Слова сияния», глава 38, страница 6

—...сожалею о вашей утрате, — сказала Шаллан. — Я привезла с собой все вещи Джасны, которые смогла вернуть. Они у моих людей снаружи.

Шаллан обнаружила, что удивительно трудно произносить слова ровным тоном. Во время путешествия девушка горевала о Джасне неделями, но заговорив о ее смерти, вспомнила ту ужасную ночь, и эмоции накатили бурными волнами, угрожая захлестнуть снова.

Рисунок, который Шаллан нарисовала для себя, пришел ей на помощь. Она стала сегодня той женщиной — и та женщина, хотя и не была бесчувственной, могла пережить потери. Шаллан сосредоточила внимание на моменте и текущей задаче, а конкретнее на двух людях перед собой. Далинар и Навани Холин.

Кронпринц оказался именно таким, как она ожидала: грубоватым мужчиной с короткими черными волосами, седыми на висках. Жесткий мундир придавал ему такой вид, будто он единственный в зале знал что-то о войне. Она спрашивала себя, не были ли синяки на его лице результатом кампании против паршенди. Навани очень походила на состарившуюся на двадцать лет Джасну, все еще красивая, хоть и отмеченная материнством. Шаллан никогда не представляла, какой была бы Джасна, стань она матерью.

Пока Шаллан подходила, Навани улыбалась, но теперь ее легкость исчезла.

«Она все еще надеялась увидеть дочь, — подумала Шаллан, когда женщина опустилась на ближайший стул. — Я только что отняла ее последнюю надежду».

— Благодарю тебя за доставленные вести, — сказал светлорд Далинар. — Хорошо... когда есть определенность.

Шаллан чувствовала себя ужасно. Не только из-за того, что пришлось вспомнить о смерти, но также потому, что пришлось возложить этот груз на других.

— У меня есть для вас информация, — сказала Шаллан, стараясь быть деликатной. — О том, над чем работала Джасна.

— Снова насчет паршменов? — перебила Навани. — Шторма, эта женщина была слишком увлечена ими. С тех самых пор, как вбила себе в голову, что виновата в смерти Гавилара.

О чем речь? Шаллан ничего не слышала о подобной точке зрения.

— Ее исследования могут подождать, — сказала Навани, сурово глядя на Шаллан. — Я хочу знать, что в точности произошло, когда ты увидела, по твоему мнению, ее смерть. Именно так, как ты помнишь, девочка. Не пропуская никаких подробностей.

— Может быть, после совета... — проговорил Далинар, кладя руку на плечо Навани.

Прикосновение было удивительно нежным. Разве она не жена его брата? Его взгляд — проявление семейной привязанности к сестре или что-то большее?

— Нет, Далинар — ответила Навани. — Сейчас. Я хочу услышать все сейчас.

Шаллан сделала глубокий вдох, приготовившись начать рассказ, и постаралась отбросить эмоции, к своему удивлению обнаружив, что хорошо держит себя в руках. Собираясь с мыслями, она заметила наблюдающего за ней белокурого молодого человека. Скорее всего, это был Адолин. Привлекательный, как и отмечали слухи, он носил синюю форму по примеру отца. И все же Адолин каким-то образом выглядел более... стильно? Правильное слово? Ей понравилось, как его немного непослушные волосы контрастировали с новенькой, идеально сидящей формой. Он казался более реальным и менее картинным.

Шаллан повернулась к Навани.

— Я проснулась посреди ночи от криков и запаха дыма. Открыв дверь, увидела незнакомых мужчин, столпившихся у дверей каюты Джасны через коридор от моей собственной. Ее тело лежало на полу, и... ваша светлость, я видела, как они пронзили ей сердце. Мне жаль.

Навани напряглась, и ее голова дернулась, будто от пощечины.

Шаллан продолжила. Она постаралась преподнести Навани столько правды, сколько могла, но очевидно, что некоторыми ее поступками — ткачеством светом, преобразованием корабля — делиться было неосмотрительно, во всяком случае, сейчас. Взамен Шаллан отметила, что забаррикадировалась в каюте — ложь, которую она подготовила заранее.

— Я слышала, как наверху кричали люди, когда их убивали, одного за другим. И осознала, что единственная надежда, которую я могу им дать, — это создать проблему для бандитов, поэтому я схватила факел и подожгла корабль.

— Подожгла? — спросила Навани, приходя в ужас. — Когда моя дочь была в бессознательном состоянии?

— Навани, — вмешался Далинар, сжав ее плечо.

— Ты ее обрекла, — проговорила Навани, сверля глазами Шаллан. — В отличие от остальных Джасна не умела плавать. Она...

— Навани, — повторил Далинар более настойчиво. — Девочка сделала верный выбор. Едва ли можно ожидать, что она способна разогнать банду разбойников собственноручно. И то, что она видела... Джасна не потеряла сознание, Навани. В тот момент для нее уже ничего нельзя было сделать.

Мать принцессы глубоко вздохнула, очевидно, пытаясь справиться с эмоциями.

— Я... прошу прощения, — сказала она Шаллан. — Я сейчас сама не своя и не могу мыслить здраво. Спасибо... спасибо тебе за вести. — Она встала. — Прошу меня извинить.

Далинар кивнул, позволив ей достаточно вежливо удалиться. Шаллан отступила, сложив руки перед собой, и почувствовала себя беспомощной и странно пристыженной, наблюдая, как уходит Навани. Она не особенно ожидала, что этот разговор пройдет гладко. Так и получилось.

Она улучила момент проверить Узора, который расположился на ее юбке, почти невидимый. Даже если его заметят, то примут за необычную выделку ткани. Конечно, если он выполнит ее распоряжения — не двигаться и не разговаривать.

— Полагаю, твое путешествие сюда стало тяжелым испытанием, — сказал Далинар, поворачиваясь к Шаллан. — Кораблекрушение произошло в Замерзших землях?

— Да. К счастью, я встретила караван и проделала с ним весь путь. К сожалению, мы столкнулись с бандитами, но нас спасло своевременное прибытие солдат.

— Солдаты? — удивленно спросил Далинар. — Под чьими знаменами?

— Они не сказали, — ответила Шаллан. — Я считаю, что прежде они служили на Разрушенных равнинах.

— Дезертиры?

— Я не вдавалась в детали, светлорд. Но я обещала им помилование за прошлые преступления в знак признательности за их благородные действия. Они спасли десятки жизней. В караване, к которому я присоединилась, любой может поручиться за храбрость этих людей. Подозреваю, что они искали искупления и шанс начать все сначала.

— Я прослежу, чтобы король подписал им помилование, — согласился Далинар. — Подготовь мне список. Вешать солдат всегда было расточительством.

Шаллан расслабилась. Одним делом меньше.

— Есть еще одна деликатная ситуация, которую мы должны обсудить, светлорд, — сказала девушка.

Они оба повернулись к Адолину, слоняющемуся рядом. Он улыбнулся.

И у него оказалась очень приятная улыбка.

