Пролог. 16 страница

Никогда не видела, как она плачет. Хочется обнять ее, успокоить. Попросить прощения, вот только я не знаю за что просить. Мне так и не сказали, в чем я так сильно провинилась.

– Теа, солнышко, иди наверх, – просит папа, и я готова послушаться, но мне не позволяют.

– Наверх, это в свою комнату, Теа, не перепутай ее с комнатой Эйда, – презрительно уточняет Элен. Дарит мне победную улыбку. – Никогда не сомневалась, что ты пойдешь по стопам своей мамаши, такая же шлюха, – ядовито выплевывает она, не позволяя папе приблизиться, – даже не погнушалась залезть в постель к брату.

– Элен! Что ты несешь?

Папин окрик тонет в волне ее смеха, а я парализовано замираю, смотрю с животным ужасом в маниакально блестящие глаза матери. Она знает. Боже, она знает. От этой мысли накатывает тошнота. Липкий страх обволакивает сознание. Чувствую себя грязной и падшей.

– Ты у своей любимой Теи спроси, – издевается мама, состояние которой скачет от торжества к отчаянью. – Ты же ей так гордишься, милый. Твоя девочка не способна на подлость, так, кажется, ты говорил? – с каждым словом ее тон все больше повышается, заставляя вздрагивать от безобразной правды. – Инцест, это, по-твоему, не подлость? – не скрывая отвращения, уточняет мама. – Мало этой мерзавке тебя, так она и Эйдена у меня забрала. Всех, кого я люблю, – выкрикивает она с каким-то отчаянием. – Слышишь, Роберт, всех.

– Теа? – удивленно смотрит на меня папа, но я не способна ответить. Отвожу взгляд и только сейчас понимаю, ЧТО сказала мама.

– Что значит, вся в мамашу? – вместо голоса, тихий шепот.

Папа делает шаг ко мне, но я не хочу касаний. Не сейчас. Мне страшно. Хочется расплакаться, закрыть уши руками и претвориться, что ничего не слышала. Словно заведенная, качаю головой, отрицая приходящие на ум объяснения, стараюсь отгородиться от происходящего, отступаю назад, выставив руки в защитном жесте.

– То, что ты нам никто, – с холодной яростью отвечает мама. Нет, не мама, Элен. Она успокоилась, выплеснув содержимое вскипевшего котла на меня, взяла под контроль свои эмоции и теперь подбирает куда более обидные фразы. – Выродок. Дочка его любовницы, – кивает Элен на побледневшего папу. – Всю кровь мне выпила своим появлением, дрянь.

– Элен, замолчи.

Безжизненный тон папы не вызывает эмоций. Слишком много информации, слишком сильное потрясение, сознание в попытке спастись от истерики заковывает чувства.

– Не смей затыкать меня, – шипит Элен. – Я молчала, Роберт. Пошла тебе на уступку, и чем нам отплатила эта сучка? Угадай, на чью сторону встанет наш сын? Это ты виноват.

Ноги, наконец, отмерзают. Больше не в силах находиться рядом с этой женщиной, в этом доме. Мне нужен воздух, успокоить головокружение, сделать хоть один полный вздох. Словно в трансе делаю шаг из кухни, иду все быстрее, не замечаю, как перехожу на бег. Не обращаю внимания на обеспокоенный оклик папы, глумливый смех матери. Мне нужно уйти, спастись от этого безумия. Не оглядываюсь на дом, убегая от открывшейся правды. Так жаждала узнать причину ненависти? Стоило это того? Из горла вырывается всхлип, прохладный ветер шевелит волосы, стирает вновь появившиеся слезы, а в голове отчаянно бьется всего одна мысль: 'Убраться отсюда подальше'.

Глава 20.

– Эйд, ты чего стоишь, как вкопанный? – врывается в разрозненные мысли голос Кая. – Тащи сюда свою задницу.

Не двигаюсь с места. Неотрывно смотрю на потухший экран смартфона, стараясь подавить поднимающуюся волну гнева.

