Иосиф Филимонович

Мне показалось интересным, что Ирина Иосифовна в своих воспоминаниях тоже называет своего отца «папка». Отношения у старшего Филимоновича с семьей складывались очень непростые. Почти сразу после войны он оставил свою Федосью Васильевну с пятью детьми и женился на Марии Ивановне, которая была намного моложе. Младшей дочери Ирине тогда едва исполнилось 7 лет, а старшему сыну еще не было 16. Сейчас уму непостижимо, как они смогли все выжить, вырасти добрыми, порядочными людьми. Хотя, всем известна народная мудрость, что жизненные трудности только закаляют характер, укрепляют человека, (если только не успевают его сломать)…

Дети Иосифа Филимоновича не только смогли простить своего отца за тот поступок, но и, с высоты прожитых лет, смогли найти ему оправдание: мол, женили их родителей насильно, никто не спрашивал их согласия, хотя и у того и у другого были, по их рассказам, совсем другие симпатии. А, когда родителей не стало и дети подросли, то мужчина решил попытать счастья с другой женщиной. Кстати, и женщину эту не бросили, в старости Ирина Иосифовна забрала ее к себе, ухаживала за больной мачехой до последних ее минуток…

Федосья Васильевна с дочкой Варварой и сыном Дмитрием.

Слышала я и другую версию событий, произошедших много лет назад. Говаривали, что Марии Ивановне очень понравился этот тихий, скромный, работящий мужчина. Выбирать мужа после войны было не из кого, одной прожить до старости тоже не хотелось, вот и увела из семьи Иосифа, не постеснялась построить свое счастье на несчастии других. Да только не получилось полноценной семьи у нее, детей своих Бог не дал.

Год спустя, попытались забрать к себе младшую дочку Иринку. Неизвестно, как уговорили мать, чтобы отдала ее, а девочке и вовсе ничего не сказали. Пошла она до парома проводить отца, а ее домой не отпустили. Привезли к себе, сказали, что будет она теперь жить с ними и, поэтому, должна называть Марию Ивановну мамой. Но тут у ребенка проявился толпышевский характер: несмотря на доброе отношение мачехи, она наотрез отказывалась признавать в ней мать. За это от отца девочке перепадало не слабо: и ругал ее, и ремнем наказывал. Получив очередную порцию «березовой каши», стоя в углу, Ира так громко ревела, что соседи скоро не выдержали и пригрозили пожаловаться на отца в сельсовет. Тогда, вместо ремня, за проявленное упрямство отец стал сажать девочку в подпол. Соседская бабушка тут же узнала и про этот вид наказания, т.к. подпол был общим. Когда Иринку в очередной раз отправляли туда, сердобольная старушка тоже спускалась вниз, и, приласкав заплаканное дитя, садилась рядом с нею и рассказывала добрые сказки, чтобы малышке не было страшно одной в кромешной тьме. Наступила зима, и тоска по дому стала еще сильнее. Прихвативши в дорогу буханку хлеба, девочка попыталась сбежать, но «споймали», вернули, снова наказали. Было ей 8 лет. После очередного «серьезного разговора» с соседом и приехавшей в гости сестрой Марии Ивановны, работавшей учительницей, решили всё-таки вернуть ребенка матери…

Иосиф Филимонович с женой Марией Ирина Иосифовна (1958г)

Мама моя до сих пор плачет, когда вспоминает одну единственную поездку в гости к своим родственникам. Жили они тогда в Горно-Алтайске. Летом 1954 года Константин Маркович (Шмырин) полетел навестить своих родителей в Турочак, позвал с собой племянницу. В Турочаке встретили Ивана, второго сына Иосифа Филимоновича, вечером вместе сходили в клуб на танцы, Ваня рассказал про свою семью и предложил сплавать, познакомиться с остальными братьями и сестренками. Мама говорит, что и сами они не жили богато, но такой бедности, в какой росли ее двоюродные братишки и сестренки, она ни до, ни после не встречала.

Иосиф Филимонович, Феоктиста Ивановна (жена Василия Филимоновича), Степанида Михайловна и Марковей Яковлевич Шмырины, Метлева Евдокия Ивановна (сестра Феоктисты Ивановны), Мария Ивановна и Василий Филимонович. Впереди – Суртаев Валерий, племянник Марии Ивановны. (Бабушка и дедушка в гостях у родных в Турочаке. 1955-57гг.?)