Когда Джасна впервые рассказала Шаллан о предварительной помолвке, ее интерес был совершенно абстрактным. Брак с представителем могущественного дома алети? Союзники для ее братьев? Законность и возможность продолжать работать с Джасной над спасением мира? Все эти вещи казались прекрасными.

Однако, глядя на ухмылку Адолина, она не учла некоторые дополнительные преимущества. Ее боль от рассказа о смерти Джасны еще не вполне угасла, но Шаллан обнаружила, что гораздо легче не обращать на нее внимания, если смотреть на Адолина. Девушка поняла, что покраснела.

«Здесь кроется опасность», — подумала она.

К ним подошел Адолин. Гул голосов вокруг создавал некоторое уединение посреди толпы. Он где-то нашел чашу оранжевого вина и теперь протянул его юной веденке.

— Шаллан Давар? — спросил он.

— Э-э... — Это он ее зовет? А, все верно. Шаллан взяла вино. — Да?

— Адолин Холин, — представился принц. — Мне жаль слышать о ваших трудностях. Мы должны рассказать королю о его сестре. Я могу избавить вас от этой задачи, если пойду вместо вас.

— Благодарю, — ответила Шаллан. — Но я бы предпочла увидеть короля лично.

— Конечно. Что касается нашего... соглашения. В нем было гораздо больше смысла, когда вы оставались подопечной Джасны, не так ли?

— Вероятно.

— Хотя теперь, когда вы здесь, возможно, нам стоит как-нибудь прогуляться и посмотреть, как будут развиваться события.

— Я люблю прогулки, — ответила Шаллан.

«Глупая! Быстро, скажи что-нибудь остроумное».

— М-м. У вас красивые волосы.

Часть ее разума, а именно часть, обученная Тин, застонала.

— Мои волосы? — переспросил Адолин, прикоснувшись к голове.

— Да, — ответила Шаллан, пытаясь расшевелить свои вялые мозги. — В Джа Кеведе нечасто встретишь светлые волосы.

— Некоторые видят в них знак смешения кровей в моей родословной.

— Забавно. То же самое говорят по поводу моих волос.

Она улыбнулась ему. Похоже, правильный шаг, поскольку он улыбнулся в ответ. Обмениваясь репликами, Шаллан не проявила чудес ораторского искусства, но все было не так уж плохо, пока Адолин улыбался.

Далинар откашлялся. Шаллан моргнула. Она совершенно забыла, что кронпринц стоит рядом.

— Адолин, — сказал он, — принеси мне немного вина.

— Отец? — Адолин повернулся к нему. — О! Хорошо.

Он ушел. Глаза Аш, этот мужчина — красавец. Шаллан повернулась к Далинару, который красавцем не был. О, он, несомненно, видный мужчина, но его нос когда-то сломали, а лицо казалось немного неправильным. Синяки тоже не добавляли привлекательности.

На самом деле, он был откровенно пугающим.

— Я хотел бы узнать о тебе больше, — мягко сказал Далинар. — Точный статус твоей семьи, и почему ты так стремишься быть связанной с моим сыном.

— Моя семья в нужде, — ответила Шаллан. Ей казалось, что честность была лучшим вариантом в разговоре с таким человеком. — Мой отец мертв, но люди, которым мы должны деньги, пока не в курсе. Я не задумывалась о союзе с Адолином, пока эту идею не предложила Джасна, но восприняла ее с энтузиазмом, если позволите. Замужество с представителем вашего дома обеспечит моей семье хорошую защиту.

Она все еще не знала, что делать с преобразователем, который повис долгом на ее братьях. Одно дело за раз.

Далинар хмыкнул. Он не ожидал от нее такой прямоты.

— Значит тебе нечего предложить, — сказал он.

— Исходя из того, что о вас рассказывала Джасна, — ответила Шаллан, — полагаю, что мои предложения касательно денег или политики вас не заинтересуют. Если бы вам хотелось организовать союз, основанный на подобных вещах, вы бы женили принца Адолина годы назад.

Она поморщилась от собственной прямолинейности.

— Со всем возможным уважением, светлорд.

— Я не в обиде, — ответил Далинар. — Мне нравится, когда люди говорят прямо. Только потому, что я хочу позволить сыну высказать свое мнение в этом вопросе, не значит, что я не хочу хорошо его женить. Женщина из незначительного чужеземного дома, открыто признающая, что ее семья нуждается и которой нечего предложить при вступлении в союз?

— Я не говорила, что мне нечего предложить, — проговорила Шаллан. — Светлорд, сколько учеников взяла Джасна Холин за последние десять лет?

— Ни одного, насколько я знаю, — признал он.

— А вы знаете, скольким она отказала?

— Я подозреваю.

— Тем не менее она взяла меня. Может ли это служить подтверждением того, что я в состоянии кое-что предложить?

Далинар медленно кивнул.

— Пока что мы сохраним помолвку, — сказал он. — Причина, по которой я согласился на нее изначально, до сих пор не изменилась — я хочу, чтобы Адолин считался недоступным для тех, кто хотел бы манипулировать им в политических целях. Если ты сможешь каким-то образом убедить меня, светледи Навани и, конечно же, самого парня, мы перейдем от предварительной помолвки к полноценной. А пока что я назначу тебя одним из моих младших служащих. Ты сможешь проявить себя на этой позиции.

Хоть и щедрое, предложение кронпринца показалось Шаллан затягивающимися вокруг нее веревками. Жалования младшего служащего хватит на жизнь, но без излишеств. И она не сомневалась, что Далинар станет за ней присматривать. Его глаза были пугающе проницательными. Она не сможет сделать и шага, чтобы он не узнал.

Его милость превратится для нее в тюрьму.

— Очень щедрое предложение с вашей стороны, светлорд, — услышала Шаллан свои слова, — но на самом деле я думаю...

— Далинар! — позвал кто-то из глубины зала. — Мы начнем этот совет когда-нибудь снова или я могу приказать подавать настоящий ужин?!

Далинар повернулся к полному, бородатому мужчине в традиционной одежде — открытой спереди накидке, одетой поверх свободной рубашки, и юбке воина, которая называлась такама.

«Кронпринц Себариал», — подумала Шаллан.

Джасна описала его как неприятного и бесполезного человека. Даже для Садеаса она использовала более мягкие слова, отмечая, что ему не стоит доверять.

— Хорошо, хорошо, Себариал, — проговорил Далинар, отходя от Шаллан, и направился к группе стульев в центре зала.

Он уселся на один из них, устроившись за столом. Гордый человек с выдающимся носом сел рядом с ним. Должно быть, это король Элокар. Он оказался моложе, чем представляла Шаллан. Почему Себариал призвал продолжить совет Далинара, а не короля?

Несколько следующих минут, пока высокородные мужчины и женщины рассаживались в роскошных креслах, стали для Шаллан испытанием ее подготовки. Рядом с каждым стоял маленький столик, а за ним — слуга для важных поручений. Множество паршменов следили, чтобы на столах всегда было достаточно вина, орешков, а также свежих и сушеных фруктов. Шаллан вздрагивала каждый раз, когда кто-то из паршменов проходил мимо.

