Читайте также:
|
|
Основная масса исполнителей, добившихся определенного успеха, оставили свою родину, свою землю, чтобы переселиться в крупные города. По крайней мере, так произошло со многими артистами моего поколения, особенно с теми, кто родился на Юге Италии.
Доменико Модуньо, человек, трепетно привязанный к родной Апулии, жил в Риме. Он время от времени возвращался, но дом его был в столице. Если говорить только об апулийских артистах – оставили Юг ради крупных мегаполисов Никола Арильяно, Лино Банфи, Джино Латилла, Ренцо Арборе, Микеле Плачидо, Никола Ди Бари, Розанна Фрателло, Тони Сантагата, Франко Симоне.
И я, мечтая об успехе, уехал в свое время в Милан. И, став известным, я никогда не предполагал, что вернусь жить в Челлино. Думал, что останусь в Милане, хотя я и не люблю туманов, или, может быть, в Риме. Или же за границей – в Париже или даже в Австралии, стране, которую я обожаю.
Однако судьба распорядилась так, что я вернулся на землю своих предков.
Думаю, я единственный певец, кто родился вдали от больших городов и выбрал своим местом жительства родную землю, куда и вложил все, что заработал.
Вина, или, точнее, заслуга в этом была немножко и Ромины.
Она сразу же влюбилась в Апулию. Она говорила, что ей эти места напоминают Калифорнию, а воздух земли Саленто – полюбившиеся с детства запахи Лос-Анджелеса. И я решил помочь ей осуществить ее мечты, построив своими руками мир, где она могла бы испытывать только положительные эмоции.
Кроме того, после рождения моего первого ребенка, дочери Илении, я чувствовал необходимость создать надежное пристанище, где мог бы защитить своих детей от безумной артистической тусовки, от журналистов и папарацци. Я же все-таки публичный человек и должен защищаться от слишком любопытных журналистов: таковы правила игры. Но мои дети не должны от этого страдать, они должны быть надежно защищены. Создание оазиса на земле своих предков, в дополнение ко всему, стало бы осуществлением моей мечты: подарить своей семье возможность почувствовать себя частью Природы, которая, в свою очередь, была частью меня самого.
Поместье, в котором я живу сейчас, существует уже тридцать пять лет, и все эти годы в нем постоянно что-то перестраивается или пристраивается.
Как-то раз один мой друг, американец, сказал, что я ему напоминаю художника эпохи Возрождения. Прекрасный комплимент, но он, в общем-то, прав: меня всегда отличали стремление к созиданию и гиперактивность. Во мне живет вулкан, который вместо лавы извергает не только музыку и песни, но и желание построить вокруг себя гармоничный мир, используя в качестве строительного материала то, что дает Природа, - камень и дерево.
Ромина имела и, надеюсь, имеет и сейчас, страсть к живописи. Она создавала на холсте, я - на земле. Каждый уголок своего дома я задумал, выполнил в чертеже, спроектировал и претворил в реальность. Да и сейчас, когда я в Челлино, я много времени провожу на строительстве, а, как я уже сказал, строительство в моем поместье идет постоянно. «Провожу время» - это значит, что я прихожу, засучиваю рукава и вступаю в диалог не только с рабочими, но и с камнем, цементом и известью. И дом продолжает расти и хорошеть.
Поместье, которое я продолжаю совершенствовать, - это произведение всей моей жизни. Оно отражает мой образ мыслей, мою жизненную философию, основанную на гармонии с землей, деревьями, оливковыми рощами и прудами. Так. я создаю места обитания даже для лягушек и рыб, поскольку они тоже хозяева этих мест, и были ими еще до того, как в этот мир пришел я.
Мое поместье – это постоянно растущий, взрослеющий организм, сложный и в то же время простой. Это олицетворение моей мечты на земле, и рано или поздно эта мечта осуществится в полном объеме.
Я так говорю, поскольку это титанический труд.
С того дня, когда я купил старый заброшенный хутор, постоянно приходилось решать горы всевозможных проблем.
