Стрелковая ячейка из необработанных камней укрепления на вершине невысокой сопки Рыгнахпак.

Эскимосы, мыс Чаплина на юго-востоке Чукотского полуострова. Воспроизведено по: Арутюнов, Крупник, Членов 1982: 73, рис. 60

Укрепления на мысе Чаплина располагались около долин рек и, таким образом, служили препятствием для входа и выхода с побережья в центральные части полуострова (Арутюнов, Крупник, Членов 1982: 74). Вероятно, эти укрепления были возведены не против казаков, которые пользовались осадными щитами и тем самым могли быстро взять такую крепость, а против местных противников.

[123]Свои укрепления чукчи и эскимосы, в отличие от оседлых коряков и ительменов, не обносили рвом. Это, по-видимому, объяснялось тем, что слой фунта, поддающийся выемке наверх, составлял 60 см, а дальше шла мерзлота. Чукчам с их примитивными орудиями было слишком трудно вырыть глубокий ров, от неглубокого не было пользы (Овсянников 1930: 56; Богораз 1991: 112; ср.: 85).

Нападающие перед подходом к поселку высылали нескольких (чаще одного-двух) разведчиков — узнать ситуацию в поселке (Меновщиков 1985. № 132: 322–323). Если они видели, что в поселке возведена крепость, а жители готовы к обороне, то нападающие могли обойти данное поселение стороной (Меновщиков 1985. № 132: 323–324). Напасть же стремились неожиданно, естественно, это не всегда удавалось. Когда защитники обладали значительными силами, они могли выходить из укрепления на открытый бой (ср.: Меновщиков 1974. № 148: 467; 1985. № 132: 322; Бахтин 2000: 46, 201). В основном они предпочитали обороняться метательным оружием (луками и пращами), стремясь нанести большой урон нападающим и заставить их отказаться от штурма. Огонь старались вести прицельно, экономя снаряды (Меновщиков 1985. № 132: 322, 324). Наступающие же, в свою очередь, стремились захватить укрепления именно штурмом — для осады не было специальных орудий (Меновщиков 1985. № 132: 321–324). Чуть ли не единственным осадным орудием служил костяной, а позднее железный крюк, закрепленный на длинном ремне, для влезания наверх (Козлов 1956: 132; ср.: Санги 1985: 314, 360; также ср.: у эвенков железные и костяные крюки служили для «разволачивания» зимовья (ДАЙ. 1848. Т. III, № 87: 324)). Штурмовали каменное укрепление преимущественно в том месте, где был вход: во-первых, потому что тут был подход, а вовторых, потому что вход был наиболее слабым местом крепости (Меновщиков 1987. № 26: 168–170). Эскимосы также привязывали к наиболее уязвимым местам обороны, куда, скорее всего, должны были наступать враги, сани, снабженные острыми кольями и утяжеленные для скорости и натиска камнями (Меновщиков 1985. № 132: 322). Если крепость была взята, то защитники и их семьи, выскочив из крепости, пытались спастись бегством от преследующих их врагов (Меновщиков 1985. № 132: 322–323).

Для обороны использовали разного рода хитрости. На о. Ыттыгран в проливе Сенявина обнаружено более сотни стоящих каменных стел высотой 0,8–1,3 м, которые, согласно устной традиции, должны были показаться приближающимся врагам войском, готовым к обороне (Арутюнов, Крупник, Членов 1982: 57. Рис. 52). Подобное объяснение назначения стел можно было бы посчитать поздним восприятием этих артефактов, если

[123]бы не параллели с Аляски, где эскимосы выставляли на видных местах кучи камней в рост человека, одетые в парки, нападающим они должны были показаться часовыми (Burch 1998: 119; Sheppard 2002: 6, 11).

