Читайте также: |
|
§79. Причины Реформации
I. Предварительные замечания
1. Реформация— это величайшая катастрофа, которая постигла Церковь за всю ее историю вплоть до наших дней. Ни ереси периода раннего христианства, ни средневековые секты, ни даже отделение восточной Церкви от Рима не идут ни в какое сравнение с Реформацией по своему воздействию на само существование Церкви и веры. Ибо несмотря на глубокое и далеко зашедшее нездоровое противосто яние греческого православия и латинской Церкви, они представляют один и тот же тип сакраментальной, иерархически организованной церковности. Только Реформация создала такую организацию христианства, которая по существу отклонилась от католической и оказалась достаточной сильной, чтобы существовать столетия; только вследствие Реформации было разорвано единство христиан в вере. И разрушение этого единства (само по себе и в его последствиях) есть величайшее зло, причиненное учреждению единого Господа. Оно явно противоречит четко выраженной воле Господней («да будут все едино» Ин 17, 21 слл.). Кроме того, Реформация благодаря своему мировому влиянию стала сердцевиной новейшей истории западного мира, более того, она прямо или косвенно воздействовала на весь современный мир, включая католическую Церковь. И воздействие это было многосторонним и глубоким. Его значение обнаружилось только в наши дни, когда возродившееся экуменическое мышление охватило всю Церковь. И только теперь становится ясным, что Реформация возникла внутри Церкви, что ее идеи были первоначально направлены на позитивное преобразование Церкви из ее собственной сердцевины.
2. Чрезвычайная важность этих соображений вызывает необходимость подробного изучения Реформации как процесса, протекающего в основном вне Церкви, хотя ее решающие события приходятся на сравнительно короткий отрезок времени (1517_1555).
Речь идет не о том, чтобы констатировать необозримое многообра зие фактов и частных концепций. Главная наша задача— постичь внутренний смысл как самого исторического процесса Реформации, так и его влияния на историю вплоть до наших дней.
3. Ибо самое главное заключается в том, что Реформация до сего дня является не только историческим движением, не только чем-то когда-то имевшим место. Ее последствия оказывают непосредствен ное влияние на важнейшие события современной государственной, церковной, экономической и частной жизни. Реформация XVIв. — все еще живая современность. И хотя поверхностное мышление, не способное проникнуть в глубину истории, это отрицает, роковой факт продолжает оставаться фактом.
II. К вопросу о причинах Реформации
1. Если мы хотим правильно сформулировать вопрос о причинах Реформации, необходимо хоть в какой-то степени составить представление о сущности исторического процесса, представить себе непрерывно текущую жизнь в ее многообразных расслоениях, течениях и встречных потоках, тысячекратных взаимодействиях различнейших побуждений; жизнь есть нечто цельное, многократно реализуемое в бессознательном, управляемое таинственной целенаправленностью, загадки которой никогда не будут полностью разгаданы. История в истинном смысле есть жизнь, а жизнь всегда тайна. Никогда сумма ее составляющих— даже если бы мы и могли познать эти составляю щие— не составит целого. Реконструкциям и толкованиям историка положены строгие пределы.
2. Касательно Реформации необходимо с самого начала отдавать себе отчет, что она отнюдь не является простым, понятным, одномерным процессом. Она представляет собой чрезвычайно сложное движение— и сама по себе, и ее старый многослойный фундамент, возводимый в течение нескольких столетий. И именно этот ее фундамент— самое главное в ней. Если мы ясно представим себе грандиозное церковно-политическое противоборство между папством и императорской властью, между абстрактно-логическими и схоластическими (например, юридически ми) формулами и пророчески-религиозными провозвестиями Библии, свидетелем которого было средневековье, тогда мы поймем, что Реформация вовсе не была случайностью, что она не была ни «искусственной», ни спровоцированной откуда-то извне.
Реформация является в такой же степени социальным событием, как и творением отдельных выдающихся личностей. Как социальный феномен она является движением столько же духовно-историческим, сколь и решительно политичес ким и экономическим, но в то же время, при всем своем многообразии, подчиняется законам более или менее всеобъемлющих церковных объединений.
