Глава 9. О пении псалмов.

Известно, что как свирель сзывает стада, услаждает их своими звуками, подобно тому песня собирает около себя большой кружок людей и доставляет им наслаждение своею мелодией. Такое свое действие песня производит обыкновенно на женщину скорее, чем на мужчину, на несовершеннолетнего не меньше действуете, как и на совершеннолетнего, на дикаря не меньше, как и на человека образованного, на невежду не меньше ученого. При том в каждом человеке есть две части души, одна—разумная, дру­гая—не разумная и животная; наслаждение одинаково овладеваете тою и другою. Вот почему и было введе­но в употребление пение псалмов, и при помощи которого та польза, какую приносят человеку самые псалмы, также тесно соединяется с душею человеческою, как полы у одежды соединяются одна с другою застежками. Пение, далее, умеряете острый вкус духовного врачевства, подобно какому-нибудь ме­ду, к ним подмешанному и в них растворенному, полезное де­лающему вместе с тем и приятным; а известно что то, что нам нравится, гораздо охотнее воспринимается нами и дольше в нас удерживается. Это—первая причина введения в употребление пения. Потом, так как диавол посредством наслаждения, обыкновенно скрывающего в себе ка­кой-нибудь коварный его умысел, старается губить человека; то Бог с своей стороны также посредством наслаждения, только не носящего в себе какого-либо ко­варства и лукавства и искусно приспособленного, вознамерился спа­сать человека от коварства врага. Это вторая причина, почему вошло в употребление. Третья же причина та, что пение обладает способностью поселять в душе поющих любовь и единомыслие; как голоса их при пении слива­ются в один общий тон, так точно объединяются различные мнения поющих и как бы сли­ваются в один стройный звук одно с другим, и все со всеми. И что другое также способно при­мирять людей, как общее молит­венное пение, всем равно доступ­ное и возносимое каждым и все­ми за каждого и за всех? Кроме того пение имеет огромное влияние на образование характера, на его исправление, на его изменение и упорядочение. И потому-то еще в глубокой древности, были уже известны различного рода песни; так (например) были песни самого невинного свойства и наоборот песни с характером романическим, одни были, далее, такие, которые возбуждали в душе настроение воинственное, другие напротив действовали на нее успокаивающим образом, иные рождали в душе скорбь, другие наоборот радость, некоторые дей­ствовали возбуждающим, а иные расслабляющим образом на ду­шу. Говорят, что Пифагор, чрез­вычайно любивший одного юношу, как только переменил свою прежнюю флейту на новую, вместе с тем в нем изменились и чувства к прежнему его любимцу. Рассказывают также про другого человека, который будто бы в пылу гнева бросился с мечем на своего противника; но как только заслышал музыку, в нем тот-час же пропал гневный порыв. О Тимофее также сохранилось следующее сказание: раз во время одного пира и среди общего веселья, когда запел он громко и высоким голосом известную песнь, то возбудил этою песнью в душе Македонского такую от­вагу, что тот немедленно под­нялся с своего места, оделся в воинские доспехи и быстро устре­мился вперед. Пение и песни во­обще так сродны нашей природе, что даже грудных детей, ко­гда они расплачутся, только и можно успокоить этим одним средством; кормилицы обыкновен­но начинают напевать им в таких случаях детский песни, при чем у детей сами собою смыка­ются веки и они засыпают. Далее, путешествующие, застигаемые нередко в дороге полуденным зноем, посредством пения облегчают трудность своего пути. Наконец все ремесленники, в то время как работают, поют; так как душа наша, когда начинаем мы занимать ее пением, легче переносит тягости и труды. К чему впрочем распространяться много о людях—существах разумных, если даже лошадей приготовляют к битве игрою на трубе, если и овцы бывают по­слушны пастушеской свирели, выражают полное свое довольство при ее звуках прыжками, и вследствие этого скорее тучнеют. Подмеченным в некоторых животных подобным услаждением му­зыкою, охотники пользуются нередко как орудием для ловли их; так единорог есть обычная добыча пения и красоты.