Если жители заранее знали о приближении противника, но были не в состоянии противостоять ему, то одним из способов спасения было бегство (Дивин 1971: 82), и не только в глубь территории, но и в море на байдарах. Так, в августе 1745 г. чукчи, на которых напали служилые, собрали свои яранги, сложили имущество в 30 байдар и ушли в море (КПЦ. № 63: 165). Естественно, для этого потребовалось время: к примеру, ярангу складывали за пару часов. Следовательно, для чукчей нападение не было неожиданным, о нем знали заранее. Впрочем, возможно, речь шла об оленных чукчах, пришедших на промысел. Другим способом избежать встречи с воинственным врагом было простое бегство в различные убежища (Словцов 1856: 20). В сказании о Виютку упоминается даже, что мужчины ушли в поход, бросив свои семьи дома, по существу, на добычу врагам, возможно в надежде, что неприятели не убьют их, но возьмут в полон, а потом они отобьют или обменяют пленных (Меновщиков 1987. № 127: 308; ср.: Сергеева 1962: 93).

Если эскимосы были наступающей стороной, то вражеский лагерь они брали штурмом, сначала произведя ураганный обстрел его из пращей и луков, а затем мгновенно врываясь туда с оружием ближнего боя (Меновщиков 1985. № 127: 310), — обычная тактика полевого боя.

Как пишет В. Г. Богораз, азиатские эскимосы в качестве полевого укрепления строили крепостцу из снежных глыб, залитых для прочности водой (Тан-Богораз 1979: 28), однако стационарные, обложенные снегом жилища в регионе строили только кереки (Богораз 1991: 117)⁶. Аляскинские эскимосы, у которых, в отличие от обитателей Чукотки, был лес, строили полевой лагерь из сваленных деревьев (Rasmussen 1952: 67).

В целом можно сказать, что оседлые чукчи и эскимосы, имеющие определенные навыки по строительству стационарных жилищ, применяли свое умение и для возведения постоянных фортификационных сооружений. Последние, как и у оленных чукчей, возводились и ремонтировались обычно в случае непосредственной опасности. Укрепления располагались на возвышенностях, господствующих над окружающей местностью, в чем, к примеру, было отличие от ительменов, которые устанавливали свои поселения в низине. Само укрепление было простым убежищем, где жители старались переждать налет, поскольку по—

⁶ Корякские дети также в качестве забавы могли строить ледяное жилище, поливая снег водой (Кеккетын, Стебницкий 193S: 21).

[123]следний был, как правило, кратковременным. В отличие от коряков и ительменов, жители Чукотского побережья в историческое время не практиковали прокладывание рвов и возведение частоколов, что объясняется нехваткой строительного материала (Богораз 1991: 117), да и население было немногочисленным, неспособным возводить величественные монументальные постройки.

[123] ВОЙНА НА МOPE

Как известно, приморские оседлые чукчи заимствовали многие элементы своей материальной культуры от азиатских эскимосов. Это утверждение, в первую очередь, касается элементов, связанных с морским промыслом. Поэтому морское дело обоих соседних этносов было практически идентичным и рассматривать его надо вместе. Известные нам по источникам хронологические рамки ведения чукчами военных действий на воде — это, с одной стороны, вторая половина XVII в., когда появились первые документальные свидетельства о чукчах, а с другой — середина XIX в., когда еще происходили набеги чукчей на эскимосов островов Берингова пролива и Аляски.

Обычай требовал, чтобы зимой передвигались на нартах, а летом на байдарах (Богораз 1939: 164). В летний период, когда лед, сковывавший Берингов пролив, таял, приморские оседлые жители то торговали, то воевали с эскимосами островов Берингова пролива и Аляски. Доктор К. Г. Мерк (1978: 121) конкретно называет цель походов: «Ради... грабежа переезжают оседлые чукчи на своих байдарах в Америку, нападают на стойбища...» Якутский служилый человек П. Попов рассказывает (1711): «...и из давних де лет и по ныне у них, носовых чюкоч, с теми островными людьми [с о. Св. Лаврентия] меж собою немирно, ходят друг на друга боем; а бой де у тех островных людей лучной и у чюкоч такой же» (КПЦ. № 57: 157). Даже если непогода заносила азиатов на остров, они сражались с местными жителями как враги (Krupnik, Krutak 2002: 220–221).

