Читайте также:
|
|
Я надеялся, что никогда в жизни я не испытаю удовольствия от убийства, но для коптского жреца, стоявшего на страже возле монастыря Абу-Гербе на горе Гебель Этер, я сделал исключение. Должен признаться: я убил его с наслаждением.
Он рухнул к подножию забора, окружавшего небольшой участок, грудь его тяжело вздымалась, вздохи были судорожными — он умирал. Каркнул над головой сарыч, и я посмотрел на горизонт, где маячили арки и шпили монастыря, сложенного из песчаника. И увидел теплый отблеск жизни в окне.
У моих ног булькал умирающий стражник, и в какую-то секунду мелькнула мысль, что надо бы добить его, но опять-таки, зачем — зачем оказывать ему милосердие? Он умирал медленно, но страшная боль, которую он испытывал перед смертью, не стоила ничего — ничего — в сравнении с теми муками, что причинялись бедолагам, страдавшим когда-то в этом месте.
И в частности, тому, кто страдал там сейчас.
В Дамаске, на рынке, я выведал, что Холден не был убит, как я думал, а был взят в плен и переправлен в Египет, в коптский монастырь Абу-Гербе, где из мужчин делали евнухов. Туда я и пришел, молясь, чтобы успеть вовремя, но в глубине души подозревая, что опоздал. И так оно и вышло.
Судя по всему, забор уходил глубоко в землю, чтобы его не подкопали ночные хищники. На участке было место, где евнухов по шею зарывали в песок и оставляли так на десять дней. И никто не желал, чтобы лица закопанным выгрызли за это время гиены. Вовсе нет. Нет, если эти люди умирали, то лишь от долгого перегрева на солнце или от ран, полученных во время кастрации.
Когда стражник умер, я пробрался на участок. Было темно, путь мне освещала только луна, и все равно я видел, что песок вокруг меня весь в крови. Сколько же мужчин, подумал я, мучились здесь, изувеченные, а потом погребенные по самую шею? Где-то неподалеку послышался слабый стон, и прищурившись, я заметил на земле неровный предмет, в самой середине участка, и сразу понял, что принадлежит он рядовому Джеймсу Холдену.
- Холден, — прошептал я, и уже через секунду я сидел на корточках возле его головы, торчавшей из песка, и задыхался от того, что видел. Ночь была прохладной, но днем стояла жара, такая беспрерывная, солнце палило, такое нещадное, что казалось, на лице его сгорело даже само мясо. Губы и веки стали коркой и кровоточили, сгоревшая кожа отслаивалась. У меня наготове была кожаная фляжка с водой, я откупорил ее и поднес к его губам.
- Холден, — повторил я.
Он шевельнулся. Глаза у него на миг приоткрылись и сосредоточились на мне, беспомощные и полные боли, но осмысленные, и очень медленно на его потрескавшихся и затвердевших губах появилось какое-то подобие улыбки.
Но улыбка исчезла, и он забился в конвульсиях. Пытался ли он вырваться из песка, или это был какой-то приступ, я не понял, только голова у него билась из стороны в сторону, рот разинулся, и я склонился и взял его лицо в руки, чтобы он не причинял себе лишнюю боль.
- Холден, — я старался голосом успокоить его. — Не надо, Холден. Пожалуйста…
- Вытащите меня отсюда, сэр, — прохрипел он, и глаза у него влажно заблестели. — Вытащите меня.
- Холден…
- Вытащи меня отсюда, — взмолился он. — Вытащите меня, сэр, прошу вас, сейчас же, сэр…
У него снова задергалась голова, влево и вправо. И я снова протянул руки, чтобы придержать его, чтобы остановить истерику. Сколько осталось времени до новой стражи? Я приложил ему к губам фляжку и дал глотнуть воды как следует, потом достал из-за спины лопату и начал копать кровавый песок вокруг его головы, разговаривая с ним, пока освобождал ему от песка голые плечи и грудь.
- Прости меня, Холден, прости, пожалуйста. Я не должен был бросать тебя.
- Я сам вас прогнал, сэр, — выдавил он. — Пинка дал, помните…
Чем глубже я копал, тем чернее от крови становился песок.
- О боже, что они сделали с тобой?
Но, конечно же, я знал, что сделали, а через несколько секунд получил и подтверждение, когда выкопал его по пояс и увидел тугую повязку, тоже пропитанную густой, черной, запекшейся кровью.
- Дальше осторожней там, сэр, — сказал он очень-очень тихо и содрогнулся от резкой вернувшейся боли. И в конце концов она оказалась для него непереносимой, и он потерял сознание — к счастью, потому что я смог извлечь его и унести из этого проклятого места к нашим лошадям, привязанным к деревьям у подножья холма.
Я устроил Холдена поудобнее, а потом вгляделся в монастырь, стоявший на холме. Проверил механизм клинка, прицепил саблю на пояс, зарядил два пистолета и сунул их за портупею и еще зарядил два мушкета. Запалил фитиль и факел, взял мушкеты и пошел назад, на холм, и на вершине зажег еще один факел и еще один. Я выгнал лошадей и первый факел бросил в конюшню, и с плотоядным треском вспыхнуло сено; второй полетел к порогу часовни, и когда она хорошенько заполыхала вместе с конюшней, я неспешно перебежал к спальням, зажигая на ходу новые факелы, разбил там окна и швырнул факелы внутрь. А потом я вернулся к центральному входу, к мушкетам, оставленным под деревом, и стал ждать.
Не долго. Первый жрец появился через несколько мгновений. Я застрелил его, швырнул мушкет в сторону, взял другой и застрелил еще одного. Выбегали все новые и новые, я разрядил в них пистолеты, бросился к двери и атаковал их клинком и саблей. Вокруг меня падали трупы — десять, одиннадцать и еще, и еще — а дом все пылал, и я пропитался кровью жрецов, кровь была на руках, и ее ручьи стекали с моего лица. Раненые вопили от боли, я не трогал их, а остальные столпились в доме и одинаково страшились и сгореть внутри, и выбраться наружу, навстречу смерти. Некоторые, конечно, рискнули и кинулись вперед, вооруженные саблями, но были тут же зарезаны. Те, что остались внутри, сгорели. Может быть, кто-то и удрал, но у меня не было настроения следить за каждым. Я только убедился, что большинство из них погибли; послушал вопли и вдохнул запах жареной плоти тех, кто укрылся внутри, а потом я переступил через тела мертвых и умирающих и ушел, оставив позади догорающий монастырь.
Дата добавления: 2015-10-13; просмотров: 75 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Два года спустя | | | Сентября 1757 года |