Часть вторая 3 страница. — извращенец и придурок, — перебиваю я его.

— … извращенец и придурок, — перебиваю я его.

— Да, это несколько жестоко, — хихикает он, при этом находит Ферриса таким же едким, как и я.

— В прошлый раз он хотел меня пощупать. Или тот случай, когда он приперся к тебе с этой девчонкой, чтобы его семье не пришлось доплачивать за кислород? Бррр. Я даже не хочу думать о том, что он вытворял с ней, — говорю я, несмотря на то что провела очень много времени размышляя над этим.

— Только не ревнуй. Ты тоже можешь взять мою комнату напрокат. Всегда, когда захочешь, — он подмигивает мне и я тут же краснею. Я не уверена, что он это имел ввиду.

— Квинн! — Я толкаю его, и он со стоном хватается за живот и строит мину тяжело раненного. Мы оба прыскаем со смеху и слышим через хихиканье, как поворачивается женщина перед нами:

— Я стараюсь понять новости, — жалуется она и указывает на экран. Мы смотрим вверх.

Снова сообщение о террористах. Пойман кто-то, кто хотел саботировать воздушноциклическую систему. Худшее, что можно себе представить. Купол без кислорода. Мы были бы пойманы внутри и постепенно бы задыхались. По телу бегут мурашки.

" Предполагаемый террорист Абель Бун, — говорит ведущий новостей, — член террористической группировки "Армия повстанцев", был найден сегодня мертвым.

Предположительно Бун погиб при попытке повредить восточную соединительную трубу сооружения воздушно-замкнутого цикла и купол. В ближайшие дни будет принято решение о задержании остальных членов группировки. Президент призывает население сохранять спокойствие."

Теперь засветился президент, рядом с ним журналист. — К счастью, нам удалось предотвратить трагедию. Мы благодарим наших смотрителей за бдительность и решительность. Мы беспрерывно работаем над тем, чтобы и дальше гарантировать безопасность купола и не допустим того, чтобы яростные действия террористов против десяти тысяч ни в чем не повинных людей остались безнаказанными. Я продолжаю призывать всех сограждан к спокойствию.

— А что Вы скажете террористам, господин президент?

— Террористам я скажу: Убирайтесь. Убирайтесь, и поскорее. — Он посмотрел в камеру и хохотнул над своей шуткой, потому что убегающий житель — это арестованный житель, если он занимается спортом без кислородных баллонов, — журналист тоже смеется, как и женщина перед нами. Но я не смеюсь. Я нахожу шутку тупой.

Прежде, чем начался неминуемый рекламный блок, экран гаснет.

Когда мы доезжаем до нашей остановки, Квинн осается сидеть на своем месте.

— Ты уверенна, что нам не нужно поехать в институт и поговорить с профессором Феллингом? — спрашивает он.

— Да, уверена, — абсолютно бессмысленно говорить с кем-то, если решение уже принято, его никогда не изменят. Поэтому мы выходим и идем в направлении магазина для кемпинга, где приобретаем светло голубую палатку и два экстра теплых спальных мешка для нашего путешествия. Кроме того Квинн настаивает на том, чтобы купить в женском отделе Премиум для меня сапоги, пальто, шапку, шарф и перчатки. Когда он наконец расплачивается и протягивает наивной продавщице кредитную карточку отца, я предпочитаю отвернуться.

— Как-то странно при мысли, что я покину купол. Никогда бы не подумала, — говорю я вполголоса на обратном пути к остановке. — Там нет воздуха? Пф, что за странное заявление.

— Ах, не бери в голову. И вообще: со всем этими терактами, возможно, снаружи безопаснее, чем внутри. И если нам все же придется задохнуться, то делать это вместе веселее? — он слегка щипает меня, пытаясь избавить меня от страха. Он даже не понимает, что в конце я хотела бы оказаться с ним рядом. Имею в виду именно конец. Я лучше умру вместе с ним снаружи, чем с кем-то другим в куполе.

