Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Публицистика И. Эренбурга и К. Симонова периода Великой Отечественной войны

Читайте также:
  1. Quot;Ни в каких периодах нашей духовной жизни мы не можем обходиться без помощи той силы, которая помогла нам положить
  2. Quot;Яки" в течение всей войны имели некачественную сборку?
  3. Американская тактика ведения современной мировой войны
  4. Античная философия классического периода
  5. Апофеоз войны
  6. Артподготовка» и объявление войны
  7. БИОГРАФИИ КЛАССИКОВ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ПСИХОЛОГИИ

 

ЭРЕНБУРГ:

В 1940 году вернулся в СССР, где написал и опубликовал роман «Падение Парижа» (1941) о политических, нравственных, исторических причинах разгрома Франции Германией во Второй мировой войне.

В годы Великой Отечественной войны был корреспондентом газеты «Красная звезда», писал для других газет и для Совинформбюро. Прославился пропагандистскими антинемецкими статьями и произведениями. Значительная часть этих статей, постоянно печатавшихся в газетах «Правда», «Известия», «Красная звезда», собраны в трёхтомнике публицистики «Война» (1942-44). В 1942 году вошёл в Еврейский антифашистский комитет и вёл активную деятельность по сбору и обнародованию материалов о Холокосте.

Илье Эренбургу и Константину Симонову принадлежит авторство лозунга «Убей немца!», который широко использовался в плакатах и — в качестве заголовка — листовках с цитатами из статьи Эренбурга «Убей!» (опубликована 24 июля 1942 года). Для поддержания действенности лозунга в советских газетах того времени были созданы специальные рубрики (одно из типичных названий «Убил ли ты сегодня немца?»), в которых публиковались письма-отчёты советских бойцов о количестве убитых ими немцев и способах их уничтожения.Адольф Гитлер лично распорядился поймать и повесить Эренбурга. Нацистская пропаганда дала Эренбургу прозвище «Домашний еврей Сталина».

14 марта 1945 года, за несколько дней до конца войны, в «Правде» была опубликована статья начальника управления пропаганды и агитации ЦК Г.Александрова «Товарищ Эренбург упрощает», написанная по указанию Сталина. Этому предшествовала вот какая история: начальник Главного управления контрразведки СМЕРШ Абакумов доложил Сталину, что вернувшийся из фронтовой командировки в Восточную Пруссию Эренбург в своих выступлениях “возводит клевету на Красную Армию”, обвиняя вторые эшелоны в мародёрстве, пьянстве и насилии на территории Германии. Эренбург призывал навести порядок.

Сталин решил выступить по этому поводу, с присущим ему фарисейством приписав призыв к бесчинствам Эренбургу, сделав его козлом отпущения. Эренбурга прекратили печатать, остановили последний, четвёртый сборник его статей «Война» (он так и не вышел). Статья Александрова вызвала негодование у фронтовиков.

Видно, Сталину это докладывали, и он дал задний ход — 10 мая «Правда» напечатала статью Эренбурга «Утро мира». Он писал в ней, в сущности отвечая на обвинения Г.Александрова: “Всем народам найдётся своё место под солнцем. Будет жить и немецкий народ, очистившись от фашистской скверны. Но нет и не будет на земле места фашистам: это наша клятва, клятва победителей. Свободные люди, мы никого не хотим поработить. Не хотим поработить и немцев”.

В приведённых цитатах явная полемика со статьёй Александрова и стоящим за ним Сталиным. Дело это было не безопасное. Широко ходил анекдот, приписываемый Радеку: “С товарищем Сталиным трудно дискутировать: ты ему сноску, он тебе ссылку”. Эренбург знал, но он чувствовал себя оскорблённым и оболганным и всё-таки вступил в полемику, объяснял не властям, а своим читателям, что грехи ему приписываются зря.

Он работал всё это время на износ, смертельно устал — ведь когда началась война, он был не молодым человеком, ему было уже пятьдесят. Ему казалось, что написанное им — свыше полутора тысяч статей — недолговечно, как превращающиеся в труху ломкие газетные страницы.