Как феномен истории духа она должна рассматриваться в религиозном и богословском аспекте, со всем чрезвычайным многообразием ее далеко идущих вопросов, связанных с религией, христианством, папством вообще и особенно в их средневековом облике; но в ее распространении существенную роль сыграло индивидуалистически-философское движение гуманизма; в ней отразились многообразные нестроения и требования позднего средневековья во всех областях человеческой деятельности. Она была не только церковным, религиозным и отнюдь не исключительно богословским или историко-богословским процессом, но всеобъемлющим политическим конфликтом. При всем том Реформация является продуктом творческих индивидуальностей, таких как Лютер и Кальвин, которые усложнили и усилили ее воздействие теми противоречиями, которые были свойственны этим личностям.
Все это делает Реформацию прямо-таки отражением бурного конца XVв.— периода острейших противоречий во всех областях жизни. Аназванные выше личности придают неисчерпаемое многообразие и новизну бурному процессу преобразований, и все это происходит таким таинственным образом, что снова и снова заставляет нас мучительно ощущать невозможность полного объяснения великих исторических изменений.
Все главные и второстепенные причины столь сложного и столь значительного процесса, их взаимодействие и взаимовлияние, вряд ли смогут быть истолкованы когда-либо с исчерпывающий полнотой. С самого начала следует иметь в виду, что рассуждая в пределах ограниченного числа ключевых тем, мы всего лишь намечаем грубую схему ответа на вопрос о причинах Реформации, отнюдь не претендуя на действительное и окончательное решение проблемы.
3. В связи с этим необходимо в качестве предпосылки и введения в проблематику рассмотреть понятие «причины». Но в этом случае искать ответа на вопрос следует почти во всех событиях, которыми характеризуется конец высокого средневековья и последующий период. Параграфы 59_73 могли бы иметь в определенном смысле общий заголовок: «О причинах Реформации» или «Как дело дошло до Реформации». Реформация была подготовлена и вызвана нарушением основных принципов и основных норм поведения, которые имели место в средневековье.
К началу XVIв. размывание принципов и норм, иными словами, новое положение вещей характеризовалось рассмотренными в §§ 73_78 факторами в самой Церкви (папство, епископаты, клир, народ), а также факторами, действовавши ми наряду с ней и против нее (гуманизм, «социализм», апокалиптика, спиритуализм, местная церковность). Общим результатом было ослабление стабильности церковно-религиозного достояния, опасное недовольство господствующими в Церкви порядками, ощущение жизненной необходимости срочно реформировать высшие институты церковной власти.
4. Реформация есть борьба за истинную форму христианства. Эта борьба не была делом само собой разумеющимся; еще менее разумелось само собой, что исход этой борьбы будет решаться большей частью западных христиан в антикатолическом или антипапском смысле. Вопрос в том, как вообще оказалась возможной Реформация? Чтобы ответить на него, чтобы объективно оценить ее роль, необходимо понять, как она возникла, в чем ее суть, как она развивалась и воздействовала на мир.
Основной предпосылкой возможности возникновения Реформации были два обстоятельства:
а) Относительно существовавшей и господствовавшей католической Церкви возникло сомнение, является ли она подлинной Церковью Иисуса Христа. Сомнение это развивалось постепенно и было вызвано различными причинами. Еще не будучи сформулировано, оно уже невысказанно таилось во внутренней тенденции решающих идей и деяний, пока вдруг не проявлялось (подчас поразительно рано) в различнейших формах упрека, угрозы, претензии или в богословском тезисе, иногда открыто, иногда намеком. От пробуждения личной набожности в XIIв., о чем шла речь в § 50 и следующих, и той критики, которой монашеское богословие подвергло концепцию папского церковного управления (Бернард Клервоский!), когда эта концепция начала обретать политические очертания, через разрушительную борьбу с просветительскими устремлениями Фридриха II путь ведет к разлагающим антипапским выступлениям позднего средневековья (Филипп IV; Оккам; концилиаризм, ранее «галликанизм»; особенно разрушительная западная схизма; вальденсы, катары, Уиклиф, Гус; все это проявления потребности Церкви в реформировании).