Квинн

— О, мой умный мальчик! — моя мама бросается ко мне и прижимает меня к сердцу, едва я успеваю переступить порог. Немного неловко пытаюсь выбраться из объятий.

Я говорю привет, и тут уже подходит мой отец, похлопывает меня по спине.

— Да, я такой, — говорю я, хотя мне понятно, что вдруг проявленный интерес ко мне никак не относится к моему возвращению домой.

Затем в зале я вижу причину: Там стоит Президент, Кейн Кнавери собственной персоной, одна рука за спиной, в другой стакан с чем-то. Во время интервью на мониторе в трамвае он выглядел серьезным и решительным. Теперь он кажется расслабленным. Или скорее сказать: навеселе. Он стоит рядом с камином, где вместо старой картины, написанной масляными красками, родители повесили портрет президента. Странно Кейн Кнавери стоит рядом с самим собой. Так всегда происходит, когда он посещает нас. Мои родители меняют картину и ее личность.

— Ха! А вот и он, молодой человек! — президент протягивает мне свою волосатую руку, на каждом пальце которой красуется минимум одно кольцо. — Ну, Каффри младший, поздравляю!

Ты заставляешь родителей гордиться, — он показывает на моих мать и отца, на случай, если я не знаю кто они.

— Спасибо, — я трясу его липкую, всю в кольцах руку.

— Сколько лет тебе сейчас? — он не отпускает мою руку.

— Шестнадцать, сэр.

— Шестнадцать! Ха! По-настоящему ценный экземпляр. Был бы ты двадцатиоднолетним. Джад, дайте мужчине выпивку, — наконец-то он отпускает меня и указывает в сторону бутылки виски на серванте. Мой отец спешит туда и наливает немного янтарной жидкости в стакан.

— Что? Так мало? Ха! Не будьте скрягой, Джад! — фыркая, смеется президент.

Мой отец хихикает и вручает мне полный стакан. В действительности же все скорее грубо и безжалостно, потому что это всегда интересная игра — видеть его мальчиком на побегушках у президента. Вся ситуация настолько абсурдна, что не остается ничего другого, кроме как выпить. Итак, я поднимаю мой стакан и делаю большой глоток. В этот момент я вижу Леннона и Кина, моих братьев-близнецов, которые сидят на диване, тоже со стаканом виски в руках и дико хохочут, Леннон скалит зубы и бормоча, поднимает свой стакан: — Ура! — Им обоим десять!

Если бы Беа была здесь, она бы пошла к ним и, посмотрев на них строгим взглядом, отобрала бы стаканы. А затем скорее всего сама попробовала бы глоток. Но если я расскажу ей потом обо всем этом, она просто не поверит.

Президент откашливается, и мой отец бежит, чтобы снова наполнить его стакан.

— Добрый человек, спасибо. Ха! Что с вашей женой? Синтия, не хотите ли выпить тоже глоток?

О, господи, сколько нужно выпить, чтобы не заметить, что моя мама выглядит, как будто она проглотила баскетбольный мяч.

— Здесь внутри ребенок, Кейн, — мама показывает на живот и я инстинктивно отворачиваюсь. Всегда, когда вижу, как она так делает, перед глазами появляется картина с участием родителей, которая отталкивает меня, — так или иначе, это большой день для Квинна, — говорит мама и подходит ко мне.

— Я думаю он еще ничего не знает. Расскажите ему, Кейн. Пожалуйста, доставьте нам удовольствие, — мой отец улыбается настолько напряженно, что видны его коренные зубы. И что более невыносимо, слюну. Я делаю глоток.

— Есть новости? — спрашиваю я всех в комнате. Они такие счастливые ходят вокруг меня, должно быть, то что они хотят мне сообщить, действительно что-то из ряда вон выходящее.

Может быть они сейчас сообщат мне, что я тоже беременный.

— Ну, мой мальчик, я безумно рад, могу сообщать тебе, что ты выдержал экзамен для руководящих работников, и настолько удачно, что профессор Феллинг допустил тебя до заключительного экзамена, так что тебе не надо будет проходить следующие четыре проверочных круга, — ухмыляется президент.