Чтобы добраться из Турочака до Байдаевки, пришлось плыть на утлой лодчонке через горную реку Бию. Было жутко страшно, всю дорогу она даже не открывала глаза, до боли вцепившись пальцами в перекладину, на которой сидела. Сто раз успела пожалеть, что дала уговорить себя Ванюшке поплыть к ним в гости. Казалось, что до берега добирались целую вечность! Какое счастье было почувствовать, как лодка ударилась о берег, и услышать долгожданное «Приплыли!» Можно перевести дух: самое страшное – позади. Идти было недалеко, перед ними на пригорке красовался крепкий дом, обнесенный ровным забором. Но в горку подниматься не пришлось, под горой стояла махонькая избушка, которую не в раз и разглядишь! У многих баньки были больше…

Войдя внутрь, девушка поняла, что ездить в гости – это не всегда праздник. Из мебели в избушке был только голый стол, сколоченный из грубых досок, широкая и длинная лавка у стены, да еще два топчана, забросанные каким-то тряпьем. Познакомилась со своими сестренками Варей и Ириной. С младшей сразу проявилась взаимная симпатия, хотя и с Варей моментально нашли общий язык. День за разговорами пролетел быстро, наступил вечер, и пора было устраиваться на ночлег. Тряпье с топчана расстелили на полу, где все и улеглись. Гостью положили между двумя сестренками. Договорились с утра пойти за земляникой, чтобы на завтрак с парным молочком полакомиться…

А утром, едва забрезжил свет в окошке, Надежда проснулась и собралась встать, чтобы сходить «до ветру». Душераздирающий крик, вырвавшийся из ее горла, казалось, долетел до противоположного берега и вернулся обратно: в полуметре от своей «подушки» она увидела змею, свернувшуюся калачиком и тревожно поднявшую свою голову и немигающим взглядом гипнотизировавшую шумную незнакомку. Такого будильника никто никогда не слыхивал. Все тут же вскочили. Змея тем временем спокойно и невозмутимо уползла через дырку в подпол. Хором стали успокаивать перепуганную гостью, пытаясь убедить ее в полной безопасности. Как оказалось, это был обыкновенный «домашний» ужик Васька, который заменял в доме кошку и имел привычку спать в изголовье у ребятишек, зорко охраняя их сон от мелких грызунов и насекомых. Как все ужи, он не представлял никакой опасности для людей, но уговорить Надю остаться погостить хотя бы на денек, было уже невозможно. После такого знакомства с Васькой переправа через горную реку казалась пустяком! А, приехав домой, долго плакала и упрашивала родителей взять к себе Варю и Иру, уж больно трудно им в Байдаевке жить! Вот только родители собрались вскоре переезжать, не получилось никого к себе забрать…

Ирина Иосифовна рассказала, что Васька тот оказался женского пола и, достигнув зрелого возраста, отложил яйца под печкой, в самое тепленькое местечко. Кто-то, то ли по незнанию, то ли из любопытства, разорил гнездо. Тогда ужиха начала мстить за свое загубленное потомство: стала переворачивать крынки с молоком, которое хранили в подполе, чтобы не прокисло. А потом несостоявшаяся мамаша гордо удалилась в лес, чтобы больше никогда не вернуться к людям…

Большая семья, лишившись в одночасье отца, должна была трудиться от зари до зари, чтобы прокормиться. Ребята были постарше и уже могли работать на лесозаготовках, а чуть позже стали помогать взрослым на лесосплаве. Девчата тоже подросли, младшей удалось закончить семилетку. А вот Варваре пришлось отказаться от учебы, т.к. маме нужно было помогать, а в Байдаевке была только начальная школа. Дмитрий шестилетку в Турочаке закончил и вернувшись домой, пошел работать.

Слева – Михаил Иосифович, справа – Иван Иосифович Толпышевы.

Непосильно тяжкий труд на лесозаготовках, казалось, забирал все силы. Парни лес валили, задачей девчат была его подготовка к сплаву и зачистка вырубленного участка. Зимой, утопая по пояс в снегу, рубили тяжеленными топорами сучки, потом собирали и сжигали на кострах. Не легче было связывать плоты по весне, проваливаясь, порой, по пояс в ледяную воду. Но молодежь, вернувшись домой, едва отогревшись и обсохнув на печке, торопилась в клуб, на танцы. (Откуда тогда силы брались? Теперь они и сами себе этого объяснить не могут. Помнят, что сил к концу рабочего дня не было. Едва доползали до дому, где, порой, кроме картошки и кружки молока и поесть нечего было. Но в девять вечера - как новенький - спрыгиваешь с печки и, застегиваясь на ходу, бежишь в клуб, где сверстники уже давно собрались.) Гармонисты в ту пору были самыми востребованными хлопцами, потому и вниманием они были окружены постоянно. Дмитрий Иосифович до сих пор свой баян любит, хоть и тяжеловато уже играть…

Дмитрий Иосифович. Слева – Ирина, справа – Варвара.

