Глава 4. Женщины просто сходили с ума от Эрика Диллона

Женщины просто сходили с ума от Эрика Диллона. Смуглый, печальный, неотразимый – он был как Хитклиф^[5], промчавшийся со сверхзвуковой скоростью через столетия прямо в атомный век. Когда он пробирался в сопровождении двух дублеров среди многочисленных посетителей «Ауто-планта» – нового популярного ночного клуба Лос-Анджелеса, – то привычно ощутил себя в центре внимания. Дублеры были блондинами со сверкающими улыбками и манерами завсегдатаев подобных заведений, а у Эрика, наоборот, вид был мрачный и отчужденный. На нем красовались спортивный пиджак поверх поношенной черной тенниски и линялые джинсы. Волосы были зачесаны назад, а прищуренные бирюзовые глаза смотрели на мир с цинизмом, пожалуй, чересчур откровенным для его возраста.

Встречавшая посетителей девушка в экстравагантной шляпе в крошечном халатике, открывавшем в равной степени и грудь, и ноги, провела их к столику. По ее взгляду Эрик догадался, что она его узнала, но, пока он не сел за столик, девушка молчала.

– «Судьба» – мой любимый сериал, и мне кажется. Эрик, что вы там великолепны.

– Спасибо! – Эрик с сожалением подумал о том, что зря позволил Скотта и Тому притащить себя сюда. Он ненавидел подобные мясные лавки, да и от самих дублеров был не в восторге.

– Днем я учусь в Калифорнийском университете, – продолжала девушка, – и мне приходится выкручиваться, чтобы не пропустить ни одной серии.

– Да что вы говорите! – Эрик стал рассматривать танцующую публику. Он слышал это уже не менее десятка раз. А иногда даже подумывал о том, что Калифорнийскому университету стоило бы вообще отменить занятия с часу до двух.

– Не могу поверить, что вы больше не будете играть в «Судьбе», – вытянув губки, произнесла девушка, и лицо ее под профессионально наложенным макияжем стало вдруг неожиданно детским и растерянным. – Да без вас там все рухнет!

– В «Судьбу» сейчас набрали массу отличных актеров. Вы даже не заметите моего отсутствия. – Актеров набрали в лучшем случае средненьких – дюжину бывших знаменитостей и нынешних неудачников, многие из которых настолько не уважали свою профессию, что даже не учили ролей.

Девушка искала повод, чтобы задержаться, но Эрик отвернулся от нее, закурив сигарету, и стал болтать с Томом. Несмотря на откровенный наряд девушки, в ней были манившая его чистота и свежесть, но Эрик сразу решил, что не будет предпринимать в этом направлении никаких шагов. Хотя ему было всего двадцать три, он уже давно успел понять, сколько страданий может принести этим беззащитным существам с горящими глазами, и старался держаться от них подальше.

Не успела девушка отойти, как тут же рядом с Эриком появилась официантка:

– Привет, мистер Диллон! Глазам не верю, что вы за моим столиком. На прошлой неделе здесь у меня побывал Сильвестр Сталлоне.

– Я вас поздравляю.

– Ну и как он тебе? – спросил Скотта. Этот дублер собирал сплетни о кинозвездах так, как другие собирают марки, и вот уже несколько месяцев пытался получить работу в картине со Сталлоне.

– О, он был действительно великолепен. И оставил мне на чаи пятьдесят долларов.

Скотта рассмеялся и с восхищением покачал большой белокурой головой.

– Да, он может себе такое позволить! Вообще Слай – балдежный парень!

Эрик заказал пиво. Он слишком заботился о своей фигуре, чтобы злоупотреблять выпивкой, и никогда не позволял себе больше двух порций. Не позволял он себе и наркотиков, не желая превратиться в опустошенного зомби, как многие люди его профессии. Единственной его слабостью были сигареты, да и с ними он собирался покончить после того, как дела окончательно наладятся.

В последующие несколько часов Эрик постарался расслабиться. Многие девушки в клубе пытались с ним познакомиться, но он вывесил свой невидимый знак «Посторонним вход воспрещен», поэтому надоедать ему осмеливались лишь самые нахальные. Какой-то растрепанный парень предложил ему кокаин, заявив, что гарантирует чистоту, но Эрик послал его ко всем чертям.

Когда они с Томом в отгороженной металлическими барьерами части клуба играли в пул^[6], к ним подошла сногсшибательная блондинка в искрящемся голубом платье. Эрик сразу же решил, что это как раз его тип женщины – шикарная, с аппетитными формами, на четыре-пять лет его старше, с отличным макияжем и опытными глазами. Одна из тех, что не подведет. Когда блондинка приблизилась к столу для пула, он вспомнил, почему дал Тому и Скотта уговорить себя пойти с ними в клуб. Ему нужна была женщина.