Нахрена мне весь этот геморрой? Какого черта всем приспичило привлечь мое внимание конкретно теперь, когда все мысли и инстинкты настроены на предстоящее развлечение. С губ срываются злые маты, не способные выразить и сотой доли моего недовольства. Непонятные слова отца напрягают. Недосказанность выводит из себя.

Какого хрена звонить с просьбой немедленно появиться дома, не постаравшись дать хоть какое-то объяснение отрывочным фразам? Нагнетать атмосферу взволнованным тоном? Бесит.

Сжимаю телефон крепче, отстраненно думая, какая сила требуется, чтобы тот не выдержал давления. В организме просыпается очередная волна жажды никотина. Игнорирую Кая с его требованиями, направляясь на выход.

Свежий вечерний воздух приятно холодит тело. Прикуренная сигарета мелькает оранжевым огнем, отвлекая на себя внимание. Ее дым проникает в легкие, обжигает горло от излишне сильной затяжки. Кручу в свободной руке телефон, стараясь понять из короткого разговора, так ли серьезны проблемы. Явно слышная истерика матери на заднем фоне, беспокойство отца… Все это не вызывает и капли волнения. Возможный скандал не затрагивает. Равнодушен ко всему, что не трогает меня лично. Легко отношу потенциальную ссору родителей к этой категории. Единственное, что беспокоит, шевелится проклятым червем сомнения внутри, – присутствие там Теи.

Мысль, что они могут задеть ее, поглощает, заставляя нервничать.

Еще одна глубокая затяжка и набираю ее номер, раздражаясь от размеренных гудков. Вторая, третья, четвертая попытки дозвониться так же терпят крах под издевательский механический голос, предлагающий оставить сообщение.

– Твою ж мать, – шиплю сквозь зубы, стараясь погасить поганое ощущение чего-то нехорошего.

– Что с тобой творится?

Кери появляется неожиданно. За борьбой с собственным беспокойством не замечаю ее приближения. Теряю бдительность, что еще больше ввергает в раздражение, граничащее с едва ощутимым бешенством.

Игнорирую вопросительный взгляд девушки, продолжая раз за разом набирать номер малышки. Ее молчание нагнетает обстановку, рождая далеко не лучшие предположения о его причине.

Смиряюсь с ослиным упрямством Ти, набирая номер отца.

– Почему Теа не берет трубку? – стальные ноты в голосе разрезают уютную тишину вечера.

– Эйден… – ненавижу, когда вместо конкретных слов, мнутся в попытке потянуть время. Едва сдерживаю едкие фразы, готовые сорваться с губ. – Просто приезжай домой, – вздыхает отец, – я тебе все объясню.

– Папа, я кажется задал определенный вопрос, – стараюсь говорить спокойно, проглатывая ругательство. – Где Теа?

– Убежала.

– Убежала? – ироничное удивление слишком откровенно. – И с чего бы ей вдруг убегать из дома? – вкрадчиво интересуюсь, напрягаясь от возможной причины.

– Это не телефонный разговор, Эйден, – в голосе отца проскальзывают знакомые стальные ноты. Явный признак сильного волнения. – Лучше тебе скорее оказаться дома. Теа убежала в расстроенных чувствах, и даже, если бы я сейчас мог пойти ее искать, я понятия не имею, где она может быть.

Отключаю телефон, не дослушав. Шиплю от обжегшей пальцы сигареты, которую давно следовало выкинуть.

Убежала. Это настолько не похоже на Тею, с ее мирным, спокойным характером, что не оставляет сомнений в серьезности ситуации.

– Эйд, – снова привлекает внимание Кери. Смотрит внимательно. Впервые прожигает пронзительным взглядом, который выдает, что передо мной давно не беззаботная девочка, какой Кер способна показаться на первый взгляд. Опытный игрок, не прощающий ошибок. – Такие, как мы, не имеем права на слабости, Эйден. Ты ведь помнишь об этом? – говорит с нажимом, не отпуская моего взгляда.

