День рождения Мэтта 5 страница

Когда я открыл дверь, она поцеловала меня (в щеку) и даже обняла (по-дружески, не прижимаясь). Это ободряло. Страсти, конечно, нет и в помине, но все же первый Контакт. Кроме того, она в прекрасном расположении духа. Нет той угрюмости и нервозности, что были в прошлый раз. Быстренько выпили кофе, поболтали о вечеринке, куда они ходили с Кейт, посплетничали, посудачили — все так, словно мы знакомы сто лет. Потом прошли в мастерскую, где она без тени смущения разделась и легла на диван. Все шло хорошо, а днем, когда мы устроили перерыв и вышли в сад выпить чего-нибудь, стало еще лучше.

Солнце светило прямо в глаза, как мощный прожектор посреди ясного неба. Маккаллен, завернувшись в полотенце (мое), в темных очках «Рэй Бэн» (очки Мэтта) сидела рядом со мной на одной из трех деревянных скамеек в саду. Четыре пустые бутылки из-под пива лежали в желтеющей траве у ее босых ног. Круглая тень от зонтика с эмблемой пива «Будвайзер», торчащего посередине старого стола из паба, создавала легкую прохладу. Между нами стоял ящик со льдом и пивом. Я вытащил пару бутылок, открыл о край стола, одну передал Маккаллен, другую поднес ко рту, отпил.

Повернулся к ней, наблюдая, как она зажигает сигарету, смотрит вдаль. В первый раз я заметил на ее лице веснушки. Неудивительно, что я их раньше не видел, хотя столько времени изучал ее внешность в помещении. Вполне понятно, что мое внимание привлекали другие детали ее тела. Веснушки едва различимые, бледные. Не яркие и вульгарные, что вызывают желание взяться за ручку и соединить все точки, а такие легкие, что даже слабое дуновение ветра может унести их прочь, словно горсть рассыпанных конфетти. Она посмотрела на меня, и, чтобы скрыть свой пристальный взгляд, я опустил глаза, рассматривая тонкие волоски на своих ногах.

Вот он. Идеальный момент. Тихая безмятежность. Я. Она. Солнце. Пиво. Три года я не мог позволить себе отпуск за границей, но долгими зимними вечерами, в одиночестве, когда некого было прижать к себе, я мечтал о таком вот моменте. Вот эти самые краски, полутона, — они вытеснили давнюю грусть. И пусть не ее лицо я представлял себе рядом со мной на пляже, разница была незначительная.

— Ну, — сказал я, снова поворачиваясь к ней, — расскажи мне о твоем парне.

— Зачем?

— Просто любопытно.

Ответ, конечно, был далек от правды, так как вопрос я задал далеко не из простого любопытства.

Есть две точки зрения на то, как лучше завести с девушкой, которая тебе нравится, разговор о ее парне, — пассивная и активная. Пассивная сводится к тому, что чем меньше ты о нем говоришь, тем меньше она о нем думает. А когда перестает думать совсем, то у нее нет причин не думать о тебе. А если она начала думать о тебе — она твоя. Активная тактика — это когда ты сразу приступаешь к делу. Заводишь разговор о ее парне и вскоре уже точно знаешь, с чем тебе придется иметь дело. Мне такой подход нравится больше — экономит время.

Она улыбнулась. То ли поняла, что я закидываю удочку, и смутилась, то ли просто подумала о нем. Мне, конечно, приятнее думать, что причина первая…

— Не знаю, с чего начать.

— Можно с начала. Начало — хорошее место для того, чтобы начать рассказ. По крайней мере, так считала Мэри Поппинс.

И она мне рассказала, что его зовут Джо Тристан, но все называют его Джонс. Рассказала, как они познакомились в школе, когда ей было семнадцать лет. Что он красивый и поет в рок-группе. И вот в тот момент, когда меня уже начинало подташнивать от этой сладенькой истории и я мысленно проклинал себя, что не выбрал пассивную тактику, наш Люк Скайуокер вдруг преобразился в Дарта Вэйдера. Улыбка Маккаллен сменилась хмурой гримасой, и, приоткрыв занавес, она показала его темную сторону. Рассказала о его пристрастии к кокаину, на который у него едва хватало денег; о его паранойе; о том, как в период учебы в университете Глазго он следил за ней, настаивал на встрече каждые выходные; как он смешивал с грязью ее друзей и что у него снесет крышу, если он узнает, что она позирует мне.