Я поперхнулся, и начинаю кашлять и выплевываю виски. Как ради всего святого я должен объяснить это Беа? Сегодня это ужасное сообщение разбило ее так, что она даже не могла говорить об этом.

— Мой ковер! — визжит мама и спешит на кухню.

— Теперь, Квинн, мой юный друг, — президент энергично стучит по моей спине, так что я спотыкаюсь и расплескиваю еще больше виски, как раз, когда мама выходит из кухни.

— О Боже! — она уже стоит на коленях на полу, чтобы вытереть пятна.

Мой отец сияет, братья ухмыляются, президент напряженно таращит на меня налившиеся кровью глаза — все ждут, что я подниму руки вверх и буду издавать крики ликования. Если бы я станцевал сейчас перед ними канкан, они бы совсем потеряли голову.

— Там наверное какая-то ошибка, — говорю я наконец.

Моя мать дышит с трудом. Улыбка отца исчезает.

— Что? — глаза президента сужаются.

— Я хорошо справился, но Беа Виткрафт была гораздо лучше. И она провалилась. Так что я вряд ли мог выдержать этот экзамен.

— Никакой ошибки нет, — говорит мой отец, очень медленно. Мои братья сползают с дивана и растворяются в прихожей, даже мама снова исчезает в кухне.

— Он высказывает сомнения! Ха-ха! — президент стучит меня по спине, да так сильно, что мне приходится держаться за каминную полку. — Мне нравятся мужчины с сомнениями!

Я ловлю его взгляд и пытаюсь еще раз. — Беа Вирткрафт заслуживает пройти дальше. Я думаю, это была ошибочная оценка.

В несколько шагов мой отец пересекает комнату и хватает меня за воротник, прежде чем я успеваю защититься. — Слышал ли ты, что я сказал? Никакой ошибки нет!

Очень тяжело дышать, момент я борюсь с ним, пока не замечаю, что он не хочет драки, а просто требует от меня согласия, ничего больше. И тогда я киваю, а он освобождает меня.

— Ошибка с твоей подругой.

— Нам нужны руководители, которым мы можем доверять, — президент игнорирует напряженную ситуацию между отцом и мной. — Ну, и когда мы посмотрели запись, мы пришли к заключению, что маленькая Виткрафт — личность, не достойная доверия.

Что? Беа — не заслуживает доверия? Забыли ли они, что я тоже там был? Слышал все, что она говорила. И именно это я охотно бы вбил им в голову, но мой отец так зло смотрит на меня, что я держу рот закрытым.

— Таких как твоя подруга мы называем любезными, любителями деревьев, — объясняет президент. — Это конечно, не совсем правильное имя для них. Ха!

— Крысы, — дополняет мой отец.

— Что? Вы думаете, что Беа террорист, потому что она отстаивала тему деревьев? — кричу я. Ничего более безрассудного не слышал. Она может делать только правильные вещи, это запрограммировано в ней.

Президент и отец обмениваются понимающими взглядами. Неужели возможно, что Беа в списке подозреваемых?

На цыпочках моя мама возвращается в гостиную. Она снова поглаживает большой живот. — Еще немного, Кейн? — спрашивает она и идет к нему с бутылкой виски.

— Ах, с удовольствием. К сожалению, дети ждут, и они защипают меня, если я не вернусь вовремя, — он смеется, — всем спокойной ночи. В частности тебе, — говорит президент и смотрит на меня. — У тебя блестящее будущее впереди, Квинн, — он улыбается, но в следующую секунду улыбка исчезает. Он притягивает меня к себе и делает вид, что обнимает, а сам шипит мне в ухо: — Любители деревьев, остерегайся! Ха!

Я делаю шаг назад и растеряно смотрю на него. Я не хочу, чтобы он считал меня или Беа врагами, поэтому коротко киваю.

— И я увижусь с вами завтра, — он направляет два сложенных указательных пальца, словно, это пистолет на моего отца.