Мысленно согласен с ней. Давно придерживаюсь подобного принципа, однако жизнь – сука с довольно извращенным чувством юмора, обожающая вносить свои коррективы, крушить незыблемые стены убеждений и правил. К собственному неудовлетворению имею сильную слабость, все больше разрастающуюся внутри. Давно посеявшую семена своего правления.

– Человеческий фактор, Кер, никто не отменял, – говорю равнодушно, не выдавая лихорадочной работы мыслей.

Нельзя уходить сейчас. Что бы не случилось с Ти, не имею права в угоду собственным

чувствам ставить под угрозу общее дело. Дело на первом месте, так должно быть. Невзирая на прогрессирующий эгоизм, не настолько беспринципен, чтобы сорваться с места, не имея веских причин. И так довольно часто исчезаю, повинуясь неоправданным прихотям.

Глубоко вдохнув, возвращаюсь в здание. Руки сами выполняют свою задачу, вводят коды, позволяющие проникнуть в защитную систему музея. Мелькающие строчки на мониторе втягивают в процесс, возвращая былое возбуждение. Тревога не уходит, но под давлением окружения слегка утихает, позволяя не обращать на себя внимания.

– Рад, что ты пришел в себя, парень, – мельтешит Кай за спиной.

Чувствую на себе его взгляд, не желая вдаваться в дискуссии о моем настроении.

– Анис на месте, ждет намеченного времени, – обращается к нему Дейв, вольготно развалившись в кресле.

– Что со входом? – интересуется Кер, натягивая перчатки.

– Свободен, осталось добить хранилище и можем действовать.

Пальцы порхают над клавиатурой с немыслимой скоростью. Не задумываюсь особо, действуя по инерции. Защитная начинка настолько изучена, что кажется родной, не вызывает напряжения, скорее успокаивая.

Телефон лежит рядом, включен на автодозвон, без моего участия повторяя безрезультатные попытки добиться ответа. Кошу взглядом в его сторону, периодически сбиваясь с рабочего настроя.

'Ей нужно побыть одной, раз убежала', – стараюсь убедить себя. Однако ни разу не подведшая интуиция другого мнения.

Тихие разговоры за спиной не мешают моему беспокойству. Очередной повтор плана, словно шумовой эффект, слабо воспринимаемый мозгом. Помню все по секундам.

Представляю долгожданный куш, не испытывая привычного возбуждения. Под градом проигнорированных вызовов чувства словно притупляются.

Заключительные щелчки клавиш, и резко отодвигаю кресло, вскакивая из-за стола. Сидеть тошно. Бесцельная ходьба по залу не прельщает. Собственные убеждения в том, что зря себя накручиваю, не помогают. Чувствую, что с Теей что-то не так. Хуже, чем когда поцеловал. Не обычное расстройство.

Подобная убежденность вызвала бы скептический смех, будь я настроен на веселье.

– Пошли покурим, – киваю Каю, прерывая того на полуслове.

Очередная волна свежего вечернего воздуха бодрит. До начала операции еще пара часов. Успею все проверить и вернуться.

– Мне нужно уехать, – говорю, делая затяжку.

С удивлением отмечаю легкую дрожь, которую тут же подавляю.

– Что творится, Эйд? – Кай смотрит хмуро, прикрывает ладонью зажигалку, прикуривая сигарету.

Пожимаю плечами, не желая объяснять собственное поведение. Бушующие внутри чувства, обретшие основу, неумолимо меняют привычный уклад. Заставляют думать не только о себе. Это пугает и злит. Непредвиденная плата за исполнение желания. Не привык так часто двигать свои интересы. Однако иначе не получается.

– Решил сорвать операцию? – устало вздыхает друг. – Снова твоя принцесса, да, Эйден?

Уважение перевешивает возмущение тем, что лезут в мои дела. Скупо перечисляю причины волнения, не ожидая понимания.

Повисает молчание. Тяжелое, гнетущее. Я для себя все решил. Вернусь, если

беспокойство не подтвердиться, но проверю в любом случае. Убираю одну руку в карман, облокотившись о стену, жду слов Кая, сканирующего взглядом пространство. Первая сигарета сменяется второй. Никотин не расслабляет.