Она мысленно перебрала кронпринцев. Садеаса было легко узнать по красному лицу, причиной чего являлись видимые под кожей вены, как у ее отца после запоя. Другие кивали и пропускали его садиться первым. Похоже, он вызывал такое же уважение, как и Далинар. Его жена Иалай оказалась женщиной с тонкой шеей, пухлыми губами, пышным бюстом и широким ртом. Джасна отмечала, что она так же умна, как и муж.

С обеих сторон от этой пары сидели два кронпринца. Одним из них был Аладар, знаменитый дуэлянт. Невысокого мужчину Джасна отметила в своих записях как могущественного кронпринца, любящего рисковать. Он был знатоком запрещенных девотариями азартных игр, основанных на случайных шансах. Судя по всему, он и Садеас находились в дружеских отношениях. Разве они не враждовали? Шаллан читала, что они часто вздорили из-за земель. Ну, очевидно, этот камень преткновения был разбит, так как казалось, что они заодно, когда посматривали на Далинара.

С другой стороны сидели кронпринц Рутар и его супруга. Джасна считала их немногим лучше обыкновенных воров, но предупреждала, что пара опасна и склонна к авантюрам.

По всей видимости, присутствующие в зале расположились таким образом, что их глаза устремились на эти две фракции. Король и Далинар против Садеаса, Рутара и Аладара. Очевидно, что с тех пор, как Джасна делала свои записи, политические альянсы изменились.

Голоса в зале смолкли, и, похоже, никого не волновало то, что Шаллан их рассматривает. Адолин сел позади отца рядом с носившим очки юношей помоложе и пустым местом, вероятно, приготовленным для Навани. Шаллан осторожно обошла зал. По его периметру стояли охранники, слуги и даже несколько мужчин в Доспехах Осколков. Она держалась в поле зрения Далинара на случай, если он ее заметит и решит подозвать.

Светледи Джайла Рутар заговорила первой, склонившись над сложенными руками.

— Ваше величество, — сказала она, — я боюсь что наша сегодняшняя беседа ходит по кругу, мы так ничего и не достигли. Ваша безопасность, конечно, вызывает наибольшее беспокойство.

В кругу кронпринцев громко чавкнул Себариал, вгрызаясь в дольку дыни. Все остальные, видимо, демонстративно игнорировали неприятного, бородатого человека.

— Да, — сказал Аладар. — Убийца в Белом. Надо что-то делать. Я не буду сидеть в своем дворце и ждать, пока меня убьют.

— Он убивает принцев и королей по всему миру! — воскликнул Ройон.

Своими сутулыми плечами и лысеющей головой этот мужчина напомнил Шаллан черепаху. Что там писала о нем Джасна?..

«Что он трус, — подумала Шаллан. — Всегда выбирает безопасный вариант».

— Мы должны представлять объединенный Алеткар, — сказал Хатам. Шаллан сразу узнала его по длинной шее и изысканной манере говорить. — Нельзя позволять атаковать нас поодиночке, и нам не следует пререкаться из-за пустяков.

— Вот почему ты должен в точности следовать моим приказам, — нахмурившись, ответил король кронпринцу.

— Нет, — вмешался Рутар, — вот почему мы должны отказаться от тех смехотворных ограничений, которые вы на нас наложили, ваше величество! Сейчас не время выглядеть глупо перед всем миром.

— Прислушайтесь к Рутару, — сухо проговорил Себариал, откидываясь на спинку кресла. — Он эксперт в том, как выглядеть глупцом.

Спор продолжился, и Шаллан смогла получить хорошее представление о царящих настроениях. В действительности здесь было три фракции. Далинар и король, команда Садеаса и те, кого она обозначила для себя миротворцами. Под руководством Хатама, который, судя по его словам, являлся самым талантливым политиком в зале, третья группа стремилась занять промежуточное положение.

«Так вот что здесь происходит на самом деле, — подумала она, слушая, как Рутар спорит с королем и Адолином Холином. — Каждый из них пытается убедить нейтральных кронпринцев присоединиться к своей фракции».

Далинар говорил мало. Как и Садеас, который довольствовался тем, что предоставил кронпринцу Рутару и его жене высказываться за него. Эти двое смотрели друг на друга, Далинар — с нейтральным выражением, Садеас — с легкой улыбкой. Происходящее казалось довольно невинным, пока не заглянешь в их глаза. Сосредоточенные друг на друге, изредка моргающие.

В зале бушевал шторм. Безмолвный шторм.

Каждый кронпринц, по всей видимости, принадлежал к одной из трех фракций, за исключением Себариала, который продолжал закатывать глаза и изредка бросал комментарии, граничащие с непристойностями. Он явно заставлял других высокомерных алети чувствовать себя неудобно.

Шаллан понемногу начала улавливать подтекст разговора. Эти слова о запретах и правилах, наложенных королем... Сами по себе правила не имели значения, важен был стоящий за ними авторитет. Насколько кронпринцы подчиняются королю и сколько они могут потребовать независимости? Завораживающе.

Как раз в этот момент один из них заметил Шаллан.

— Подождите-ка, — проговорил Вама, один из нейтральных кронпринцев. — Кто та девушка? У кого-то в свите есть веденка?

— Она говорила с Далинаром, — сказал Ройон. — Есть новости из Джа Кеведа, которые ты скрываешь от нас, Далинар?

— Эй, девушка, — позвала Иалай Садеас. — Что ты можешь рассказать нам о войне за трон на твоей родине? У тебя есть сведения о том убийце? Зачем наемнику паршенди стремиться подорвать ваше королевство?

Все взгляды в зале обратились к Шаллан. На мгновение она почувствовала абсолютную панику. Самые значительные люди в мире расспрашивают, сверлят ее глазами...

И тут она вспомнила рисунок. Ту, кем она была.

— Увы, — ответила Шаллан, — я не слишком смогу вам помочь, светлорды и светледи. Я находилась далеко от родины, когда случилось трагическое убийство, и не имею представления о его причинах.

— Тогда что ты здесь делаешь? — мягко, но настойчиво спросил Хатам.

— Очевидно, что она наблюдает за нашим зверинцем, — прокомментировал Себариал. — То, как вы строите из себя дураков, — лучшее бесплатное развлечение, которое можно найти в этой замерзшей пустоши.

Вероятно, разумнее всего его игнорировать.

— Я подопечная Джасны Холин, — произнесла Шаллан, встретившись глазами с Хатамом. — Я здесь по личным причинам.

— А, — проговорил Аладар. — Воображаемая помолвка, до меня доходили слухи.

— Все верно, — сказал Рутар.

Он имел явно отталкивающий вид, с темными масляными волосами, крепкими руками и бородой вокруг рта. Однако больше всего раздражала его улыбка — улыбка, которая казалась чересчур хищной.

