Августа 1753 года

Новый день я встретил во Франции, занятый тем, что заметал следы на обратном пути из Италии. Гарантий не было; это довольно легко описывать, но сделать это непросто — «замести следы» на обратном пути из Италии во Францию. В Италии я оказался, чтобы запутать ассасинов, которые станут искать Лусио. Так что, возвращаясь во Францию, как раз туда, где прятали Лусио с матерью, я ставил под угрозу не только свою недавнюю миссию, но и все труды Реджинальда за последние шесть лет. Это было рискованно. Настолько рискованно, что если бы я задумался об этом, то не сделал бы и шагу. Напрашивался вопрос — а не дурак ли я? Какой безумец пойдет на такой риск?

Ответ тоже напрашивался: безумец с недоверием в глубине души.

В сотне ярдов от ворот я наткнулся на одинокого патрульного — в крестьянской одежде, с мушкетом за спиной — который выглядел ленивым, но был настороженным и внимательным. Когда я подъехал к нему, наши взгляды встретились. Он узнал меня, глаза у него блеснули, и он слегка мотнул головой, давая понять, что я могу пройти. Я знал, что должен быть еще патрульный, на другой стороне замка. Я выехал из леса и двинулся вдоль высоких стен замка к большим арочным деревянным воротам с калиткой, возле которой стоял сторож — знакомый мне с тех времен, когда я жил в замке.

- Ну-ка, ну-ка, — сказал он, — не мастер Хэйтем ли это, только взрослый?

Он ухмыльнулся и принял у меня поводья лошадей, когда я спешился, а потом он открыл калитку, и я прошел через нее, щурясь от солнечного света, непривычного после лесного сумрака.

Я шел по лужайке перед замком, и в животе у меня ворочалось странное чувство, похожее на ностальгию по временам моей юности, когда Реджинальд возобновил…

…возобновил уроки моего отца? Он сказал именно так. Но теперь я, конечно, понимаю, что он обманул меня. В боевом искусстве и в скрытности, возможно, он делал то же самое, но Реджинальд наставлял меня на путь Ордена тамплиеров и учил меня, что путь тамплиеров — единственно правильный; а кто исповедует другие принципы, в лучшем случае заблуждается, а в худшем — сознательно служит злу.

И хотя я знал, что один из этих заблудших и злобных людей — мой отец, кто теперь скажет, чему бы он меня выучил? Кто это скажет?

Лужайка была неухоженная и заросшая, несмотря на то, что тут же были два садовника — когда я двинулся к главному входу в замок, они положили руки на рукояти коротких мечей, висевших у пояса. Я поравнялся с одним из них, и, поняв, кто я, он кивнул.

- Это честь — наконец-то познакомиться с вами, мастер Кенуэй, — сказал он. — Надеюсь, ваша миссия прошла успешно.

- Да, успешно, благодарю вас, — ответил я охраннику или садовнику, неважно, как его называть. Для него я был Рыцарь, один из самых славных в Ордене. Могу ли я и впрямь ненавидеть Реджинальда, если под его руководством я получил такое признание? И кроме того, разве я сомневался когда-нибудь в его наставлениях? Я не находил ответа. Разве меня принуждали следовать за ним? И снова я не нашел ответа. У меня всегда была возможность выбрать собственный путь, но я оставался с Орденом, потому что я верил в кодекс.

И все-таки Реджинальд лгал мне.

Точнее, не лгал, а… как там выразился Холден? «Утаивал правду».

Почему?

Или еще точнее: почему так странно повел себя Лусио, когда я сказал ему, что он встретится с матерью?

При звуке моего имени второй садовник глянул на меня довольно пристально, но тоже склонился, когда я прошел мимо, кивнув ему в знак приветствия — я чувствовал себя выше всех и каждого возле этой хорошо знакомой мне входной двери. Перед тем, как постучать, я оглянулся на лужайку, на двух охранников. Когда-то я тренировался на этой лужайке, бесчисленными часами оттачивая мастерство владения мечом.

Я постучал, и дверь отворил еще один такой же человек, как и садовники, с таким же коротким мечом у пояса. Во времена моей юности в замке не было такого большого штата прислуги, но и то сказать, в те времена мы ведь не принимали таких важных гостей, как эта мастерица разгадывать шифры.

Я увидел первое знакомое лицо — Джона Харрисона, на которого столбняк напал при моем появлении.

- Хэйтем, — он покраснел, — как, черт возьми, ты здесь оказался?

- Здравствуй, Джон, — ровно произнес я, — Реджинальд здесь?

- Безусловно, Хэйтем, где же ему еще быть? Но ты-то здесь как оказался?

- Пришел навестить Лусио.

- Что-что? — Харрисон покраснел еще больше. — Пришел навестить Лусио?

Он как-то неуверенно подбирал слова.

- Что? Как? Что, черт возьми, ты тут делаешь?

- Джон, — мягко сказал я, — успокойся, будь добр. Я не из Италии. Никто не знает, что я здесь.

- Да уж, черт побери, надеюсь, что нет.

- Где Реджинальд?

- Внизу, у арестантов.

- Вот как? У арестантов?

- У Моники и Лусио.

- Понятно. Я и не знал, что они арестанты.

Внизу, под лестницей, распахнулась дверь, и явился Реджинальд. Я знал, куда ведет эта дверь — в подвал, который во времена моей бытности в замке был сырым помещением с низким потолком и трухлявыми, в основном пустыми, винными стеллажами с одной стороны и темными сырыми стенами с другой.