Когда мои родители провожают его к входной двери и прощаются, я остаюсь один в гостиной со стаканом виски в руках. Делаю еще глоток. Затем ставлю стакан на журнальный столик и надеюсь, что одолею лестницу наверх в свою комнату, прежде чем родители закончат стандартную процедуру прощания. Но когда я поднимаю взгляд, они уже стоят передо мной с темными лицами.

— О Боже, он так потолстел, — замечаю я. Это должно было их рассмешить, но никто не улыбается, и это абсолютно не важно Не изменяя выражения лица, мой отец садится в кресло и подает мне знак последовать его примеру. Я опускаюсь на диван.

— Ты совершенно не выглядишь счастливым, — добавляет он.

— И в тебе нет ни капли благодарности, — продолжает мама, которая сидит на подлокотнике отцовского кресла.

Но с чего, простите пожалуйста, я должен быть благодарен? Вообще-то я должен быть разъярен. Зол, потому что я прошел дальше только из-за того, что мой отец большая шишка в "Бриз". Беа должна была пройти дальше. Она заслуживала это. Но нет: ее неудача и мой успех установлены изначальными традициями. Всегда все одинаково: мне просто не позволено достигать чего-то своими силами.

Мой отец изучающе смотрит на меня, и когда я отвечаю на его взгляд, он улыбается и слегка качает головой, как будто хочет сказать: "Был рад постараться!"

— Я не хочу этого! Я хочу пройти все проверки, потому что я хорош в этом, а не потому что ты давишь на экзаменатора.

И кроме того я хочу пойти в институт с Беа, но не произношу этого в слух.

— О Боже, повзрослей наконец, Квинн. Я просмотрел видеозаписи вашей дискуссии. Эта твоя подруга размазала вас всех по стене, — говорит мой отец. Кажется, что в глубине души он ликует, как будто моя недостаточность хороший повод для радости.

— И почему тогда президент заинтересован в том, чтобы именно я принимал участие в дальнейших тренировках? И почему ты этого хочешь? — я просто не понимаю, что мой отец от меня хочет и что какие у него планы на меня. Иногда он просто игнорирует меня, так что у меня такое чувство, что ему безразлично все, что я делаю. И он всегда стоит на моем пути.

Наверное, он просто хочет сделать из меня лучшую миниатюрную копию его самого.

— О, мой дорогой мальчик, — подключается моя мать, которая к этому моменту пересела на диван и проводит своей грубой рукой по моему лицу. Ненавижу это. Я не маленький мальчик. Ей лучше оставить этот жест для будущего малыша.

Тем временем мой отец неуклонно продолжает. — Ты мой сын и хорошие взаимоотношения наш лучший выбор. Такова жизнь. Ты к сожалению, не можешь изменить того, что твой отец знаком с президентом, точно также Беа не может изменить, что ее родители бедные люди.

— Достаточно! — реву я и встаю качая головой. Еще никогда не слышал, чтобы он так пренебрежительно говорил.

— Давай, не будь таким взволнованым, сын.

— Сэр, я…

— Ты можешь идти, — говорит он и внезапно встает. я выбегаю из комнаты, задевая его плечом. Леннон и Кин сидят скрестив ноги у подножия лестницы. Они не совсем пьяны, но и трезвыми их не назовешь.

— Бедная Беа, — говорит Леннон.

— Мне нравится Беа, — добавляет Кин. Что правда. Кин еще с пеленок влюблен в Беа. И он ей тоже нравится. — Что ты ей скажешь? — спрашивает он. Я пожимаю плечами. — Она будет плакать, — предполагает он.

— Конечно она будет плакать, — соглашается с ним Леннон.

Я представляю Беа перед собой, как и мои маленькие братья: сжатые губы и подергивающиеся ноздри, в то время как гордо она слушает меня, пытаясь сдержать слезы.

