Черная смерть

Второй корпус заложили весной. В день закладки приехала еще одна докторша – немолодая, основательная, медлительная – Софья Ивановна. Прежде всего, и в очень категорической форме, новоприбывшая Солдатенкова потребовала убрать из больницы шамана Огу.

– Даже странно! – воскликнула Софья Ивановна, – Бывший священник, или, как он здесь называется, шаман, колет дрова для кухни. Я сама видела. Просто удивительно! И для палат колет дрова. Очень, очень странно!

– Но он же не камлает в больнице! – хмуро возразил Устименко. – И не шаман этот человек больше, У него ни бубна нет, ни жезла.

– Как странно! Служитель культа есть всегда служитель культа – с жезлом он или без жезла. И, кроме того, мне известно, что он осуществлял против вас теракт.

– Какой акт?

– Террористический акт. И вы проявили мягкотелость и интеллигентскую доброту, не отдав негодяя под суд. На вылазки классового врага надо отвечать крепко, понимаете?

– Он не классовый враг, а несчастный, заблудившийся человек, – сказал Володя жестко. – И не вам меня учить, вы тут несколько дней, а я...

– Так‑то вы реагируете на критику? – усмехнулась Солдатенкова. – Что ж, нечто подобное я и предполагала: самоуспокоенность, почивание на лаврах, взаимозахваливание...

Удивительно, как у этой женщины для всего были готовы слова; просто ей жилось на этом свете!

– Короче говоря, Огу здесь работал и будет работать! – вставая, сказал Володя. – Если же вас это не устраивает – напишите Тод‑Жину, он в курсе всей этой истории. И на этом кончим. Кого вы еще считаете классово чуждым элементом?

Софья Ивановна вздохнула:

– Надо присмотреться. Разумеется, не все тут плохо, есть и некоторые достижения, есть и наши, преданные нам люди.

Работала Солдатенкова старательно, много и скучно. С ее точки зрения, в больнице слишком кратко писались истории болезней и вообще неважно обстояло дело с отчетностью. И Софья Ивановна «в корне» изменила это положение. Она писала длинно, подробно, обстоятельно, писала и утром, и днем, и вечером, пальцы и даже щеки у нее были постоянно в чернилах, она морщила лобик и вздыхала:

– Многое еще надо в методике выправлять, товарищ главврач, многое, очень многое. Даже странно, что так это все запущено, очень странно. Я пока все приглядываюсь, а со временем мы побеседуем, поговорим со всей беспощадностью, открыто, без реверансов...

Как‑то глухим, поздним вечером к Устименко пришла Пелагея Маркелова. Глаза у нее запухли от слез, она долго ничего не могла сказать, потом попросила:

– Возьмите меня, господин доктор, на работу. Я все умею, не пожалеете...

– А отец как на это взглянет?

– Чему ему взглядывать! – со злобой ответила Пелагея. – Разве они человек теперь? Совсем худые стали, пьют с утра до ночи, без всякого смысла книги читают и ругаются.

– Так не даст же он вам работать!

– Я бы при больнице и жила. В закуточке, где прикажут. Тут бы моя судьба и была. Возьмите, господин доктор, иначе, право, повешусь, на вас грех будет. Возьмите!

И она стала опускаться на колени.

– Ну, это вы перестаньте! – крикнул Устименко. – Слышите? Сейчас же перестаньте...

С ведомостью в руке вошла Софья Ивановна, поинтересовалась, в чем дело. Володя объяснил. Старательно наморщив лобик, докторша спросила:

– Ах, это Маркелов, да? Местный Рокфеллер. Слышала, как же, как же...

Повернувшись к Пелагее, Володя приказал:

– Завтра выходите на работу. С утра. Но предупреждаю – дела у нас много, работа тяжелая и белоручки нам не нужны...

Когда дверь за девушкой закрылась, Володя сказал:

– Давайте ведомость.

