Пролог. 17 страница

инстинкты, внутреннюю тьму, жаждущую крови конкретного ублюдка.

– Чем могу помочь? – вопросительно поднимаю бровь, закрывая за собой дверь.

С интересом разглядываю значки, отмечая звание моих визави. Приятно польщен серьезному подходу к делу. Рисую заинтересованность, пока офицер поясняет причину своего визита. Удивление и недоумение достойны Бродвея, настолько реалистично они выходят. Качаю головой, периодически вставляя комментарии. Предложение войти в дом отклоняю под предлогом спящих родителей. Тошно изображать заботливого сына, когда презираешь обоих, но справляюсь и с этим, в награду получая подставную улику.

Значит, обнаружили мой волос? Описание свидетеля совпадает с моей внешностью?

Где я был вчера во время кражи?

– Не понимаю, – натурально вздыхаю, растрепав собранный с утра хвост, – как мог ваш свидетель видеть меня в другом конце города, в то время как сам я успокаивал сестру. Вы б хоть проверяли информаторов, что ли, – не сдерживаюсь от издевки, вспоминая наружную камеру отеля, обеспечившую мне железное алиби.

– Да, конечно, мое местонахождение могут подтвердить служители отеля, – говорю с улыбкой, отвечая на стандартные вопросы.

– Нет, не вижу смысла беспокоить сестру, раз у вас будут записи, – скупо вещаю об и так расстроенных чувствах Ти, впитывая ауру разочарования, исходящую от собеседника. Ликую от возможности утереть их самодовольный нос, оттащив мечты о новых звездочках в недосягаемые вершины своей непричастностью.

– Подозреваю, что волос мог быть оставлен во время моего последнего посещения музея, – делюсь мнением, когда они его просят. Не желаю делиться достоверными наводками, упрощать им задачу. Расквитаюсь с Эдрианом сам.

Любезно прощаюсь, чувствуя вибрацию в кармане. Дожидаюсь, пока машина отъедет, прежде чем открыть пришедшее сообщение.

'Везучий засранец', – не сдерживает эмоций Кай. Приходит к тому же мнению, что и я, оценивая нашу удачу.

Усмехаюсь ему, возвращаясь в дом. Замечаю спускающегося вниз отца. Усталый вид не впечатляет. Встречаемся взглядами, безмолвно кидая претензии друг другу. В моем арсенале их куда больше. Сжимаю зубы, вспоминая вчерашний вечер.

– Поговорим? – отец сдается первым, кивком предлагая вернуться на кухню.

Удивленно смотрит на разбитую чашку, следы кофе, стекшие на пол. Безразлично сажусь на место, не намереваясь вдаваться в подробности.

– Ты ведь ей не отец? – рушу молчание, не стремясь к пустым любезностям.

– Это ничего не меняет, – качает он головой, сжимая кулаки. – Ты вообще с мозгами не дружишь? – выдыхает зло, сверля меня взглядом. – Опять проявляешь вечный эгоизм? Что, никого другого найти не мог?

Насмешливо поднимаю бровь, пропуская укоры мимо ушей. Не выдаю клокочущей внутри злости, направленной в большей степени на мать. Ей очень повезет, если не встретится мне больше.

– Так что? – игнорирую его вопрос, возвращаясь к своему. – Теа дочь только твоей любовницы, или твоя тоже?

– Это не имеет значения.

– Ну, я готов с этим поспорить, – фыркаю, поднимаясь с места. – Но не буду. Твое нежелание отвечать говорит за тебя.

Уверенно направляюсь на выход, взвешивая последствия очередной доли правды. Стоит ли говорить об этом Тее? Замираю у двери, чувствуя на себе тяжелый взгляд, оборачиваюсь, не скрывая презрения.

– Мне просто интересно, какого это – трахать женщину, родившую от другого, – протягиваю задумчиво, наслаждаясь побледневшим лицом отца. – Может даже законного мужа, – развиваю мысль, получая подтверждение каждому слову несдерживаемыми чувствами, нервными движениями. – И это, имея собственного сына и жену, – качаю головой, усмехаясь. Желание покинуть дом уступает место злорадству. Нащупываю больное место. Безжалостно давлю на него, наслаждаясь мучением. – Ты оказался интрижкой, да папа? – ехидно выделяю последнее слова, растягивая буквы. – Ошибкой? Возможно, даже помехой в ее жизни. И что с ними случилось? Не выкрал же ты Ти, значит померли?

– Попали в аварию, – говорит он пустым тоном.

Словно в трансе, возвращается в то время, а у меня теперь и впрямь нет желания задерживаться. Пусть восстанавливают иллюзию семьи без нас. Ни капли сожаления. Грусти. Когда-то родной дом кажется чужим, холодным. Покидаю его, не оглядываясь. Снова вспоминаю о письме, разворачивая его на ходу. Еще пара слов в мой адрес, ничего интересного, пока не натыкаюсь взглядом на послание мне. Нахожу очередное подтверждение собственным выводам.

'Передай брату, что выше головы не прыгнешь. Пусть этот зарвавшийся щенок поумерит высокомерие. А времени подумать над моим советом ему теперь хватит с лихвой', – это строчка нравится особо. Дышит злорадством. Применима к обоим. Отзеркаливает его собственную напыщенность. Раздутое самомнение.

Усмехаюсь человеческой сущности, сминая листок. Не терпим людей, обладающих нашими пороками. Испытываем ненависть к любому, кто обнажает наши худшие стороны, выставляя их напоказ.

Из философских размышлений вырывает оклик матери. Поражаюсь отсутствию инстинкта самосохранения. Замираю перед машиной, не спеша оборачиваться. Кулаки сжимаются от возвращающейся злости, чего не выказываю внешне. Молча жду ее слов.

