Слова сияния», глава 20, страница 12

Каладин достиг конца строя мостовиков. Они стояли по стойке смирно, копья на плечах, взгляды направлены прямо перед собой. Превращение было удивительным. Он кивнул, стоя под темнеющим небом.

— Впечатляет, — сказал он Питту, сержанту Семнадцатого моста. — Мне не часто приходилось видеть такой отличный взвод копейщиков.

Это был тот вид лжи, который учились использовать командиры. Каладин не упомянул то, что некоторые мостовики не могли стоять неподвижно или что их маневры в строю казались неуклюжими. Они пытались. Он чувствовал их старание в серьезных выражениях лиц и в том, как они начали гордиться своей униформой, своей принадлежностью. Они были готовы к патрулированию, по крайней мере, недалеко от военных лагерей. Каладин мысленно отметил себе сказать Тефту, чтобы тот начал включать их в очередь вместе с двумя другими бригадами, которые уже подготовились.

Каладин гордился ими и давал им это понять на протяжении всего времени до наступления ночи. Затем он отпустил их на ужин, который пах совсем не так, как рогоедская похлебка Камня. Семнадцатый мост считал своей отличительной чертой вечернее бобовое карри. Проявление индивидуальности через выбор еды. Каладину это показалось забавным, пока он шел в темноте, закинув копье на плечо. Ему требовалось осмотреть еще три бригады.

Следующий, Восемнадцатый мост, был одним из тех, у которых имелись проблемы. Их сержант, хотя и серьезный, не обладал присутствием духа, необходимым хорошему офицеру. Или, скорее, ни у кого из мостовиков его не было. Он оказался просто особенно слаб. Склонен просить вместо того, чтобы приказывать, неуклюж в общении.

Однако нельзя было во всем винить Вета. Ему досталась особенно противоречивая группа людей. Каладин обнаружил солдат Восемнадцатого сидящими отдельными кучками и поедающими свой ужин. Ни смеха, ни духа товарищества. Они не остались обособленными, как в свою бытность мостовиками. Вместо этого они разбились на маленькие группы, которые не общались между собой.

Сержант Вет скомандовал «смирно», и они лениво встали, не утруждаясь построиться или отдать честь. Каладин видел правду в их глазах. Что он мог им сделать? Точно ничего, что было бы хуже, чем их жизнь в качестве мостовиков. Так зачем напрягаться?

Какое-то время Каладин говорил им о мотивации и единстве.

«С этими людьми необходимо провести еще одну тренировку в ущельях», — подумал он.

И если тоже не сработает... Ну, вероятно, ему придется распустить их и распределить по другим взводам, в которых все в порядке.

В конце концов он покинул лагерь Восемнадцатого, качая головой. Не похоже, что они хотят быть солдатами. Зачем тогда они приняли предложение Далинара вместо того, чтобы уйти?

«Потому что они больше не хотят делать выбор, — подумал он. — Выбирать бывает трудно».

Он знал, каково это. Шторма, он действительно знал. Каладин помнил, как сидел, уставившись в голую стену, слишком удрученный даже для того, чтобы встать и пойти покончить жизнь самоубийством.

Он поежился. Не те дни, о которых ему хотелось бы помнить.

Пока он двигался к Девятнадцатому мосту, мимо на потоке воздуха проплыла Сил в форме клочка тумана. Она слилась в ленту света и стала носиться вокруг, после чего села отдохнуть на его плечо.

— Все остальные едят свой ужин, — сказала Сил.

— Хорошо.

— Это был не отчет, Каладин, — проговорила она. — А начало выговора.

— Выговора?

Он остановился в темноте возле барака Девятнадцатого моста, у людей которого все было хорошо, они ели вокруг костра как одна группа.

— Ты работаешь, — пояснила Сил. — До сих пор.

— Мне нужно подготовить людей. — Он повернул голову и посмотрел на нее. — Ты знаешь, ведь что-то приближается. Те отсчеты на стенах... Ты больше не видела красных спренов?

— Видела, — призналась она. — Во всяком случае, я так думаю. Краем глаза. Они наблюдали за мной. Очень редко, но они там.

— Что-то приближается, — сказал Каладин. — Тот отсчет указывает как раз на Плач. Что бы ни случилось, я прослежу, чтобы мостовики были готовы это выдержать.

— Ну, ты не сможешь, если раньше упадешь замертво от усталости! — Сил помедлила. — С людьми правда может случиться такое, да? Я слышала, как Тефт говорил, что чувствует себя так, будто с ним это произойдет.

— Тефт любит преувеличивать, — ответил Каладин. — Такова отличительная черта хорошего сержанта.

Сил нахмурилась.

— И та последняя часть... была шуткой?

— Да.

— А. — Она заглянула ему в глаза. — Все равно отдохни, Каладин. Пожалуйста.

Каладин посмотрел в сторону барака Четвертого моста. Тот находился далеко, в нескольких кварталах отсюда, но ему казалось, что он слышит смех Камня, отражающийся эхом в ночи.

Наконец Каладин вздохнул, признавая усталость. Оставшиеся два взвода можно проверить завтра. С копьем в руке он повернулся и пошел обратно. Уже стемнело, а значит через пару часов люди начнут ложиться спать. Каладин почувствовал знакомый запах рагу Камня, но еду подавал Хоббер, сидя на возвышении, которое соорудили для него товарищи, а его серые, бесполезные ноги были прикрыты одеялом. Камень стоял рядом, скрестив руки на груди, и выглядел гордым.