Я не должен начинать эту тупую тренировку руководящих работников. Сделаю ли я карьеру в экономике или политике, все равно, это не имеет значение ни для кого. Если бы Беа победила, она могла бы спасти всю свою семью. Мне стыдно. Я глажу братьев по голове, предупреждаю их не прикасаться необдуманно к бутылке с виски, и бегу наверх в свою комнату Там я падаю на кровать, включаю IPad и нажимаю функцию определения местоположения. Беа тоже в сети, и она дома. Я так хотел бы рассказать ей все, сказать что мне жаль. Но вместо этого я просто лежу там и прокручиваю мысли в голове.

И тогда как по заказу приходит сообщение от нее: "Ты уже получил что-то от профессора Феллина?"

Я смотрю на свой IPad и думаю, что же мне ответить. через минуту я набираю: "Нет", нельзя сказать, что это неправда. От профессора я действительно ничего не получал.

Я выключаю IPad и бросаю его на пол. Затем натягиваю на себя одеяло, не раздеваясь, прямо в ботинках и одежде я быстро погружаюсь в сон.

Алина

В квартире тихо. Свет потушен. В зале на диване сидит Сайлас, прикрыв голову руками. Мои тетя и дядя сидят по краям от него. Должно было произойти что-то ужасное, раз они не только не плачут, но еще и не кричат. Вероятно, они могут сидеть только неподвижно.

— Сайлас, — бормочу я. Я боюсь нарушить тишину.

Моя тетя поднимает взгляд и устремляется ко мне:

— Черт бы тебя побрал! Где ты была? — Она обнимает меня и отступает на шаг назад, чтобы посмотреть, все ли со мной в порядке.

— Они нашли Абеля, — шепчет она.

Я знаю, что не ослышалась, но не могу в это поверить. Мои родители почти год как пропали без вести и нет никакой весточки об их местонахождении. Моим первым импульсом было спросить, где они его нашли, если бы ответом было: " В душе". Или " Он прятался под кроватью". Но я понимаю, что если бы он был жив, никто бы не шептался.

— Когда они нашли его? — в итоге произношу я.

— Сегодня утром, — отвечает тетя Гарриет, — Об этом сообщили в новостях. Бедный мальчик был найден между куполом и воздушным замкнуто-цикличным сооружением. Они утверждают, что он хотел повредить соединительную трубу.

— Ясно. Без кислородной бутылки. Он пробежал полмили и при этом задерживал дыхание, — бормочет Сайлас.

— Итак, они удалили его из системы, а потом снова нашли, чтобы прикончить его? Почему? — спросила я.

Сайлас пожимает плечами.

Дядя Гидеон встает.

— Сайлас рассказал нам, что произошло в биосфере. Они должны были его схватить.

Никто не смотрит на меня. Они считают меня виновной? В конце концов, это было мое решение, взять его. И это я убедила его бросить второй камень. И что же это значит на самом деле? Это должно означать, что противостояние и борьба важнее, чем жизнь одного человека.

Что мы делаем вообще? Мы воруем пару саженцев, вывозим их контрабандой и сажаем их где-нибудь — едва ли заметный вклад в спасение нашей планеты. Когда деревья, наконец, вырастут, Абель все равно будет мертв. Мы все будем к тому времени мертвы.

Судя по всему, все мое тело сотрясает, потому что Гидеон и Херриет крепко держат меня по обе стороны, чтобы я не упала. Если бы Абель мне не нравился так сильно, он был бы жив. Ничего не поделаешь, Петра нас предупреждала. Почему я ее не послушалась!

Сайлас рассматривает меня. Может быть и хорошо, что он уже давно догадывается о том, что я чувствую к Абелю. Он ничего не скажет, он не заставит меня держать ответ за смерть Абеля. Он включает экран, делает звук громче и подходит ко мне.

— Ты должна покинуть купол. Собственно, если они тебя и не узнали, ты не можешь быть уверена в том, что он не выдал тебя. Ты должна как можно скорее отправляться к Петре.

Мое дыхание участилось. У меня нет кислородной бутылки для жизни за куполом, и если бы даже и была одна, ее нельзя будет пронести через пограничный контроль, если министерство следит за мной.

Сайлас чувствует мою панику.

— Пакуй рюкзак, Алина. Они будут следить за тобой. — Он идет в свою комнату, — Ну, давай уже!