Впрочем те, толковники, ко­торые любят употреблять более ухищренные способы при изъяснении божественного, высказывают в этом случай мнение, будто музыкальностью в пении намекается на гармонию нашей души. А гармония эта, по их мнению, есть своего рода согласие внутренних частей души, т. е. именно различных способностей; о сем мы намерены поговорить подробнее. Самое согласие это есть конечно не иное что, как некоторое как бы созвучие не только разнородного между собою, но и однородного. Чтобы это лучше можно было видеть, мы сделаем применение законов существующих для подобных музыкальных созвучий (или симфоний) к внутренним частям души. В нашей душе одна из ее частей занимает пер­вое место и только начальствует над другими,—это именно часть души разумная;—та же часть ду­ши, которая занимает среднее место, то есть чувствовательная, на­ходится с одной стороны в подчинении у первой, с другой—господствует над последнею; а та, что занимает последнее место, то есть желательная, только находится в подчинении у первых двух, но сама она ни над од­ною частью не господствует. Те­перь, созвучие между различными частями нашей души было бы в том именно случай, когда бы с одной стороны ее разумная часть находилась в полном согласии с чувствовательною, как бы ее пер­вая струна с струною среднею,— тон, отсюда происходящий, можно бы назвать тоном самым основным и самым низким, это сво­его рода кварта, когда бы далее с другой стороны чувствовательная ее часть находилась в согла­сии с желательною, как бы сред­няя ее струна с последнею, это будет тон самый крайний и са­мый высокий!—то же, что квинта (в музыке); наконец если бы сама разумная часть души нахо­дилась в согласии с желатель­ною как бы струна первая с по­следнею, тогда они издавали бы два тона сразу—один самый низкий, другой самый высокий,—это октава. Но если бы нам нужно было сделать сближение между му­зыкальными струнами и частями души—не по местам и названиям, а по их силам и проявлениям; то в таком случае часть души разумную скорее всего следовало бы назвать среднею струною души; а проявление этой части души в согласии с чувство­вательною, как с последнею стру­ною души,—так как это самая вы­сокая и самая крайняя часть души,— соответствовало бы тону квинты; в согласии же с желательною, как бы с самою первою стру­ною,—так как сама она слабее и нежнее этой части, было бы квартою своего рода. От напря­жения той части души и ослабления этой, при их взаимном со­гласии и созвучии, происходит прекраснейшая душевная гармония.

После этого приступаем те­перь к частному изъяснению каждого псалма, предпосылая здесь этому изъяснению то общее и не­обходимое замечание, что не все места в псалмах будут исследоваться нами одним каким-ни­будь способом, то есть на основании, положим только одной истории, или только как пророческие, или же согласно (например) с законами аллегории, или нако­нец сообразно с учетом нравственным; но что часто при изъяснении одного и того же места бу­дут применяемы к делу многие и различные способы. И как в дереве или в семени обыкновен­но много разных свойств и проявлений растительной их силы: в дереве есть (например) и ко­рень, и ствол, и ветви, и кора, и листья, и сердцевина, а в се­мени есть и росток, и стебель, и шелуха, и плод, и притом вме­сто одного бесчисленный; подобно тому, и даже еще гораздо полнее открывается разнообразие и в действиях св. Духа. И ты, чита­тель, не поставишь конечно мне в вину того, что встретишь здесь; равным образом прости мне и то, к чему я быть может отнес­ся не совсем внимательно; так как никто не успевает в этом отношении достойно как следует. Вообще можно сказать, что все псалмы могут иметь приложение к нам самим; так под вра­гами Христа мы можем разуметь врагов христиан, то есть демонов; под именами Саула и Авес­салома и вообще всякого неприязненного человека—самого диавола, а также коварные его замыслы, потом вообще наших утеснителей и гонителей и подоб., т. е. опять именно демонов. Наконец то, что приличествует Давиду, и как помазаннику, и как царю, может приличествовать и каждо­му из нас в отдельности; ибо как он был помазан елеем власти на царство, так точно и мы помазуемся елеем христианского крещения для царства небесного. О тех же местах в псалмах, которые не могут иметь приложения, мы вообще скажем, что это суть изречения Св. Духа, данные нам вообще для нашего освящения; изречения подобного рода встречаются (например) во втором псалме и в других. О первом псалме заметим, что он как в еврейском подлиннике встречается не надписанным, так и у всех толковников оставлен также без надписания. Между тем это псалом не только нравственный, но и догматически: он не только содержит в себе увещание, что­бы мы были внимательны к божественным глаголам, но и грозит наказанием и мщением людям, исполненным нечестия и грехов.

Дата добавления: 2015-10-21