Эренбург был блестящим публицистом. Главный его жанр — статья, вернее, эссе. Никто не достигал тут тех высот, которые были доступны ему. Когда был сдан Киев и об этом очень тяжелом нашем поражении даже не смогло, не решилось сообщить в своих сводках Совинформбюро, Эренбург об этом страшном ударе написал — нашёл слова любви и горя: “Я родился в Киеве на Горбатой улице. Её тогда звали Институтской. Неистребима привязанность человека к тому месту, где он родился. Я прежде редко вспоминал о Киеве. Теперь он перед моими глазами: сады над Днепром, крутые улицы, липы, весёлая толпа… Настанет день, и мы узнаем горькую эпопею защитников Киева. Каждый камень будет памятником героям” («25 сентября 1941 года»).

У него редко можно встретить описание в чистом виде. Пейзаж, зарисовка сразу же укрупняются, приобретают символический смысл: “Когда в июньское утро первые выстрелы вспугнули жаворонков, они прозвучали как диссонанс. Всё вокруг не соответствовало этим звукам: и мирные сёла, и медленно дозревавшие колосья, и детвора на улицах пограничных городов, и сердце человека, ещё продолжавшее мирно биться”.

Контрастное сопоставление, резкий, подчёркнутый переход от частной, но поражающей воображение детали к обобщению, от безжалостной иронии — к сердечной нежности, от гневной инвективы — к воодушевляющему призыву — вот что отличает стиль Эренбурга.

То, что он писал тогда, было неотъемлемой частью великой народной войны против фашизма, он выражал чувства и мысли людей, сражающихся с захватчиками, их веру в победу, был их голосом.

Об этом говорят все работавшие рядом с ним, печатавшиеся в одной с ним газете коллеги — писатели и журналисты. Алексей Сурков: “Мне посчастливилось на протяжении трёх военных лет работать рядом с Эренбургом в дружном, спаянном общим патриотическим порывом коллективе работников центральной военной газеты «Красная звезда». Этот коллектив включал в себя и Симонова, и Павленко, и писавшего из блокадного Ленинграда Тихонова, и Габриловича, и целую плеяду талантливых военных журналистов. Эренбург был среди нас самый старший по возрасту, литературному и жизненному опыту. Ему уже тогда перевалило за пятьдесят. Но никто из нас, работавших беззаветно и самозабвенно, кроме разве молодого Симонова, не мог сравниться по неиссякаемой энергии с этим старым «газетным волком»”.

В мемуарной книге «Люди, годы, жизнь», вспоминая первые месяцы войны, Эренбург говорил мимоходом, в одном абзаце: “Никогда в жизни я так много не работал, писал по три-четыре статьи в день; сидел в Лаврушинском и стучал на машинке, вечером шёл в «Красную звезду», писал статью в номер, читал немецкие документы, радиоперехваты, редактировал переводы, сочинял подписи под фотографиями… Начали приходить телеграммы из-за границы; различные газеты предлагали мне писать для них: «Дейли геральд», «Нью-Йорк пост», «Ла Франс», шведские газеты, американское агентство «Юнайтед Пресс». Приходилось менять не словарь — для красноармейцев и для нейтральных шведов требовались различные доводы”.

В течение первых трёх лет войны Эренбург обычно посылал за границу две-три статьи в неделю. Первая была написана 3 июля 1941 года. 150 корреспонденций Эренбурга Совинформбюро отправило в одном лишь 1942 году.

Статьи Эренбурга не только содержали точную информацию о положении на советско-германском фронте — это тоже было очень важно, потому что многие органы печати даже союзных стран, не говоря уже о странах нейтральных, таких, например, как Швеция, не всегда точно изображали, а случалось, и превратно истолковывали положение дел на театре военных действий, внушая своим читателям то безосновательный беспросветный пессимизм, то ложные, призрачные надежды — в соответствии с узкоэгоистическими политически­ми интересами.