Ренарин тоже был здесь, он собирал и мыл тарелки тех, кто закончил ужинать. Он делал это каждый вечер, тихо стоя на коленях рядом с тазом в своей форме мостовика. Парень был определенно серьезен. Он не демонстрировал ни капли испорченного характера своего брата. Хотя принц и настоял на том, чтобы присоединиться к ним, ночью он часто сидел с краю группы, за спинами мостовиков. Такой странный молодой человек.

Проходя мимо Хоббера, Каладин сжал его плечо. Он кивнул, взглянув Хобберу в глаза, и поднял кулак.

«Борись».

Каладин потянулся за рагу и замер.

Рядом на бревне сидели трое мускулистых, толсторуких хердазиан. Все носили униформу Четвертого моста, но Каладин узнал только Пунио.

Каладин нашел Лоупена неподалеку, уставившегося на свою руку, — тот зачем-то держал ее перед собой, сжатую в кулак. Каладин уже давно перестал пытаться понять Лоупена.

— Трое? — требовательно спросил Каладин.

— Кузены! — ответил Лоупен, поднимая взгляд.

— У тебя их слишком много.

— Их не может быть слишком много! Род, Уайо, поздоровайтесь!

— Четвертый мост, — проговорили двое мужчин, приподняв миски.

Покачав головой, Каладин взял свою порцию рагу и пошел мимо котла в более темное место возле барака. Он бросил взгляд внутрь склада и увидел Шена, который укладывал мешки с зерном таллия при свете одного единственного бриллиантового обломка.

— Шен?

Паршмен продолжал складывать мешки.

— Смирно! — рявкнул Каладин.

Шен замер, а потом встал навытяжку.

— Вольно, солдат, — мягко сказал Каладин, шагнув к нему. — Сегодня я говорил с Далинаром Холином насчет того, могу ли я дать тебе оружие. Он спросил, доверяю ли я тебе. Я сказал ему правду.

Каладин протянул свое копье паршмену.

— Доверяю.

Шен перевел взгляд с копья на Каладина, его темные глаза выдавали нерешительность.

— В Четвертом мосту нет рабов. Прости, что раньше я боялся.

Каладин более настойчиво протянул копье, и Шен наконец взял его.

— Лейтен и Натам тренируются по утрам с несколькими людьми. Они с радостью поучат тебя, так что тебе не придется заниматься вместе с новичками.

Шен держал копье с благоговением. Каладин повернулся, чтобы покинуть склад.

— Сэр, — сказал Шен.

Каладин остановился.

— Вы, — сказал Шен в своей медленной манере, — хороший человек.

— Всю жизнь меня судили по цвету глаз, Шен. Я не буду делать ничего подобного из-за цвета твоей кожи.

— Сэр, я...

Паршмен казался чем-то обеспокоенным.

— Каладин! — послышался снаружи голос Моаша.

— Ты что-то хотел сказать? — спросил Каладин замолчавшего Шена.

— Позже, — ответил паршмен. — Позже.

Каладин кивнул и вышел узнать, из-за чего шум. Он обнаружил Моаша, ищущего его около котлов.

— Каладин! — воскликнул тот, заметив капитана. — Пошли. Мы собираемся проветриться, и ты идешь с нами. Сегодня вечером даже Камень пойдет.

— Ха! Рагу в хороших руках, — откликнулся Камень. — Я пойду. Будет хорошо избавиться от вони маленьких мостовиков.

— Эй! — воскликнул Дрехи.

— Ах, да. И от вони крупных мостовиков тоже.

— Давай, — сказал Моаш, махнув Каладину. — Ты обещал.

Он не обещал ничего подобного. Хотелось просто посидеть у костра, съесть свое рагу и понаблюдать за спренами огня. Впрочем, все смотрели на него. Даже те, кто не собирался идти на прогулку с Моашем.

— Я... — проговорил Каладин. — Хорошо, пойдем.

Мостовики одобрительно закричали и захлопали. Штормовые идиоты. Они приветствовали командира, идущего выпить? Каладин проглотил немного рагу и отдал оставшееся Хобберу, а затем с неохотой поднялся и присоединился к Моашу вместе с Лоупеном, Питом и Сигзилом.

— Знаешь, — шепотом проворчал Каладин, обращаясь к Сил, — если бы это была одна из моих старых команд копейщиков, я бы предположил, что они хотели удалить меня из лагеря, чтобы им стало проще что-то провернуть в мое отсутствие.

— Сомневаюсь, что в данном случае это так, — нахмурилась Сил.

— Ты права. Мои люди просто хотят видеть во мне человека.

Именно поэтому ему и необходимо пойти. Он и так слишком обособлен от них. Каладин не хотел, чтобы они думали о нем как о светлоглазом.

— Ха! — воскликнул Камень, подбежав к ним. — Они утверждают, что могут выпить больше рогоеда. Опьяненные воздухом низинники. Это невозможно.

— Состязание, кто больше выпьет? — спросил Каладин, мысленно застонав. Во что он влез?

— Никому из нас не нужно на дежурство до полудня, — сказал Сигзил, пожав плечами. Ночью за Холинами следил Тефт и команда Лейтена.

— Сегодня вечером, — объявил Лоупен, подняв палец вверх, — я стану победителем. Говорят, никогда не ставь против однорукого хердазианина в соревновании «кто кого перепьет»!

— Прям так и говорят? — спросил Моаш.

— Будут говорить, — поправился Лоупен, — никогда не ставь против однорукого хердазианина в соревновании «кто кого перепьет»!