б) Вопрос о необходимости внутрицерковного реформирования проникает в умы довольно медленно, но еще медленнее Запад осознает наличие проблемы. Зато в философской, в религиозной, в политической и экономической жизни связи с Церковью ослабляются, становятся все менее абсолютными: исчезает ощущение невозможности посягательства на церковное начало, долгое время определявшее, в основном, западное сознание, на первый план выступает мысль о возможности радикального преобразования.
К началу Нового времени мысль об уязвимости католического начала представляла опасность в двух формах: в агрессивной еретической или еретикообраз ной форме гуситства, апокалиптики, спиритуализма; в форме более или менее скрытого внутреннего разложения, проявлявшегося в виде определенного индифферентизма ренессансной культуры, в спиритуалистической подкладке гуманистического образования и отрыве его от церковной действительности веры, а также очень сильно— в богословской неясности (номиналистический оккамизм; гуманистический спиритуализм; расхождение между религиозной идеей и светским образом жизни прелатов; напряженные отношения внутри Церкви между сторонниками куриализма, даже гиперкуриализма, с одной стороны, и сторонниками концилиаризма, с другой).
5. Несмотря на все вышесказанное, в начале XVIв. папская Церковь все еще была безусловно ведущей силой в мире. Само собой разумелось, что именно она была защитницей и руководительницей всей общественной и частной жизни того времени. Да и государственная жизнь казалась мыслимой только на основе церковных догм и церковного порядка. Поразительно глубоко проникшее и широко распространившееся разложение, о котором говорилось выше, во многом было еще латентным. Многие верующие приблизились вплотную к той точке, где малейшее движение в прежнем направлении должно было разлучить их с Церковью, но они даже не подозревали об этом. Между тем, как раз это внутреннее «разложение» и не осознанное столь многими отчуждение от обязательных требований Церкви, сделало атаку, последовавшую со стороны Лютера, таким тяжелым ударом.
6. Все сказанное выше нуждается в дальнейшей аргументации и касается только предпосылок Реформации. Кроме того, имеется комплекс причин, который в методических интересах следует строго отграничить от этих предпосылок. Речь идет о причинах в смысле прямого призыва, прямого действия. Речь идет о реформаторах, прежде всего о Мартине Лютере (§82), Жане Кальвине и Ульрихе Цвингли (§83). И здесь необходимо сразу же, пусть в общих чертах, указать на решающее обстоятельство: Лютер не был (или был в весьма небольшой степени) продуктом того слоя, который характеризовался внутренним религиозным разложением церковности; его выступление явилось прежде всего результатом тогдашнего плачевного состояния богословия. Его отношение к религии было серьезным. Но именно потому, что его возраставшее сомнение в папской Церкви совпало с сомнением окружения, нанесенный им удар обрел столь неслыханную силу.
7. а) Действительно, отдельная личность весьма редко имеет такое большое значение для масштабного, радикально преобразующего жизнь исторического процесса— для великой революции— какое имела личность Лютера для Реформации. При этом известно, что Лютер не выдвинул, в сущности, ни одной идеи, которую не высказали бы прежде него другие богословы, критики и проповедники. Именно поэтому даже протестанты (например, Галлер) очень низко оценивали творческое участие Лютера в Реформации; Галлер ставил ему в заслугу только то, что он бросил искру в гору пороха, т.е. сыграл роль организатора, выполнил функцию случайного повода.
Но такая оценка роли Лютера неверна. Лютер в прямом смысле слова сыграл решающую роль в Реформации. Он сообщил ей свою силу, а эта сила, эта энергия ни в коем случае не может быть выведена из традиционного наследия Церкви. Значит, истолкование Реформации следует начинать с истолкования личности Лютера. Главный вопрос ставится так: каким образом Лютер стал реформатором? Отсюда следует первая и в высшей степени важная задача: понять исторические и психологические условия, сформировавшие Лютера. От этого в большой степени будет зависеть понимание и затем оценка реформатора и его деяния.