Мои дядя и тетя выглядят немного растеряными и, не сказав ни слова против, переходят во власть лихорадочного действия. Гидеон выворачивает кухонный шкаф из стены и достает большую бутылку кислорода вместе с дыхательной маской.

— На всякий случай, — говорит он.

Тетя Гарриет наполняет рюкзак едой и водой.

Всего два дня назад я радовалась близости Абеля, а теперь он мертв, и я в бегах. Мой желудок передергивает, неожиданно я падаю на четвереньки и меня рвет. Тетя подскакивает ко мне и убирает волосы от лица.

— Все будет хорошо, — шепчет она и смеется, как будто сама действительно верит в это.

— Алина, давай! Быстрее! — торопит Сайлас.

— Я только вытру это, — говорю я моей тете.

— Нет, тебе нужно быстрее уходить.

И потом мы слышим это: грохот и стук молотком в дверь квартиры. Это значит только одно: Министерство уже здесь.

— Растения! — шепчет мой дядя.

Сайлас несется к балкону.

— Идем, — говорит он.

Я защелкиваю рюкзак, который тетя Гарриет наполнила только наполовину, упаковываю саженцы ильма из заповедной зоны и спешу на балкон. Некоторое время мы растерянно смотрим сначала на растения, а потом на улицу под нами — с высоты десятиэтажного здания. Самое время выбросить растения.

— Сюда! — неожиданно раздается хриплый голос рядом с нами и мы в ужасе оглядываемся Олд Ватсон перегибается через балконные перила и подает нам знаки. Я смотрю на Сайласа. Можем ли мы ему доверять? Но у меня есть альтернатива: карабкаться к нему на верх и рисковать, что он предаст меня, или лучше прыгнуть с десятого этажа на верную смерть?

Олд Ватсон смотрит на нас гневно.

— Вы же на самом деле не купились на мою историю о том, почему я поливаю цветы? Ну ладно. Давайте, перебирайтесь сюда со своими растениями, — говорит он.

Из глубины комнаты я слышу, как дядя Гидеон и тетя Гарриет пытаются задержать охрану, которая все сильнее барабанит в дверь.

— Давай же! — торопит Олд Ватсон.

Украдкой я смотрю на рядом стоящие дома и балконы. Это совершенно смешно, пытаться высмотреть наблюдает ли кто-то за мной, потому что наверное пол купола не отводит взгляд. Все равно, ничего другого не остается. Недолго думая, я бросаю свой рюкзак на балкон Олда Ватсона и вползаю внутрь. Первым делом я бросаю взгляд на его растения.

Он не врал: Они настоящие! Некоторые даже цветут.

— А теперь подай мне цветочные горшки, — приказываю я Сайласу.

Он достает их так осторожно, как если бы он брал ребенка из колыбели, и кладет их в мои раскрытые ладони. Когда я ставлю последний горшок на балкон Ватсона, мы слышим крик.

— Они внутри, — шепчет Сайлас. Ватсон и он перекидываются взглядом. которого я не понимаю. Потом Сайлас уходит и двери балкона с писком герметично закрываются за ним.

Олд Ватсон кивнул мне в сторону своего зала, где поначалу я застыла. В каждом свободном углу, на каждой полке стояли растения.

— Разве они не прекрасны? Вы тащите у Министерства, я тащу у вас, — выдает он без обиняков.

— Я в бегах. Мне нужно выбраться из купола. Они найдут меня здесь.

— Ясно, — только и сказал он.

От сильного гула из соседней квартиры вибрирует стена. Я вздрагиваю. Может мне вернуться обратно через балкон? Если я сдамся, может они оставят мою семью в покое?. Но Олд Ватсон уже тащит меня к входной двери.

— Иди. Пока они заняты, — говорит он.

Дверь пишит, как только мы выходим в воздушный шлюз. Олд Ватсон смотрит через дверной глазок.

— Воздух чист. Тебе еще что-нибудь нужно?

— Я не могу взять и тупо выйти, когда они меня ищут! — говорю я в приступе сомнения.