— Ты весишь примерно столько же, сколько умирающая от голода громгончая, Лоупен, — скептически заметил Моаш.

— Да, но у меня полно целеустремленности.

Они продолжали в том же духе, повернув на дорожку, что вела к рынку. В военных лагерях кварталы казарм располагались большим кольцом вокруг зданий светлоглазых, выстроенных ближе к центру. По пути к рынку, который находился во внешнем круге маркитантов, за солдатами, они миновали множество других бараков, населенных обычными солдатами — и они занимались такими делами, за которыми Каладин редко заставал солдат в армии Садеаса. Пока не наступило время ужина, они точили копья и смазывали нагрудники.

Не только люди Каладина вышли прогуляться этим вечером. Другие группы солдат, уже поев, гуляли по рынку и смеялись. Они медленно восстанавливались после бойни, оставившей армию Далинара покалеченной.

Рынок сверкал жизнью, факелы и масляные фонари сияли с большинства зданий. Каладин не удивился. В обычной армии было бы много маркитантов, но это касалось только движущейся армии. Здесь же купцы показывали свой товар. Глашатаи продавали новости, поступившие, как они заявляли, через самоперо и сообщающие о событиях в мире. Что насчет той войны в Джа Кеведе? И кто новый император в Азире? Каладин имел весьма смутное представление о том, где находится Азир.

Сигзил отбежал, чтобы узнать последние новости, заплатив глашатаю сферу, в то время как Лоупен и Камень спорили, какой трактир лучше посетить. Каладин наблюдал, как кипит жизнь. Мимо прошли солдаты, несущие ночную стражу. Группа темноглазых женщин, болтая, перемещалась от одного торговца пряностями к другому. Светлоглазая посыльная записывала прогнозы дат и времени сверхштормов на доске, ее муж зевал рядом и выглядел скучающим — как если бы его вынудили составить ей компанию. Скоро наступит Плач, время постоянных дождей без сверхштормов с единственным перерывом, который назывался Прояснением и приходился точно на середину. Заканчивался второй год двухлетнего цикла в тысячу дней, а это означало, что Плач будет спокойным.

— Хватит спорить, — сказал Моаш Камню, Лоупену и Питу. — Мы идем в «Злобную чуллу».

— Эй! — возразил Камень. — Но у них нет рогоедского лагера!

— Потому что лагер рогоедов растворяет зубы, — ответил Моаш. — В любом случае сегодня мой черед выбирать.

Пит с нетерпением кивнул. Та таверна была и его выбором.

Сигзил вернулся, узнав новости. Он, по-видимому, останавливался где-то еще, так как нес что-то, пышущее паром и завернутое в бумагу.

— Только не ты, — простонал Каладин.

— Очень вкусно, — проговорил, защищаясь, Сигзил и откусил немного уты.

— Ты даже не знаешь, что там внутри.

— Конечно же, знаю. — Сигзил засомневался. — Эй, Лоупен. Что тут за начинка?

— Флангрия, — обрадованно проговорил Лоупен, в то время как Камень тоже побежал к уличному торговцу взять себе порцию уты.

— Которая представляет собой... — произнес Каладин.

— Мясо.

— Какое мясо?

— Мясное.

— Преобразованное, — проговорил Каладин, посмотрев на Сигзила.

— Ты ел преобразованную еду каждый вечер, когда был мостовиком, — заметил Сигзил, пожав плечами и откусив очередной кусок.

— Потому что у меня не было выбора. Смотри. Он обжаривает хлеб.

— Флангрию тоже обжаривают, — сказал Лоупен. — Делают из нее маленькие шарики, смешивая с земляным лависом. Скатывают и обжаривают, а затем начиняют ими хлеб и поливают соусом.

Он довольно причмокнул, облизав губы.

— Она дешевле воды, — заметил Пит, когда Камень прибежал обратно.

— Скорее всего потому, что даже зерно преобразовано, — предположил Каладин. — На вкус как плесень. Камень, я в тебе разочаровался.

Рогоед смутился, но откусил немного. Его ута хрустнула.

— Ракушки? — спросил Каладин.

— Клешни крэмлинга, — усмехнулся Камень. — Глубокой прожарки.

Каладин вздохнул, но они все-таки возобновили движение сквозь толпу, в конечном итоге протиснувшись к деревянному зданию, построенному с подветренной стороны большего по размеру каменного сооружения. Все здесь, конечно же, организовали так, чтобы как можно больше дверей выходило на противоположную Источнику сторону, а улицы были проложены с востока на запад, чтобы ветер мог дуть свободно.

Из таверны лился теплый оранжевый свет. Свет огня. Ни в одной таверне не стали бы использовать сферы для освещения. Даже с замками на фонарях свет ценных сфер мог оказаться слишком заманчивым для перебравших с выпивкой клиентов заведения. Мостовики протолкались внутрь, и их встретил низкий гул болтовни, криков и пения.

— Мы не найдем здесь места, — сказал Каладин, перекрикивая шум. Даже с поредевшим населением военного лагеря Далинара таверна оказалась переполнена.

— Конечно же, найдем, — улыбнулся Камень. — У нас есть секретное оружие.

Он указал на тихого круглолицего Пита, прокладывающего себе дорогу через зал к главной стойке. За ней стояла симпатичная темноглазая женщина, полировавшая стакан. Завидев Пита, она широко улыбнулась.

— Кстати, — обратился Сигзил к Каладину, — ты уже думал, куда будешь селить женатых мужчин Четвертого моста?