В конце XVIII в., когда война с коряками уже закончилась, набеги на Аляску производились почти ежегодно. Так, американские эскимосы в начале 1790-х гг. жаловались русским, что чукчи, «почти ежегодно на байдарах приходя на их землю, истребляют их убийством, имение их грабят, а жен и детей берут в плен» (Словцов 1856: 20; ср.: Burch 1998: 225; ср.: Швайтцер, Го—

[123]ловко 2002: 30; Sheppard 2002: 12). В этих набегах участвовали не только оседлые чукчи и азиатские эскимосы, обладавшие средствами для передвижения по воде, но и их кочевые сородичи, которые не были заправскими мореплавателями. Впрочем, оленеводы, жившие вблизи побережья, имели байдары. Документ XVIII в. подробно рисует сотрудничество чукчей: «Оленные чукчи к сидячим чукчам на оленях приезжают и в зимние походы на коряк подымают тех сидячих на своих оленях, а, напротив того, сидячие чукчи оленных носовых и в дальних от моря местах в тундреных живущих летом возят их на своих байдарах по морю и по реке и дают им во взаимное дружество свои байдары, а от них оленных вместо байдар своих берут на платье себе разного звания кожи оленей» (Вдовин 1965: 41). Причем если оседлые не желали идти в поход вместе с кочевыми, их, по свидетельству Я. И. Линденау (1740-е гг.), могли принуждать силой (Андреев 1940: 156). Обычай гостеприимства был достаточно развит в отношениях между оседлыми и кочевыми соплеменниками. Это, в первую очередь, диктовалось необходимостью обмена между данными группами населения. Каждый оседлый имел одного или нескольких друзей у кочевников. Они ездили друг к другу в гости и одаривали друг друга предметами своих промыслов (Беретти 1929: 16–17; Крупник 2000: 224).

Флотилия обычно состояла из незначительного количества лодок. Так, в 1791 г. для торговли, могущей в любой момент перерасти в столкновение, оседлые чукчи снарядили 10 байдар (Этнографические материалы... 1978: 162; ср.: Мерк 1978: 121). С таким же количеством байдар было совершено нападение на казаков на Анадыре в 1661 г. (Белов 1952. № 102: 269). Миссионер А. Аргентов (1857а: 37; 1886: 30–31) упоминает, что в экспедицию на Аляску отправилось 70 человек, то есть примерно семь байдар. По преданию, Туксрук на Сьюарте атаковали три байдары сибирян (Sheppard 2002: 9). Эскимосы с острова Азияк (Sledge Island, к юго-западу от полуострова Сьюарт) еще в первой трети XIX в. отправлялись для торговли к устью р. Кускоквим на Аляску в полном вооружении также на десяти байдарах (около сотни человек) (Врангель 1835: 610). Следовательно, достаточно типичной была флотилия из десяти байдар, на которых находилось около сотни человек, этого, по-видимому, было достаточно для ведения боевых действий и обычного внезапного нападения. Если предполагалось, что враг будет оказывать сопротивление, то количество байдар увеличивалось. Так, летом 1755 г. на переговоры с русскими в Красном Яру прибыло 25 байдар с 300 «пешими чукчами» (Алексеев 1961: 19). Сотник И. Кобелев в 1789 г. упоминает о существовании в более ранние времена и огромных флотилий, насчитывавших около сотни байдар (более

[123]800 человек), которые направлялись на Аляску (Вдовин 1944: 262; 1950: 96; 1965: 34, 93; Malaurie 1974: 140). В 1763 г. на переговоры с Ф. X. Плениснером, командиром Охотского порта, на реку Красная (правый приток Анадыря) прибыло более 60 походных байдар по 20–25 человек в каждой, то есть 1200–1500 человек (Вдовин 1959: 42). Поскольку мирные отношения еще не были установлены, чукчи опасались нападения и для этого прислали целую «флотилию», которая в случае надобности вступила бы в бой. Эти страхи не были пустыми, ведь, например, сотник Шепицин, пригласив чукчей на обед, даваемый им на льду Анадыря, утопил пришедших гостей в проруби (АИИ, ф. 36, оп. 1, № 643, л. 583 об.).