Вначале здесь не было ничего. Ноль. Только кучи камней, завалившиеся стены и изгородь из финиковых деревьев. Днем здесь хозяйничали ящерицы и козы, ночью – мыши бегающие, мыши летучие и пауки.
Этот район называли «каменный двор». Двор – поскольку пастухи держали здесь коз и овец. Однако благодаря своему воображению я смог представить, во что можно превратить эту землю разбросанных камней и выгоревшего на солнце хвороста.
И потом, любовь делает с людьми чудеса. Я хотел доказать своей женщине, что для нее смогу сделать все. Даже невозможное.
Так на пустом месте появились хоромы.
Понемногу работа двигалась: я сам возводил стены, копал колодцы и носил воду. Я заказал у ENEL (один из крупнейших производителей электроэнергии в Европе, монополист в Италии – П.П.) электроподстанцию, которая тогда, в 1970 году, мне обошлась в безумную сумму - двадцать миллионов лир (свыше 32.000 долларов по курсу 1970 года – П.П.). Если бы я купил квартиру в центре Милана, на площади Сан-Бабила, я потратил бы намного меньше и хорошо бы сэкономил! Вместо этого на купленной земле я выделил огород и построил коровник и курятник. Такой была моя ферма, когда она только-только появилась.
Как я уже говорил, было твердое желание осуществить мечту Ромины – создать семью, которая жила бы в своем, экологически чистом (хотя тогда так еще не говорили) мире. Однако мои родители вначале сильно этому сопротивлялись: они не хотели переезжать жить на хутор.
Это сейчас хутора, особняки в сельском стиле, вошли в моду, а тогда жить особняком означало верх человеческой деградации: даже самые бедные и опустившиеся люди не желали себе подобной судьбы. Мой отец, когда я предложил ему переселиться ко мне, был вне себя от гнева: «Я этого не сделал в самые голодные годы, а теперь, когда мы живем хорошо, ты меня об этом просишь? Да и все равно у тебя все разворуют!».
И правда, воров побывало немало. Тащили все, от безделушек до скота. Мой отец, после того, как все-таки решил оставить Челлино, чтобы помочь мне в строительстве, выбегал ночью во двор с ружьем при малейшем подозрительном шорохе.
Вилла, которую я построил, получилась большой и красивой. Многим, однако, она не понравилась. Они считают, что здесь отсутствует единая дизайнерская нить, нет единства стиля. Но именно в этом и состоит вся прелесть.
Мы с Роминой не хотели использовать никаких модных течений, тем паче прибегать к услугам популярных архитекторов. Мы создали наш дом в соответствии с нашими пожеланиями и ориентируясь исключительно на собственный вкус. С каждой неделей мы оценивали то, что за это время было сделано нового. И если воздвигнутая стена оказывалась не такой, как мы ее представляли, мы ее безжалостно рушили и строили заново – так, как хотели мы.
Видя это, мой отец рвал на себе волосы и страшно ругался на апулийском диалекте. И был прав! Но целью-то было не построить дом, а создать наше, полностью наше жилище. Наше во всех смыслах, включая его эстетические формы.
И мы его создали. Для этого потребовались долгие годы, и это еще не все. Мой дом еще не закончен.
Я вспоминаю первые годы жизни на этой вилле. Я уже основал тогда свою маленькую звукозаписывающую студию LIBRA, и у меня был офис в Милане. В понедельник в Челлино я вставал в половине шестого утра, в семь садился на самолет в Бриндизи и в десять был в своем миланском офисе.
Дальше всю неделю я осуществлял передвижения уже из Милана, в том числе и за границу. Домой я возвращался, как правило, в четверг ночью. Иногда приезжаешь, засыпая на ходу от усталости, и думаешь – сейчас лечь и спать десять часов подряд. Ничего подобного – встаешь, как обычно, с первыми петухами и торопишься на поля. Вроде бы и спал всего пару часов, а чувствуешь себя полностью отдохнувшим, довольным и полным сил.