Подписав, он вздохнул, прошелся по комнате, поглядел в черное, без занавески окно, включил приемник, Уже месяц, как ждал он новые батареи, старые были на исходе. В эфире творилась неразбериха, Москву он долго не мог поймать, но вдруг услышал какую‑то славянскую радиостанцию и замер: Гитлер напал на Советский Союз. Там шла война, огромная битва, небывалое в истории человечества сражение.

Напевая, с засученными рукавами халата вошел Вася. Володя крикнул на него, чтобы замолчал. Вбежала Солдатенкова, побледневшая, растерянная. За нею в коридоре виднелись Туш, Данзы, старый Абатай. Постепенно Володя понял: двадцать второго нюня в три часа тридцать минут фашисты начали наступление по огромному фронту – от Черного до Балтийского моря. Сейчас какой‑то фельдмаршал фон Бок, какой‑то Гудериан, Штраус и Бот рвались к пограничным городам, а к каким – это понять было невозможно. А потом оркестр заиграл танго, в эфире захрюкало и засвистело. Вася сказал:

– Немыслимое дело! Провокация! Вздор!

На рассвете Володя дал телеграмму Тод‑Жину с просьбой назначить главврачом Васю Белова. Ответ пришел часа через два, и Устименко понял, что может ехать в Советский Союз, тем более что Богословский уже вылетел в Москву.

Караван из Кхары готовился в путь завтра, об этом Володе печально сказала Туш. И предложила помочь собраться.

– А чего мне собираться? – ответил Володя. – Вот рюкзак сложу, всего и сборов. Идите, Туш, и без меня у вас много дела.

Туш ушла.

Устименко попытался было поймать что‑нибудь в эфире, но услышал только лающую речь фашиста из гитлеровских сателлитов, ничего не понял и выключил приемник. «Ладно! – утешил себя Володя. – Не страшно! Через месяц, самое большое, я буду на фронте. Не следует только нервничать!»

В это мгновение он увидел белое лицо Мады‑Данзы. Тот, оказывается, давно стоял в дверях: нижняя челюсть его дрожала и голос сипел, когда он попытался говорить.

– Совершенно я вас не понимаю! – рассердился Устименко.

– Черный флаг над юртой, – просипел Мады‑Данзы. – Тарбаганья болезнь скоро придет в Кхару. В Джаван‑Илир уже ходит черная смерть. Иди, товарищ доктор, иди, я не пустил старика сюда, он принес страшную весть и сам обречен на смерть. Будет так, как много лез назад, когда в Кхаре умерли все, даже самые маленькие дети, умерли все, кто не убежал вовремя.

Тарбаганьей болезнью и черной смертью здесь называли чуму. Последняя и очень тяжелая вспышка была в шестнадцатом году. Володя не раз слышал от местных старожилов, как бежал тогда правитель провинции, как обезумели люди и как никто не убирал трупов...

Плешивый старик с ввалившимися щеками, беззубый, измученный, сидел на корточках возле больничного крыльца, рассказывал деду Абатаю, Огу, Софье Ивановне и доктору Васе о тарбаганьей болезни. Туш переводила.

Нынешней весной среди охотников на тарбаганов – душистых зверьков – прошел слух, что за шкурку тарбагана скупщики на факториях будут платить в пять‑шесть раз больше, чем в прошлые годы. Слух этот возник за кордоном, принесли его охотники из Пес‑Ва – резиденции губернатора Страны солнца. Мех тарбагана теперь красят и выделывают так, что за него пушники дерут бешеные деньги. Конечно, охотникам захотелось разбогатеть. И они стали ловить всех тарбаганов, даже тех, которые молчат, а ведь известно, что если тарбаган молчит, то его нельзя трогать – он болен. Здоровый тарбаган бормочет: «Не бойся, не бойся!» – это тоже всем известно.

Старик попил воды из белой эмалированной кружки, закурил трубку.

– Пусть расскажет, что он видел сам! – велел Устименко.

