День рождения Мэтта 2 страница

Я по-прежнему смотрю на холст. Не считая утреннего недоразумения с Брэдшоу, день был плодотворным. С десяти до четырех, включая час на обед, все шло по плану. За исключением радио, поскольку скучно не было, и это часть другого моего плана.

— Ну как? — спрашивает Маккаллен, возвращаясь в мастерскую и встав между мной и мольбертом, закрывая мне обзор. — Ты доволен?

Маккаллен стройная, ростом чуть выше метра семидесяти. У нее светлые и прямые как солома волосы ниже лопаток. И смех у нее притягательный.

— Не знаю, — отвечаю я. Во-первых, она закрывает мне обзор, а во-вторых, я слишком долго концентрировал внимание на картине. Сейчас нужно отвлечься, отдохнуть, прежде чем я смогу объективно оценить работу. — А ты что скажешь?

— Мне нравится, — говорит она, повернувшись ко мне лицом.

Я польщен. Мне она тоже нравится. Очень.

Мы познакомились две недели назад на вечеринке у моей сестры Кейт в честь ее двадцатилетия. Кейт учится в университете, изучает историю и испанский язык. А ее парня зовут Фил. Он в том же университете изучает французский. Она познакомилась с Маккаллен на первом курсе, они подружились, умудрились сохранить дружеские отношения и в прошлом году сняли вместе дом. Кейт с Маккаллен стали подругами. Так судьба свела нас вместе в кухне Кейт.

Кейт уже успела ей много обо мне рассказать, а кроме того, моя картина, которую я подарил ей на день рождения, висела у нее в гостиной. Так что завязать разговор не составило труда. Маккаллен спросила меня о картине. В школе она изучала живопись и до сих пор проводит выходные за рисованием. Я спросил, почему она бросила рисовать, и она ответила, что из-за родителей. Они считают, что живопись может быть просто хобби, а тем временем ей следует приобрести достойную профессию. Я рассказал, что больших успехов пока не добился — продал всего три картины и удостоился положительных отзывов после того, как пару месяцев назад тайком устроил свою выставку в галерее Поли. Она спросила меня, над чем я в данный момент работаю. Я был пьян, она была прекрасна, и, поскольку до сих пор ей удавалось уклониться от моих приставаний и она явно не собиралась ехать ко мне домой, я сказал, что планирую сделать серию рисунков с живой натуры. Потом попросил ее позировать и очень, очень, очень молил о согласии.

И о чудо! Она сказала «да».

Точнее, она сказала:

— Сколько?

А я ответил:

— Если откровенно, я надеялся, что ты согласишься позировать бесплатно.

— Еще чего! — ответила она.

— Двадцать фунтов? — предложил я.

— Тридцать.

— Договорились.

И вот, пожалуйста, я только что ее рисовал.

Маккаллен идет к дивану, открывая мне вид на холст. Я перевожу взгляд с нее на картину и обратно. Как-то они не сопоставляются. Не потому, что портрет не похож. Просто в течение нескольких часов я пытался перевести ее изображение из трехмерного в двухмерное, и она перестала для меня быть единой личностью, а представлялась лишь сочетанием контуров, теней и света. Теперь, когда в моих глазах она обрела обычные формы, вернулась и ее личность. Она уже была не объектом изучения, а объектом желания, и мне хотелось к ней прикоснуться. Очень хотелось.

Вообще-то это желание не покидало меня с того самого момента, когда Маккаллен появилась у дверей дома. Примерно через три минуты после того, как я поставил машину Мэтта на место — тютелька в тютельку — и перестроил обратно сиденье и зеркало. Я сварил ей кофе, поболтал немного и показал мастерскую. Она разделась в ванной и прошла в мастерскую, завернувшись в полотенце. Я повыпендривался, водружая холст на мольберт и пытаясь не пялиться на нее, пока она шла по комнате. Старался создать комфортную атмосферу, чтобы она не смущалась.