б) Решить поставленную таким образом задачу необычайно трудно, не говоря уж о тех душевных терзаниях, которые вызывает сам материал и его особая специфика. Для протестантов эта задача весьма трудна потому, что они видят в Лютере героя и постоянно склонны преувеличивать его значение в истории; во всяком случае они не слишком расположены выслушивать и воспринимать критику в его адрес. То, что они теоретически готовы признать и другую точку зрения и подвергнуть Лютера самой строгой критике, мало что изменяет в этом сентиментальном подходе, который к тому же в наши дни отличается еще большей некритичностью, чем в XIXв. Для нас же, католиков, Лютер является разрушите лем единства Церкви и осужденным еретиком. Но именно поэтому при изучении Реформации нам необходимо уяснить собственную принципиальную позицию.
8. Определить причины значит объяснить, как случилось, что дело смогло дойти до Реформации? Была ли она исторически неизбежной? Как она возникла? Но ответы на эти вопросы не являются богословским оправданием Реформации (§81). Хотя причины Реформации, как мы видели, весьма глубоки и многообразны, среди выдвинутых реформаторских требований в столь значительном объеме фигурируют центрально-христианские, католические проблемы, что мы еще раз должны всячески постараться не позабыть одни в ущерб другим, принять всерьез и те, и другие. Хорошим подспорьем в выработке позиции для истинного католика может служить напоминание о том, что, говоря исторически, внутрицерковная католическая реформа XVIв. не произошла бы, если бы не существовало той опасности, которую Церковь испытала со стороны протестантской Реформации. Это утверждение, однако же, нуждается в определенном ограничении (§86слл.); оно настолько серьезно аргументировано и имеет столь важное значение, что должно исключать всякую попытку изучать всю историю Реформации иначе как Суд Божий.
Далее, существенным ориентиром для выработки позиции послужит нам религиозное содержание Реформации. Мы увидим. что фигуры, выступавшие против Церкви, отнюдь не высказывали одни только еретические мысли.
§80. Основные принципы понимания истории Реформации
1. Бог есть вершитель истории. Евангелие учит (Лк 12, 6 слл.), что ничто не происходит без воли Отца нашего Небесного. Следовательно, никто не имеет меньше поводов не принимать всерьез какой-либо факт, где бы он ни имел место, чем христианин. А если он пытается это делать, тогда возникает подозрение, что его доверие к Отцу нашему Небесному не является истинной верой. Истина сама в себе несет свое оправдание. Поэтому история Церкви не нуждается ни в каком приукрашивании; истина защитит Церковь. Тем более, что христианская действительность в принципе требует покаяния, т.е. признания собственной тяжкой вины. И вряд ли существует более важный повод вспоминать об этом, чем изучение истории Реформации.
Лютер— еретик, осужденный Церковью, в его учении имеются и формальные признаки ереси; Лютер нанес Церкви более глубокие раны, чем любой другой ее противник. Так оно есть и так останется. Но осуждение не исчерпывает вопроса, потому что оно не полно. Куда важнее наряду с грубо сформулированной догматической оценкой и тем истолкованием с точки зрения истории духа и религии, которое будет дано ниже, освободить путь для исторического понимания Реформации и ее вождей и, разумеется, их религиозно-христианских и догматических ценностей. Вот почему следует сразу начать с крупной темы «Лютер как католик». Как доказывает огромная масса путаных и противоречивых протестантских толкований Лютера, не так легко с достоверностью установить, чему в сущности Лютер учил и что имел в виду. Поэтому перед нами все с большей остротой встает вопрос: что же было в Лютере, этом реформаторе, собственно реформаторского? Ибо Лютер-реформатор был далеко не только еретик.
2. Мы располагаем огромным количеством источников о Лютере и Реформации. Они сообщают нам почти все обо всех процессах вплоть до незначительных подробностей. Но несмотря на эту полноту и несмотря на все усилия, затраченные на изучение источников в течение 400 лет, сегодня мы, католики и протестанты, все еще резко расходимся и противостоим друг другу в оценках событий. Следовательно, глубинной причиной противостояния не может быть недостаточ ность сведений или знаний. Действительно, причина заключается во вненаучной приверженности вере— или же конфессионалистскому предрассудку. Эта причина заключается в натяжках, непоследовательности и неясностях мышления самого Лютера, а главное— в его манере выражать богословские мысли.