— Дитя, тебе не составит труда посетить мой лагерь и поговорить с моими писцами? Мне нужно знать, что происходит в Джа Кеведе.

— Я предложу кое-что получше, — вмешался Ройон. — Где ты остановилась, девушка? Приглашаю тебя посетить мой дворец. Я тоже хочу услышать о твоей родине.

Но... она же только что сказала, что ничего не знает...

Шаллан попыталась вспомнить, чему ее учила Джасна. Их не интересует Джа Кевед. Они хотят выудить информацию о ее помолвке — кронпринцы подозревают, что ей есть о чем рассказать.

Двое, только что ее пригласившие, были среди тех, кого Джасна считала наименее сведущими в политике. Другие, подобные Аладару и Хатаму, подождали бы возможности сделать предложение наедине, чтобы не афишировать свои интересы публично.

— Твоя забота неуместна, Ройон, — сказал Далинар. — Она, несомненно, останется в моем лагере и займет место среди моих служащих.

— В действительности, — сказала Шаллан, — я не имела возможности ответить на ваше предложение, светлорд Холин. Я бы с удовольствием воспользовалась шансом поступить к вам на службу, но, увы, уже получила должность в другом военном лагере.

В зале воцарилась оглушительная тишина.

Шаллан знала, что хочет сказать дальше. Рискованная авантюра из тех, которые Джасна никогда бы не одобрила. Так или иначе, девушка обнаружила, что говорит вслух, доверившись интуиции. В конце концов, в искусстве это работало.

— Светлорд Себариал, — проговорила Шаллан, посмотрев в сторону так ненавистного Джасне бородатого мужчины, — первым предложил мне должность и пригласил остановиться у него.

Кронпринц чуть не поперхнулся вином. Прищурившись, он посмотрел на Шаллан поверх бокала.

Она пожала плечами, надеясь, что жест выглядит невинным, и улыбнулась. Пожалуйста...

— Э-э, все верно, — ответил Себариал, откидываясь в кресле. — Она дальняя родственница. Меня замучает совесть, если я не позабочусь о том, где ей остановиться.

— Его предложение было довольно щедрым, — продолжила Шаллан. — Три полных брума содержания в неделю.

Себариал вытаращил глаза.

— Я ничего не знал, — сказал Далинар, переводя взгляд с Себариала на Шаллан.

— Приношу свои извинения, светлорд, — проговорила Шаллан. — Мне следовало сказать вам. Я считаю, что неуместно оставаться в доме того, кто за мной ухаживает. Уверена, вы меня понимаете.

Далинар нахмурился.

— Чего я действительно не понимаю, так это почему кто-то хочет быть ближе к Себариалу, чем необходимо.

— Ах, дядя Себариал вполне терпим, как только вы к нему привыкните, — сказала Шаллан. — Он как очень раздражающий шум, который в конечном счете учишься игнорировать.

Большинство, судя по всему, ужаснулось ее комментарию, хотя Аладар улыбнулся. Себариал же, как она и надеялась, громко рассмеялся.

— Полагаю, все улажено, — недовольно произнес Рутар. — Надеюсь, ты захочешь посетить меня хотя бы ненадолго.

— Отстань от нее, Рутар, — ответил Себариал. — Для тебя она слишком молода. Хотя в твоем случае, уверен, это дело не займет много времени.

Рутар поперхнулся.

— Я не имел в виду... Ты, заплесневелый старый... Ба!

Шаллан была рада, что внимание переключилось с нее обратно на предмет обсуждения, потому что последний комментарий заставил ее покраснеть. Себариал вел себя неуместно. Однако по-прежнему казалось, что он прилагает все усилия, чтобы оставаться вне политических дискуссий, и именно к этому стремилась Шаллан. К позиции, обеспечивающей наибольшую независимость. Она будет работать с Далинаром и Навани над записями Джасны, но не окажется у них в долгу.

«Но есть ли какая-то разница, если я буду обязанной другому человеку?» — подумала Шаллан, обходя зал, чтобы добраться до места Себариала, где он сидел без жены или сопровождающих его членов семьи. Кронпринц был не женат.

— Я чуть не приказал вышвырнуть тебя за дверь, девочка, — тихо сказал Себариал, потягивая вино и не глядя на нее. — Глупый ход отдать себя в мои руки. Все знают, что мне нравится поджигать вещи и наблюдать за тем, как они горят.

— Так ведь не вышвырнули же, — ответила Шаллан. — Так что это не глупый ход. Просто риск, который стоил того.

— Ты все равно можешь обжечься. Разумеется, я не буду платить три брума. Почти столько же стоит моя любовница, а от того соглашения я хоть что-то получаю.

— Вы будете платить, — сказала Шаллан. — Вопрос подтвержден при свидетелях. Но не беспокойтесь, я отработаю свое содержание.

— У тебя есть информация о Холине? — спросил Себариал, изучая свое вино.

Значит, на самом деле ему есть дело до происходящего.

— Да, есть, — ответила Шаллан. — Меньше о Холине и больше о самом мире. Доверьтесь мне, Себариал. Вы только что заключили очень выгодное соглашение.

Ей необходимо придумать, в чем будет состоять его выгода.

Остальные продолжали спорить об Убийце в Белом, и Шаллан поняла, что он нанес удар и здесь, но его атаку отбили. Когда Аладар свел разговор к жалобам на то, что его драгоценные камни отобрал трон — Шаллан не удалось выяснить причины их конфискации — Далинар Холин медленно встал. Он двигался, как катящийся валун. Неотвратимый, непреклонный.

Аладар умолк.

— По дороге я прошел мимо любопытной груды камней, — произнес Далинар. — Они показались мне примечательными. Растрескавшийся сланец, выветренный сверхштормами, был навален на более прочный камень. Кучу тонких пластин словно уложила рука смертного.

Остальные посмотрели на Далинара как на сумасшедшего. Его слова зацепили что-то в памяти Шаллан. Цитата из какой-то прочитанной в прошлом книги.

Далинар развернулся и подошел к открытому окну с подветренной стороны зала.

— Но не человек сложил те камни. Хотя они выглядели ненадежными, на самом деле они были довольно прочными, формация из когда-то погребенных слоев теперь вышла под открытое небо. Я удивился, как стало возможным то, что они сохранились такими аккуратными слоями под яростью обрушивающихся на них бурь. Вскоре я выяснил в чем дело. Обнаружилось, что однонаправленная сила прижимает их один к другому и к скале позади них. Никакое давление, которое я смог приложить таким же образом, не заставило их сдвинуться. И все же, когда я вынул один камень из основания — вытягивая его вместо того, чтобы проталкивать — вся груда обрушилась как миниатюрная лавина.

Все находящиеся в зале уставились на Холина, пока Себариал наконец не высказал общую мысль.

— Далинар, — произнес толстяк, — во имя одиннадцатого названия Бездны, о чем ты говоришь?