– Ты ведь понимаешь, что после подобной подставы двери для тебя будут закрыты? – уточняет Кай очевидную истину, облокотившись рядом.

Не чувствую в словах злости, скорее сожаление.

– Меньше соблазна, – говорю, прикрыв глаза. Чувствую, как теряю ту часть своей реальности, что была неотъемлемым спутником на протяжении четырех лет.

Это вызывает сожаление. Убеждает остаться. Совместить два приятных аспекта своей жизни, не отказываться от того, что заставляет дрожать в предвкушении.

Не поддаюсь на собственные уловки. Оттолкнувшись, смотрю Каю в глаза, делая последний рывок из манящей глубины вседозволенности.

– Я выхожу из игры, Кай, это будет… было, – уточняю, не находя причин бескомпромиссной убежденности, – последнее дело.

– Уверен, что сможешь?

Смотрю ему прямо в глаза, находя подтверждение собственным мыслям.

Это не угроза, не предупреждение. Сомнение, имеющее под собой весомые причины. Кай болен той же болезнью, поражен вирусом адреналина, струящейся по венам зависимостью острых ощущений. Привык находиться над миром, упиваясь собственной беспринципностью. Разделяю его эмоции. Жажду как ничто другое утопить сомнения в любимом деле. Смешать удовольствие.

Грубый реализм рушит очарование мыслей. Смешав белое и черное, непременно получишь грязный серый оттенок, не приносящей и сотой доли того кайфа, что дает одна из граней. Вынужден делать выбор. Уже сделал и не вижу смысла зря травить свои инстинкты, раздразнивать бессмысленными вопросами, отдаваясь глупым мыслям о возможном будущем, сделай я иной выбор.

Не привык отступать от намеченных целей. Готов лишить себя одной слабости, заменив ее другой.

– Друга ты не теряешь, – говорит спустя минуты молчания.

Киваю без слов. Они лишние сейчас. Оба понимаем, если уйду, как раньше не будет. Радушно раскрытые двери закрытого мира захлопнуться перед самым носом, сводками новостей напоминая о прошлом.

Уверено отворачиваюсь. Не сбиваюсь с шага, целенаправленно двигаясь к автомобилю.

– Я вернусь, – все же бросаю бессмысленные слова, куда тише добавляя: – Возможно.

– Не вернешься, – качает головой Кай с кривой усмешкой. – Ты никогда не возвращаешься, если решаешь уйти.

Не сдерживаю смешок от подобной наблюдательности. Показываю средний палец его убежденному тону и все же сажусь в машину, отрезая очередной этап жизни.

Дорожка перед домом кажется мрачной. Паркуюсь, все больше ощущая непонятное давление. Пиковый момент.

– Я дома, – кричу с порога, морщась от всхлипов матери, доносящихся со стороны кухни.

Не терплю слабость. Не переношу слезы. Презираю тех, кто умело ими манипулирует.

Теа не в счет – вечное исключение из собственных принципов.

– Эйден, – кивает отец, появляясь в прихожей.

Складка между бровями не обещает хороших новостей. Молчу, позволяя ему начать первым. Молчание не мирное. Гнетет. Давит на плечи. Смотрим настороженно, просчитывая реакции друг друга. Он напряжен, что-то ищет во мне, то, чего не заметил прежде.

– Теперь, когда ты просканировал меня взглядом, может объяснишь причину паники? – разрываю относительную тишину, лениво облокотившись о косяк.

Отец вздрагивает, как от пощечины. Морщится, растирая лицо ладонями. Смотрит устало.

– Может, ты мне кое-то объяснишь?

– Может и объясню, – киваю, не опуская взгляда.

Убеждаюсь в отсутствии здесь Теи, но пока не готов уйти. Странные намеки интригуют.

Пробуждают интерес к причине ссоры.

– Ты с ней спал?

Не сразу понимаю вопрос. Поднимаю удивленно бровь. Так вот оно что. Узнали. Не чувствую и капли разочарования. Ни намека вины. Лишь удовлетворение от обнаруженной правды.