Женатые мужчины? Судя по выражению лица Пита, наклонившегося через стойку, перспектива выглядела не такой уж отдаленной. Каладин никогда не думал о таких вещах. А следовало бы. Он знал, что Камень женат — рогоед уже посылал письма семье, хотя Пики находились так далеко, что ответа до сих пор не пришло. Тефт был женат, но его жена мертва, как и большинство его семьи.

У других тоже могли быть семьи. Будучи мостовиками, они не часто говорили о своем прошлом, но Каладин слышал намеки то там, то тут. Они будут медленно возвращаться к нормальной жизни, и семьи станут ее частью, особенно здесь, в постоянном военном лагере.

— Шторма! — воскликнул Каладин, прижав руку к голове. — Мне придется попросить больше места.

— Есть много бараков, предназначенных для семей, — отметил Сигзил. — Некоторые женатые солдаты арендуют места около рынка. Можно выбрать один из этих вариантов.

— Это разрушит Четвертый мост! — сказал Камень. — Нельзя разрешать такое.

Что ж, женатые мужчины, как правило, становились лучшими солдатами. Необходимо разобраться с этим вопросом. Теперь в лагере Далинара пустовало много бараков, возможно, стоит попросить еще несколько.

Каладин кивнул в сторону женщины за стойкой.

— Думаю, она не хозяйка заведения.

— Нет, Ка просто разливает напитки, — ответил Камень. — Пит довольно сильно ею увлечен.

— Посмотрим, умеет ли она читать, — сказал Каладин, отступив в сторону, когда полупьяный посетитель вывалился наружу в ночь. — Шторма, хорошо бы иметь кого-то для такого дела.

В нормальной армии Каладин был бы светлоглазым, и его жена или сестра выступали бы в качестве батальонного писца и клерка.

Пит махнул им, и Ка провела их к столику в стороне. Каладин сел спиной к стене, достаточно близко к окну, чтобы выглянуть из него при желании, но недостаточно, чтобы вырисовываться в виде силуэта. Под усевшимся Камнем застонал стул, и Каладин пожалел ни в чем неповинный предмет мебели. Рогоед оставался единственным в бригаде, кто возвышался над Каладином на пару дюймов и был практически вдвое шире.

— Рогоедский лагер? — спросил Камень, с надеждой взглянув на Ка.

— Он расплавляет наши кружки, — ответила женщина. — Эль?

— Эль, — вздохнул Камень. — Его следовало бы объявить напитком для женщин, а не для здоровенных мужчин-рогоедов. По крайней мере, это не вино.

Каладин попросил ее принести что угодно, почти не уделяя внимания вопросу. Место действительно не самое привлекательное. Шум, брань, дым и зловоние. Но оно было еще и живым. Смех. Хвастовство и крики, гремящие кружки. Ради этого... ради этого жили некоторые люди. Честно трудиться днем, проводить время в таверне с друзьями вечером.

Не такая уж и плохая жизнь.

— Сегодня шумно, — заметил Сигзил.

— Тут всегда шумно, — ответил Камень. — Но сегодня, наверное, особенно.

— Армия выиграла забег на плато вместе с армией Бетаба, — сказал Пит.

Тем лучше для них. Далинар не участвовал в забеге в отличие от Адолина, отправившегося вместе с тремя людьми из Четвертого моста. Впрочем, они не были обязаны идти в бой — а любой забег на плато, который не подвергал опасности людей Каладина, неплох.

— Столько людей, это хорошо, — проговорил Камень. — Больше тепла в таверне. Снаружи слишком холодно.

— Слишком холодно? — переспросил Моаш. — Ты же со штормовых Пиков рогоедов!

— И? — спросил Камень, нахмурившись.

— И это горы. Там должно быть намного холоднее, чем где-нибудь здесь, внизу.

Камень буквально покрылся пятнами забавной смеси негодования и недоверчивости, придавшими красный оттенок его светлой рогоедской коже.

— Слишком много воздуха! Тебе тяжело думать. Холодно? Пики рогоедов теплые! Восхитительно теплые.

— В самом деле? — спросил Каладин скептически. Камень мог всего лишь шутить. Иногда его шутки не имели смысла ни для кого, кроме него.

— Так и есть, — подтвердил Сигзил. — В Пиках имеются горячие источники, согревающие местность.

— Да, но не источники, — уточнил Камень, помахав пальцем Сигзилу. — Источники — слово низинников. Океаны рогоедов — это вода жизни.

— Океаны? — спросил Пит, нахмурившись.

— Очень маленькие океаны, — поправился Камень. — По одному на вершину.

— На вершине каждой горы образовался своего рода кратер, — пояснил Сигзил, — который заполнен большим озером теплой воды. Тепла хватает для создания пригодного для жилья участка, несмотря на высоту. Хотя если отойти подальше от города рогоедов, можно оказаться на морозе среди ледяных полей, оставленных сверхштормами.

— Твои рассказы не верны, — проговорил Камень.

— Это факты, а не рассказы.

— Все это рассказы. Слушай. Давным-давно ункалаки, мой народ, которых вы зовете рогоедами, не жил на вершинах. Мы обитали внизу, где воздух густой и думать трудно. Но нас ненавидели.

— Кому же могло прийти в голову ненавидеть рогоедов? — спросил Пит.

— Всем, — ответил Камень, как раз когда Ка принесла им выпивку.

Особое внимание. Большинству остальных нужно было подойти к стойке, чтобы забрать напитки. Камень улыбнулся ей и схватил свою большую кружку.

— Первая выпивка. Лоупен, попытаешься меня победить?