Удивительно, как иногда плохое превращается в хорошее. Чем хуже она о нем говорила, тем лучше становилась моя перспектива. Этот парень мне уже почти нравился — так он мне помог.

И потом она сказала:

— Не знаю… иногда сама думаю, почему я до сих пор с ним.

Тут я подумал: Земля, Земля, проблема решена.

Но она продолжила:

— Глупости. Я не это имела в виду. Я его люблю. — Она недобро взглянула на бутылку пива и покачала головой: — Это все от пива и жары — как всегда. Забудь, что я сказала.

А я подумал: Земля — борту, внимание, у вас проблемы с двигателем.

Тогда я решил прибегнуть к крайним мерам и спросил:

— Думаешь, ты выйдешь за него?

Она пожала плечами. Понятно. Если бы такой вопрос задали мне, я бы тоже растерялся.

— Не знаю, может быть, но не сейчас.

— Почему?

Она задумалась на несколько секунд, а потом ответила:

— Рано еще, наверное.

— Он — твой первый парень? — В каком смысле?

— Первый парень, с которым у тебя серьезные и долгие отношения?

— Первый и единственный…

— Как так?

— Других просто не было. Должен признаться, я в шоке.

— Ты шутишь?

Она повернулась ко мне и посмотрела в глаза: — Нет.

— А тебе никогда… — Что?

— Ну, никогда не хотелось узнать, как все могло бы быть с другим парнем?

Она наклонилась вперед, затушила сигарету о землю.

— Иногда.

— Когда?

— Не знаю.

Я посмотрел на нее так, что и без слов стало ясно, о чем я думал.

— Вот как сейчас?

— Возможно.

Все. Она на крючке. Я улыбнулся, сощурил глаза и решил закрыть эту тему.

— Возможно — да или возможно — нет?

— Возможно, я не знаю. — Она взяла другую сигарету, выпустила колечко дыма. — А как у тебя? Девушка есть?

— Нет.

И так мы сидели, пристально глядя друг на друга, — она докуривала сигарету, а я допивал пиво. Маккаллен явно еще не приняла окончательного решения насчет меня, но она была рядом, и это меня возбуждало. И если не сейчас, то когда? Сегодня вечером? Да, точно. А если ничего не получится? Нет, этого я точно не переживу. Значит, так: ресторан, еще поболтаем, построим друг другу глазки, а потом она примет окончательное решение.

С этими мыслями я буквально пожирал ее глазами, жалея, что она обернута в полотенце. И тут я понял, что иногда можно быть волшебником и самому исполнять свои заветные желания.

— Пошли, — сказал я, — перекур окончен. Пора за работу.

Так мы и поступили. Пока Маккаллен укладывалась на диван, я прошел на кухню, позвонил и сказал, что не приду на вечеринку, куда мы собирались с Мэттом. Вместо этого я заказал столик на двоих в «Хот-Хаусе». Несмотря на свою проницательность, я и не предполагал, как долго мне придется обхаживать Маккаллен. Парой часов тут не обойтись, придется развернуть целую кампанию. Правда, понял я это позже — после того, как она отказалась пойти со мной поужинать:

— Мысль неплохая, но сегодня не получится. Джонс приезжает из Глазго завтра. Мне придется рано встать, чтобы встретить его на станции.

После этого она поцеловала меня на прощанье (снова в щеку) и ушла. Я смотрел, как она идет по улице, и тут до меня дошло: я ей понравился, но Джонс все же нравится ей больше. В этом вся загвоздка. И пока он нравится ей больше, чем я, шансов затащить ее в постель у меня нет. Так что придется затаиться и ждать.

Но я подожду.

Я буду наблюдать.

С биноклем.

Днем и ночью.

Без сна и отдыха.

Мне не впервой играть в такие игры.

* * *

Чистосердечное признание No3:

Рабство

Место действия: моя спальня, хата Мэтта.

Время действия: 3 часа утра 13 апреля 1997 года.

Мэтт всегда предостерегал меня от повторных встреч. Его теория вкратце выглядит так:

а) суть отношений «на одну ночь» в том, что они длятся одну ночь;

б) повторные встречи ведут к дружбе;

в) дружба угрожает холостяцкому статусу. После этого случая я решил всегда следовать его советам.

Я распластался на кровати в чем мать родила. Верхом на мне, тоже раздетая, сидит Хейзел Аткинсон. С Аткинсон я познакомился у Барри на новогодней вечеринке. Мы улизнули в ночь на первое января, забрались на второй этаж и уединились в одной из свободных комнат. Утром около семи часов я разыскал Мэтта и упросил его отвезти меня обратно в Лондон как можно скорее. Не то чтобы ночь не удалась. Все было здорово. Не могу сказать, что Аткинсон мне не понравилась, наоборот. Дело в том, что ночка у нас получилась странная.