Плавание во время набега могло продолжаться достаточно долго. Так, один из маршрутов, по сообщению эскимоса из Уэльса (1974), был следующим: флотилия азиатов сначала отправлялась' на о. Диомида (3 часа), затем за 3 часа доплывала до Уэльса, после чего байдары целый день шли около побережья до Теллера (полуостров Сьюард) и за день прибывала в Марис Иглу (Marys Igloo) на том же полуострове, где 1–2 дня уходило на выжидание удобного для нападения времени (Malaurie 1974: 140; ср.: Шнирельман 1994: 105). Следовательно, флотилия проделывала более 250 км (Sheppard 2002: 1). Согласно же показаниям чукчей середины XVIII в., путь на байдарах с Чукотского Носа в Америку занимал три дня с двумя остановками на островах (Белов 1954: 182, 183).

Ход самого налета описывает миссионер А. Аргентов (1857а: 37; 1886: 30–31), которому, в свою очередь, об этом рассказали чукчи: «Движимые чувством мщения за какие-то старые обиды и имея в виду корысть, чукчи задумали сделать набег. Это было в 1840 году. В числе 70-ти человек пристали они к какому-то острову в туманную ночь; первым делом их было продырявить у туземцев байдары, затем они врасплох напали на сонных обитателей и многих перекололи. Испуганные гамом нападающих и отчаянными воплями своих, оставшиеся в живых кинулись было спасаться в своих байдарах: оттолкнулись на море и перетонули. Все годные женщины и дети взяты в плен, а хилые, хворые, увеченные и престарелые убиты без остатка. „Для чего их жалких оставлять на мученье!» — прибавил рассказчик».

Таким образом, причиной этого набега, по-видимому одного из последних, являлась кровная месть, соединенная с желанием захватить добычу. Нападающие, чтобы не быть замеченными, причалили к берегу ночью, когда жители спали, дозоров,

' Удобно было плыть из Уэлена — восточной точки Чукотки, откуда направлялись на торговлю с эскимосами Аляски (Нейман 1877. № 3–4: 87; ср.: Гондатти 1898: 17).

[123]очевидно, эскимосы специально не выставляли — непосредственной угрозы нападения не было — и врагов не заметили. Чукчи обычно стремились нападать внезапно, чтобы не дать противнику подготовиться к бою и не понести при этом значительные потери. В частности, для неожиданного нападения умело использовали туман, скрывавший нападение (Богораз 1934: 175; Меновщиков 1974. № 83: 294).

Байдары жителей лежали на берегу, и чукчи порезали их обшивки, чтобы враги не могли бежать в море (ср.: Дьячков 1893: 43; Новикова 1987: 106; Крейнович 1979: 187 (эвены разрезали днища корякских байдар)). Ведь одним из способов спасения от нападавших было не бегство в глубь острова, обычно небольшого, а выход на байдаре в море. Так, в августе 1745 г. «чукчи», на которых напал отряд сотника С. Кривогорницына, собрали свои яранги, сложили их имущество в 30 байдар и ушли в море (КПЦ. № 63: 165; ср.: Кашеваров 1840: 142; Меновщиков 1988. № 126: 298).

При нападении, описанном А. Аргентовым, организованного сопротивления не было, жители, не ожидавшие врага, в панике стали спасаться бегством, столкнули байдары в море, а когда в лодки набралась вода, утонули. Чукчи взяли в плен женщин и детей, а мужчин и стариков, по своему обычаю, перебили. Ведь, по их представлениям, убитый прямо уходит в лучшую жизнь (Зеленин 1937: 48–56). Следовательно, по мнению чукчей, убивая этих людей, они избавляют их от земных страданий. Нападение, о котором рассказал миссионер, является типичной атакой, какие производили жители Чукотки на островных и аляскинских эскимосов. Из других источников известны и другие подробности морской войны.

Существовала и определенная тактика высадки. Так, флот разделялся при подходе к поселению врага, большая его часть скрытно приставала к берегу, тогда как меньшая прямо направлялась к «пристани», отвлекая на себя противника. Неожиданное нападение высадившейся партии с тыла решало исход дела (Богораз 1934: 175; Меновщиков 1985. № 133: 326–327). Высадка могла происходить и не прямо около поселения врага, а на некотором расстоянии от него, чтобы жители не сразу узнали о ней, а приплывшие могли отдохнуть от гребли (Меновщиков 1985. № 127: 309)². Нападающие на байдарах, когда их замечали с берега, прекращали греблю и, остановившись на безопасном расстоянии, готовились к бою: брали оружие, надевали доспехи. Как мы

² Ср.: алеуты с Лисьих островов, решив напасть на эскимосов о. Кадьяк, приплыли вместе с женщинами на четырех байдарах и высадились, назначив нападение на утро, однако эскимосы, узнав об этом, ночью перебили беспечных врагов (незадолго до 1783 г.; Давыдов 1810. Ч. II: 108).