Вокруг дома никогда не разбивалось регулярных садов. Он был окружен самыми разными деревьями – черешневыми, грушевыми, персиковыми, апельсиновыми, абрикосовыми, сливовыми и гигантскими финиковыми.
В ближайшем леске, который мы огородили по периметру, жили лошади, ослы, пони, коровы и овцы. Впоследствии мы запустили туда диких кабанов и лань. Получился такой оазис, что-то типа земного рая для животных.
Мой отец каждый вечер возил телеги с собранными под деревьями фруктами, и животные бежали ему навстречу. Было интересно наблюдать его посреди целого стада диких свиней: самки с поросятами подходили совсем близко, самец держался в отдалении и смотрел угрожающе, но никогда не сделал моему отцу ничего плохого. Он знал, что это свои.
В Челлино всегда есть чем заняться, но большую часть времени я старался уделять детям. Мы купались в море, играли в лесу, объезжали наши владения на запряженной в пони двуколке… Однажды я построил на деревьях воздушный дом, чтобы Яри и Иления могли там играть со своими друзьями. Вполне пригодное для жилья обиталище, оно существует и поныне.
И каждый день что-нибудь, да случалось.
Тогда у меня были загоны, в которых я держал сотни домашних животных и птиц – кроликов, уток, индюков, павлинов, гусей, кур. Дети часто развлекались тем, что искали свежие яйца, и часто забывали закрывать калитку. Живность разбегалась по лесу, и иногда целые дни уходили на то, чтобы собрать ее вновь. Впрочем, в лесу животных обидеть не мог никто: он был также огорожен, и птицы и звери чувствовали там себя прекрасно.
Помню, была как-то страшная засуха, и артезианский колодец, из которого я брал воду для полива помидорных полей, полностью высох. Пришлось искать воду в другом месте, и чтобы ее найти, пришлось пробурить скважину глубиной сто сорок метров. И то воды было не слишком много – струйка пять литров в секунду, но все же лучше, чем ничего.
Всеми этими работами, естественно, занимался я сам.
После постройки виллы настала очередь остальных помещений хутора. Часть из них я переоборудовал в пригодные для человеческого обитания жилища и разделил их на квартиры, которые начал сдавать своим друзьям.
Однажды меня навестил капитан Джим Мартинс с располагавшейся недалеко от Бриндизи военной базы НАТО «Сан-Вито дей Норманни». Он спрашивал, нет ли у меня свободной квартиры. Тогдашний визит капитана и натолкнул меня на эту идею.
За три месяца я перестроил старое помещение, где мой отец вначале разместил кроликов и кур. Так капитан Джим Мартинс стал первым постояльцем «Каменного двора».
За ним потянулись его друзья и коллеги. Информация передавалась из уст в уста, люди приезжали, смотрели и влюблялись в эти места. А я по мере заполнения продолжал перестраивать старые хозяйственные помещения, и число моих постояльцев росло. Это было прекрасное время!
Преимущество было еще и в том, что мы были защищены. Два-три раза за ночь патруль американской военной полиции осматривал помещения, где располагались солдаты и офицеры базы, и таким образом охранял и мой дом.
Времена были смутные. В Италии исчезали люди. Организованные банды их похищали и требовали у родственников выкуп. Детей похищали тоже. Газеты постоянно об этом писали, и становилось страшно жить. Особенно, если у тебя самого маленькие дети.
Я вспоминаю историю Мирко Панаттони, семилетнего мальчика из Бергамо, которого похитили в 1973 году. Он находился в руках похитителей семнадцать дней. В 1975 году в Риме был похищен шестимесячный младенец Франческо Фабио Мисто. В 1976-м – четырехлетняя Сара Домини Джелозо. Тогда же, в 1976-м, в Неаполе была похищена Винченца Гвида, шестнадцати месяцев от роду. В 1977 в Турине – Джоджо Гамберо, четырех лет…
От подобных сообщений меня начинала бить дрожь. Не без оснований: какое-то время спустя на соседнем заброшенном хуторе мы нашли оружие, подшлемники, одеяла, ветровки… Полицейские были уверены, что здесь замышляли покушение. Хотели ли похитить кого-то из моих детей? Не знаю, но страх был жуткий.