— Тебя ищут Премии, и ты примыкаешь к ним. Ты просочишься сквозь них.

Он прав. Мой единственный шанс — идти с Премиумом.

— Быстро! — он шепчет и толкает меня в пустой холл. Приглушенные звуки, как при толкотне, проникали сквозь входную дверь нашей квартиры.

— А теперь не стой здесь как истукан, — шепчет он, — Ну же, беги! Беги!

Я открываю нужную дверь лестничной клетки и поспешно бегу вниз с десятого этажа, при этом я пытаюсь дышать, так как Сайлас и я тренировались по ночам. Между нашим домом-башней и огромным соседним зданием я выхожу в переулок. Там спокойно и темно. Я пытаюсь восстановить дыхание и размышляю над путем побега. я должна бежать, и этого нельзя делать по главной дороге. Прежде всего мне знакомы боковые улицы в Зоне 3, о которых в Зонах 1 и 2 я ничего не знаю. Тогда мне нужно бежать спонтанно.

На первом же углу я чуть не налетаю на одну пару, которая, тяжело дыша милуется. Я резко вздрагиваю, но потом успокаиваюсь. На первый взгляд, ничего удивительного, так как любовная парочка нуждается в минимуме кислорода. Если бы они занимались этим дома. им пришлось бы заплатить. Я бегу дальше, полуголая парочка не должна занимать моего воображения.

Все время, пока я бегу, я должна думать об Абеле. Все-таки я знала, что он не был готов к миссии. И несмотря на это, я хотела, чтобы он сопровождал меня, потому что это была хорошая возможность побыть с ним наедине. Теперь он мертв и я больше никогда не буду с ним один на один. Абель мертв, потому что понравился мне.

Секундой позже мое тело сковывает ужас и я молниеносно осознаю, что не могу дальше продолжать бессмысленно носиться по округе: немного поодаль в тени околачивается какой-то мужчина с длинными тонкими волосами. нелегальное потребление кислорода и секс — не единственные причины, по которым люди таскаются по обходным путям. Есть еще одна — криминал. Инстинктивно я останавливаюсь, но, несмотря на это, мужчина услышал меня, смотрит на меня и облизывает свои губы. Затем, на негнущихся коленях, прихрамывая, ковыляет ко мне. Звать на помощь нельзя — слишком рискованно. И, по-видимому. он знает это наверняка. Он ухмыляется и достает нож. Он готов ко всему, я чувствую это. Но я пробежала почти двадцати жилых блоков и не хочу обратно. Я должна идти дальше.

— Эй, это не приятно, если я доставлю тебе боль. Иди обратно, моя сладость — злобно говорит он позади меня.

Наружный воздух заполняет купол с громыханием. Мои последние часы бодрствования длились вечность. Я не спала и не делала перерывов. Ну, и достаточно необременительно достигла другого конца купола. Теперь я в Зоне 1 и направляюсь в сторону границы по главной улице. Воздух дрожит от напряжения. Группы радостных туристов последний раз проверяют свои рюкзаки.

Я пошла туда как ни в чем ни бывало. Немного еды, воды и одна кислородная бутылка.

Ни одной теплой шмотки.

Помимо всего прочего, у меня нет ни одного проблескового маячка, который я должна пронести через границу.

Беа

Мама стучится, прежде чем заглянуть в комнату. — Золотко, пришел Квинн. Впустить его?

Я качаю головой и следую за ней в коридор. Квинн улыбается мне, у него два рюкзака, в одном из которых палатка и наши спальные мешки.

— Давай, я возьму что-нибудь, — говорю я.

— Ты не можешь, — он смотрит в пол, и его волосы падают ему на глаза. Верно, я действительно не могу, из-за этого я потеряю силы. И кроме того у меня нет разрешение на перенос тяжелых сумок Мама стоит между нами и счастливо улыбается. — Квинн, все вещи, что ты купил для Беа. Это правда, очень мило с твоей стороны! — она мягко прикасается к его руке.