— Наши методы не работают, — сказал Далинар, оглянувшись на остальных. — Прошли годы войны, а мы до сих пор топчемся на месте. Мы способны сражаться с этим убийцей не лучше, чем той ночью, когда он убил моего брата. Король Джа Кеведа выставил трех Носителей Осколков и половину армии против этого создания и умер с Клинком в груди, его Осколки подобрали прихлебатели. Если мы не можем победить убийцу, тогда необходимо избавиться от причины, по которой он атакует. Если мы захватим или уничтожим его нанимателей, тогда, возможно, удастся признать недействительным связывающий его контракт. Последнее, что нам известно, — его наняли паршенди.

— Отлично, — сухо проговорил Рутар. — Нам осталось всего лишь выиграть войну, что мы и пытались сделать на протяжении всего-то пяти лет.

— Мы не пытались, — ответил Далинар. — По крайней мере, недостаточно усердно. Я намереваюсь заключить мир с паршенди. Если они не согласятся на наши требования, я отправлюсь на Разрушенные равнины вместе со своей армией и всеми, кто захочет присоединиться. Больше не будет никаких игр со сражениями за гемсердца на плато. Я направлю удар на лагерь паршенди, найду его и уничтожу их раз и навсегда.

Король еле слышно вздохнул, откинувшись на сидении. Шаллан решила, что он ожидал такого решения.

— Выбраться на Разрушенные равнины, — проговорил Садеас. — Судя по всему, идея изумительна. Тебе стоит попробовать ее осуществить.

— Далинар, — произнес Хатам с преувеличенной заботой в голосе. — Я не вижу изменений в нашей ситуации. Разрушенные равнины до сих пор слабо исследованы, и лагерь паршенди может быть буквально где угодно, затерянный среди простирающейся на сотни миль местности, которую наши армии способны преодолевать лишь с огромными трудностями. Мы согласились, что нападение на их лагерь неразумно до тех пор, пока они сами к нам являются.

— Их желание появляться самим, Хатам, — ответил Далинар, — оказалось проблемой, потому что мы вынуждены сражаться на их условиях. Нет, наша ситуация не изменилась. В отличие от нашей решимости. Эта война продолжается слишком долго. Я положу ей конец, так или иначе.

— Звучит чудесно, — сказал Садеас. — Ты выступишь завтра или подождешь еще денек?

Далинар одарил его презрительным взглядом.

— Просто пытаюсь оценить, когда освободится лагерь, — невинно пояснил Садеас. — Я практически исчерпал свои территориальные ресурсы и не возражал бы против того, чтобы занять еще один лагерь после того, как тебя и твою армию уничтожат паршенди. Если подумать, то после всех неприятностей, свалившихся на твою голову, когда ты позволил себя окружить, ты снова собираешься проделать то же самое.

Адолин с раскрасневшимся лицом поднялся за спиной отца, у его ног пузырились спрены гнева, похожие на лужи крови. Брат убедил его сесть обратно. Здесь явно было что-то такое, о чем Шаллан не знала.

«Я вмешалась в самую гущу событий без малейшего понятия о текущей обстановке, — подумала она. — Шторма, хорошо, что меня до сих пор не прожевали и не выплюнули».

Внезапно она перестала так сильно гордиться достижениями текущего дня.

— Перед вчерашним сверхштормом, — проговорил Далинар, — прибыл посланник паршенди — первый, кто захотел поговорить с нами за все время. Он сказал, что его лидеры желают обсудить возможность заключения мира.

Кронпринцы выглядели ошеломленными.

«Мир?» — подумала Шаллан с колотящимся сердцем.

Определенно, мир облегчит ей задачу выбраться наружу и найти Уритиру.

— В ту же ночь, — тихо продолжил Далинар, — нанес удар убийца. Снова. В прошлый раз он атаковал сразу после того, как мы подписали мирный договор с паршенди. Теперь он в очередной раз появляется в день, когда поступило предложение о мире.

— Вот ублюдки, — тихо произнес Аладар. — Это у них какой-то извращенный ритуал, что ли?

— Может быть, всего лишь совпадение, — ответил Далинар. — Убийца наносил удары по всему миру. Понятно, что паршенди не связывались со всеми теми людьми. Однако случившиеся события меня насторожили. Я даже задаюсь вопросом, не подставили ли самих паршенди и не использует ли кто-то убийцу, чтобы убедиться, что в Алеткаре никогда не наступит мир. Но с другой стороны, паршенди заявили, что наняли его, чтобы убить моего брата...

— Возможно, они в отчаянии, — сказал Ройон, вжимаясь в кресло. — Одна их фракция просит мира, в то время как другая делает все возможное, чтобы нас уничтожить.

— В любом случае я рассчитываю на худшее, — проговорил Далинар, взглянув на Садеаса. — Я отправлюсь в центр Разрушенных равнин, чтобы или победить паршенди в битве, или принять их капитуляцию и разоружение. Но подготовка к экспедиции потребует времени. Мне понадобится обучить людей для длительной операции и направить разведчиков, чтобы они составили карту плато до центра равнин. Кроме того, необходимо выбрать новых Носителей Осколков.

—...новых Носителей Осколков? — переспросил Ройон, в любопытстве вытянув свою похожую на черепашью голову.

— Вскоре у меня появится больше Осколков, — пояснил Далинар.

— И можем ли мы узнать источник такого удивительного клада? — спросил Аладар.

— Как же, ведь Адолин выиграет их у вас всех, — сказал Далинар.

Некоторые усмехнулись, как будто прозвучала шутка. Но Далинар, похоже, не шутил. Он уселся обратно. Остальные восприняли его жест как знак окончания совета, и снова показалось, что в действительности правит Далинар, а не король.

«Соотношение сил здесь полностью изменилось, — подумала Шаллан. — Так же, как и суть войны».

Заметки Джасны о дворе алети явно устарели.

— Что ж, полагаю, ты захочешь сопроводить меня обратно в мой лагерь, — сказал ей Себариал, вставая. — Судя по всему, сегодняшний совет не стал обычной тратой времени, когда я вынужден выслушивать, как хвастуны скрыто угрожают друг другу — в этот раз он стоил мне кучи денег.

— Могло быть и хуже, — ответила Шаллан, помогая пожилому мужчине подняться, поскольку казалось, что он нетвердо держится на ногах. Ощущение исчезло, как только он встал и выдернул руку.

— Хуже? Каким образом?

— Я могла бы оказаться настолько же скучной, насколько и дорогой.

Он посмотрел на нее и рассмеялся.

— Думаю, ты права. Ну, пойдем.

— Минутку, — проговорила Шаллан. — Идите вперед, я догоню вас у экипажа.

Она отошла, ища короля, которому хотела лично доставить вести о смерти Джасны. Он воспринял известие спокойно, с королевским достоинством. Скорее всего, Далинар уже обо всем ему рассказал.

Покончив с этим делом, Шаллан отправилась на поиски королевских писцов. Некоторое время спустя она покинула зал совета и обнаружила Ватаха и Газа, нервно ожидающих снаружи. Она передала Ватаху листок бумаги.