В немногих статьях, написанных во второй половине 1944 года и в 1945-м, появляются уже новые мотивы: послевоенное устройство, обеспечивающее прочный и длительный мир, непримиримость к фашистской идеологии, к тем, кто сотрудничал с гитлеровцами.

СИМОНОВ:

Л. Финк пишет: «Увидев войну, Симонов разнообразит и обогащает способы ее изображения. Он пока словно избегает «батальных картин», а ищет какие-то боковые зеркала, в которых отразился бы жестокий облик событий. Такими боковыми зеркалами и оказываются, прежде всего, человеческие эмоции…».
В Отечественную войну работу в «Красной звезде» так, как и на Халхин-Голе, К. Симонов начал со стихов. В годы войны имя Симонова-поэта было известно не менее чем имя Симонова-военного корреспондента. Стихи военных лет далеко не равноценны, но лучшие из них приобрели саму широкую известность.
Сила и обаяние поэзии Симонова военных лет заключается в ее искренности, глубине проникновения в душу советского человека. Поэт переживает все испытания, выпавшие на долю людей дни войны, как личное, это и позволяет ему создать стихи, получившие всенародное признание.
Война повернула Симонова к прозе. Вначале Симонов обращается к публицистике, так как работа к газете требует оперативности в изображении событий. Но вскоре на страницах «Красной звезды» начали появляться и рассказы Симонова.

В своем прозаическом творчестве К. Симонов не отошел от своих основных литературных принципов: он писал о войне как о тяжелом и опасном труде народа, показывая, каких усилий и жертв стоит нам каждый день. Писал с суровой беспощадностью и откровенностью человека, видевшего войну как она есть. К. Симонов осмысливает проблему взаимоотношений войны и человека. Война бесчеловечна, жестока и разрушительна, но она вызывает огромный рост гражданской активности и осознанного героизма.
Когда Симонов обратился к прозе, он сразу осознал ее особенности и преимущества. Проза позволили ему подробней и обстоятельней заняться социально-психологическим исследованием человека. Уже первый рассказ К. Симонова позволяет сказать о том, как складывались многие особенности симоновской прозы. Очень скупо, только отдельными деталями повествуя о непосредственных батальных эпизодах, Симонов основное внимание уделяет нравственной и мировоззренческой основе поступков. Он рассказывает не только о том, как ведет себя человек на войне, но и почему его герой поступает так, а не иначе.
Интерес Симонова к внутреннему миру своих героев необходимо особенно подчеркнуть, ибо многие критики убеждены в эмпирически-описательном, информативном характере его прозы. Жизненный опыт военного корреспондента, воображение и талант художника, тесно взаимодействуя между собой, помогли Симонову в значительной степени избежать обеих опасностей – и описательности, и иллюстративности. Проза журналиста – такая характеристика военной прозы К. Симонова широко распространена, в том числе и под его собственных влиянием. «Мне не хотелось отделять очерки от рассказов, - писал он, переиздавая свою фронтовую прозу, - потому что разница между теми и другими по большей части только в именах – подлинных и вымышленных; за большинством рассказов стоят живые люди». Такая самохарактеристика не совсем объективна, так как очерки уступают рассказам К. Симонова и по степени обобщенности, и по глубине философской проблематики.
Суть симоновской военной прозы в противопоставлении жизни и смерти, и в их неразрывной связи на войне. «На войне волей-неволей приходится привыкать к смерти» - эти спокойные и в то же время многозначительные слова из широко известного рассказа «Бессмертная фамилия» обнажают самую суть военной прозы Симонова. Важно отметить, что, вспоминая «свое первое и очень сильное впечатление войны» Симонов в 1968 году напишет, что таким явилось впечатление «большого и безжалостного хода событий, в котором вдруг, подумав уже не о других, а о самом себе, чувствуешь, как обрывается сердце, как на минуту жаль себя, своего тела, которое могут вот так просто уничтожить…».
Художественный рост Симонова-прозаика был основан на серьезном освоении традиций русского реализма.