– Привет! – Ее взгляд непринужденно прошел весь путь от темной пряди на лбу Эрика до «молнии» джинсов. – Меня зовут Синди. Я твоя большая фанатка.

Приклеив сигарету к уголку рта, Эрик прищурившись посмотрел сквозь дым на девушку:

– В самом деле?

– Ба-альшая фанатка! Мои друзья велели рискнуть и попросить у тебя автограф.

Эрик начал натирать кий мелом.

– И ты не из тех девушек, что не рискуют.

– Безусловно!

Он отложил кий, взял протянутый ему толстый черный фломастер, ожидая, что девушка передаст ему и листок для автографа. Она же вместо этого не спеша приблизилась к нему и спустила бретельку голубого платья, подставив для росписи плечо.

Эрик легонько провел зажимом фломастера по открывшемуся перед ним обнаженному телу:

– Если уж нужно расписаться на коже, то, может, найдется более интересное место для автографа, чем плечо?

– А вдруг я стесняюсь?

– Да что-то не верится.

Не потрудившись поднять бретельку платья, девушка водрузила одно бедро на край стола для пула и взяла его стакан с «севен-ап». Отхлебнув немного, она поморщилась; обнаружив, что напиток безалкогольный.

– Одна моя знакомая говорила, что ты спал с ней.

– Очень может быть. – Эрик бросил сигарету на пол и притушил ее ногой.

– Ты, наверное, переспал с кучей девчонок?

– Это веселее, чем смотреть телевизор. – Его взгляд задержался на груди девушки. – Ну, так нужен тебе автограф или нет?

Лед звякнул о стенки стакана, когда она поставила его на стол.

– Конечно. Почему бы и нет? – Улыбаясь, девушка перевернулась на живот, подставив Эрику попку. – Так подойдет?

Скотти и Том заржали.

Эрик колебался лишь мгновение, прежде чем отложить кий. Дьявол, уж если ей все равно, то с какой стати он должен беспокоиться?

– Вполне!

Эрик поднял юбку, открыв прозрачные светло-голубые трусики. Одной рукой он приспустил трусики, а другой снял с фломастера колпачок. Заметив происходящее, за соседним столом прекратили игру и стали наблюдать за ними. Крупными жирными буквами Эрик вывел роспись на ягодицах девушки – «Эрик» на правой и «Диллон» на левой.

– Жаль, что у тебя нет еще одного имени посредине, – сказал Скотти, бросая плотоядные взгляды.

Эрик взял стакан и сделал глоток. Девушка не шевелилась, и он продолжал на нее смотреть. Влага со стенок стакана закапала на кожу девушки, стекая по округлостям в долину; от холодных капель кожа покрылась пупырышками. Эрик не сводил с нее глаз.

Он легонько похлопал девушку по попке и, подцепив указательным пальцем трусики, натянул их обратно.

– А не смыться ли нам отсюда, Синди?

Эрик передал стакан Тому, бросил Скотти пару двадцаток и направился к выходу. Обычно он даже не оборачивался, чтобы убедиться, идет ли девушка за ним следом. Так было всегда.

«– Позволь мне пойти с тобой, Эрик. Пожалуйста!

– Отстань, коротышка!

– Ну, Эрик, возьми меня с собой. Здесь так скучно!

– Ты пропустишь «Улицу Сезам».

– Последний раз я смотрел «Улицу Сезам», когда был ребенком, болван!

– Когда это было, Джейс? Две недели назад?

– Ты так упрямишься, потому что тебе пятнадцать, а мне только десять. Я прошу тебя, Эрик! Ну пожалуйста. Эрик! Пожалуйста!»

Эрик открыл глаза. Подушка промокла от пота, а сердце бешено колотилось о ребра. Он судорожно вздохнул.

«Джейсон. О Боже, прости меня, Джейсон!»

Простыня прилипла к мокрой от пота груди. По крайней мере на этот раз он проснулся прежде, чем наступил самый кошмарный момент, прежде, чем он услышал тот ужасный крик.

Эрик сел на кровати, включил свет и потянулся за сигаретами. Рядом пошевелилась женщина:

– Эрик?

Он несколько мгновений пытался вспомнить, кто это. Потом все начало постепенно проясняться. Это ж та самая телка – с автографом на заднице. Эрик спустил ноги с кровати, дрожащими руками прикурил сигарету и глубоко затянулся.

– Убирайся отсюда.

– Что?

– Я сказал – убирайся отсюда!

– Но сейчас три часа утра!

– Ты на машине.