Аткинсон оказалась склонна к штучкам, которые люди старшего поколения называют «половыми извращениями». То есть ей нравилось связывать мужчин и заставлять их кричать. Я себя ханжой не считаю. Я не против экспериментов, даже если они граничат с психическими отклонениями. Поэтому в новогоднюю ночь я позволил ей привязать себя и, уж не сомневайтесь, кричал как миленький. Лучшее, что я могу сказать об этом сексуальном опыте, он был… познавательным. Но, как и в случае с латинским языком в школе, краткого курса было вполне достаточно. Как следствие, я не отвечал на звонки Аткинсон и удачно избегал вечеринок, где мог бы с ней столкнуться. Болван.

Как вы думаете, кого увидели мои пьяные глаза в баре «Клаксон» 12 апреля 1997 года в полдвенадцатого ночи? Ее, родимую, Хейзел Аткинсон, — стояла себе такая красивая, доступная и смотрела мне прямо в глаза. В нормальном состоянии я, разумеется, сбежал бы от нее без оглядки. Барри сказал мне, что из-за моей трусости Аткинсон причислила меня к недоразвитым одноклеточным организмам. Но я был пьян, и за последний час меня столько раз отшили, что я уже отказался от мысли снять кого-нибудь в тот вечер. А тут Аткинсон подошла ко мне и заговорила. Мне показалось, что она на меня совсем не сердится. И что оставалось делать? Конечно, я пригласил ее к себе.

Итак, вернемся к постели. Она привязала мои руки к одной спинке кровати, ноги — к другой. Я не возражал — знал, что за этим последует. Небольшое наказание, игра. Сначала она потребует, чтобы я произнес всякие слова, я их произнесу. А потом мы перейдем к приятной части процедуры — к сексу. Вот так, просто и без жеманства.

Но, к сожалению, Аткинсон была другого мнения.

— Значит, так, говнюк, — сказала она мне, — я решила тебя проучить, чтобы ты меня на всю жизнь запомнил.

Это мы уже проходили.

— Я плохо себя вел, да? — спросил я, подыгрывая ей и считая всю эту прелюдию не менее идиотской, чем в первый раз. — Я плохой мальчик и меня нужно наказать?

— Ты и не представляешь себе, насколько плохой. — Она посмотрела на меня недобрым взглядом. — Когда, говоришь, Мэтт возвращается из Бристоля?

— А что?

— Отвечай.

— Утром, около девяти, — ответил я, не совсем понимая, к чему все это.

Она взглянула на часы.

— Так, осталось семь часов. Нормально, может, и выживешь.

— Ты о чем это?

Она не ответила, просто слезла с кровати и начала одеваться.

— Знаешь, в чем твоя проблема, Джек? — спросила она, сидя на краю кровати и натягивая сапоги.

Я попытался высвободить руку, но тщетно. Подергал второй рукой, ногами — бесполезно. Колготки, которыми она меня привязала, оказались на редкость прочными.

Она встала.

— Зря ты меня разозлил.

С этими словами Аткинсон вышла из комнаты, и через несколько секунд я услышал, как хлопнула входная дверь.

Я подождал.

Начало сводить мышцы.

Губы пересохли.

Я еще подождал.

И еще подождал.

Пока до меня не дошло, что она не вернется.

Я о многом передумал в ту ночь.

Наверное, никогда в моей голове не было столько мыслей сразу. Большинство из них были полной ерундой. Я боялся умереть, боялся, что Мэтт не вернется или вернется сама Аткинсон с хлыстом и яйцерезкой. Но Главная Мысль, постоянно пульсировавшая в моей голове, была такой: если я умру, то умру в полном одиночестве, так и не найдя ту, с кем бы мне хотелось прожить остаток своих дней. И она останется одна на этом свете, так и не успев найти меня. И некого будет винить, кроме себя самого. Кажется, я начал понимать, для чего Аткинсон меня тут привязала.

Наконец в дверях возник Мэтт. Вид у него был ошеломленный.

— Только не говори, — с трудом прохрипел я.

— Не говорить чего?

— Что ты меня предупреждал.

Он присел на кровать и начал развязывать мне ноги.

— Аткинсон? — спросил он. — Да.

— Так я и думал.

Дата добавления: 2015-09-06