В 1939 году К. Симонов впервые обратился к драматургии («Медвежья шкура», «Обыкновенная история») и с тех пор все чаще стал выступать как драматург. Сам К. Симонов объяснял свой поворот к драматургии тем, что впервые побывал на войне, на Халхин-Голе он, по его собственным слова, «повзрослел, а главное – получил какую-то новую, недостававшую мне долю жизненного опыта».

Первая военная пьеса Симонова была опубликована на страницах «Правды» 13-16 июля 1942 года. Это была героическая драма «Русские люди», изобразившая героические черты Русского народа, органически присущие ему чувство любви к Родине, высокое понимание своего гражданского долга, волю к победе, готовность к самопожертвованию.

 

30. Публицистика Л. Леонова. Письма «Неизвестному американскому другу».

Сын поэта и журналиста из круга т. н. новокрестьянских поэтов М. Л. Леонова. Воспитывался в религиозно-патриархальной семье деда.
В 1915 году в Архангельской газете «Северное утро», где был редактором его отец, появились первые печатные опыты Леонида: стихи, театральные рецензии, очерки. В 1918 окончил 3-ю Московскую гимназию. Учился в 1 Моск. университете, но курса не окончил.
С 1920 г. – в Красной армии (преимущественно работал во фронтовых газетах); демобилизовавшись в 1921, вернулся в Москву и профессионально занялся писательской деятельностью.

В августе 1942 года, когда фашистские полчища подошли к Сталинграду, Леонид Леонов написал письмо "Неизвестному американскому другу". "Мой добрый друг, - говорилось в конце этого замечательного публицистического выступления, - подумай о происходящем вокруг. Вот сыновья героев 1914-1918 годов ложатся на кости своих отцов, не успевшие истлеть на полях сражений. Какие гарантии у тебя, что и твой голубоглазый мальчик, соскользнув с злодейского штыка, не упадет на кости деда?

Цивилизации гибнут, как и люди. Бездне нет предела. Помни, потухают и звезды.

Мы, Россия, произнесли свое слово: Освобождение. Мы отдаем все, что имеем, делу победы. Еще не родилось искусство, чтобы соразмерно рассказать об отваге наших армий. Они отдают жизнь за самое главное, чему и ты себя считаешь другом.

Но... amicus cognoscitur amore, more, ore, re{14}.

Я опускаю это письмо в почтовый ящик мира.

Дойдет ли оно?"

Страстное слово советского писателя достигло адресата. По подсчетам американских радиокомпаний, письмо Леонова, прочитанное по радио, услышали не меньше 10 миллионов человек. Редакции газет, в которых оно было опубликовано, получили около тысячи писем американцев, поддержавших призыв писателя к скорейшему открытию второго фронта.

Спустя год Леонов написал второе письмо "Неизвестному американскому другу", также имевшее большой успех.

 


Дата добавления: 2015-09-05; просмотров: 371 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: Публицистика после февральской революции | Конкретно о национальной идее | В анализируемых публикациях Осоргина нет ни сенсационных новостей, ни молниеносных сообщений, занявших лидирующие позиции в современной журналистике. | Одной из главных причин расхождения двух критиков была оценка роли литературной традиции для творчества молодых поэтов. | Нижеследующие строки посвящены лишь одной части этой обширной и сложной задачи--именно попытке критически уяснить и оценить нравственное миро воззрение интеллигенции. | Подводя итоги сказанному, мы можем определить классического русского интеллигента как воинствующего монаха нигилистической религии земного благополучия. | Глубоко и полно раскрыта тема войны в произведениях великого писателя 20 века Михаила Шолохова. | Послереволюционная сатирическая публицистика А. Аверченко | Подробнее о газете | Публицистика И. Бунина. |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
О Ленине| Публицистика Меньшикова

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.009 сек.)