Потери большие были в эскадрилье?

- Многих моих товарищей похоронили. Это и Володя Куприянов, и Вася Темный, и Сергей Ефремов, и Миша Родионов, и Юзеф Гавриленко, и Василий Назаренко. Порядка эскадрильи в течение всей войны.

По-разному погибали. Мой товарищ по 524-му полку Борис прилетел с задания, вылез из кабины, снимал парашют. А техник полез в кабину, нажал на гашетку, и пушка выстрелила - снаряд попал в лопасть. И осколком в висок его убило.

Вообще, большинство потерь остались неизвестны. Я не знаю, где могила Сергея Ефремова, Миши Родионова. Искать ведь было некогда, это ж война.

Мы очень жалели товарищей. Я до сих пор всех жалею. С Сергеем Ефремовым мы были большие друзья. Конечно, переживали. Но как-то вместе с тем, видимо, понимали, что война есть война. Это как-то притупляло горечь утрат.

17 июня началось наступление. Я в основном специализировался на разведке - из порядка 200 боевых вылетов, что я совершил на истребителе, 86 - на разведку. Помню, однажды уехали мои товарищи за новой порцией самолетов, а мне дали поручение на разведку со штурмовкой, "свободную охоту". Во время таких вылетов мы жгли автомашины, взрывали склады, корабль один раз прихватили. Он привез по Ладожскому озеру пополнение. Потопить, к сожалению, не удалось, но обстреляли. Помню, финны прыгали в воду с корабля. Побили их прилично.

Основной аэродром у финнов был в Нурмолице, на берегу Ладожского озера. Мы часто туда ходили на "охоту". Один раз я "Кертис-36" на посадке подловил. Летчик на пузо самолет посадил, но я его еще из пушек обработал, чтобы наверняка. Еще раз полетели - финны тоже не дураки. Раз пришли истребители, то не взлетают, потому что на взлете истребитель беспомощный. Начали мы штурмовать машины возле аэродрома. В тридцати километрах от Нурмолица располагался аэродром Видлица, и, видимо, оттуда вызвали четверку "Кертесов". Мы увлеклись штурмовкой, за воздухом не смотрим. Вдруг вижу - у Сергея на хвосте висит пара. Я стал набирать высоту, чтобы помочь ему, но, оказывается, у меня у самого пара висела. И он мне крикнул по радио: "Сашка, у тебя на хвосте пара!"

Тут замечу, что радиостанция РСИ-4 была слабенькой. По ней только на близком расстоянии разговаривать можно было, но и то хорошо, что хоть такая была. Я - ручку от себя. Финн как дал! А у него пулеметов 8 было на "кертесе". Мимо меня пролетел сноп трассирующих пуль. Видимо, упреждение большое взял, а если бы поменьше, то изрешетил бы меня, и мы бы с тобой сейчас не разговаривали. В самолет попала всего одна пуля, но перебила тягу левого элерона. Я нырнул вниз - сказалось превосходство в скорости, и я смог оторваться. Так что Ефремов меня спас…

Как-то комиссар полка говорил мне, что сбили финского летчика. Когда его допрашивали, он сказал, что им в Нурмолице наши самолеты "Лавочкины" - "сороковой" и "десятка" - ни пройти, ни проехать не дают. А это ж я летал на 40-м, а Сергей Ефремов на 10-ке. Приятно было от противника такое услышать. Мы действительно им шороху давали.

После окончания Выборгско-Петрозаводской операции нас перебросили на север, на аэродром Алакуртти, для участия в Петсамо-Киркенесской операции.

Там погибли два моих друга. Сергей Ефремов и Миша Родионов. Как получилось? Прилетели два "фоккера". А мои друзья тогда дежурили. Взлетели, стали набирать высоту недалеко фашистов. А те с одного захода их обоих и сбили.

После северной Норвегии нас перебросили в северную Польшу. Там нас щадили, поскольку мы пришли с другой линии фронта: посылали на простенькие задания. К тому же, там у нас такой перевес был в авиации! Даже самолеты не маскировали - они стояли на аэродромах рядами. И днем, по сути дела, немецкие летчики боялись появляться над нашей территорией. Войну закончил я на аэродроме Старгадт под Штетином.

Дата добавления: 2015-09-06