Чукча, одетый в железный ламеллярный доспех с левым крылом.

Фото рубежа XIX — XX вв. Воспроизведено по: Богораз 1991 Табл. X

[123]панцири с двумя — правым и левым — крыльями, вероятно, свидетельствуют о возможности стоять и в правосторонней стойке. В. Г. Богораз отмечает, что воины в панцирях, соединяясь по двое-трое, могли противостоять натиску легковооруженных противников (Тан-Богораз 1979: 53, 57–58; ср. с изображением на назатыльнике доспеха, где воин в латах сражается с бездоспешньш противником: Palsi 1983: 104). Вероятно, речь идет о том, что при обороне от превосходящих сил врагов пара воинов становилась спиной друг к другу и таким образом отбивалась (Козлов 1954: 143; Такакава 1974: 97). Причем эта пара при незначительной численности отряда могла составлять основу строя, тогда как легкие воины бегали по сторонам от них (Козлов 1954: 143). Тандем из пары воинов применялся и в дальнем бою, где один воин был главным, а второй помощником, «птичкой, находящейся под мышками» (Богораз 1900. № 132: 337).

Совершенно очевидно, что основным способом боя эскимосов являлась стрельба из лука. Фехтование на копьях им также было знакомо, но менее распространено, чем у кочевников, и появилось, по-видимому, под влиянием последних. Это ясно видно при сопоставлении азиатских эскимосов с аляскинскими, которые даже древко копья использовали для защиты себя и своих лучников от стрел врагов (Nelson 1899: 328; ср.: Rasmussen 1952: 67; Burch 1974: 10; Malaurie 1974: 141; Шнирельман 1994: 105). Вот как описывает эскимосское предание бой середины XIX в. между аляскинскими эскимосами малемют и таревмют: «Громкие крики с обеих сторон возвестили начало битвы, но вскоре ничего не было слышно, кроме свиста стрел в воздухе» (Rasmussen 1952: 68). При натягивании тетивы стрелы держали вместе с луком в левой руке (Бабошина 1958. № 23: 57; Бахтин 2000: 231), а копье клали на землю (ср.: Богораз 1949. № 12: 169). Свои копья эскимосы кидали в противника, последний мог увернуться и поднять копье, чтобы далее использовать его в бою (Меновщиков 1988. № 103: 246). После того как были истрачены стрелы, а исход боя еще не был решен, эскимосы могли сражаться тесаком (Меновщиков 1988. № 129: 308).

Естественно, подобное, в основном метательное, сражение могло продолжаться довольно долго и у эскимосов, и у чукчей (ср.: Burch 1974: 11; 1998: 94, 121 (до двух-трех дней), 225 (весь день)). Вспомним, что чукчи перестреливались с чуванским героем три часа, пока почти все не погибли (Bogoras 1918. № 23: 96). Также корякское сказание, возможно несколько гиперболизируя, сообщает о бое кочевых и оседлых коряков с чукчами изза угнанных последними оленей: «Бились два дня, однако чукчей разбили» (Меновщиков 1974. № 149: 473; ср.: Лебедев, Симченко 1983: 129). В отписке приказчика анадырского острога Кур—

[123]бата Иванова (1661) упоминается, что «чукчи», высадившись на берег из десяти байдар, вели метательный бой с казаками на коче «с полудни до вечера» (Белов 1952. № 102: 269), но это все же другая ситуация: «чукчи» были на берегу, казаки — на судне. Итак, как видим, первоначально и чукчи не пренебрегали метательным боем, для которого надевали тяжелые доспехи, неудобные для ближнего боя. Впрочем, очевидно, более героическим считался рукопашный, а не дальний бой (Bogoras 1910: 185)^|3. Ведь чукчи по своему мировоззрению не боялись смерти, и для них, в отличие от других этносов, было не страшно умереть. Столкновение с русскими и превосходство огнестрельного оружия способствовали увеличению значения ближнего боя, который в складывающемся героическом эпосе вышел на первый план как способ разрешения взаимоотношений внутри и вне этноса.

Поединок. Именно поединок был тем видом схватки, в котором в конечном итоге решалась судьба боя. Ведь после перестрелки, если одна из сторон не ретировалась, воины переходили к рукопашной схватке, а поскольку линейного построения в сражении чукчи не придерживались, то бой фактически превращался в серию поединков. Последние были более или менее стандартными: противники фехтовали на копьях.

Нападающая сторона могла даже дать защищавшемуся немного времени для подготовки к поединку (см.: Антропова 1953: Табл. IX, 2а; ср.: Стебницкий 1994: 53). Для честного выявления того, кто является более доблестным воином, подчас даже отказывались напасть на спящего противника (Богораз 1900. № 127: 331). Врагу могли дать время поесть, чтобы затем он отправился к «верхним людям» сытым (Дьячков 1893: 41; Козлов 1956: 19; 65; 189).

Поединки происходили и в начале сражения, перед стоящими войсками (Богораз 1900. № 130: 334–335). Противник мог поднять над головой оружие, показывая, каким оружием он будет сражаться, и призывая своего врага взяться за такое же оружие (Меновщиков 1974. № 85: 301), или даже предложить противнику самому выбрать оружие (Такакава 1974: 104). Перед боем противники могли узнавать имена друг друга и называть имена жен (Воскобойников, Меновщиков 1959: 436). Лаконичный разговор противников перед дуэлью считался проявлением высшей доблести (Богораз 1899: 366, примеч. 6). Во время поединка между врагами действовали те же правила, что и в «гражданском» по—

¹³ Е. А. Глинский (1986: 14–15, 21–22) вообще говорит о нешироком распространении лука и стрел среди чукчей, которые употребляли его главным образом на войне. Это мнение основано на том, что в могилах наконечников стрел обнаружено мало, не было широкой специализации последних, колчан же был рассчитан на небольшое количество стрел, а сами стрелы были дороги (sic!).

[123] Статуэтка из Чукотки из моржового

Дата добавления: 2015-10-16