Но старик не торопился. Мало того что охотники убивали больных тарбаганов, они еще и ели их мясо. Первым заболел младший брат Мунг‑Во. Оба они – и старший, и младший – искусно ставили петли над тарбаганьими норами и считались хорошими стрелками. Младший Мунг‑Во заболел в степи и там умер. Старший его похоронил.

– Бубонная форма! – сказала Солдатенкова.

– Похоронил и еще долго охотился, ему повезло, – переводила Туш. – А через несколько дней его видели, как он шел в свое становище, шатаясь, словно пьяный. Если человек так шатается, у него наверняка тарбаганья болезнь и совсем скоро ему суждено «лишиться возраста».

– Старший заболел легочной формой – так оно обычно и случается, – пояснила Софья Ивановна. – В таких ситуациях надо проводить разъяснительную работу среди актива населения.

– Актив, пассив! – сердито буркнул доктор Вася.

Старик досказал: старший Мунг‑Во не смог даже войти в юрту и только успел приказать, чтобы на шесте над юртой подняли черный флаг, тряпку, – в степи люди знают: если над юртой черная тряпка – значит, здесь смерть. И никому нельзя подходить близко.

– Спросите у гражданина: он находился в контакте с заболевшими? – приказала Софья Ивановна Туш. Туш не поняла.

– Он только видел черный флаг или там был, на месте, в юрте? – пояснил Вася.

Старик усмехнулся: нет, он достаточно умный, чтобы и близко не подходить к тарбаганьей болезни. Тогда, много лет назад, у него умерли все родственники, и он хорошо знает, что это за болезнь.

Утром старший Мунг‑Во стал плеваться кровью. А через несколько дней над всем кочевьем уже развевались черные тряпки – тарбаганья болезнь ворвалась в Джаван‑Илир. Старик оседлал жеребца и приехал сюда, к великому советскому шаману. Про него ходят разные хорошие рассказы. Если русский шаман действительно так велик, как болтают люди, пусть он поможет. А если нет – пусть сразу скажет, и его не будут больше беспокоить.

– Любишь кататься – люби и саночки возить! – заметила Софья Ивановна и ушла в больницу.

Володя велел Туш перевести старику, что сам он пока ничего сделать не может, но постарается вызвать много докторов, целый отряд, которые, конечно, помогут. И, отдав Васе и Туш распоряжение насчет изоляции старика, пошел к правителю провинции Кхара – Здабе.

Устименко правитель принял сухо. Совсем недалеко пролегала граница, за которой благоденствовал губернатор Страны солнца. Если Гитлер сожрет Россию, Страна солнца оккупирует Кхару, и тогда правителю припомнят его отношения с советским врачом. Поэтому Здаба даже не пригласил Володю сесть. Но, едва услышав о тарбаганьей болезни, правитель изменился. Он закричал, чтобы Володе подали чаю, и велел своему секретарю немедленно соединиться по телефону с департаментом здравия. В департаменте никто не отвечал, и Володя, воспользовавшись этим, посоветовал звонить домой к Тод‑Жину.

К счастью, к величайшему счастью, Тод‑Жин взял трубку, и Володя сам рассказал ему о всем случившемся в районе Джаван‑Илир. В трубке щелкало и шипело. Тод‑Жин молчал.

– Обратитесь за помощью в противоэпидемическое управление, в Москву, – сказал Володя. – Вам помогут.

– Война! – произнес Тод‑Жин.

– Помогут! – повторил Володя. – Непременно помогут! Я ручаюсь, слышите, товарищ Тод Жин? Там умные люди, они понимают, какое бедствие постигло вашу республику, они непременно помогут.

– Хорошо, так, да, – задумчиво и медленно произнес Тод‑Жин и велел передать трубку правителю.

Через четверть часа правитель приказал командиру гарнизона – сухонькому и седенькому поручику – выставить кордоны, с тем чтобы никто не выходил и не входил в район Джаван‑Илир. Поручик слушал молча, щелкая каблуками, прикладывая руку к длинному козырьку белой с серебром фуражки. А в заднем дворе дома правителя в это время грузили верблюдов, лошадей, арбы, плакали женщины – дочери, жены сыновей, жена самого правителя: страшно было бежать в горы отсюда, из дворца в целых шесть комнат, не считая двух зимних юрт во дворе.