– Теа поэтому убежала? – паника медленно отступает. Не вижу ничего страшного в том, что родители могли спросить ее об этом. Понятна истерика матери, требование отца. Раздражает лишь то, что не спросили с меня. – Что ж вы меня-то не дождались?

– Эйден, – сдавлено вздыхает папа, качая головой. Замолкает, подбирая слова, а затем словно отпускает себя, выливая на голову истинную причину побега.

С каждым словом завожусь все больше. Чувствую, как холодеет все внутри от накатывающего бешенства. Срываюсь с места, отталкивая отца.

– Ты, – рык вместо голоса. Ни толики жалости к перепуганной женщине. – Ты, мать твою.

Хватаю за плечо, не контролируя собственную силу. Сжимаю до хруста.

– Эйден, – шепчет мама, стараясь вывернуться из захвата.

Ей помогает отец. Резким рывком оттаскивает, преграждая доступ.

– Это твоя мать! – срывается он на крик. – Ты что себе позволяешь, сопляк?

Сжимаю кулаки, стараясь погасить жажду проехаться по физиономии. Не могу сказать с уверенностью, кого из них ненавижу больше.

– Что я себе позволяю? – не сдерживаю эмоций, срываясь на ответный крик. – Это вы что себе позволяете?! Нашли, кому предъявить претензии! Девочке, не сделавшей вам нихера плохого! Твою мать, – отступаю, сжав зубы. – Не дай бог с ней что-нибудь случится.

Вылетаю из дома, в очередной раз расставив приоритеты. Разговор не окончен. Мне нужна полная картина. Должен увидеть Тею. Оценить ситуацию.

В голове крутится лихорадочный вихрь мыслей, среди которых вспышкой мелькает главная.

Кажется, я знаю, где она может быть.

Ожидания оправдываются, стоит оказаться на утесе. Издалека замечаю ее фигуру, словно уменьшившуюся под давлением обиды. Испытываю облегчение.

Злость не проходит, клокочет внутри, не позволяя успокоиться. Не намерен искать оправдание родителям. Задумываться о прощении. Это не ко мне. Слишком злопамятен, чтоб спустя время участвовать в сопливом воссоединении семьи на руинах лживого детства, иллюзии о котором разрушила неприглядная правда.

Никогда не стремился к добродетели. Глупые мелодрамы не то, что желаю видеть в собственной реальности.

Замедляю стремительный шаг, стоит оказаться ближе. Неестественное спокойствие Теи удивляет. На какое-то мгновение успеваю поверить в ее силу, испытать гордость прежде, чем пустой взгляд рушит заблуждения, заставляя сжимать зубы от злости.

Сидит на краю утеса, бесцельно следя за волнами неспокойного океана. Смотрит в мою сторону всего мгновение, отворачиваясь вновь. Показывает осведомленность о моем присутствии, выполняет минимальные действия, намереваясь снова погрузиться в пучину жалости к себе. Читаю это в каждом жесте. Улавливаю исходящее отчаяние, которое вместо сочувствия вызывает тихую ярость.

Усилием воли сдерживаю ее, опускаясь рядом. Минуты тишины тянутся невыносимо медленно. Стараюсь пробудить в себе сочувствие, но его нет. Отсутствует даже его легкая тень под бушующей во мне агрессией. Злость на родителей перемешивается с возмущением от ее позиции.

Ее замороженность действует на нервы. Бешусь от гребанной слабохарактерности Теи, чертовой наивности, неспособности дать отпор.

Ненавижу, когда опускают руки, не делая малейшего шага в борьбе за собственную правду. Согласен сделать Тее скидку на гадливость ситуации, однако не готов позволить топиться в жалости к себе.

Глубоко вздыхаю, внешне не выдавая внутреннего конфликта. Сам протянул ей розовые очки однажды, помог одеть, создавая тот мир, что нужен был мне. Предел лицемерия теперь требовать от нее то, чему не позволил развиться, опасаясь ненужного отпора в решающий момент.