[123]помним, эта традиция сохранилась и в торговых отношениях чукчей с эскимосами, у которых вооруженное столкновение могло случиться в любой момент.

Обороняющиеся сами, ожидая нападения с моря или заметив врага, старались разведать силы противника и подготовиться к отражению нападения. При приближении европейских кораблей эскимосы высылали навстречу свои байдары, чтобы выяснить намерение прибывших и, в случае опасности, принять бой (Коцебу 1948: 81; 82). В 1816 г. эскимосы залива Шишмарева (северо-запад Аляски) выслали двух разведчиков на каяках, которые подали знак, стреляя в сторону своих жилищ из луков (Коцебу 1948: 81; ср.: Кибрик, Кодзасов, Муравьева 2000. № 19: 83. § 27–29 (оседлые коряки)). Другим еще более простым методом повести переговоры с чужеземцами и выведать их намерение являлась в летнее время посылка к ним человека (естественно, за отсутствием специального плавательного костюма, голого), который на двух пузырях-поплавках, сделанных из надутых нерпичьих шкур и связанных между собой, подплывал к их судну, как это было в 1732 г. с ботом «Гавриил» (Полонский 1850: 402; Соколов 1851: 105; Ефимов 1948: 236; Федорова 1984: 107; ср.: ЭБ: 64; Берх 1823: 47; Навбот 1971: 177; Сопоцко 1983: 109 (эскимосы); Пасецкий 1995: 47).

Итак, заметив подплывающего неприятеля, мужчины вооружались и шли навстречу врагу. Видимо, обстрел врага из лука был обычным способом нанести ему возможно большие потери (Полонский 1850: 400; Соколов 1851: 96, 98, 107; Берг 1946: 100; Дивин 1971: 81; Меновщиков 1985. № 133: 326–327; ср.: Кибрик, Кодзасов, Муравьева 2000. № 17: 77, § 17 (оседлые коряки)). В частности, стреляя, стремились пробить обшивку байдары, чтобы туда залилась вода и она утонула вместе с командой (Меновщиков 1985. № 56: 127). У приморских жителей при приеме опасных гостей вооруженные мужчины выходили вперед, а женщины и дети прятались за жилищами (Коцебу 1948: 96) или просто скрывались в тундру (ДАЙ. 1848. Т. III, № 56: 212 (1649); ср.: Кашеваров 1845. № 190: 858, 860; № 193: 873; Словцов 1856: 20 (аляскинские эскимосы)).

Встреча врагов могла произойти и на воде. Эскимосы, готовясь к бою, наполняли байдары стрелами (Кашеваров 1840: 138; 1845. № 193: 873). Была и определенная тактика действий на море, самым простым из которых была засада и неожиданное нападение на байдару врагов. Нападение могло производиться как с суши, так и с моря (Rasmussen 1952: 57, 67; Меновщиков 1985. № 56: 126–127). Более сложная тактика морского боя представлена в сообщении поручика А. Ф. Кашеварова (1840: 137–138), который имел пять байдар и 13 человек в них. 32 таревмю—

[123]та, вооруженные луками и копьями, на двух больших байдарах собирались напасть на эти пять иноземных байдар и слева, со стороны моря, и с тыла, чтобы не дать врагу бежать или сосредоточить свои силы на одном направлении. При сближении воины на байдарах перестреливались, стремясь поразить как можно больше врагов (Rasmussen 1952: 57, 67).

Видимо, имелись и некоторые элементы примитивного абордажного боя. Так, О. Е. Коцебу (1948: 81–82) отмечал, что, когда две эскимосские байдары с экипажем по десять человек подошли в заливе Шишмарева к шлюпке русских, двое эскимосов из одной байдары схватили шлюпку за борт, а остальные стали грозить оружием. Возможно, подобное действие представляет собой модель настоящего боевого: одни притягивают вражескую лодку, а другие, прикрывая их, ведут интенсивный огонь по вражескому экипажу.