— Куда мне лечь? Где ты предпочитаешь? — спросила она.

Здесь. На бильярдном столе. В душе. На пляже. В самолете. На постели. Вариантов было сколько угодно, и в других обстоятельствах я бы выбрал один из них и воплотил фантазии в жизнь. Но профессионал я или нет? Я художник, она — моя модель. Я плачу ей за то, чтобы она пришла сюда и разделась. И вот она здесь, обнаженная, ради искусства и денег, разве не так? Так. Разговор окончен.

— На диване, — ответил я. — Располагайся поудобнее.

Она прошла к дивану спиной ко мне, сняла полотенце, аккуратно сложила его на полу и легла.

— Так хорошо?

С эстетической точки зрения так было идеально. Она лежала на животе, опустив голову на скрещенные руки, и смотрела на меня. В этой позе она была так естественна, словно только что проснулась. И свет был хороший. Тень падала на изгиб ее ног ниже колена. Да, практически идеально.

— Нет, — сказал я, — не очень. Попробуй лечь на бок лицом ко мне.

Понимаете, профессиональная этика — это, конечно, хорошо. Но должны же быть какие-то способы компенсировать бедность и одиночество художника. Она перевернулась, прикрыв грудь руками.

— Так лучше?

— Немного. Но попробуй убрать руку, положи ее на бедро.

Она убрала руку.

— Да, так намного лучше.

Я посмотрел на нее, потом на холст, потом нахмурился, потом снова на нее.

— А теперь согни немного ногу. Еще немного. Отлично. Замечательно. — Я кивнул, соглашаясь с собой. — Тебе удобно?

— Нормально, — ответила она, не шевелясь.

— Хорошо, — подытожил я, тоже не шевелясь, остолбенев от восторга.

Что можно сказать о страсти? Об одержимости? Это необыкновенно сильные проявления человеческой натуры.

Мне кажется, положение холостяка можно сравнить с осадой. Ты мысленно составляешь список требований и отказываешься сдать холостяцкую крепость, пока не появится она — Твоя Единственная, — и когда ты уже успокоился, решив, что все под контролем и тебе ничто не угрожает, страсть, как штурмовой отряд, взбирается по стенам и проникает внутрь через окна, с автоматами наперевес. Ни одна защита не устоит под ее натиском.

* * *

Так все и происходит с Салли Маккаллен. С тех пор как я впервые увидел ее, мое воображение практически постоянно штурмуют фантазии о ней. Больше всего меня беспокоит то, что эти фантазии самым вопиющим образом нарушают мой Кодекс Чести Холостяка. Я грезил, как мы с ней:

а) гуляем по улице, взявшись за руки;

б) вместе лежим в постели на рассвете, и я смотрю на ее лицо, такое милое и спокойное во сне;

в) сидим за уединенным столиком в ресторане и, пристально глядя друг другу в глаза, смакуем вино.

Сами видите, это совсем не то, чему учит настольная библия Холостяка. Хотя, если подумать, она вряд ли сможет воплотить в себе прочие черты Моей Единственной. Например, я не могу себе представить, что:

а) уехав от нее на шесть месяцев по обстоятельствам от меня не зависящим, я могу быть уверен в том, что она дождется моего возвращения;

б) мы живем с ней под одной крышей;

в) я предлагаю ей выйти за меня замуж.

Но все-таки после разрыва с Зоей больше других подходит под описание Моей Единственной именно Маккаллен. А в данный момент этого вполне достаточно.

— На сегодня все? — спрашивает она.

— Да, спасибо. Ты была очень терпелива.

Она берет с пола полотенце и оборачивается в него.

— И что теперь?