— Что там такое? — спросил он, разворачивая его.

— Приказ о помиловании, — ответила Шаллан. — С печатью короля. Для тебя и твоих людей. В ближайшем будущем мы получим личные именные приказы для каждого, но пока что он поможет избежать вам ареста.

— Вы действительно это сделали? — спросил Ватах, просматривая приказ, хотя явно не мог понять смысл написанного. — Шторма, вы и в самом деле сдержали слово?

— Конечно, — ответила Шаллан. — Обрати внимание, что он аннулирует только прошлые преступления, так что скажи своим людям, чтобы они вели себя лучшим образом. Теперь нам пора. Я позаботилась о месте, где мы сможем остановиться.

Четыре года назад

Отец устраивал пиры, так как притворялся, что все было в порядке. Он приглашал местных светлордов из ближайших деревень, угощал их и поил вином, выставлял напоказ свою дочь.

На следующий день, когда все разъезжались по домам, светлорд Давар сидел за столом и выслушивал писцов, которые рассказывали, насколько он обеднел. Иногда Шаллан заставала его в такие моменты — он держался за лоб, уставившись в пустое пространство.

Но, по крайней мере, этим вечером они пировали и притворялись.

— Вы, конечно же, встречались с моей дочерью, — произнес отец, сделав жест в сторону Шаллан, пока его гости рассаживались за столом. — Жемчужина дома Давар, наша самая большая гордость.

Гости — светлоглазые, живущие через две долины, — вежливо кивнули, в то время как отцовские паршмены внесли вино. И рабы, и вино были способом продемонстрировать богатство, которым отец на самом деле не обладал. Шаллан начала помогать ему с бухгалтерскими расчетами, в этом заключались ее дочерние обязанности. Она знала, как в действительности обстоят дела с их финансами.

Вечерняя прохлада отступила благодаря потрескивающему камину. В каком-то другом доме эта комната могла бы показаться уютной. Но не здесь.

Слуги налили ей вина. Желтое, средней крепости. Отец пил фиолетовое, зная, как оно подействует. Он разместился за высоким столом, расположенным в середине комнаты — той самой комнаты, где Хеларан угрожал убить его полтора года назад. Полгода назад они получили от Хеларана короткое письмо, а также книгу для Шаллан авторства известной Джасны Холин.

Дрожащим голосом Шаллан прочитала отцу записку брата. В ней было не так уж много слов. В основном скрытые угрозы. Тем вечером отец избил одну из служанок практически до смерти. Исан хромала до сих пор. Слуги больше не сплетничали о том, что отец убил свою собственную жену.

«Никто не осмеливается ему сопротивляться, — подумала Шаллан, бросив взгляд в сторону отца. — Мы все слишком напуганы».

Трое других братьев Шаллан сидели тесной группой за своим собственным столом. Они избегали смотреть на отца и общаться с гостями. На столах сияло несколько маленьких кубков, наполненных сферами, но в целом комнату можно было бы осветить получше. Ни сферы, ни камин не могли разогнать полумрак. Она думала, что отцу нравится такая атмосфера.

Один из светлоглазых гостей, светлорд Тавинар, был худощавым, хорошо одетым мужчиной, носившим темно-красный шелковый сюртук. Он с женой сидел за высоким столом рядом, между ними разместилась их дочь-подросток. Шаллан прослушала, как ее зовут.

За время ужина отец несколько раз пытался с ними заговорить, но получал лишь односложные ответы. Считалось, что это пир, но никто, похоже, не получал удовольствия от происходящего. Казалось, что гости были бы рады вообще отказаться от приглашения, но отец обладал большим политическим весом, чем они, поэтому хорошие отношения с ним представляли ценность.

Шаллан уткнулась в свою тарелку, слушая, как отец хвастается новой племенной громгончей. Он рассказывал, как они процветают. Ложь.

Она не хотела ему возражать. Отец хорошо к ней относился. Он всегда хорошо к ней относился. Но все же, разве не должен кто-нибудь предпринять хоть что-то?

Хеларан мог бы что-то сделать. Но он их покинул.

Становилось все хуже и хуже. Кто-то должен что-то сделать, сказать что-нибудь, изменить отца. Ему не стоило делать то, что он делал: напивался, бил темноглазых...

Унесли первую перемену блюд. Затем Шаллан кое-что заметила. Балат, которого отец начал называть нан-Балат, как будто тот был старшим, не переставая смотрел на гостей. Шаллан удивилась. Обычно он не обращал на них внимания.

Дочь Тавинара перехватила его взгляд, улыбнулась и вернулась к еде. Шаллан моргнула. Балат... и эта девушка? Как странно, если задуматься.

Отец, судя по всему, ничего не заметил. Наконец он встал и поднял кубок.

— Сегодня вечером я славлю хороших соседей и крепкое вино.

Тавинар с супругой нерешительно подняли кубки. Шаллан только начала изучать нормы поведения и морали — это было нелегко, поскольку ее учителя постоянно менялись, — но она уже знала, что достойному воринскому светлорду не приличествовало прославлять пьянство. Не то чтобы он не мог напиться, но, согласно воринизму, о таких вещах не говорили вслух. Подобная щепетильность не являлась сильной стороной характера ее отца.

— Сегодня важный вечер, — продолжил отец, сделав глоток вина. — Я только что получил вести от светлорда Гевельмара, который, полагаю, тебе известен, Тавинар. Я слишком долго прожил без жены. Светлорд Гевельмар отсылает ко мне свою младшую дочь вместе с предписанием о браке. Мои арденты проведут церемонию в конце месяца, и я обзаведусь женой.

Шаллан похолодела и поплотнее закуталась в шаль. Вышеупомянутые арденты ужинали в молчании, сидя за отдельным столом. Трое мужчин были в равной степени седовласыми и прослужили достаточно долго, чтобы помнить отца Шаллан еще юношей. Так или иначе, они относились к ней с добротой, и девочка получала удовольствие от учебы, даже когда все остальное, по-видимому, просто разваливалось на части.

— Почему все молчат? — требовательно спросил отец, оглядывая комнату. — Я только что объявил о своей помолвке! Вы выглядите, как куча штормовых алети. Мы веденцы! Пошумите, идиоты.

Гости вежливо похлопали, хотя выглядели еще более стесненно, чем раньше. Балат и близнецы переглянулись, а затем слегка постучали по столу.

— Ну и пустота со всеми вами.

Отец рухнул на стул, а к низкому столу приблизились паршмены, каждый принес коробочку.

— Подарки для моих детей, чтобы отметить событие, — сказал отец, взмахнув рукой. — Вот еще! Не знаю, зачем проявил столько заботы.

Он допил остатки вина.

Мальчикам достались кинжалы — отличные экземпляры, с гравировкой как у Клинков Осколков. Шаллан получила ожерелье из внушительных серебряных звеньев. Она молча взяла его в руки. Отцу не нравилось, когда она много разговаривала на пирах, хотя он всегда сажал ее поближе к высокому столу.