Любовь к музыке им от отца досталась. Иосиф Филимонович не только пел хорошо и на гармошке играл, но сам умел инструменты ремонтировать: только бы планки все были, а уж меха новые и все остальное не хуже фабричных ладил. Вообще, был он мастер на все руки: и бондарь, и столяр, и плотник. Рассказывают, будто даже однажды, когда замучили больные ноги Марию Ивановну (варикозные вены вздулись так, что ходить не могла), а врачи отказались ее лечить, он сам сделал ей операцию. Чинил наш умелец и часы, и любые другие механизмы, все: от ткацкого станка до автомобиля. Вспоминают, как лихо он гонял на своем мопеде по Турочаку и окрестностям. Я очень удивилась, как это у него получалось, ведь нога с протезом у него не сгибалась. Мне пояснили, что он соорудил для себя специальную петлю, в которую закидывал свою больную ногу, так и управлялся. Посадит жену свою, и покатит ее с ветерком по грибы да ягоды. А когда получил свою «инвалидку» (авто с ручным управлением), тут он вовсю развернулся.

Ирина Иосифовна вспоминает, как они в первый раз поехали на новом транспорте по ягоду. «Повёз папка нас с Марией Ивановной за смородиной. Дорога – кочки да ухабы. Жена ему кричит: «Ося, не лихачь!», а он только газу прибавляет. На обратном пути не смог лужу объехать, куст помешал. Он и съехал в кювет, машина на бок перевернулась. Ведра с ягодой повылетали, рассыпались. Кое-как выбрались из машины, жена причитает: «Ты смерти моей хочешь!» Покондылял он до ближайшей деревни за трактором, да только вернулся ни с чем. Перевернули машину сами, поставили ее на колеса, связали платки и полотенца вместо каната да в «три лошадиных силы» вытащили на дорогу. Сели мы с ним, а Мария Ивановна боится, пешком идет. Потом, делать нечего, и она села. Едем дальше. Выехали на трассу. А там дорогу ремонтировать собирались, куча гравия на обочине насыпана. Не рассчитал водитель наш неопытный, снова полихачил. И опять машина оказалась на боку! Слава Богу, кости целы, только все руки поободрали, синяков насадили! Вот так прокатились за смородинкой, ни ягодки не довезли! Такой вот у нас автогонщик был крутой!»

Грибы с его ногой собирать было несподручно, а вот ягоды каждое лето в «Пищепром» сдавали очень много. Лесную собирали да на огороде выращивали и смородину, и малину, и вишню. У них первых в Турочаке появилась своя слива, и груши с яблочками были вкусные! Мама вспоминает до сих пор, что облепиху собирать ее научил дядюшка, приехавший как-то в гости зимой. «Что это у вас облепиху воробьи клюют? Или вы ее не любите, для птичек выращиваете?», - спрашивает. А мама очень любила и варенье облепиховое, но больше того – кисель. Вот только как ее собирать – она такая колючая! Тогда дядя открыл ей свой секрет: «Собирать облепиху надо, когда ее морозом прихватит. Бери тогда скребочек, да и дои ягоды в туесок: ни ягодки не помнется, да и руки целы останутся!» Уже и деревца того давно нет в огороде, а память осталась…

«Помню, что дед с бабой постоянно держали коз. И когда козы окотятся (в основном, двойняшками) малышей домой забирали. У них диван стоял в кухне под окном и рядом стол круглый. Так вот, деда любил сидеть на диване и под протез всегда стульчик маленький ставил. А козлятки прыгают через протез, как через скакалку, потом запрыгнут к деду на коленки, понежатся и - на стол. Баба на них заругается, а они - прыг опять на деда, потом и на пол. Вот так он их дрессировал! А когда козлятки чуть подрастали, их выпускали на волю, за ворота. Тогда в них просыпался природный инстинкт от древних предков: они тут же вскарабкивались на огромный, отшлифованный временем, валун, да еще устраивали на нем игрища – бодались друг с другом. Не понятно, как они вообще на него взбирались – высотой он выше человеческого роста. Так деду порой приходилось снимать их оттуда, потому что самостоятельно спуститься им смелости не хватало!