Хороший вопрос. Я задавал его себе тысячу раз за последние несколько часов. Мне бы хотелось ответить что-то вроде «До дня рождения Мэтта у меня есть еще часа три, так что можем воспользоваться ими и завалиться в постель». Но в реальной жизни Маккаллен за весь день не подала ни одного повода полагать, что согласится на такой вариант. Поэтому я предлагаю что-то более двусмысленное:

— Можно раздавить бутылочку вина… Она улыбается:

— Нет, не в смысле теперь — «сейчас». Я имела в виду, что теперь с картиной. Она ведь еще не закончена? Значит, мне нужно будет еще позировать, так?

— Ну да, конечно, само собой, — быстро, будто я сразу догадался, о чем она. — Да. Еще пара сеансов, и будет готово. Если, конечно, ты сможешь их выдержать.

— Легко. Мне даже понравилось. Не считая боли в мышцах и суставах, — говорит она, массируя плечо.

— Тебе не было скучно?

— Нет, с тобой весело. Ты, наверное, к этому привык — развлекать людей, пока они позируют тебе.

Уже лучше, дело продвигается. Я ей нравлюсь.

— Да, наверное, — соглашаюсь я. — А вино? У меня в холодильнике есть бутылка, если тебе это интересно….

Несколько секунд она обдумывает мое предложение, потом говорит:

— Нет, я лучше пойду. Сегодня вечером со свекровью встречаюсь.

У меня все внутри обрывается.

— Со свекровью? Разве ты…

Она смеется и откидывает волосы с лица.

— Замужем? Господи, нет, конечно! Она мне не настоящая свекровь, просто мать моего парня. У нее сегодня день рождения.

Парня… Как же я не подумал об этом. Поверить не могу, что до этого она ни разу его не упомянула.

— Я не знал, что у тебя есть парень. — В моем голосе ясно угадывается разочарование. Я пытаюсь сделать вид, что просто продолжаю светскую беседу. — И давно вы вместе?

— Три года.

— Значит, все серьезно?

— Вроде бы.

В ее голосе слышится легкая неуверенность. Этого достаточно, чтобы я продолжил свои расспросы:

— Извини, что спрашиваю, но он не против, что ты позируешь мне в обнаженном виде?

— Если бы знал, был бы против.

— Понятно.

Мы оба улыбаемся.

— Но у него нет повода для беспокойства. Между нами же ничего такого нет. Я ему не изменяю. Ничего криминального.

— Тогда почему ты ему об этом не сказала?

— Потому что он начал бы ревновать, забеспокоился. Чего зря его расстраивать.

— Ты его любишь?

— Да, — говорит она, выходя из комнаты, чтобы одеться. — Очень.

Так, значит, традиционный сценарий совращения отпадает. Больше похоже на чтение рукописи с конца. Объект моей страсти из обнаженного состояния перешел в одетое и теперь собирается уходить. Более того, объект только что сообщил, что уже три года встречается с мужчиной, которого любит. Даже очень любит.

Вполне достаточно, чтобы охладить пыл большинства страстных воздыхателей, но только не мой! Я концентрируюсь на маленькой искре надежды посреди бескрайней мглы: она готова обмануть своего любимого, чтобы побыть со мной. И обман повторится на следующей неделе. Конечно, если говорить о значительности этого факта, то он бросается в глаза не больше кивка в толпе прохожих. Но он дает мне надежду. Вывод: отказ выпить со мной вина, чтобы не опоздать на день рождения свекрови, говорит не в мою пользу. Но на будущей неделе все может быть по-другому…

Что касается самолюбия, случались и не такие поражения.

* * *

Чистосердечное признание No 2:

Девственность

Место действия: дом родителей Мэри Райнер.

Время действия: 6 часов вечера, 15 мая 1988 года.

Мэри. У тебя есть? Я. Да.

Мэри. Так ты собираешься его надевать или как?

Я. Да, конечно.

Мэри. Смешной он какой-то.

Я. С ароматом карри.

Мэри. Какая гадость!

Я. Знаю, извини.

Мэри. Господи, ну и вонь от него!

Я. Я же извинился.

Мэри. А другого у тебя нет?