Он никогда на нее не кричал. Не напрямую. Временами ей хотелось, чтобы он так поступал. Может быть, тогда Джушу не обижался бы на нее так сильно. Он...

Дверь в пиршественный зал резко распахнулась. Слабый свет упал на высокого мужчину в темной одежде, стоящего на пороге.

— Что за безобразие! — воскликнул отец, вскочив и ударив кулаками по столу. — Кто смеет врываться ко мне на пир?

Мужчина шагнул внутрь. Его лицо было таким узким и вытянутым, как будто его прищемили. На отворотах длинного мягкого красно-коричневого сюртука красовались оборки, а то, как он поджимал губы, создавало впечатление, что незнакомец только что наткнулся на уличную уборную, переполнившуюся из-за дождя.

Один его глаз был ярко-голубым, другой — темно-карим. Одновременно и темноглазый, и светлоглазый. По спине Шаллан побежали мурашки.

К высокому столу подбежал слуга дома Давар и что-то зашептал на ухо отцу. Шаллан не расслышала его слова, но что бы там ни было, из облика ее отца тут же испарилась любая угроза. Он остался стоять с отвисшей челюстью.

Несколько слуг в красно-коричневых ливреях окружили новоприбывшего. Он шагнул вперед, с особой тщательностью выбирая, куда наступить, словно опасаясь во что-то вляпаться.

— Меня прислал его высочество кронпринц Валам, правитель этих земель. До его внимания дошли дурные слухи, упорно гуляющие по здешним местам. Слухи касательно смерти светлоглазой женщины.

Мужчина встретился взглядом с отцом.

— Мою жену убил ее любовник, — ответил тот. — Который потом совершил самоубийство.

— Некоторые люди рассказывают другую историю, светлорд Лин Давар, — проговорил незнакомец. — Эти слухи... причиняют беспокойство. Они вызывают недовольство его высочества. Если подчиняющийся ему светлорд убивает светлоглазую женщину, имеющую высокий статус, кронпринц не может просто не обращать внимания.

Отец не отреагировал с тем возмущением, которого ожидала от него Шаллан. Он лишь сделал жест в сторону дочери и гостей.

— Прочь, — приказал он. — Освободите место. С тобой, посланник, мы поговорим наедине. Не стоит тащить грязь за порог.

Из-за стола поднялся Тавинар, явно желающий уйти как можно быстрее. Девочка взглянула на Балата и что-то тихо прошептала, когда они уходили.

Отец посмотрел на Шаллан, и она поняла, что снова застыла после упоминания о матери, по-прежнему сидя на своем месте рядом с высоким столом отца.

— Дитя, — мягко проговорил отец, — иди посиди со своими братьями.

Она отошла, пройдя мимо посланника, подошедшего к высокому столу. Его глаза... Это был Редин, незаконнорожденный сын кронпринца. Поговаривали, что отец использовал сына как палача и наемного убийцу.

Так как ее братьев не прогнали из комнаты напрямую, они расселись в креслах перед камином, достаточно далеко, чтобы обеспечить отцу уединение. Братья оставили местечко для Шаллан, и она устроилась рядом с ними, слегка помяв великолепное шелковое платье. Завернутая в многочисленные слои, создающие объем, девочка чувствовала себя так, будто только платье имело значение, а сама она находилась где-то в другом месте.

Бастард кронпринца сел за стол вместе с отцом. Хотя бы кто-то вступил с ним в конфликт. Но вдруг сын кронпринца решит, что отец виновен? Что тогда? Расследование? Шаллан не хотела, чтобы с отцом что-то случилось. Она решила, что остановит тот мрак, который медленно душил их всех. Казалось, что после смерти матери из жизни ее семьи ушел весь свет.

Когда мать...

— Шаллан? — позвал Балат. — С тобой все в порядке?

Она встряхнулась.

— Можно мне взглянуть на кинжалы? С моего стола они выглядели очень красиво.

Виким просто уставился в огонь, но Балат кинул ей свой кинжал. Она неуклюже его поймала и вытащила из ножен, восхитившись тому, как в металлических завитках отражается свет камина.

Мальчики наблюдали за спренами огня, танцующими в пламени. Трое братьев больше не разговаривали друг с другом.

Балат оглянулся через плечо, бросив взгляд в сторону высокого стола.

— Хотел бы я услышать, о чем у них идет речь, — прошептал он. — Может быть, они уволокут его прочь. Будет справедливо, учитывая, что он сделал.

— Он не убивал мать, — тихо произнесла Шаллан.

— Ага. — Балат фыркнул. — Тогда что же произошло?

— Я...

Она не знала. Не могла об этом думать. Только не о том времени, не о том дне. Неужели отец действительно пошел на убийство? Шаллан снова почувствовала озноб, несмотря на тепло очага.

Вновь наступила тишина.

Кто-то... кто-то должен что-то сделать.

— Они разговаривают о растениях, — сказала Шаллан.

Балат и Джушу посмотрели на нее. Виким продолжал пялиться в огонь.

— О растениях, — повторил Балат ровным голосом.

— Да. Мне немного слышно.

— Я ничего не слышу.

Шаллан пожала плечами из многочисленных слоев своего платья.

— У меня слух лучше, чем у тебя. Да, о растениях. Отец жалуется, что деревья в саду никогда его не слушают, когда он приказывает им подчиняться.

«Они теряют листья из-за болезни, — говорит он, — и отказываются отращивать новые».

«Вы пробовали бить их за непокорность?» — спрашивает посланник.

«Все время, — отвечает отец. — Я даже обломал их ветки, но они все равно не подчиняются! Полный беспорядок. Они должны хотя бы убирать за собой».

«Да, это проблема, — говорит посланник, — ведь деревья без листвы вряд ли кому-то нужны. К счастью, есть решение. Когда-то у моего кузена были деревья, которые вели себя таким же образом, и он обнаружил, что требовалось всего лишь петь им песни, и тогда их листья тут же отрастали заново».

«Ах, конечно же, — соглашается отец. — Я немедленно попробую поступить таким же образом».

«Надеюсь, у вас все получится».

«Что ж, если так, я действительно испытаю облегчение».

Ее братья уставились на нее, сбитые с толку.

В конце концов Джушу вскинул голову. Он был самым младшим из братьев и старше только самой Шаллан.

— Об... лист... вение...

Балат захохотал так громко, что на них посмотрел отец.

— О, это ужасно, — вымолвил Балат. — Это на самом деле ужасно, Шаллан. Тебе должно быть стыдно.

Она поуютней устроилась в своем платье, ухмыляясь. Даже на лице Викима, старшего близнеца, показалась улыбка. Она не видела, чтобы он улыбался уже... сколько?

Балат вытер слезы.

— На мгновение я действительно решил, что ты слышишь их разговор. Ты маленькая Несущая Пустоту. — Он глубоко вздохнул. — Шторма, но было так забавно.

— Нам нужно смеяться чаще, — ответила Шаллан.