— Как я и говорил, манча, — ответил Лоупен, поднимая свою собственную кружку, которая была не такой огромной.

Большой рогоед глотнул напитка, на губах осталась пена.

— Все хотели убить рогоедов, — сказал он, стукнув кулаком по столу. — Они нас боялись. В легендах рассказывается, что мы слишком хороши в бою. Поэтому на нас велась охота и нас почти уничтожили.

— Если вы так хороши в бою, — указал на него пальцем Моаш, — то как же так получилось, что вас почти уничтожили?

— Нас мало, — проговорил Камень, гордо приложив руку к груди. — А вас слишком много. Вы заполонили все низины. Мужчина не мог сделать ни шагу, не наступив сапогом на алети. Так вот, ункалаки были почти уничтожены. Но наш тана'каи — это как король, но круче — пошел к богам, чтобы вымолить помощь.

— Боги, — перебил Каладин. — Ты хочешь сказать, спрены.

Он нашел взглядом Сил, которая сидела на балке сверху, наблюдая за парой маленьких насекомых, ползущих по подпорке.

— Это боги, — сказал Камень, проследив за взглядом Каладина. — Да. Хотя одни боги сильнее других. Тана'каи искал сильнейших среди них. Сначала он пошел к богам деревьев.

«Можете ли вы нас спрятать?» — спросил он. Но боги деревьев не могли.

«Люди охотятся и на нас тоже, — сказали они. — Если вы спрячетесь здесь, они вас найдут и используют как древесину — так они поступают с нами».

— Используют рогоедов, — вкрадчиво повторил Сигзил, — как древесину.

— Цыц, — ответил Камень. — Следующими, кого посетил тана'каи, были боги воды.

«Можем ли мы жить в ваших глубинах? — умолял он. — Дайте нам силу дышать как рыбы, и мы будем служить вам в бездне океанов».

Увы, боги воды не могли помочь.

«Люди пронзают наши сердца крючками и достают тех, кого мы защищаем. Если вы будете жить здесь, вы станете их пищей».

Поэтому мы не могли бы жить там. Последними тана'каи, отчаявшись, посетил самых могущественных богов — богов гор.

«Мои люди умирают, — умолял он. — Пожалуйста. Позвольте нам жить на ваших склонах и поклоняться вам, и пусть ваш снег и лед защитят нас».

Боги гор долго думали.

«Вы не можете жить на наших склонах, — сказали они, — горы не для жизни. Это место принадлежит духам, а не людям. Но если вы найдете способ сделать из них место, пригодное и для людей, и для духов, мы защитим вас».

И тогда тана'каи вернулся к богам воды и сказал:

«Дайте нам вашей воды, чтобы мы могли пить и жить среди гор».

И они обещали ее. Тана'каи отправился к богам деревьев и сказал:

«Дайте нам ваших плодов в подарок, чтобы мы могли есть и жить среди гор».

И они их обещали. Затем тана'каи вернулся к горам и сказал:

«Дайте нам то тепло, что в ваших сердцах, чтобы мы могли жить на ваших вершинах».

И своими словами он угодил богам гор, которые видели, что ункалаки будут трудиться как следует. Они не станут обузой для богов и смогут решать проблемы сами. И тогда боги гор вмяли пики в сами горы и создали место для вод жизни. Океаны были созданы богами воды. Трава и фрукты, дающие жизнь, были обещаны богами деревьев. А тепло от сердца гор сделало то место пригодным для жизни.

Камень откинулся на спинку стула, сделал глубокий глоток из своей кружки и стукнул ею по столу, ухмыльнувшись.

— Получается, что боги, — сказал Моаш, не спеша попивая эль, — были рады, что вы решили проблемы самостоятельно... пойдя вместо них к другим богам и вымолив их помощь?

— Цыц, — ответил Камень. — Это хорошая история. И она правдива.

— Но ты сам назвал озера на вершинах водой, — заметил Сигзил. — Тогда они и есть горячие источники. Как я и сказал.

— Это другое, — ответил Камень, подняв руку и махнув Ка, а затем очень широко улыбнулся и качнул кружкой в просящем жесте.

— Почему?

— Там не просто вода. В них вода жизни. Связь с богами. Если ункалаки плавает в ней, иногда он видит обиталище богов.

При этих словах Каладин подался вперед. Он думал совсем о другом: как решить проблемы Восемнадцатого моста с дисциплиной. Сказанное его поразило.

— Обиталище богов?

— Да, — подтвердил Камень. — Место, где они живут. Вода жизни позволяет его увидеть. Там можно общаться с богами, если тебе повезет.

— Поэтому ты можешь видеть спренов? — спросил Каладин. — Потому что ты плавал в той воде и она что-то сделала с тобой?

— К истории это не относится, — проговорил Камень, в то время как прибыла его вторая кружка эля. Он улыбнулся Ка. — Ты очень замечательная женщина. Если поедешь на Пики, я составлю тебе семью.

— Просто оплати свой счет, Камень, — ответила Ка, закатив глаза.

Когда она отошла собрать пустые кружки, Пит вскочил, чтобы помочь ей, и принес несколько кружек с соседнего стола, удивив женщину.

— Ты можешь видеть спренов, — надавил Каладин, — из-за того, что случилось с тобой в тех водах.

— К истории это не относится. — Камень посмотрел прямо на Каладина. — Все... слишком запутанно. Больше я ничего не скажу на эту тему.

— Я бы хотел посетить Пики, — сказал Лоупен. — Чтоб окунуться самому.