С другой стороны, за последние 30-40 лет наметилось лучшее взаимопонимание между этими двумя христианскими конфессиями в исследованиях по истории Реформации и, более того, в религиозном мышлении вообще. Было признано, что противоречивое суждение весьма часто приводит к поистине нелепым недоразумениям (особенно в вопросе об оправдании §84). Что можно противопоставить излишне поверхностному суждению? Разве что напоминание о «недоразумениях» в великих мировых и церковно-исторических контровер зах, которые служили основными элементами конфликтов. Снова и снова неправильное понимание своих собственных глубинных побуждений, как и побуждений противника, играет центральную роль в великих духовных конфликтах. Постижение этого есть самая важная сторона понимания истории. Прочие неясности оказываются на поверку временными и преходящими продуктами давно прошедших и преодоленных ситуаций. В конечном счете оказалось, что несмотря на все различия, несмотря даже на существенные противоречия, обе конфессии имеют намного больше общего, чем принято было считать. А ведь в данном случае особенно много зависит от адекватной формулировки того, что имеет в виду та и другая сторона.
Спокойное рассмотрение Реформации может только приветствовать это сближение позиций и пытаться способствовать ему.
3. Как во всех исторических вопросах, которые волнуют нас до глубины души, и здесь в конечном счете все требования сводятся к вопросу о долге, иными словами к готовности принять абсолютную достоверность. Выполнение этих требований в свою очередь зависит от ответа на вопрос: какую я должен занять позицию, чтобы как можно более честно выполнить этот долг и исключить ошибочные источники— как те, где неверно описываются события, так и те, где эти события подвергаются ложной оценке?— В истории Реформации трудности, стоящие перед исследователем, так велики, а интересы его столь возвышенны, что вопрос этот следует рассмотреть более подробно. Здесь искомая позиция должна определять ся чувством религиозного трепета перед фактами, перед истиной и перед нравственной убежденностью тех, кто ее представляет.
А. 1. Все ложные источники исторического рассмотрения, если они не основываются на недостаточности материала, имеют в своей основе эгоизм и самонадеянность, некое не относящееся к делу «намерение», в котором авторы не всегда отдают себе отчет.
2. Правда и то, что для исторического исследования справедлива высшая истина: вопросы, заданные без интереса, никогда не дадут возможности проникнуть в суть вещей. Более того, лишь предельная заинтересованность, любовь к предмету исследования может полностью раскрыть его своеобразие (Августин); в наши дни только самые консервативные недоучки восторгаются псевдолиберальным тезисом об абсолютной непредвзятости.— С другой стороны, верно и то, что любовь, как и всякая добродетель, должна быть разумной. Иными словами, она должна обладать трезвым пониманием действительного положения вещей; в противном случае, она увидит не реальность, а плод своего воображения. Даже самая благородная любовь может сделать человека слепым. Такое часто бывало.
Итак, с одной стороны, следует углубиться в историческую тему, с другой стороны, нужно сохранять достаточную дистанцию, чтобы расширить кругозор. Правильной позицией является здесь трезвая увлеченность предметом. Ни отчужденность, ни холодность в данном случае неуместны, уместно выражение любви, ибо любовь в своей сути вполне правдива.