Молча переплетаю наши пальцы, поддаваясь собственным убеждениям. Ярость медленно уходит, уступая место трезвому расчету. Дымка раздражения рассеивается. Способен отделить очаги злости. Гашу тот, что вызван состоянием Теи, второй, предназначенный родителям, прячу в себе. Храню для скорой встречи.

Откидываю эмоции, решая, какими способами вытаскивать из Теи разъедающую ее обиду.

Сжимаю руку сильнее. Заставляю снова обернуться, взглядом внушая уверенность.

Теа смотрит потерянно. Закрывает глаза, прикусывая губу. Качает головой, собираясь отвернуться, но я не позволяю. Удерживаю за подбородок.

– Ты же сильная, – говорю спокойно, убеждая тихим голосом.

Встречаюсь с немым отрицанием, выраженным в качании головой. Чувствую, как ее ногти впиваются в кожу, оставляя следы. Позволяю повиснуть тишине. Даю недолгую передышку, прежде чем потребовать не терпящим возражения тоном: – Расскажи.

Теа молчит. Не открывает глаз, перебирая траву под свободной рукой. Вырывает ее с корнями, бережно поглаживая, словно раскаиваясь в своей несдержанности.

– Теа, – требую снова, позволяя ей вырвать свою ладонь.

Подтягивает к себе ноги, упираясь лбом в колени. Чувствую, как ее упрямство порождает новую волну раздражения, бьющуюся о кокон холодного разума. Сжимаю кулаки, призывая терпение. Далеко не лучшее время для подобных объяснений. Слишком много событий, рождающих разные ощущения, объединяющиеся под одним словом – накал. Имею грани запасов спокойствия, истощенные количеством вынужденно принятых решений.

Мысли скачут от злости на ее бездействие к все увеличивающемуся списку претензий,

адресованному родителям. Где-то в промежутках между ними успеваю подумать о ребятах, задаваясь вопросом: пошли ли они на дело?

Толика сожаления и черной зависти от упущенной возможности проникает внутрь и тут же гибнет под куда более важными мыслями.

Молча встаю, на расстоянии чувствуя ее напряжение. Вздрагивающие плечи привлекают внимание. Чувствую облегчение, смешанное с яростью на мать. Ненависть увеличивается с каждым всхлипом, застилая глаза.

– Не уходи, – шепчет Теа. – Пожалуйста, Эйден.

Готовность к диалогу радует. Так нетерпимые мной слезы сейчас не злят, позволяют расслабиться. Пусть выпускает эмоции.

– Тогда расскажи мне, – говорю тихо, возвращаясь на прежнее место.

Подвигаю ее к себе, заключаю в объятия. Чувствую, как промокает плотная олимпийка.

Глажу по волосам, прижимая ближе.

– Давай, Ти, ты же знаешь, что я на твоей стороне, – уговариваю на первое слово.

Всего одно слово, способное прорвать платину сдерживаемой истерики. Всем своим видом выражаю поддержку, скрывая желание встряхнуть ее как следует, чтоб собрала крупицы характера.

– Они все знают, – всхлипывает Теа, собирая в кулак ткань на груди.

Морщусь от того, как вместе с кофтой захватывает кожу, но упорно молчу, ожидая продолжения.

– Сказала, что это я тебя соблазнила, – куда с большей обидой высказывает Теа. Ударяет кулаком, не замечая своих действий. – Я, понимаешь? – слова вырываются сами. Идут нескончаемым потоком. Холодею от свалившейся информации. Бешенство, вызванное словами отца, меркнет перед леденящей жаждой убийства, что чувствую теперь. – Постоянно задевала меня, – жалуется сквозь нарастающие всхлипы, – а ты не видел! – очередной удар кажется слишком хилым. Готов врезать себе куда жестче за собственную невнимательность. Вместе с тем злюсь на молчание Теи. Тупое самопожертвование, лишь бы не причинить другим боль. – Она отказалась от меня, Эйден, – едва разбираю слова за надрывной истерикой. Плачет в голос, прижимаясь ближе в попытке обрести защиту. – Смеялась, когда называла шлюхой, а я… я не шлюха!