— Ха! Любого не из нашего народа ждет смерть, — ответил Камень. — Я не мог бы позволить тебе искупаться. Даже если ты сегодня победишь меня в состязании по выпивке.

Он поднял бровь, бросив взгляд на напиток Лоупена.

— Чужаки умирают, поплавав в ваших изумрудных водоемах, — пояснил Сигзил, — потому что вы убиваете любого, кто к ним прикоснется.

— Нет, не правда. Лучше слушай историю. Не будь таким занудой.

— Это просто горячие источники, — проворчал Сигзил, но вернулся к своей выпивке.

Камень закатил глаза.

— Сверху вода. Внизу — нет. Там нечто другое. Вода жизни. Дом богов. Это все правда. Я сам встречал бога.

— Бога вроде Сил? — спросил Каладин. — Или, может быть, спрена реки?

Такие спрены встречались довольно редко, но, предположительно, умели вести простые разговоры, как спрены ветра.

— Нет, — ответил Камень. Он наклонился к ним, как будто хотел поведать какую-то тайну. — Я видел Луну'анаки.

— Ну, здорово, — сказал Моаш. — Замечательно.

— Луну'анаки, — продолжил Камень, — бог путешествий и озорства. Очень сильный бог. Он пришел из глубин океана пика, из царства богов.

— Как он выглядел? — спросил Лоупен, широко раскрыв глаза.

— Как человек, — ответил Камень. — Возможно, алети, хотя кожа была светлее. Очень угловатое лицо. Красивый, пожалуй. С белыми волосами.

Сигзил резко вскинул голову.

— Белые волосы?

— Да, — подтвердил Камень. — Не седые, как у стариков, а белые, хотя он и молодой человек. Он говорил со мной на берегу. Ха! Высмеял мою бороду. Спросил, какой это был год по календарю рогоедов. Решил, что мое имя смешное. Очень сильный бог.

— Было страшно? — спросил Лоупен.

— Нет, конечно же, нет. Луну'анаки не может повредить человеку. Это запрещено другими богами. Все об этом знают.

Камень допил вторую кружку, поднял ее вверх, ухмыльнувшись, и помахал проходящей мимо Ка.

Лоупен быстро опустошил первую кружку. Сигзил выглядел встревоженным и выпил только половину порции. Он уставился на выпивку, но когда Моаш спросил, что с ним, Сигзил отмахнулся, сославшись на усталость.

Каладин наконец отхлебнул своей выпивки. Лависовый эль, пенистый, слегка сладкий. Напиток напомнил ему о доме, хотя пить он начал только в армии.

Остальные сменили тему и заговорили о забегах на плато. Садеас определенно не желал подчиняться приказу работать в команде. Недавно он отправился в забег один, добыл гемсердце прежде, чем на место подоспели остальные кронпринцы, и бросил его на землю к их ногам как что-то несущественное. Однако всего лишь несколько дней назад он и кронпринц Рутар выступили вместе, хотя была не их очередь. Они заявили, что не смогли добраться до гемсердца, хотя все знали, что они преуспели и скрыли добычу.

Об этих поступках, неприкрытых пощечинах по авторитету Далинара, судачили по всем лагерям. Более того, Садеас, похоже, оскорбился тем, что ему не позволили направить следователей в лагерь Далинара для поиска, как он выразился, «важных фактов», связанных с безопасностью короля. Для него все это было просто игрой.

«Кому-то нужно покончить с Садеасом, — подумал Каладин и, причмокнув, глотнул холодной выпивки. — Он такой же подлец, как и Амарам. Неоднократно пытался убить меня и моих людей. Разве у меня нет причин, даже права, чтобы вернуть должок?»

Каладин учился тому, что проделывал убийца: как бегать по стенам, возможно, добираться до окон, считавшихся недоступными. Он мог посетить лагерь Садеаса ночью. Ярко светящийся, неистовый...

Каладин мог восстановить справедливость в мире.

Инстинкт говорил ему, что с такими рассуждениями что-то не в порядке, но что именно, он понять не мог. Выпив еще немного, Каладин оглядел зал и снова заметил, какими расслабленными казались все вокруг. Их жизнь — работа, затем игра. Для них этого достаточно.

Но не для него. Ему нужно нечто большее. Он достал светящуюся сферу, всего лишь бриллиантовый обломок, и начал лениво катать ее по столу.

После примерно часа разговоров, в которых Каладин принимал участие лишь эпизодически, Моаш слегка подтолкнул его локтем в бок.

— Ты готов? — прошептал он.

— Готов? — нахмурился Каладин.

— Ага. Встреча состоится в задней комнате. Я видел, как они пришли недавно. Они будут ждать.

— Кто...

Каладин замолчал, поняв, что подразумевал Моаш. Каладин сказал, что встретится с друзьями Моаша, людьми, которые пытались убить короля. Он похолодел, воздух вдруг показался ледяным.

— Так вот почему ты хотел, чтобы я пошел сегодня?

— Ага, — ответил Моаш. — Я думал, ты сам все понял. Пора.

Каладин посмотрел в свою кружку с темно-желтой жидкостью. В конце концов он выпил залпом оставшийся эль и встал. Ему нужно узнать, кто те люди. Этого требовал его долг.

Моаш извинился за них, сказав, что заметил старого друга, которому хочет представить Каладина. Камень, выглядевший ни капельки не пьяным, засмеялся и махнул им рукой. Он пил... шестую кружку? Седьмую? Лоупен опьянел уже после третьей. Сигзил едва закончил свою вторую и, похоже, не был склонен продолжать.