- Здравствуй, Хэйтем, — коротко сказал Реджинальд. — Вот уж не ожидал.

Неподалеку вдруг оказался один из охранников, а следом к нему присоединился еще один. Я смотрел то на них, то на Реджинальда с Джоном, которые стояли как два озабоченных священника. Оружия ни у кого из них не было, но даже если бы и было, я думаю, что справился бы и с четырьмя. Если бы до этого дошло.

- Еще бы, — сказал я, — вот и Джон мне только что пояснил, что несколько удивлен моим визитом.

- Ну, будет тебе. Ты ведешь себя неосмотрительно, Хэйтем.

- Возможно, но мне хотелось посмотреть, как позаботились о Лусио. Мне сказали, что он арестант, так что, вроде бы, ответ я уже получил.

Реджинальд фыркнул.

- Интересно, а ты чего ждал?

- Того, что мне пообещали. Того, что задача была — вернуть матери сына; того, что дешифровальщица согласилась работать с дневником Ведомира, если мы вызволим ее сына от мятежников.

- Я не обманывал тебя, Хэйтем. Так все и есть, Моника начала расшифровку дневника после того, как ее сын оказался рядом с ней.

- Только не так, как я себе представлял.

- Если пряник не помогает, в ход идет кнут, — сказал Реджинальд, и взгляд его стал холоден. — Сожалею, если у тебя сложилось впечатление, что пряника здесь должно быть больше, чем кнута.

- Давай глянем на нее, — предложил я, и Реджинальд коротко кивнул.

Он открыл дверь, за которой виднелся марш лестницы, ведущей вниз. Свет играл на стенах.

- Что касается дневника, мы почти у цели, Хэйтем, — говорил Реджинальд, пока мы спускались. — Мы продвинулись настолько, что узнали о существовании амулета. Каким-то образом он связан с хранилищем. Если мы сможем заполучить амулет…

Внизу у лестницы на древках крепились железные фонари, освещавшие путь к двери, у которой стоял охранник. Он открыл дверь, посторонился и пустил нас внутрь. Подвальное помещение было точь-в-точь таким, каким я его помнил, и освещалось мерцающими факелами. В одном конце был стол, привинченный к полу, а к столу был прикован Лусио, рядом с которым сидела его мать, и вид у нее был нелепый. Она сидела в кресле, которое, вероятно, принесли в подвал нарочно для этого. Она была в длинной юбке и наглухо застегнутой верхней одежде и выглядела бы так, будто собралась в церковь, если бы не железные наручники у нее на запястьях и на подлокотниках кресла, и тем более «уздечка сплетницы»[7] на голове.

Лусио оглянулся в своем кресле, увидел меня, глаза его вспыхнули ненавистью, и он снова уткнулся в работу.

Я остановился посреди комнаты, на полпути от двери к дешифровальщикам.

- Реджинальд, как это понимать? — я указал на мать Лусио, злобно глядевшую на меня из-под уздечки.

- Уздечка — это на время, Хэйтем. Нынче утром Моника несколько шумновато осуждала нашу тактику. Поэтому мы перевели их на денек сюда. — И повысив голос, он обратился к матери с сыном: — Я уверен, что они вернутся на свое обычное место завтра, когда их манеры исправятся.

- Это несправедливо, Реджинальд.

- Их обычное место гораздо более приятное, Хэйтем, — раздраженно заверил меня Реджинальд.

- Хотя бы и так, но ведь нельзя же обращаться с ними подобным образом.

- Нельзя было в Шварцвальде пугать до полусмерти несчастного ребенка, тыча ему клинком в горло, — отрезал Реджинальд.

Я вхолостую задвигал челюстью, пытаясь что-то сказать, и не нашел слов.

- Это… Это было…

- Совсем другое? Потому что тогда ты искал убийц своего отца? Хэйтем…

Он взял меня за локоть, вывел в коридор, и мы стали подниматься наверх.

- Но ведь этот случай даже важнее, чем тот. Может быть, ты так не думаешь, но это так. Это касается будущего всего Ордена.

Я не знал, что важнее. Я не знал, что важнее, и поэтому промолчал.

- А что потом, когда расшифровка закончится? — спросил я, когда мы поднялись в холл.

Он посмотрел на меня.

- Только не это, — сказал я, потому что понял его взгляд. — Никто не должен пострадать.

- Хэйтем, я не очень-то нуждаюсь в твоих указаниях…

- Тогда не считай, что это указание, — прошипел я. — Считай, что это угроза. Можешь держать их здесь, пока не закончат работу, если необходимо, но если с ними хоть что-то случится — ты ответишь мне за это.

Его взгляд был тяжелым и долгим. Я чувствовал, как у меня колотится сердце, и молил бога, чтобы это не было заметно. Противился ли я ему когда-нибудь так, как сейчас? С такой силой. Вряд ли.

- Хорошо, — сказал он после молчанья, — с ними ничего не случится.

Обедали мы молча, и на ночь меня оставили неохотно. Утром я уеду; Реджинальд обещает держать меня в курсе того, как продвигается расшифровка. Теплота из наших отношений, конечно, ушла. Он во мне видит неподчинение; я в нем вижу вранье.

Дата добавления: 2015-10-13