1869а: 59) и Майорским озером (Дьячков 1893: 38). Еще в начале XX в. на сопке стоял крест в память об этом событии, а вокруг этого места периодически находили кости (Колтун 1904: 35).

Таким образом, данное сражение представляет нам характерный образец военного искусства как чукчей, так и россиян. В марте, когда заканчивался сезон зимних набегов, большой отряд чукчей совершал обычный разбойничий налет на стада оленей и тут же уходил назад, чтобы русские не успели поднять войска. Однако Д. И. Павлуцкий сразу пошел в погоню и через день настиг врагов. Произошел бой. Яснее всего видна тактика чукчей, поскольку документы концентрируют внимание на способе действия врага. Чукчи, для обеспечения себе стратегического превосходства, встали на возвышенности, по-видимому, еще не зная о численности русских. В первый момент тактика чукчей была оборонительной: им необходимо было выдержать первый залп русских, но затем они перешли в наступление, чтобы разбить врага в рукопашной схватке. Одновременно часть чукчей заходила в тыл, стремясь окружить противника, — это другой характерный элемент чукотской тактики, будь то большой бой или борьба нескольких воинов. Наконец, в этом сражении чукчи преследовали разбитого врага, стремясь закрепить свою победу.

Говоря в целом о военном деле казаков Восточной Сибири, следует указать, что стратегия была наступательной, ведь русские осваивали новые территории, облагали ясаком разные народы, однако тактика их была оборонительной, поскольку их отряды были небольшие, а противников — многочисленные, и им легче было обороняться, неся при этом небольшие потери, чем наступать, теряя многих бойцов (Васильев 1916. Т. I. Прил.: 39; Никитин 1996: 78). В поле казаки становились табором, и

[123]держали оборону от превосходящих сил противника (ДАЙ. 1862. Т. VIII, № 44–18: 175; Крашенинников 1949: 481). Для сражения выходили и развертывались в линию: основу боевого порядка по центру составляли казаки, а союзники из местных народностей, если они были, вставали на флангах. Цель такого построения состояла в том, чтобы огнем ружей опрокинуть противника, а если он все же вступит в рукопашную схватку, то своей достаточной сплоченностью отразить натиск недисциплинированного ополчения, которое обычно после первой неудачи обращалось в бегство. Поскольку казаки не использовали щитов, то им было необходимо защитное вооружение. Часто это были пластинчатые доспехи — куяки или кольчатые брони — «пансыри», которые, видимо, неплохо защищали от холодного оружия местного населения.

Если Западная Сибирь была покорена к началу XVII в., Якутия — в первой половине этого столетия (Иванов 1999: 148–151); эвенки, эвены и юкагиры активно сопротивлялись колонизаторам еще во второй половине XVII в., коряки и ительмены, покоренные в 1697–1711 гг., восставали, соответственно, в 1731–1732 и в 1745–1756 гг., то последние, кто активно сопротивлялся в Сибири русским, были чукчи, война с ними продолжалась до 1778 г. Действуя по принципу «разделяй и властвуй», русские власти обязывали ясачных «иноземцев» участвовать в походах, часто это были представители этноса, враждебного тому, против которого устраивалась экспедиция (ср.: Стеллер 1927: 18). Воины из местных племен хорошо знали военные обычаи противника и могли оказать неоценимые услуги в борьбе. В целом российский вариант колонизации был гуманнее североамериканского, когда индейцев просто уничтожали, и приближался к испанскому, когда образовывалась значительная масса метисного населения при сохранении индейских анклавов в труднодоступных районах. Такие районы были особенно велики в Сибири, которая из-за суровых климатических условий имела весьма небольшую плотность населения.

[123] ПРИЛОЖЕНИЕ II

Дата добавления: 2015-10-16