«Вот вам и соревнование», — подумал Каладин, пропустив Моаша вперед.

Зал был по-прежнему заполнен, хотя и близко не так сильно, как раньше. В задней части таверны скрывался коридор с отдельными комнатами для трапезы, которыми пользовались богатые торговцы, не желающие сталкиваться с грубостью общего зала. Снаружи одной из них маячил смуглый мужчина. Возможно, в нем имелась толика азианской крови или он был просто очень загорелым алети. На его поясе висели очень длинные ножи, но когда Моаш толкнул дверь, он ничего не сказал.

— Каладин... — послышался голос Сил.

Где она? Исчезла, судя по всему, даже для его глаз. Разве она делала что-то подобное раньше?

— Будь осторожен.

Он вошел в комнату вместе с Моашем. Внутри трое мужчин и одна женщина распивали за столом вино. Еще один охранник с мечом на поясе стоял сзади, завернувшись в плащ и опустив голову, как если бы он едва обращал внимание на происходящее.

Двое из сидевших людей, в том числе женщина, были светлоглазыми. Каладину следовало ожидать чего-то подобного, учитывая тот факт, что в дело вовлечен Клинок Осколков, но они все равно привели его в замешательство.

Светлоглазый человек немедленно встал. Он, возможно, был немного старше Адолина, и у него оказались черные как смоль, тщательно уложенные волосы алети. Мужчина носил открытый сюртук и дорогую на вид рубашку под ним, вышитую белыми лозами, ползущими между пуговицами и охватывающими воротник.

— Так вот каков знаменитый Каладин! — воскликнул он, шагнув вперед и протянув руку для рукопожатия. — Шторма, как приятно с тобой познакомиться. Поставить в неловкое положение Садеаса и одновременно спасти самого Терновника? Отличное представление, парень. Отличное представление.

— А вы кто? — спросил Каладин.

— Патриот, — ответил мужчина. — Зови меня Грейвс.

— И вы Носитель Осколков?

— Сразу к делу, не так ли? — произнес Грейвс, жестом указав Каладину на место за столом.

Моаш сразу же сел, кивнув другому человеку — тот оказался темноглазым, с короткими волосами и запавшими глазами.

«Наемник», — предположил Каладин, отметив тяжелую кожаную одежду и топор за стулом.

Грейвс продолжал указывать за стол, но Каладин медлил, рассматривая молодую женщину. Она чопорно сидела и потягивала вино из кубка, удерживая его обеими руками, одна из которых была спрятана в закрытом рукаве. Привлекательная, с поджатыми красными губами. Ее волосы удерживались несколькими металлическими украшениями.

— Я вас знаю, — сказал Каладин. — Вы одна из служащих Далинара.

Она посмотрела на него с осторожностью, хотя и пыталась выглядеть расслабленной.

— Данлан состоит в свите кронпринца, — пояснил Грейвс. — Пожалуйста, Каладин. Садись. Выпей немного вина.

Каладин сел, но выпить себе не налил.

— Вы пытаетесь убить короля.

— Какой прямолинейный, а? — обратился Грейвс к Моашу.

— А также результативный, — ответил Моаш. — Вот почему он нам нравится.

Грейвс повернулся к Каладину.

— Мы патриоты, как я уже сказал. Патриоты Алеткара. Того Алеткара, которым он может стать.

— Патриоты, которые хотят убить правителя королевства?

Грейвс наклонился вперед, облокотившись о стол. Последние искры юмора покинули его, что было неплохо. В любом случае он слишком усердствовал.

— Отлично, давай разберемся. Элокар — чрезвычайно плохой король. Не сомневаюсь, ты заметил.

— Не мое дело осуждать короля.

— Прошу тебя. Ты хочешь сказать, что не видишь, что он творит? Избалованный, раздражительный, параноидальный. Сеет раздор вместо того, чтобы объединять, капризничает, как ребенок, вместо того, чтобы править. Он развеивает королевство по ветру.

— Ты хоть представляешь, какую политику он вел, пока Далинар не взял его под контроль? — спросила Данлан. — Я провела последние три года в Холинаре, помогая местным служащим разбираться в беспорядке, в который он превратил королевские кодексы. Было время, когда он подписывал буквально все законы, если его могли умело убедить.

— Он некомпетентен, — заговорил темноглазый наемник, чьего имени Каладин не знал. — Приносит смерть хорошим людям. Позволяет, чтобы этому ублюдку Садеасу сошла с рук государственная измена.

— Поэтому вы пытаетесь его убить? — требовательно спросил Каладин.

Грейвс встретился взглядом с Каладином.

— Да.

— Если король губит свою страну, — сказал наемник, — разве не право и даже долг народа его устранить?

— Что произойдет, если его устранят? — спросил Моаш. — Задай себе этот вопрос, Каладин.

— Скорее всего, Далинар получит трон, — ответил Каладин.

У Элокара остался в Холинаре сын, но он ребенок всего лишь нескольких лет от роду. Даже если Далинар просто провозгласит себя регентом при законном наследнике, кронпринц будет править.

— Королевство только выиграет, если его возглавит Далинар, — сказал Грейвс.

— Он и так управляет практически всем, — проговорил Каладин.

— Нет, — возразила Данлан. — Далинар сдерживает себя. Он знает, что ему следует занять трон, но медлит из-за любви к мертвому брату. Остальные кронпринцы трактуют его поведение как слабость.