Я. Нет, в автомате были только такие.

Мэри. Ладно, надевай.

Я. Сейчас.

Мэри. Ты куда?

Я. В туалет.

Мэри. Зачем?

Я. Не волнуйся, я быстро.

Мэри. Теперь все нормально?

Я. Да.

Мэри. Тогда иди сюда.

Я. Иду.

Мэри. Ой.

Я. Извини.

Мэри. Давай я тебе помогу.

Я. Спасибо.

Мэри. Ты ведь в первый раз, да?

Я. Да ты что, я уж сто раз это делал.

Мэри. Врунишка.

Я. И вовсе нет.

Мэри. Сюда, так лучше.

Я. Туда?

Мэри. Да, туда…

Описание акта в реальном времени: раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать, тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, восемнадцать, девятнадцать, двад…

Мэри. Это что, все?

Я. Да. Ну, как я?

Мэри. Дерьмово.

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ МЭТТА

С Мэри Райнер у меня все случилось очень по-быстрому, что и неудивительно. Конечно, дольше девятнадцати с половиной секунд… но не намного. Я переночевал у нее дома, и утром мы снова занялись сексом. На этот раз я продержался дольше — одна реклама кока-колы и еще три песни. Хотя, строго говоря, как я потом рассказывал Мэтту, нужно считать не три, а шесть песен, потому что второй была «Богемская рапсодия». Даже Мэри вынуждена была признать, что под ее чутким руководством за двадцать четыре часа я поднялся с «дерьмово» до «нормально». Будущее казалось светлым. Я был доволен. Моя миссия практически удалась. Мы вышли из ее дома до обеда, я потискал ее у станции метро «Илинг Бродвей», а потом уехал в Бристоль. После той ночи я ей звонил, один раз, но она мне так и не перезвонила. И больше я о ней ничего не слышал.

Ради сохранения приятных воспоминаний мне бы хотелось думать, что виной нашей разлуки были непреодолимые обстоятельства: она жила в Лондоне, я — в Бристоле, денег на постоянные поездки друг к другу у нас не было, и мы были слишком заняты учебой, пытаясь закончить школу с отличием. Но все обстояло не так. Дело в том, что до этого у меня секса не было вовсе, а у Мэри был секс и получше нашего. У каждого из нас имелись свои причины не продолжать эти отношения. Мэри не хотелось довольствоваться «дерьмовым» или даже «нормальным» сексом. А я, вступивший в новый прекрасный мир половых отношений, сумев сделать это с одной девушкой(дважды), хотел попробовать и с другими девушками (причем чем больше, тем лучше).

Что касается моей поездки, она была нелегкой, но мучения того стоили. После той ночи в Лондоне все изменилось. Я вернулся в Бристоль уверенным в себе. Закрывшись в кухне, сразу позвонил Мэтту. Я рассказал ему все до мельчайших подробностей, а потом он уговорил меня рассказать все еще раз. Я пытался придать голосу безразличие, но смаковал каждую деталь.

В понедельник Мэтт пошел провожать Лору Райли, девушку из его класса, которая ему уже несколько месяцев нравилась, но он ни разу не смог сказать ей об этом. Он провожал ее домой после школы и поцеловал у автобусной остановки. После чего пригласил на свидание. Двумя неделями позже его родители уехали отдыхать на выходные и Мэтт с Лорой лишились девственности на первом ярусе двухэтажной кровати, где Мэтт спал с семи лет.

То, что Мэтт лишился девственности вскоре после меня, могло быть и совпадением, но я в этом сомневаюсь. Больше похоже на соперничество. Мы были друзьями, но всегда словно соревновались друг с другом. В постпубертатный период и до моей встречи с Мэри наши с Мэттом разговоры на семьдесят процентов состояли из рассуждений о сексе. Как найти подходящую девушку? И как это произойдет? Как только у меня появились ответы на оба этих вопроса, равновесие в нашей дружбе нарушилось. Моя сторона перевешивала — я был уже опытным мужчиной, а Мэтт все еще оставался мальчиком. У Мэтта был только один способ вернуть весы в исходное положение и сравнять счет — отдаться какой-нибудь девчонке.