Когда детям пришла пора поступать в школу, я записал их в классы при базе НАТО, где учились и дети моих квартирантов. Каждое утро с базы приезжали микроавтобус, и таким образом я был спокоен за их доставку в школу и домой. Так же, как я был полностью уверен в безопасности моих детей, пока они находились на территории базы.
Моя вилла и поселок, который я построил вокруг, были своеобразным связующим звеном между Италией и Америкой. Как отдельный мир.
Сколько друзей! Вот Грегори, он работал водопроводчиком, а вот Кирк, моряк громадных размеров, настолько, что когда он нырял в бассейн, из него выплескивалась вода. А еще Вильям, который любил совершать пешие прогулки по лесу в окружении диких кабанов; Роберт, чемпион по карате; Айвен, который выучил фриулийский диалект итальянского; Кен, который потом женился на девушке из Челлино… Каждый американец селился здесь вместе со своей семьей, поэтому вскоре поселок наполнился детскими голосами и стал напоминать такой маленький среднеамериканский городок с южноитальянским акцентом.
Это продолжалось до тех пор, пока президент США Клинтон не закрыл базу в Сан-Вито. Только после этого американцы вернулись домой.
Они ушли, и вместе с ними ушла Ромина.
Девяностые годы. Время стремительных трагических изменений. Ушли все. Даже мой брат от меня отделился и зажил своим домом.
Заканчивался цикл моей жизни и начинался новый. Начался он с моего возвращения к сольной карьере, с новой дуэли с самим собой. Как всегда, без малейшего намека на то, чтобы сдаться и проиграть.
Мое поместье в Челлино было даже предметом журналистского расследования. Абсурдная вещь, которую так я никогда до конца и не понял, но которая глубоко меня ранила – настолько, что я до сих пор не могу об этом забыть.
Дело было вот в чем. В 1987 году, когда родилась младшая Ромина, еженедельный журнал Gente (Люди) попросил у меня эксклюзив на первую фотосессию девочки. Я отказался, и тогда директор издания Сандро Майер сказал, что я об этом горько пожалею. Между тем, отказался я вовсе не из-за неуважения к изданию, я не публиковал эти снимки у прямых конкурентов издания – в журнале Oggi (Сегодня), а отдал фотографии в редакцию TV Sorrisi e Canzoni (Улыбки и песни ТВ). В конце концов это журнал, посвященный артистической среде.
Однако Сандро Майер задумал кровную месть, и в его журнале стали появляться статьи о том, что в моем доме все было построено с нарушениями закона, и что по мне плачет тюрьма. Сплошная ложь.
Ничего незаконного там не было. В Челлино нет коммунального управления, только комиссариат, который выдал мне разрешение на строительство, за которое я заплатил что следует в соответствии с законом. Ничего незаконного на хуторе не происходило. Но журнал Gente решил иначе. Они где-то добыли фотографию с крестин маленькой Ромины (а крестили мы ее в Испании), под которой написали: «Аль Бано уехал крестить свою дочь в Марбелью, потому что дома его ждет тюрьма». Вот так – абсолютно ни за что.
Особенно злило меня то, что из-за задетого самолюбия одного человека издание решило устроить целую травлю: одной публикацией дело не ограничилось. Каждую неделю в журнале Gente появлялись новые и новые фото, под которыми стояли подписи, настойчиво приглашавшие представителей власти обратить, наконец, на меня внимание и упечь меня за решетку как злостного нарушителя закона.
Солидное издание было использовано одним человеком для сведения личных счетов. Позор.
Правда же заключалась в том, что по имеющемуся у меня законному праву я мог бы построить на своей земле гораздо больше того, что построил. Выиграл я в итоге и эту битву – и не только. Я прославил землю Челлино, я дал работу огромному количеству людей, я вложил деньги в родную землю, чтобы она могла сиять во всей своей красе.