— Мы нуждаемся в Терновнике, — произнес Грейвс, ударив по столу. — Иначе королевство не устоит. Смерть Элокара подстегнет Далинара к действию. Мы получили бы того человека, каким он был двадцать лет назад, человека, изначально объединившего кронпринцев.

— Даже если этот человек возвратится не полностью, — добавил наемник, — уж точно не будет хуже, чем сейчас.

— Итак, да, — сказал Грейвс Каладину. — Мы убийцы. Преступники или готовые ими стать. Мы не желаем государственного переворота и не хотим убивать невинных охранников. Просто хотим устранить короля. Тихо. Желательно с помощью несчастного случая.

Данлан скорчила гримасу и глотнула вина.

— К сожалению, к настоящему моменту мы не слишком преуспели.

— И поэтому я захотел встретиться с тобой, — объяснил Грейвс.

— Вы ожидаете, что я помогу вам? — спросил Каладин.

Грейвс поднял руки.

— Подумай о том, что мы сказали. Это все, чего я прошу. Подумай о действиях короля, понаблюдай за ним. Спроси себя: «Сколько еще продержится королевство с таким человеком во главе?»

— Терновник должен занять трон, — тихо произнесла Данлан. — В конце концов это произойдет. Мы хотим ему немного помочь, для его же пользы. Избавить его от сложного решения.

— Я могу донести на вас, — сказал Каладин, встретившись взглядом с Грейвсом.

Мужчина в плаще, ранее стоявший сбоку, прислонившись к стене, и слушавший разговор, пошевелился и выпрямился.

— Было рискованно приглашать меня сюда.

— Моаш говорит, что ты учился на хирурга, — ответил Грейвс, казавшийся абсолютно спокойным.

— Да.

— И что ты сделаешь, если рука гноится, угрожая всему телу? Ты подождешь в надежде, что все наладится, или будешь действовать?

Каладин не ответил.

— Теперь ты руководишь королевской стражей, Каладин, — продолжил Грейвс. — Чтобы нанести удар, нам понадобится благоприятная возможность, время, когда ни один из охранников не пострадает. Мы не хотели лично обагрять руки кровью короля, пытались сделать так, чтобы все выглядело как несчастный случай, но я понял, что это трусость. Я сам все сделаю. Все, что мне нужно, — благоприятная возможность, и страданиям Алеткара придет конец.

— Для короля так будет лучше, — проговорила Данлан. — На троне он умирает медленной смертью, как тонущий человек вдали от берега. Лучше покончить с ним быстро.

Каладин встал из-за стола. Нерешительно поднялся Моаш.

Грейвс смотрел на Каладина.

— Я подумаю, — сказал Каладин.

— Хорошо, — ответил Грейвс. — Ты можешь связаться с нами через Моаша. Будь тем хирургом, в котором нуждается королевство.

— Пошли, — сказал Каладин Моашу. — Остальные будут задаваться вопросом, куда мы пропали.

Он вышел из комнаты, и Моаш последовал за ним, быстро со всеми попрощавшись. Честно говоря, Каладин ожидал, что кто-то из них попытается его остановить. Разве они не беспокоились, что он их сдаст, как и угрожал?

Они позволили ему уйти. Вернуться в шумящий, наполненный разговорами общий зал.

«Шторма, — подумал он. — Хотел бы я, чтобы их доводы были не так убедительны».

— Откуда ты их знаешь? — спросил Каладин у Моаша, когда тот подбежал и присоединился к нему.

— Рилл, тот, что сидел за столом, был наемником в некоторых караванах, где я работал перед тем, как оказаться в бригаде мостовиков. Он пришел ко мне, когда мы освободились от рабства.

Моаш взял Каладина за руку, остановив его перед тем, как вернуться за стол.

— Они правы. Ты знаешь, что это так, Кэл. Я вижу это в тебе.

— Они предатели. Я не хочу иметь с ними ничего общего.

— Ты сказал, что подумаешь!

— Я согласился подумать, — тихо произнес Каладин, — чтобы они позволили мне уйти. У нас есть долг, Моаш.

— Больший, чем долг перед самой страной?

— Тебя не волнует страна, — отрезал капитан мостовиков. — Ты просто хочешь потешить свою обиду.

— Ладно, хорошо. Но, Каладин, разве ты не заметил? Грейвс относится ко всем одинаково, независимо от цвета глаз. Ему все равно, что мы темноглазые. Он женат на темноглазой женщине.

— Правда?

Каладин слышал о богатых темноглазых, вступавших в брак с низкородными светлоглазыми, но никто из таких светлоглазых никогда не обладал положением Носителя Осколков.

— Ага, — ответил Моаш. — Один из его сыновей даже имеет глаза разного цвета. Грейвсу наплевать, что о нем подумают другие. Он делает то, что считает правильным. И в нашем случае... — Моаш огляделся. Теперь их окружали люди. — То, что он сказал. Кто-то должен это сделать.

— Не заговаривай больше со мной об этом, — сказал Каладин, выдернув руку и направившись обратно к столу.— И больше не встречайся с ними.

Он уселся за стол, раздраженный Моаш скользнул на свое место. Каладин попытался заставить себя возобновить разговор с Камнем и Лоупеном, но просто не смог.

Люди вокруг него смеялись или кричали.

«Будь тем хирургом, в котором нуждается королевство…»

Шторма, что за неразбериха.

Но все же ордены не были сломлены таким серьезным поражением благодаря духовной поддержке, оказываемой Ткущими Светом. Их чудесные творения даже вдохновили других на еще одну рискованную атаку.

Дата добавления: 2015-10-16