3. Чтобы занять эту позицию, которая скорее всего поможет нам избежать ошибок, угрожающих историческому знанию, следует принципиально исходить из полноты христианского Откровения. Ибо христианство есть и то, и другое: истина и любовь. Связь между ними сохранит от разрушительной критики и поощрит критику конструктивную; избавит от искушения несправедливо толковать противника даже в тех случаях, когда мы будем самым решительным образом отвергать его позицию; позволит принять те ценности, которые тем не менее могут в ней содержаться. Такой подход есть не что иное, как почтение к истине. Всякая истина зиждется на тайне. И путь истины через историю также всегда покоится на тайне Господа, deus absconditus, Творца истории, чьи мысли, по слову Библии, неведомы никому (ср. Рим 11, 33). Смиренно преклоняясь и отступая перед истиной, мы увидим собственное достояние таким, каково оно есть в действительности, т.е. обнаружим и свет, и тени; проявим готовность признать и принять на себя вину за свои деяния (felix culpa, §1, 1). Уже одна мысль о провидении, вера в то, что делами Церкви руководит Святой Дух, помогут устранить здесь всякое недозволенное догматическое преувеличение, всякую недоговоренность. Вот в чем суть христианского, религиозного подхода, вот в чем дух миссионерства! Разумеется, мы не должны позволять себе никакого релятивизма, оппортунизма, индифферентизма. Истина неумолима; в этом ее сущность. От уступчивости она гибнет. Однако же еще ранние христиане признавали, что зерна истины рассеяны в мире. Понимание «католического» побуждает нас распознавать и признавать следы Божией истины и красоты даже там, где они смешаны с заблуждением, даже со злобой. Такая позиция широты и открытости следует из самого христианства, ибо оно есть религия любви. То, что любовь даже при взаимно противоречащих исповеданиях может привести к духовной встрече, есть тайна. Но эта тайна обладает действенной силой, в чем мы, живущие ныне, убедились на опыте, благодаря Una-Sancta и особенно благодаря личности, выступлениям и деяниям Иоанна XXIII, нашедшим широкий отклик во всем мире.
B. 1. Все сказанное выше становится важным вдвойне, когда католики приступают к изучению истории Реформации. Процессы, о которых идет речь, продолжаются, как было сказано выше, и в наши дни. И сразу же сказывается разрушительная сила эгоизма, пытающегося перевести рассмотрение вопроса из плоскости вопрошания и взвешивания в плоскость самодовольного утверждения собственной правоты и тем самым в плоскость спора.
2. Сформулированные выше требования и оговорки вполне достаточны, чтобы и в этом случае избрать правильную нравственную позицию. Но имеются и особые причины, которые помогут нам занять требуемую позицию понимания даже перед лицом сокрушительной реформаторской атаки. Соображения, заслуживающие того, чтобы принимать их в расчет, вращаются в конечном счете вокруг трудного вопроса, формулируемого лишь намеком: в каком смысле Реформация имеет позитивное значение в Господнем плане спасения? Прояснить этот вопрос нам поможет философский, богословский и исторический материал.
3. Основанием и исходной точкой нашего исследования служит утверждение: Реформация вот уже 400 лет является фактом. С того времени миллионы и миллионы людей рождались вне единственно истинной Церкви, и она ничего не могла с этим поделать, а значит им пришлось пройти свой путь к вечности без учения и без помощи таинств католической Церкви. Речь идет самое малое о половине жителей Запада и колонизованных им стран, родившихся со времени Реформации. Учитывая факт огромного роста населения Европы и Америки в Новое время, мы получаем число, которое намного превосходит число всех членов Церкви от ее основания до Реформации. Этот факт имеет огромное значение. Его нельзя сбросить со счетов, если мы пытаемся пройти по следам Божиего промысла в истории.
4. а) Философская причина. Кардинал Ньюман пишет48: «Совершенно исключено, чтобы столь большая часть христианского населения (он имеет в виду протестантов) ради ничтожных вещей отказалась от общности с Римом и в течение 300 лет продолжала настаивать на своем протесте... Все заблуждения основаны на той или иной истине и из нее черпают жизнь, и протестантизм, получивший столь широкое распространение и существующий столь долгое время, должен иметь в себе некую великую истину или многие истины и быть свидетелем этих истин».
б) Следует также констатировать тот факт, что вся история духа вообще характеризуется не согласием, не совпадением, но различием решений, иными словами, заблуждение в самом деле принимает участие в духовном развитии человечества и в ходе истории, вершителем которой является Господь; в конечном счете оно говорит только о том, о чем неоднократно говорили ранние христиане: в заблуждении также могут обнаружится элементы истины. Мысль о частичном признании правоты христианских еретиков высказывали еще св. Иероним и св. Августин (§30).
в) Таким образом принципиально и сознательно был сформулирован тезис, согласно которому в некатолическом религиозном движении в силу фактической предрасположенности человеческого духа, т.е. «по воле Господа» могут иметь место действительно религиозные, христианские ценности.