В те годы одним из руководителей журнала Oggi был мой хороший друг Вили Молько. Он меня вовремя остановил: я уже всерьез собирался ехать в редакцию к Майеру и бить ему морду. По крайней мере, хоть тогда они написали бы обо мне правду – что Аль Бано начистил ему рыло!
Помню, Илению тогда ужасно раздражала эта ситуация – настолько, что она хотела уехать из Челлино. Ее приятели начали подшучивать над ней на предмет того, что скоро из дочери известного певца она превратится в дочь известного заключенного.
К сожалению, эта тема впоследствии попала и на телеэкраны.
И это все про меня – того, кто за всю свою жизнь не обидел даже мухи, кто занимался исключительно своими делами и не лез в чужие, кто не портил воздух себе и окружающим… Почему же именно я вызываю столько зависти, столько гнева? Откуда он появляется? Я до сих пор не нахожу этому объяснений. Кроме одного – я принципиально не пою на свадьбах и банкетах определенных господ.
Это не значит, что я не знаком с сильными мира сего. Знаком, но я сам первым их никогда не беспокоил. Если я им был нужен – другое дело, всегда готов. Если что-то нужно от меня – всегда пожалуйста. А просьб с моей стороны никто не дождется – себе я сам заработаю участием в концертах, фестивалях и выпуском дисков.
Те, кто сумел понять и разделить мою позицию по данному вопроса, смогли полюбить меня таким, какой я есть.
Сегодня мое предприятие называется Tenute Albano Carrisi (Поместья Альбано Карризи), и это прекрасная реальность.
Размещается оно на ста тридцати гектарах земли. Сюда входят поселок, ферма и лес, который по праву называют «самыми вместительными зелеными легкими Апулии».
Каменные дома в поселке в общей сложности вмещают сорок квартир – такой гостиничный городок. Здесь же ресторан, три церквушки и старшая группа детского сада под оптимистическим названием «Жизнь прекрасна».
На ферме производятся в основном оливковое масло и вино.
Вино всегда являлось частью моей культуры. Мне с детства было тяжело видеть, как тяжел был труд виноделов – работа на виноградниках, загрузка плодов в бочки, перевозка емкостей в подвалы соседнего местечка Сквинцано… Там необходимо было ждать своей очереди, чтобы плоды винограда приняли на дальнейшую переработку, и этот исход напоминал один из романов Штейнбека – караваны телег, под завязку груженные бочками с виноградом.
И я сказал себе, что если я добьюсь успеха, у меня будет собственное винодельческое предприятие. Конечно, я не думал о том, чтобы оно было ну очень большим, но как минимум – чтобы было достаточно погребов с необходимыми условиями, в которых дозревало бы молодое вино. Это постоянно было в моих мыслях.
И вначале было так – скромные погреба, выкопанные на участке. Они стали предвестниками серьезного предприятия, за которое не стыдно.
Первое вино, Don Carmelo, я посвятил своему отцу. Помню, надпись на первой этикетке я сделал в мавританском стиле: идея пришла мне в голову в Испании, когда я рассматривал надписи на бутылках с местными винами.
Впоследствии, с помощью экспертов-агрономов и энологов, контролирующих каждую стадию технологического процесса винодельческого производства – от сбора винограда до старения вин в погребах – были созданы другие марки вин. Сейчас их десять – Don Carmelo, Platone, Villa Carrisi, Mediterraneo, Taras, Felicita`, Felicita` Brut, Basiliano, Nostalgia, Aleatico. Одни марки перекликаются с названиями моих песен, другие – с историей этой земли: к последним относятся Platone, Taras и Basiliano. Platone – потому что великий философ Платон был первым, кто описал тонкие прелести вина. Я, сын земли, которая много лет назад входила в состав Древней Греции, не мог не посвятить ему один из сортов своего вина. Taras – это старинное название Таранто. Basiliano – это посвящение древним монахам, живших в этих местах на протяжении семисот – восьмисот лет.
Тот, кто пьет мои вина, вкушает историю!