— Наш дом — не подходящее место для смеха, — сказал Джушу, глотнув вина.

— Из-за отца? — спросила Шаллан. — Он один, а нас четверо. Нам просто стоит быть более оптимистичными.

— Оптимизм не изменит факты, — сказал Балат. — Хотел бы я, чтобы Хеларан не уезжал.

Он ударил кулаком по боковине кресла.

— Не завидуй его путешествиям, тет-Балат, — тихо проговорила Шаллан. — В мире столько мест — мест, которых мы, возможно, никогда не увидим. Пусть хоть один из нас побывает там. Подумай, какие истории он расскажет, вернувшись назад. Краски жизни.

Балат оглядел тусклую комнату из черного камня с беззвучно полыхающими оранжево-красными каминами.

— Краски жизни. Я бы не возражал, если бы здесь, вокруг, появилось больше красок.

Джушу улыбнулся.

— Любое изменение лучше, чем наблюдать за лицом отца.

— Только не надо цепляться к лицу отца, — ответила Шаллан. — Оно достаточно хорошо выполняет свою задачу.

— Которая заключается в?..

— В напоминании нам всем, что есть вещи похуже, чем его запах. На самом деле вполне себе благородное призвание.

— Шаллан! — воскликнул Виким.

Он разительно отличался от Джушу. Худощавый, с глубоко посаженными глазами, Виким стриг волосы так коротко, что выглядел почти как ардент.

— Не говори такие вещи, когда тебя может услышать отец.

— Он поглощен разговором, — ответила Шаллан. — Но ты прав. Наверное, мне не нужно выставлять нашу семью на посмешище. Дом Давар — особенный и долговечный.

Джушу поднял свою чашу. Виким резко кивнул.

— Правда, — добавила она, — то же самое можно сказать и о бородавке.

Джушу чуть не подавился вином. Балат снова захохотал во все горло.

— Прекратите безобразие! — закричал на них отец.

— Это ведь пир! — крикнул Балат в ответ. — Разве не ты просил нас вести себя более по-веденски?!

Отец смерил его взглядом и вернулся к беседе с посланником. Они склонились друг к другу через высокий стол, причем поза отца была умоляющей, а бастард кронпринца сидел с поднятой бровью и неподвижным лицом.

— Шторма, Шаллан, — сказал Балат. — Когда ты успела стать такой умной?

Умная? Она не чувствовала себя умной. Внезапно нахальство сказанного заставило Шаллан вжаться в кресло. Слова как-то сами выскальзывали из ее рта.

— Я просто... просто прочла это в книге.

— Ну, тогда ты должна больше читать таких книг, крошка, — проговорил Балат. — От них здесь кажется светлее.

Отец с силой ударил рукой по столу, от чего подпрыгнули кубки и загремели тарелки. Шаллан взволнованно взглянула на него, а он наставил палец на посланника и начал что-то говорить. Слишком тихо и далеко, чтобы Шаллан могла разобрать, о чем шла речь, но она знала этот взгляд отца. Она видела его много раз перед тем, как он брал свою трость — а однажды даже кочергу — чтобы наказать одного из слуг.

Посланник встал одним плавным движением. Его утонченность казалась щитом, о который разбивался нрав отца.

Шаллан ему позавидовала.

— Похоже, я ничего не добьюсь этим разговором, — громко произнес посланник. Он смотрел на отца, но его тон, по всей видимости, подразумевал, что слова были обращены ко всем. — Я приехал, готовый к подобной неизбежности. Кронпринц наделил меня властью, и я очень хотел бы узнать правду о тех событиях, что произошли в этом доме. Я буду рад услышать любого урожденного светлоглазого, который захочет засвидетельствовать в этом деле.

— Им нужны показания светлоглазых, — тихо проговорил Джушу братьям и сестре. — Отец все еще настолько важен, что они не могут просто его убрать.

— Был один человек, — громко произнес посланник, — который хотел рассказать нам правду. Но теперь он недоступен. Обладает ли кто-то из вас его мужеством? Отправитесь ли вы со мной, чтобы засвидетельствовать перед кронпринцем о преступлениях, совершенных на этих землях?

Он посмотрел на них четверых. Шаллан сжалась в своем кресле, стараясь выглядеть маленькой. Виким не отводил взгляда от пламени. Джушу, похоже, хотел встать, но затем выругался и отвернулся к вину, его лицо покраснело.

Балат. Балат схватился за ручки кресла, словно хотел подняться на ноги, но затем взглянул на отца. Глаза отца по-прежнему светились напряженностью. Первая стадия его ярости наступала, когда он кричал и бросался предметами в слуг.

Когда наступала вторая стадия и его ярость становилась холодной — тогда он был по-настоящему опасен. Отец замолкал. Это происходило, когда затихали все крики.

По крайней мере, крики отца.

— Он меня убьет, — прошептал Балат. — Если я скажу хоть слово, он меня убьет.

Его напускная храбрость растаяла. Он больше не казался мужчиной — всего лишь юношей, перепуганным подростком.

— Ты могла бы это сделать, Шаллан, — зашипел на нее Виким. — Отец не посмеет тебя тронуть. К тому же, ты на самом деле видела, что произошло.

— Я не видела, — прошептала она.

— Ты была там!

— Я не знаю, что случилось. Не помню.

Ничего не случилось. Ничего.

В камине сдвинулось прогоревшее бревно. Балат уставился в пол и не встал. Никто из них не встал. Между ними закружилось несколько прозрачных цветочных лепестков, исчезающих из вида. Спрены стыда.

— Понятно, — проговорил посланник. — Если кто-то из вас... вспомнит правду в будущем, вы найдете готовых выслушать вас в Веденаре.

— Тебе не удастся развалить наш дом на части, ублюдок, — проговорил отец, вставая. — Мы стоим друг за друга стеной.

— Кроме тех, кто уже не может стоять, полагаю.

— Вон из моего дома!

Посланник одарил отца неприязненным взглядом и презрительно улыбнулся. Он как бы говорил: да, я ублюдок, но даже я не пал так низко, как ты. Затем он удалился, собрав своих людей, и было слышно, как бастард отдает краткие приказы, свидетельствующие о том, что он желает отправиться в путь по другим делам, несмотря на поздний час, и хочет оказаться как можно дальше от имения отца.

Когда он уехал, отец опустил обе руки на стол и глубоко вздохнул.

— Вон, — сказал он им четверым, уронив голову на руки.

Они замялись.

— Вон! — заревел отец.

Братья покинули комнату, Шаллан направилась к выходу вместе с ними. Перед ее глазами остался образ отца, утонувшего в кресле, обхватившего голову. Ее подарок, прекрасное ожерелье, лежал забытым в открытой коробочке на столе прямо перед ним.

То, что они отреагировали немедленно и с большим испугом, бесспорно. Подобная реакция была самой распространенной среди тех, кто отказался от своих клятв. Термин «Измена» тогда не применялся, но позже прочно вошел в обиход в качестве названия случившегося.

Дата добавления: 2015-10-16