Этот тезис разумеется сам собой, но все же он весьма многозначителен. Ибо, опираясь на него, мы сможем лучше понять протестантизм и его вождей и отнестись к ним без предвзятости. Нам будет легче избежать искушения судить протестантов как инквизиторы, как, к сожалению, поступали многие наши отцы, тем самым совершая тяжкий грех против истины и нанося фактически чрезвычайный урон утверждению Царства Божия на земле.
Богословская и историческая причины показывают, что та возможность, о которой говорилось выше, стала реальностью; хотя, в каком именно объеме, предстоит еще установить.
5. а) Христианское понятие Бога включает в себя идею всепричин ности и понятие Отца. И если вера в провидение учит нас допускать, что ни одна птица не падет на землю без воли Отца нашего Небесного (Мф 10, 29), то мы тем более должны помнить об этой воле, когда ищем объяснение деянию, которое раскалывает единую Церковь Господа и вынуждает миллионы людей в течение столетий рождаться и жить вне ее организма. И здесь наряду и помимо рокового факта раскола Церкви и веры— или же в нем и через него— мы должны усмотреть некую позитивную цель, на службу которой Господь поставил это событие, если мы серьезно верим в волю Провидения и не хотим лишать это понятие содержания.
б) Богословские формулы, которые позволяют нам допустить такое позитивное значение, суть понятия о неисповедимости путей Господних и неизбежности человеческих заблуждений.
в) Приведенные соображения касаются по крайней мере второго и последующих поколений протестантов. Мы не будем здесь ставить вопрос, в какой степени они касаются реформаторов, например самого Лютера, насколько вообще возможно безвинное отпадение от веры. Мы придерживаемся факта, что сама Церковь считает вне своей компетенции высказываться о субъективной вине этого еретика (Пий IX высказался в этом смысле 9 октября 1854г.). Мы склоняемся перед тайной Высшего Судии, ибо только Его решение проникает в такие глубины. И наряду с этим мы напоминаем здесь о принципиальной духовной позиции, которую мы заняли в начале нашего странствия через столетия: историческое исследование не ставит своей целью установить чью-то вину или чью-то заслугу; оно задает вопрос об объективных событиях и их историческом воздействии.
6. По поводу исторической причины заметим следующее: относительно самого Лютера скажем сразу же, что период его пребывания в монастыре— время разрушения и закладывания основ— производит впечатление серьезного религиозного борения. Лютера можно решительно упрекать за некоторые моменты его поведения в монастыре; в его душевных склонностях можно усмотреть предрасполо женность к «сумеречному состоянию», возможно даже «патологические» элементы; определенные части его учения можно характеризовать как противоречащие католическому вероисповеданию, т.е. как ересь; его виной и несчастьем было то, что он в своем борении односторонне выдвигал на первый план ложные нравственные и богословские принципы (§82); но нельзя сомневаться в том, что находясь в монастыре, Лютер боролся за спасение своей души по-христиански искренне и с большой, серьезной верой в Бога.
Впрочем, говоря об исторической причине, мы просто констатиру ем христианский по сути характер первоначального реформаторского протестантизма. Речь идет в первую очередь о центральной точке христианства, о том, что Иисус Христос Распятый доверчиво предал Себя воле Отца Небесного. Если теперь мы поразмыслим над тем, что это смиренное предание себя воле Божией составляет ядро реформаторского учения об оправдании, мы натолкнемся на поразительный факт: в том пункте, который реформаторы считают своим решающим постулатом, они учат тому же, что и католики, они учат католичес ки. (Тем самым, уже прозвучавшая, все еще столь нелюбимая дискутантами тема «недоразумений» как повода для восстания против старой Церкви, если не отрывать ее от общей проблематики, может привести к действительной глубине понимания, может послужить введением в историю Реформации, что придает ей важнейшее значение.)
Дата добавления: 2015-09-06; просмотров: 105 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Эпоха раскола веры Реформация, католическая реформа, Контрреформация | | | Протестантская Реформация 2 страница |