Обнимаю ее крепче, почти до боли. Убаюкиваю легкими покачиваниями, не делая попытки успокоить. Не произношу и звука, молчанием вынуждая выпускать все то, что копилось годами, режет внутренности, выкручивает душу.

Низость и грязь ситуации поражает своими масштабами. Ее слезы царапают сердце, давят своей искренностью. Не знаю, как долго сидим, руша очарование природы грязными подробностями человеческой ничтожности. Выворачиваем наизнанку семейные ценности.

Теа заметно успокаивается, не переставая всхлипывать. Напоминает обиженного ребенка.

– Я ведь просто хотела, чтобы она меня любила, – говорит спустя минуты тишины. – Почувствовать себя нужной.

– Ты и так нужная, малышка, – шепчу, заставляя смотреть мне в глаза. Поцелуями стираю катящиеся слезы. – Ты нужна мне, Теа.

Поддается на легкую ласку. Обнимает за шею, притягивая к себе. Неуверенно целует, выражая готовность отдать лидерство мне. Не заставляю себя ждать, больше успокаивая. Не давлю привычной ненасытностью. Дарю необходимую ей нежность.

– Не надо кричать на нее, хорошо? – просит Теа в губы, снова зля своей мягкостью. – Она тебя любит.

Игнорирую слова, не давая ответа. Не способен выполнить столь нелепое желание. Не намерен спускать на тормозах все то, что услышал.

Сидим в абсолютной тишине, которая не напрягает, каждый в своих мыслях. Она необходима сейчас, когда все слова сказаны. Теа опустошена, рисует пальцем невидимые узоры, а я планирую, как нам поступать дальше. Домой нельзя. Не отвечаю за собственный самоконтроль, могу наделать глупостей, стоит увидеть ненавистные лица. Об энтузиазме Ти и вовсе не стоит говорить. Не уверен, что захочет появиться там так скоро. Значит гостиница.

– Поздно уже, – привлекаю ее внимание, заставляя подняться. – Поехали.

Стоит подъехать к отелю, Теа облегченно выдыхает. Дарит первую улыбку за вечер. Чувствую ее усталость, обнимая за плечи. Засыпает, стоит голове коснуться подушки, а я не могу перестать думать. Неожиданная правда корректирует заранее продуманные планы. Не могу не оценить, как сильно упрощает жизнь факт неполного родства.

'Дочь его любовницы', – вспоминаю слова Ти.

Неожиданно пришедшая мысль вызывает улыбку. Все не может быть настолько хорошо для меня. Отсутствие физического инцеста не играет особой роли, но малейшие барьеры рушит окончательно. Непременно выясню это завтра.

Какое-то время бездумно лежу на кровати в бессмысленной попытке уснуть. Понимаю ее тщетность, выскальзывая из-под одеяла. Холодный ночной воздух остужает, стоит оказаться на балконе. Прикуриваю сигарету, нащупав, наконец, вопрос, не дающий покоя.

Состоялась ли кража?

Усмехаюсь собственным мыслям, зажав сигарету в зубах. Облокачиваюсь о перила, наблюдая за ночным городом, стараясь подавить желание оказаться там. Расслабиться привычным для меня способом. Не прошло и дня, а уже чувствую ломку. Нездоровый интерес к утекшей сквозь пальцы реальности.

– Чертов выбор, – выплевываю, туша сигарету. – Чтоб его.

Так и не засыпаю. Лежу, прижав к себе Тею, перебираю ее волосы, перестраивая дальнейшие планы. В крови бушует нерастраченный адреналин. Жажда действий. Энергия бьет через край, а потому перед собственным домом оказываюсь непозволительно рано.

Замечаю на входной двери прикрепленное письмо с надписью в крайнем правом углу. 'Для Теи'.

Брови удивленно ползут вверх. Не нахожу обратного адресата, поддаюсь кричащей интуиции, пряча его в карман. Черта с два я передам ей записку.

Сборы собственных вещей не занимают много времени, управляюсь за час, небрежно сгрузив все в машину. С комнатой Ти вожусь куда дольше, аккуратно упаковывая художественные принадлежности. Тюбики с непонятным мне содержимым. Складываю мольберт, опустошаю ящики с одеждой и замираю у полки с нижним бельем, не сдерживая предвкушающей улыбки. Забираю все, уничтожая повод для возврата.