Ночью Володя получил телеграмму – длинную, на нескольких бланках. Тод‑Жин извещал, что Москва помогла, самолеты с медикаментами, медицинским оборудованием и врачами уже вылетели. Во главе экспедиции профессор Баринов. Сам Тод‑Жин с секретарем ЦК Трудовой партии прилетит завтра. Дальше были инструкции и советы Володе, переданные Бариновым с борта самолета.

Читая и перечитывая молнию, Устименко слышал, как в соседней комнате Софья Ивановна учила Туш способу надевания противочумного костюма.

– Да, я знаю, это скучно, – своим тягучим голосом говорила Солдатенкова, – но меры личной профилактики играют очень большую роль в нашей работе. Ничего героического нет в том, чтобы заразиться чумой и погибнуть из‑за собственной неряшливости. Сначала надевают комбинезон, видите? Тесемки штанов нужно завязывать плотно...

– От блох? – тоненько спросила Туш.

– Блохи грызунов после гибели своих хозяев покидают их трупы и гнезда, – как по писаному продолжала Солдатенкова. – Так называемые свободные блохи охотно переселяются на людей. Теперь смотрите, товарищ Туш, нижний край капюшона надо заправить под воротник комбинезона. И, наконец, респиратор. Пространство по сторонам носа заполняется ватой – комочками...

Волвдя вышел в коридор, тихонько постучался к Солдатенковой. Обе – и Софья Ивановна, и Туш – стояли посередине комнаты в противочумных комбинезонах.

– Это как же понять? – спросил Устименко.

– Я ведь по специальности эпидемиолог, – сказала Софья Ивановна. – И вот родилась мысль: выехать нам с Туш на место, произвести вскрытие, разобраться накоротке. Оказать помощь. Костюмы есть, микроскопом мы располагаем, лизол, карболка, сулема наличествуют. Конечно, вы главврач, но я предполагаю...

– Поезжайте! – сказал Устименко.

– Наверное, нужно командировочное удостоверение? – спросила Солдатенкова.

– Нет, Софья Ивановна, не нужно. Там некому его предъявлять.

– Какая дичь! – пожала плечами Солдатенкова. – Прямо средневековье. Феодализм. Я предполагала провести собеседование с санитарным активом, вообще наметила ряд мероприятий.

В дверь просунулся сонный Вася, спросил:

– Может быть, и мне поехать?

– Для чего? – спросила Солдатенкова. – С захоронением вскрытого трупа мы справимся вдвоем. А костюмов у нас только два. И оголять больницу мы не имеем права. И вообще это нецелесообразно. Всегда следует поступать целесообразно, а нецелесообразно поступать не нужно. Кстати, сюда до окончания всей этой истории я, разумеется, не вернусь. Искать нас, наверное, вам придется в районе Мунг‑Во...

Перед отъездом Солдатенкова принесла Володе письмо и сказала:

– Если со мной что‑нибудь случится, пожалуйста, перешлите пакет моей дочери. Она у меня единственная. Ее отец нас оставил, у него теперь другая семья, а мы с Нусей одни. Но это ничего! Брак должен строиться на взаимной любви; если же таковой нет, это не брак. До свидания, Владимир Афанасьевич.

И они уехали – маленькая, худенькая, черненькая Туш и увесистая Софья Ивановна, – уехали верхами, а за ними тянулись навьюченные лошади с палатками, гидропультом, лопатами, медикаментами, продовольствием в особых, герметических банках. На прощанье Солдатенкова сказала:

– И проследите, пожалуйста, Владимир Афанасьевич, за тем, что вы называете канцелярщиной. Я только‑только наладила немного это дело, и вот пришлось срочно бросать...

– А? – спросил Володя у Васи, когда маленький караван исчез из виду.

– Никогда не ожидал! – воскликнул доктор Вася.

Дата добавления: 2015-09-06