Использовались те же байдары и для ведения боевых действий на реке. Интересы чукчей и русских сталкивались на реке Анадырь, куда чукчи приходили летом для охоты на диких оленей, дважды в год переправлявшихся через реку — по пути на зимние и на летние пастбища (АИИ, ф. 36, оп. 1, № 643, л. 584; Андреев 1940: 157; Вдовин 1965: 115; Гурвич 1966: 114). Приведем некоторые примеры этой речной войны. 13 августа (по ст. ст.) 1744 г. чукчи «в байдарах и ветках» хотели «скрасть» русский караул на одном из островков реки, однако, увидев «крепость» караула, бежали, служилые же на четырех легких судах преследовали их и, догнав, вступили в бой «как на реке, так и по берегам». В полон были взяты 22 человека — женщины и дети (КПЦ. № 63: 165). В августе 1751 г. ситуация повторилась: на Анадыре за три часа до вечера чукчи на семи байдарах и в ветках хотели русский «караул скрасть и незапно учинить нападение». Однако стража их заметила, служилые погнались за неприятелем на судах, но не догнали (КПЦ. № 67: 175). В августе следующего, 1752, года россияне на одиннадцати судах опять гнались 80 верст (85 км) по р. Красная за чукотскими байдарами, часть из которых все же удалось захватить (КПЦ. № 68: 176). На Колыме бывали и обратные явления: чукчи бросались преследовать русских по реке, вскочив на баркасы, которые оказывались со скрытыми пробоинами, из-за чего они и тонули (Олыксандрович 1884. № 11: 296; ср.: Богораз 1902. № 6: 164). Вообще преследование на байдарах уплывающего врага было обычным явлением для приморских жителей (Полонский 1850: 399; Соколов 1851: 95–96; ср.: Кашеваров 1840: 141).

Вспарывание кожаной обшивки байдар применялось и при «водолазной» войне: человек, обычно беглец, сдерживая дыхание, опускался под воду и разрезал обшивку, после чего байдара

[123]шла ко дну вместе с не умеющим плавать экипажем (Козлов 1956: 65; ср.: Богораз 1902. № 6: 164; Меновщиков 1988. № 195: 399 (канадские эскимосы); Burch 1998: 229; Sheppard 2002: 9 (аляскинские эскимосы)). Впрочем, вероятно, такой способ борьбы с лодками противника не применялся часто: он был рискован и для водолаза, ведь чукчи и эскимосы, как правило, не умели плавать и вообще считали воду средой обитания кэле (Семушкин 1938: 127). Если плыть было нельзя, то байдары переносили на руках. Как отмечает Б. Кузнецкий (КПЦ. № 70: 182), идут «в сухих местах пешком и байдары переносят на руках». Большую байдару, рассчитанную на 30 человек, без особых усилий несли четверо мужчин (Норденшельд 1936: 307). В частности, через узкую косу байдару, разгрузив, перетаскивали на плечах, а против течения ее просто тянули длинной бечевкой (Богораз 1991: 67–69). Вверх по течению байдары тянули олени (Дитмар 1856: 34). По прибытии в нужное место делали своеобразное укрытие: байдару вытаскивали на берег, переворачивали набок и подпирали веслами, получая при этом крышу (Аргентов 1887. № 3: 44; Галкин 1929: 37; Леонтьев 1965: 68; Ray 1975: ill. between p. 176–177; Меновщиков 1987. № 31: 214; Burch 1998: 223; Крупник 2000: 233; Sheppard 2002: 6). Очевидно, это был типичный охотничий способ, применявшийся на промыслах (Калачов 1871: 43). Кроме того, в таких случаях могли устанавливать и палатки (Меновщиков 1985. № 127: 309) или даже просто спать в байдаре (Меновщиков 19886 № 34: 169). На перевале ночью в опасной зоне один из восьми членов экипажа был часовым (Меновщиков 1988. № 99: 232).

Дата добавления: 2015-10-16