Стрелки часов показывают восемь утра. Пребываю в странном спокойствии, оценив перспективы открывшейся правды. Не намерен уходить, не получив вторую ее часть. Убиваю время за чашкой кофе. Тихо работающий телевизор создает приятный фон, привлекает внимание, скрашивая одиночество, от которого, впрочем, не страдаю.

Про письмо вспоминаю случайно. Проснувшееся любопытство подгоняет его открыть.

Едва сдерживаю мат, вызванный уже первыми строчками. Эдриан. Тупой ублюдок.

Усмехаюсь, читая дифирамбы себе. Решил раскрыть мое хобби? Низко, грязно, не позволяет не восхититься его подлостью. Четко метит. Бьет по уязвимому месту, открывая ненужную Тее информацию, способную пошатнуть основу отношений. Обрушить доверие, без которого не так просто выстраивать новую жизнь.

Остается всего пара строк, когда слышу то, что приковывает к себе внимание. Недоверие смешивается с волной жгучей зависти. Впитываю подробности совершенной кражи, недоумевая, как они сделали это без меня. Чувство заменимости оставляет неприятный осадок. С каждым словом хмурюсь все больше, не узнавая прокрученного сотни раз плана. Не наш почерк. Не наше время. Не наши действия.

Плюю на раннее время, набирая номер Кая. Долгие трели гудков прерываются красноречивым пожеланием, которое пропускаю мимо ушей.

– Это вы? – перебиваю поток возмущений.

– Что мы? – не понимает Кай. Говорит недовольно, требуя не мешать ему спать.

– Кай, черт тебя возьми. Камень украли, это были вы?

На том конце повисает молчание. Кажется, слышу, как работают шестеренки в сонном сознании друга.

– Ты так иронично прикалываешься, что ли? – наконец выдает он куда более серьезным тоном. – Не смешно.

– Посмотри новости, – советую, отключив телефон.

В голове сотни мыслей, не способных нащупать ответ. Кручу листок в руках, складывая куски головоломки, пока все же не создаю мутную картину происходящего. Усмехаюсь ее очевидности, внимательно вслушиваясь в слова диктора.

'Около часа ночи поступил звонок о предполагаемой краже'. 'Улики не обнаружены'.

'Возмущены подобной наглостью… бросили все ресурсы на раскрытие дела'.

Отрывочные фразы встают необходимыми пазлами в пустые участки мозаики. Не верю в отсутствие улик, напрягаясь в ожидании крупной подставы. В голове крутится всего одно имя. Жажда мести накрывает. Сжимаю чашку так крепко, что она не выдерживает напряжения. Рассыпаясь крупными осколками, освобождает недопитый кофе.

Кто еще кроме нас гонялся за камнем? Сделали это на час раньше, намеченного нами срока, оставив за собой вместо брильянта наряд копов, вызванный звонком так вовремя подвернувшегося 'случайного прохожего'. Подготовили радушную встречу для нашей компании, не сорви я вчера дело. Слив информации очевиден. Лежит на поверхности. Не волновал бы в момент встречи с правоохранительными органами под вихрем куда более прозаичных мыслей.

Не просто кража – четкое желание вывести из строя всю команду. Расчистить себе игровое поле, засадив конкурентов. Едва сдерживаю смешок, стоит представить рожу Эдриана, когда тот поймет, что просчитался. Своей наглостью взбудоражил осиный улей, не получив козлов отпущения.

Злорадство перемешивается со злостью, руша утреннее спокойствие. Растекается внутри клубком противоречия. Ярость застилает глаза. Вспышками вижу картины расплаты, мести, заставляющей дрожать от предвкушения.

Вздрагиваю от дверного звонка. Как ожидаемо. Отчего-то не чувствую сомнений в личности моих гостей. Открываю с ехидной усмешкой. Усмиряю разбушевавшиеся

Дата добавления: 2015-10-21