— Ах, не стоит благодарности, — он убирает волосы с глаз. — Беа, идем?

— Останьтесь еще на завтрак, — говорит Мама.

Но Квинн качает головой. — Спасибо миссис Виткрафт, нам нужно быть на границе, прежде чем там будет толпа.

Он всегда очень вежлив с моей мамой и называет ее миссис Виткрафт, несмотря на то что как премиум имеет право называть ее по имени.

Моя Мама краснеет. — Это должно быть прекрасно иметь отца, который работает в "Бриз". Все эти кислородные баллоны, — мечтает она. Ее взгляд перемещается на меня, на Квинна и снова на меня. О Господи, мне нужно наружу, прочь от многозначащей, преисполненной надежды улыбки моей матери. Поспешно я целую ее в щеку и иду к двери, когда папа выходит из спальни и ковыляет на кухню, одетый только в оранжевые растянутые трусы, замечает нас, шаркает ногами, зевает и потирает свой волосатый живот. Я стою достаточно близко к нему, чтобы почувствовать, что он еще не чистил зубы.

— Квинн Каффри, — говорит мой отец и пожимает руку Квинну, который молча смотрит на него. — Каждый раз, когда я тебя вижу, ты все больше похож на мужчину, — он трепет Квинна за щеку.

Если бы я должна была описать самую неловкую ситуацию из всех, я бы не забыла упоминать моего отца в оранжевых семейниках. Я люблю своих родителей, но это действительно слишком. Они превзошли сами себя.

— И к тому же такой статный мужчина, — чирикает мама. — Квинн берет Беа на один — два дня в путешествие вне купола. Великолепно, правда?

Папа моргает: — С ночлегом?

— Ах, Купер, боже мой. Я же тебе уже все рассказала.

— Я присмотрю за ней, мистер Вирткрафт. Обещаю, — говорит Квинн.

— Ну, хочется надеяться, — бормочет отец.

Мы используем трамвай, чтобы добраться зоны 1 и выходим на пограничной станции.

Квинн тащит наши рюкзаки по улице на вокзал, где уже господствует суета. Люди также как и мы нагружены палатками, спальными мешками и кислородными баллонами, которые висят на рюкзаках. Мы останавливаемся в паре метров от детей, которые продают старомодные компасы, кексы, бумажные карты и бутылки с кислородом.

— Невероятно, сколько людей покупают кислород у уличных торговцев, — Квинн неодобрительно качает головой. — Все же знают, что они проводят манипуляции. Но никому не известно, сколько еще воздуха в бутылках. Большинство из них уже практически пусты, — он стучит по принесенным банкам с кислородом.

На границе пять различных очередей: четыре коротких для Премиум и одна в десять раз длиннее для Вторых. Когда я встаю в нее, Квинн хмурит лоб. — Что ты хочешь там делать?

У меня есть для тебя премиум-паспорт.

— Придержи свой паспорт для другой возможности. Я могу подождать, — я не хочу еще больше быть ему должна, я хочу быть с ним на одном уровне.

— Но я не хочу беречь этот паспорт. Пожалуйста. Беа, не будь такой принципиальной. Я купил премиум-паспорт не ради тебя, а ради себя. Я хочу наружу, и немедленно, — говорит он и тянет меня к одной из премиум-очередей.

Мне нравится это в Квинне: он понимает, как сделать для меня что-то хорошее, преподать это так, чтобы поездка не выглядела как акция благотворительности.

Когда мы встаем в конец очереди, внезапно к Квинну подбегает длинноволосая девушка и обнимает его. Она все растрепана и еле дышит. Мой взгляд находит мочку ее уха, никакой татуировки. Я оглядываюсь, заметил ли их один из пограничных солдат, но они все заняты отправлением туристических толп. Я знаю эту девочку из школы с моего курса продвинутой биологии в прошлом году, но ни разу не обмолвилась с ней ни словом. Она как и я перепрыгнула один класс, мы были единственными, насколько я знаю, кто сделал это. Но с прошлого года я ее почти не видела.

Дата добавления: 2015-10-13