Так он и поступил. Отдался Лоре Райли. На своей детской двухъярусной кровати.

* * *

Разумеется, этим дело не кончилось. Я познакомился с другой девушкой, и моя чаша снова перевесила. Он бросил Лору Райли и выровнял счет. Думаю, с тех самых пор мы не переставали соперничать друг с другом, за исключением пятнадцати месяцев, когда он встречался с Пенни Браун, которые — совершенно случайно — совпали с пятнадцатью месяцами моих отношений с Зоей. И скорее всего, сегодня вечером в баре «Бар-кинг», который Мэтт выбрал для своей вечеринки, все будет точно так же. Мы оба холосты. Оба в поисках партнерши. И хотя доказывать друг другу нам уже нечего и уже неважно, кто и что успел сделать первым, мы все равно будем стараться увеличить счет, хотя бы из спортивного интереса. Связь на одну ночь. Без последствий. Просто еще одно очко в твою пользу. Невинное развлечение.

Оглядываю бар в поисках знакомых лиц и симпатичных. «Баркинг» — известное заведение, и есть на кого глаз положить. Именно поэтому Мэтт выбрал его.

Бар официально не рекламируется как Клуб Одиноких Сердец, но в сущности именно так оно и есть. Это шумное и людное заведение, несколько больших столов на двенадцать человек. В рейтинге Романтических заведений ночного Лондона этот бар вряд ли получил бы высокую оценку.

Беглый осмотр местности показал следующую картину: один мальчишник, один девичник и еще несколько групп поменьше, но все однополые. Количество обручальных колец в зале можно пересчитать по пальцам, и уверен, я не первый, кто их пересчитал. Похоже на некоторое разнообразие, но все сводится к одежде известных марок, холеной коже и ухоженным волосам. Люди приходят сюда, чтобы показать себя в лучшем свете в надежде, что кто-нибудь обратит на них внимание. И я благодаря гардеробу Мэтта вписываюсь сюда прекрасно. Мэтт здесь уже бывал. Десять раз он выходил в этот бар на охоту и дважды возвращался с добычей. То есть в двадцати процентах случаев он снимал какую-нибудь девицу. Это был мой шестой визит в данное заведение, и однажды я тоже ушел отсюда в сопровождении милой спутницы. Выходит, в процентном соотношении счет у нас с Мэттом был равный. Итак, что касается «Баркинга»,.чаши весов находятся в равновесии. Пока…

Высматриваю Мэтта. А, вот он — сидит за дальним столом. Но вместо того чтобы сразу протиснуться к нему сквозь толпу, я подхожу к барной стойке, заказываю себе пиво, а Мэтту — традиционный крепкий «именинный» коктейль. Пока смешивают дьявольское зелье для Мэтта, я осматриваю группу людей за его столом. Мэтт не слишком любит дни рождения, для него это скорее хороший повод напиться в кругу друзей. Так, вижу Хлою, нашу верную помощницу, и с облегчением замечаю, что Брэдшоу там нет. Дальше сидят Энди и Уилл, с ними Дженни; несколько приятелей Мэтта по работе; Клара, Сью и Майк, с которыми Мэтт вместе учился в универе; Марк и Тим, прибывшие из Бристоля на выходные.

Незнакомых мне людей за столом всего несколько, — видимо, те самые «еще кое-кто», о которых Мэтт говорил утром. Двое парней и три девушки. Из троих только одна не вызывает ассоциаций с психами и шлюхами. Она сидит слева от Мэтта. Пока виден только ее профиль. А она ничего. Мэтт заметил меня, машет рукой и кричит что-то, но слова тонут в общем галдеже. Я машу ему в ответ и еще раз смотрю на Таинственную Незнакомку, потом поворачиваюсь, чтобы расплатиться за выпивку.