Знаю, что у деда были золотые руки, он и ткацкий станок ладил, и столярные инструменты всегда сам делал и ремонтировал, и бондарь был отменный (все кадушки у них были «ручной работы»), и корзины плел из лозы, и стулья сам мастерил. Буфет своими руками сделал, он у мамы и теперь стоит, как память.

Помню, как по калину ездили за речку, за Бию. Дед на лето туда коз перевозил, и каждый вечер бабу туда плавил коз доить. А за калиной ему было удобно ходить. У них за рекой был покос, и по краю покоса калины было красным - красно. Дед сядет под куст, ветки пригнет под протез и сидит, как корову доит в лукошко ягоды. У них всегда была большая кадка, полная калины. И вообще деда хоть и был инвалид без ноги, но никогда не был обузой для бабы - все делал сам, и ей во всем помогал». ( Из воспоминаний Кати Мушанской).

Я с детства знала деда Осю, он несколько раз приезжал в Кемерово в гости к брату. Вот только когда взялась писать этот рассказ, поняла, что про него не могу ничего интересного вспомнить. Он был очень молчаливым человеком. Таким я его и запомнила: сидит, слушает других, улыбается, поглядывая из-под седых густых бровей, да частенько вытирает своим платочком пот со лба и шеи (встречались мы с ним, в основном, летом). Редкий случай, если разговорится с кем. Голос был тихий, глуховатый, речь – степенная, каждое слово – на вес золота…

В возрасте 85 лет Иосиф Филимонович перенес инсульт. Последствия оказались очень тяжелыми: нарушилась речь, перестала действовать рука, но, страшнее всего, отнялась единственная здоровая нога. Теперь он стал окончательным инвалидом – ни говорить, ни самостоятельно передвигаться он уже не мог. Часто оставаясь дома один, он остро чувствовал свою беспомощность и никомуненужность, по крайней мере, так ему казалось. Не привык он быть обузой своим близким. Ситуацию усугублял племянник жены, которого они вырастили и воспитали, как своего сына. Валерий остался сиротой в очень раннем возрасте. Вот только непутевый оказался человек: работать не хотел и все чаще прикладывался к рюмке. Вместо помощи и благодарности, старики получали от него брань матерную и тумаки да шишки. Проследив, когда тетка уходила из дому, он нередко являлся на порог и начинал искать деньги на выпивку. Ничего не найдя, срывал свою злость на беззащитном инвалиде. Долго это продолжаться не могло. Решив свести свои счеты с жизнью, дед выпил бутылку тормозной жидкости, хранившейся в сенях. Но организм выдержал и этот удар. Некоторое время спустя, была предпринята новая попытка суицида. Теперь ему удалось достать уксусную кислоту, купленную накануне для выделки шкурок (Мария Ивановна шила шапки, потом продавала их на местном базаре, чтобы поправить семейный бюджет). Как он ее смог достать, никто до сих пор не может понять, но случилось то, чему было суждено: старший сын Филимона Толпышева принял страшную смерть, наложив на себя руки. Патологоанатом сказал, что сердце у его пациента было здоровее здорового, могло еще служить долго…

Когда в этом году к маме в гости приехал его сын Дмитрий, то в нем я безошибочно узнала деду Осю. Внешнее сходство с сестрой Варей просто разительное (говорят, тетя Варя как две капли воды похожа на бабушку Анну), а вот характер – папин. За весь вечер от него услышала только несколько слов, даже голос запомнить не успела. Как ни старалась его расспросить про отца, ничего не вышло: молчун.

Катя Мушанская пишет, что ее родной брат Николай Зуев и сын Варвары Иосифовны Пётр Туднеков – две копии с деда Оси: «И уши дедовы, и нос, и даже волоски из ушей и носа растут, как у деда. Им бы еще табак нюхать, как дед Ося - вот тогда бы не отличить их…» А потом вдруг написала, что на сайте «Одноклассники» нашли еще одного москвича Толпышева, очень похожего на их деда. И не удивительно, ведь, как оказалось, Илья Толпышев – родной правнук Ефима Филимоновича. Гены-то родные!

Дата добавления: 2015-10-13