– Эйден, – говорит тихо, касаясь плеча.

Сбрасываю руку, все же поворачиваясь. Охлаждаю ее порывы ледяной ненавистью во взгляде. Она что-то говорит, объясняет. Всхлипывает, стараясь найти во мне отклик, в то время как я убеждаю себя не поднимать на нее руку. Не разбираю ее слов, испытывая лишь презрение.

– Заткнись ты уже, а? – прерываю бессмысленный монолог скучающим голосом. – Тебя для меня больше нет, поняла? Умерла, исчезла, – пожимаю плечами, радуясь, что удается сдержать крик, оставив тон безразличным. Руки в карманах белеют от той силы, с которой сжимаю их.

– Эйден, – говорит потрясенно. – Я же твоя мать.

– Ты дура, а не мать, – кривая усмешка бьет по ее нервам. – Конченая идиотка, раз решила выяснять отношения с единственным что-то значащим для меня человеком. Молодец, добилась своего. Получила ее истерику, а теперь будь добра расплатиться за полученное удовольствие. Надеюсь, это стоило того?

– Ты отказываешься от меня из-за нее? – повышает тон мама, когда я открываю дверцу. Пока еще способен уйти, не причинив особого ущерба. – Уходишь из семьи из-за этой сучки, вешающейся на тебя при каждом удобном случае?! Это же мерзко, Эйден. Даже не смотря на

то, что она нам никто, все равно инцест!

– И это я ее совратил! – все же не сдерживаю эмоций, хватая ее за грудки. – Я, а не она. Это мне ты, черт возьми, должна была предъявить. Но ты держишь свой язык в заднице. Позволяешь себе обижать беззащитную девушку вместо того, чтоб прийти ко мне!

– Не защищай ее!

– Я сам решу, кого защищать, – рычу, собирая ее ткать у горла. Соблазн задушить ее собственными руками слишком велик, крутится в сознании, уговаривая не отказывать себе. – Ты низкая, жалкая особа, – выплевываю прямо в лицо, отталкивая от себя. – Раз согласилась воспитывать, должна была это делать, а не гнобить ее.

– Я и воспитывала!

– Ты издевалась, – кричу, ударяя кулаком по машине. – Да ты и мизинца ее не стоишь.

Топись в своей желчи, в гребанном одиночестве.

Прерываю себя на полуслове, делая глубокий вдох. Отхожу подальше, успокаивая шипящий клубок внутри. Возвращаю внешнее безразличие, даря ей последний ненавидящий взгляд и сажусь в машину.

Хватит с меня разборок. Сделан последний шаг на пути к новой жизни. Отрезаны все нити, держащие в этом городе. Самое время взрослеть обоим.

Завожу мотор, возвращаясь к Тее. Она еще не проснулась. Лежит, подобрав под себя одеяло. Умиротворенна во сне, вопреки моим опасениям. В голову приходит неожиданная мысль, что это именно она спасла меня от карцера. Одним своим существованием уберегла от расставленной ловушки, заставив принять важное решение.

'Она спасет тебя один раз, второго шанса не будет', – всплывают в сознании слова старухи. Посылают неприятную дрожь по телу.

Что за фигня? Качаю головой, отгоняя вспыхнувшую неуверенность в необходимости мести. С чего мне вспоминать безумный бред новоорлеанской жрицы? Убеждаю себя в надуманности волнения, но оно не покидает. Точит внутри. Сидит тяжелым грузом.

Выхожу на балкон, закуривая очередную сигарету. Сколько их уже выкурил за недолгое утро? Вдыхаю никотин глубоко в легкие в попытке получить расслабление. Тело покрывается легкими мурашками от прохладного ветра, не знаю, как долго стою тут, стараясь прийти к верному решению. Окурки заполняют пепельницу, напоминая, что пора бы завязывать со злоупотреблением. Поворачиваюсь ко входу, встречаясь с задумчивым взглядом Теи.

Стоит растрепанная после сна с неуверенностью в глазах. Ждет моей реакции.

Усмехаюсь, притягивая ее в объятия, целую в макушку, чувствуя, как расслабляется.

– Ты холодный, – шепчет в район ключицы, прижимаясь теснее.

– Зато ты теплая, – говорю, утягивая ее в комнату и усаживая на диван. – Теа, ты мне не сестра. Вообще.

Смотрит удивленно и несколько устало. Пользуется моим приемом, молча вынуждая продолжить. Рассказываю ей все, опуская никчемные оскорбления, улавливаю ее разочарование, грусть, но лучше сказать об этом сейчас, чем спустя какое-то время теребить подсохшую рану. Теа не впадает в уныние, грустно улыбается, устраивая голову на моих коленях. Снова рисует абстрактные узоры, о чем-то думая. Не мешаю ей, молча выказывая поддержку.

– И что мы будем делать теперь? – наконец задает волнующий вопрос, окончательно осмыслив произошедшее.

Прежде, чем ответить, делаю звонок, получая подтверждение в том, что мои указания выполнены. Накопленные средства позволяют не волноваться о будущем, создавать новый мир, отвечающий нашим желаниям. Скрываю улыбку, спокойно произнося всего два слова:

– Летим в Чикаго.

Дарю ей мечту, наслаждаясь недоверием, сменяемым возбужденной радостью.

– Летим в Чикаго, – так же спокойно подтверждает Теа, возвращаясь в объятия.

Слова снова лишние. Не способны описать важности момента. Все же посылаю к черту Эдриана с его подставами. Проявляю редкий акт милосердия. Давлю жажду расправы, позволяя себе насладиться новой реальностью. Не нуждаюсь в еще одном шансе, плотно закрыв двери прошлого.

Самое время сделать первый шаг в выбранном направлении. Эпилог.

Дата добавления: 2015-10-21