Мой приятель Пэдди однажды сумел очень точно описать дилемму, которая встает перед парнем, когда он пытается познакомиться с девушкой. Скажем так, вариантов у тебя всего два: ты либо желаешь кратковременных отношений, либо долговременных.

В случае с кратковременными отношениями ты заранее даешь себе установку, что тебе кроме постели ничего не нужно. То есть получается, что ты обязан попытаться сблизиться со всеми женщинами, которые тебя не пошлют. Поболтать с каждой из них, прощупать почву — как она насчет случайных связей. Если она заведет шарманку, что порядочная девушка с кем попало в постель не ляжет и ей надоело одиночество или она устала тратить время на мужиков, которые боятся серьезных отношений, — прекращаешь болтовню и переключаешься на следующую кандидатку. И так продолжаешь до тех пор, пока не встретишь девушку, которая если и не скажет «да», то по крайней мере многозначительно намекнет, что не прочь.

Вариант второй: серьезные отношения. Разница между первым вариантом и вторым — глобальная. Если ты надеешься на серьезные отношения, то придется подумать не только головкой, но и головой. Но подход тот же. Подходишь к девушке, заводишь разговор. В этом случае, если тебе понравилось не только то, что ты видишь, но и то, что ты слышишь, — и, скажем прямо, в серьезных отношениях ум важнее, чем тело, ты не станешь отшивать ее только за то, что она откажется скинуть трусики под занавес банкета. Наоборот, ты поймешь, что человек она интересный. И тебе хочется узнать ее лучше. Тут ты делаешь все как положено: обмениваешься телефонами, звонишь ей, приглашаешь на свидание и с этой точки начинаешь отношения.

Выбор между двумя вариантами нужно сделать уже в начале вечера, ибо первое полностью исключает второе, и наоборот. Выбираешь первый вариант, и какую бы девицу ты ни заклеил, она для тебя — «юбка». И вряд ли после совместной ночи ты сможешь думать о ней иначе. Выбираешь второй вариант, и тебе придется смириться с мыслью, что по крайней мере сегодня ты будешь спать один.

Пэдди женился два месяца назад, так что нетрудно догадаться, какой вариант он выбрал. А я… я же по привычке выбираю первый.

Подхожу к столу и слышу со всех концов: «привет», «как жизнь», «сколько лет, сколько зим» — в зависимости от того, сколько я не виделся с этими людьми. Стул, где сидела Прекрасная Незнакомка, пустует, но на спинке висит пальто. Ставлю перед Мэттом именинный коктейль. При одном виде бокала он стонет.

— Господи, — ворчит он, глядя на мутную густую смесь, — когда мы повзрослеем и перестанем пить эту гадость?

— Когда состаримся и женимся. Поскольку в ближайшем будущем ни старческий маразм, ни супружеская жизнь ему не грозят, Мэтт покорно поднимает стакан и опрокидывает в себя его содержимое.

— С днем рожденья! — говорю я, протягивая ему карикатуру в рамке.

Он смотрит на нее, смеется и передает дальше по столу.

— Классно получилось! Спасибо. Садись. — Он обтирает губы, зажигает сигарету и отодвигает стул Прекрасной Незнакомки, освобождая место для меня рядом с собой. — Тащи стул.

К тому времени, когда я нашел свободный стул, вернулась Прекрасная Незнакомка. Я пододвигаю свой стул к ее и сажусь.

— Привет, — говорю я, поворачиваясь к ней, — я Джек.

ЭМИ

О господи!

Так не бывает.

Разве может человеку быть настолько плохо?

До моего слуха доносится какой-то хрипящий звук, это я, видимо, дышу (воистину чудо — после 4000 сигарет, выкуренных вчера вечером). Ладно, надо встать, иначе у меня того и гляди случится кровоизлияние в мозг.