Качество я всегда предпочитал количеству, поэтому выпускаю я в среднем около двухсот пятидесяти тысяч бутылок в год.
И, кроме того, я произвожу оливковое масло, пятнадцать тысяч бутылок в год.
Если говорить об экономической составляющей производства, то здесь я до сих пор в минусе. Однако рано или поздно я добьюсь того, чтобы расходы не превышали доходов. Это очередная дуэль, а я привык их выигрывать.
Из ста тридцати гектаров, которые составляют мое поместье, семьдесят засеяны, остальное – дикий лес.
Этот лес заслуживает отдельного рассказа.
Я купил его в 1969 году на волне успеха Nel sole. Лес принадлежал неаполитанскому графу Бальзамо, и я в нем хорошо ориентировался. Еще мальчишкой я его весь излазил: более того, лазить туда было делом принципа. Лес был огорожен, и если ты не трус, необходимо было перелезть через ограду и выйти из него не раньше, чем доберешься до ограды с противоположной стороны.
Это старинный лес: все, что осталось от громадного лесного массива Оритана, известного еще со времен Отранто.
В середине XIX века лес был приютом разбойников. После объединения Италии все солдаты, кто не захотел подчиниться семейству Савойя, стали разбойниками и попрятались в лесах. Жили они тем, что нападали на случайных путников и совершали набеги на близлежащие хутора. Мой прадед, который был карбонарием, под страхом смерти вынужден был долгое время носить им еду и курево.
Потом, 24 июля 1861 года, Национальная гвардия Челлино под командованием капитана Луиджи Лупиначчи арестовала одиннадцать последних разбойников, скрывавшихся в этом лесу. Они были вывезены в Бриндизи и расстреляны там два дня спустя.
В лесу моего поместья росли мои дети. С малых лет я всегда брал их с собой, в царство дубов. Пиний и земляничных деревьев. Я учил их ориентироваться в лесной чаще, различать растения, понимать их язык. Я объяснял, как читать следы животных и идентифицировать крики птиц. На берегу пруда я построил небольшую башенку и замаскировал ее растительностью. Это был наш наблюдательный пункт, а на его крыше жили цапли.
Сейчас это что-то типа заповедника для животных и растений. И людей.
Как я уже говорил, в 1969-м. когда я только купил землю, здесь все было заброшено. Сейчас – цветущий сад. Предприятие, которое было выращено, как выращивают сады.
Ферма, поселок, погреба, ресторан, гостиница: все это результат претворения в жизнь моих идей. Я создал все это таким, каким хотел видеть. Единство стиля – оно, кстати сказать, есть: я сам разработал этот стиль, и он напоминает старинную Апулию.
На вилле я построил башенку. Взобравшись на ее верх, я могу окинуть взглядом все свои владения.
Я часто поднимаюсь туда и замираю в тишине. Я получаю удовлетворение от того, что вижу. Но главное удовлетворение в том, что благодаря претворению в жизнь моих планов сотни людей получили работу и благосостояние.
С 1969 года, когда я начал здесь работы, стройка ни на миг не прекращалась. До сих пор здесь ведутся строительные работы. Здесь работают каменщики, столяры, кузнецы, водопроводчики, электрики, садовники, разнорабочие… Все деньги, которые я заработал за сорок лет моей карьеры, я вложил сюда. В Челлино. Я мог бы вкладывать их в Милане, в Риме, за границей, как сделали все мои коллеги, ставшие знаменитыми…
Нет. Я выбрал Апулию, мою родину, Челлино-Сан-Марко.
В начале моей артистической карьеры никто и не подозревал, что существует местечко с таким названием. Мало кто знал, где находится Апулия.
Сегодня Челлино-Сан-Марко известно практически во всем мире. А Апулия – одна из самых популярных областей Италии.
Не думаю, что преувеличиваю, но большая часть заслуг в этом принадлежит и мне.
Дата добавления: 2015-10-16; просмотров: 53 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Сколько стоит свобода | | | Конец изгнания |