Легко сказать, встать… Ноги-руки ватные. Одним грациозным движением я умудряюсь споткнуться на полу о свои ботфорты, удариться ступней о батарею и, прыгая от боли на одной ноге, упасть у сундука в гостиной, минуя в свободном падении складные двери и занавес из пластмассовых бусин, разделяющих комнаты.

Стало тихо. Задницей ощущаю прохладу утра, лежа ничком на ковре с задравшейся в полете футболкой. На старом подобии ночной рубашки надпись «Relax».

И тут…

Слышу звук шатающейся пустой бутылки, и причина моего зверского похмелья скатывается с сундука мне же на голову.

Вид бутылки из-под виски вызывает стон, а события прошлой ночи начинают медленно всплывать из тумана и головной боли.

Сейчас меня стошнит.

Разогнувшись, пытаюсь оценить ущерб, пялясь в зеркало над раковиной. Да, видок тот еще.

Это не Эми Кросби из квартиры D на Пембертон-Виллаз в Шепардз-Буш. Не-е, это точно не я. Тогда как в моей ванной оказался этот дикобраз? А?

Вчера в 20.30 я была шикарной женщиной с прической и высокой грудью. Как я могла превратиться за ночь в это вот «панки, хой!»? Приглаживаю руками свой взрыв на макаронной фабрике и высовываю язык. Зеленый.

По натуре я оптимистка и поэтому сначала ищу положительные стороны происшедшего.

А. Хуже уже не будет. (Должна признаться, что в списке положительных моментов этот обычно занимает первое место.)

Б. По крайней мере, Джек не остался на ночь и не имел счастья лицезреть меня в таком виде.

В.?

Третий пункт отсутствует, потому что второй уже можно считать первым в списке отрицательных моментов. Из горла вырывается хрип отчаяния.

Джек не остался на ночь!

В кои-то веки познакомилась с приличным парнем, и тот слинял. Сбежал на рассвете обратно в свой Мужикистан, даже не поцеловав меня на прощанье. И хуже всего то, что я его за это не виню, ибо сама выставила себя полной дурой.

Пережить такую катастрофу в одиночестве я просто не в состоянии. Звоню Хел, моей лучшей подруге.

Хел (сонным голосом). Да?

Я (сделав паузу, чтобы она догадалась, что это я). Блюэ! (Изрыгаю приветствие страдальчески-рвотным голосом.)

Хел. Блюэ-блюэ-блюэ? Или просто блюэ?

Я. Блюэээээээээээээээээээ!

Хел. Сейчас буду.

Обожаю Хел. Она меня понимает.

Двадцать минут спустя Хел уже ставит свой велосипед в кучу ему подобных в моем узком коммунальном вестибюле. Вид у нее до отвращения цветущий — она явно выспалась, и наверняка у них с Гэвом (ее нынешним парнем) был отличный секс.

Поцеловав меня, она сообщает, что от меня несет как от бочки и зубы у меня оранжевые.

Я что-то ворчу в ответ, но собой очень довольна, потому что смогла спуститься на два этажа к входной двери, символизируя свое возвращение в ряды человечества. Для этого пришлось быстренько кое-что предпринять.

К приходу Хел я проглотила три таблетки нурофена, опрокинула две чашки черного кофе со столовой ложкой нерафинированного сахара в каждой (отвратительно, я знаю, но это крайние меры) и насильно запихала в себя не меньше четырех быстрорастворимых таблеток витамина С. Теперь внутри меня шипят четыре тысячи процентов рекомендуемой дневной нормы, и, кажется, я даже могу говорить.

В кухне Хел садится за стол, в то время как я ставлю чайник.

— Насколько я понимаю, ты в пролете, — говорит она, — ну и что же произошло?

Видно, что она разочарована, ведь вчера сама взяла на себя роль моего костюмера. Именно Хел вечером убедила меня надеть черное платье, которое можно было бы с уверенностью назвать широким ремнем, будь оно короче еще на миллиметр, бюстгальтер с силиконовыми вкладышами и облегающие ботфорты а-ля «красотка на панели» (которые я купила шутки ради и уж никак не собиралась носить). Она гарантировала, что любой парень, увидев меня в этой амуниции, закадрится сам собой. Обычно я ношу джинсы и кроссовки, но Хел наложила табу на весь мой гардероб. В этой панельной униформе Хел заставила меня пройтись до ее дома. Реакцией на мое появление был протяжный свист и бокал водки с тоником от Гэва, а Хел дала мне девять баллов из десяти возможных (максимальный балл она приберегла на день моей свадьбы). После чего меня отправили покорять прекрасного Мэтта.

Знаю, все это звучит нелепо, но Хел в курсе моей страшной тайны. Тайны, которая за последнее время стала большой проблемой. Господи, мне даже думать об этом трудно… в общем, у меня… у меня уже полгода не было секса.

Должно быть, технически я вернулась в разряд девственниц: наверняка там уже все обратно срослось. В любом случае это противоестественно для двадцатипятилетней девушки. Зато вполне естественно приводит меня к выводу, что я ненормальная.

Хел со мной не согласна. Она говорит, что это только вопрос времени, а сама отчаянно пытается найти мне парня. Хел уже преодолела «критический» первый триместр отношений с Гэвом и теперь называет его не иначе как «мой постоянный партнер» и регулярно глотает противозачаточные таблетки. Этот незначительный на первый взгляд факт проложил между нами пропасть. В результате Хел объявила личный крестовый поход против моего затянувшегося воздержания, дабы и я могла вкусить прелесть таких отношений, как у них с Гэвом.

Я не против.

Кстати, это Хел от радости чуть не выпрыгнула в окно, когда я сообщила, что Хлоя пригласила меня на вечеринку Мэтта по случаю его дня рождения. Более того, Мэтт лично настаивал на моем присутствии, хотя до этого мы с ним виделись всего один раз (и при нашем знакомстве я не могла скрыть своего восторга). Думаю, Хел восприняла это приглашение как оазис жизни посреди унылой пустыни моего одиночества, а я сдуру позволила ее энтузиазму передаться мне.

Теперь придется объяснять, что случилось. В чем причина провала.

Сначала я пытаюсь смягчить удар.

— Ну, вообще-то кое-кто на меня все же клюнул, — говорю я, в то время как она кидает мне пачку «Мальборо лайтс». Понимаю, что двадцать минут назад я торжественно поклялась самой себе никогда больше не курить, но я и раньше не отличалась большой силой воли. И несмотря на то что мой голос на две октавы ниже, чем обычно, а мой организм уже и так отравлен до мозга костей, я вынимаю одну сигарету.

— Кто, Мэтт? — спрашивает Хел, снимая кофту. Под кофтой новая модная майка.

— Нет, не Мэтт, хотя он, конечно, хорош. Нет, он мной не заинтересовался. Думаю, он слишком сильно напился.

— А кто?

Я передаю ей обратно сигареты, она тоже берет одну. Я подношу зажженную спичку.

— Его сосед. — Прикуриваю и выжимаю чайные пакетики вилкой. — Джек.

При одном упоминании его имени меня охватывает стыд.

— Подробнее, пожалуйста, — требует Хел, откидываясь на стуле и обхватывая руками кружку.

Я рассказываю ей все по порядку: какая толпа была в баре, как пили, флиртовали, танцевали, как мы ушли с вечеринки и он проводил меня домой, как курили, сидели рядышком на полу. И про наш РАЗГОВОР. К тому моменту мы с Джеком, попивая виски и развалившись на полу у дивана, словно старые приятели, уже обсудили все — за исключением сексуальной жизни. Бутылка была почти пуста, когда в беседе всплыла эта скользкая тема, — то, чего я так боялась и морально и физически.

Дата добавления: 2015-09-06