– Но, Эрик…

– Да пошла ты…

Девушка вскочила с кровати и стала судорожно подбирать свои вещи. Натянув их как попало на себя, она направилась к двери:

– Ты последняя сволочь, понял? И в постели ты не бог весть что!

Когда дверь за нею захлопнулась, Эрик вновь опустился на подушки. Еще раз затянувшись сигаретой, он уставился в потолок. Если бы Джейс был жив, ему бы сейчас было семнадцать. Эрик попытался представить своего сводного брата семнадцатилетним – коренастого, коротконогого, со школярскими очками на круглом лице. Джейс – неуклюжий недотепа с добрейшим сердцем, считавший, что весь мир клином сошелся на старшем брате. Боже, как он любил этого мальчика! Больше он никого и никогда так не любил.

Эрик вновь услышал голоса. Те самые, что не оставляли его никогда.

«– Ты собираешься взять папину машину, да?

– Да отвяжись ты, зануда!

– Не бери ее, Эрик. Если папа узнает, он никогда не позволит тебе получить права.

– А он и не узнает. Если никто не проболтается.

– Возьми меня с собой, и я ничего ему не расскажу, обещаю!

– А ты и так не расскажешь. Потому что, если ты сделаешь это, я сделаю из тебя отбивную!

– Обманщик! Ты всегда так говоришь, но никогда мне ничего не бывает».

Эрик зажмурил глаза. Он вспомнил, как заключил Джейса в дружеский захват и устроил ему датское натирание, стараясь не причинить боль, – он всегда старался не причинять брату боль – лишь слегка потрепать. Его мачеха Элейн – мать Джейсона – чересчур оберегала мальчика. Эрик из-за этого сильно переживал за братишку – ведь Джейсон неминуемо становился предметом насмешек других детей, которые в отличие от Эрика дразнили его, не зная меры. Иногда Эрику хотелось устроить им за это хорошую трепку, но он сам себя сдерживал, зная, что может лишь повредить этим своему сводному брату.

«– Ну ладно, коротышка. Но если я возьму тебя сегодня с собой, обещай, что не будешь приставать ко мне следующие два месяца.

– Я обещаю! Обещаю, Эрик!»

И он взял его с собой, позволив Джексону сесть на сиденье для пассажира «Порше-911». Автомобиль принадлежал отцу, и ему, пятнадцатилетнему, водить эту машину запрещалось. Слишком мощной была она для неопытного водителя.

Он ехал по подъездной дорожке их шикарного дома в предместье Филадельфии – пятнадцалетний сорвиголова, собравшийся на веселую прогулку. Отец уехал по делам в Манхэттен, а мачеха играла с друзьями в бридж. Эрика не волновало, что их с братом отсутствие может быстро обнаружиться. Не волновал и начавшийся мокрый снег. Его не волновало то, что можно погибнуть. В свои пятнадцать лет он чувствовал себя бессмертным.

Но маленький братишка-недотепа оказался куда более хрупким.

Эрик потерял контроль над автомобилем на повороте у реки Шелкилл. «Порше» развернуло, словно волчок, и швырнуло на бетонную опору. Самонадеянный Эрик не пользовался ремнями безопасности, и его в момент удара выбросило из машины. А дисциплинированный Джейсон оказался в ловушке. Он умер быстро, но не сразу – Эрик успел услышать его крик.

Набежавшие слезы потекли из уголков глаз по вискам. «Джейс, прости меня! Пусть бы это был я, Джейс. Как жаль, что я не умер вместо тебя!»

Примерка костюмов заняла у Лиз Кэстлберри несколько больше времени, чем она рассчитывала. В результате, выходя из студийной костюмерной в коридор, она, глядя на часы, а не перед собой, сразу же врезалась во что-то твердое.

Лиз поспешила извиниться:

– О, прошу прощения! Мне так жаль, я… – Подняв глаза и увидев стоявшего перед ней мужчину, она замолкла на полуслове.

– Лиззи?

Его глубокий, медлительный голос унес ее в прошлое. Голливуд был не таким маленьким городом, каким казался со стороны, и они не виделись уже семнадцать лет. Подняв глаза, Лиз ощутила головокружение, оказавшись вновь в шестьдесят втором году, когда была очаровательной девушкой – блестящей юной выпускницей Вассара. Поскольку ее застали врасплох, слова сорвались с губ помимо воли:

– Привет, Рэнди!

Мужчина усмехнулся:

– Давненько в Голливуде меня так не называли. Никто уже и не помнит этого имени.

Какое-то время они молча изучали друг друга. Мало что осталось от Рэндольфа Дэшвелла Кугана тех дней – отчаянного наездника родео из Оклахомы, работавшего дублером, когда они встретились, и бывшего таким опасно привлекательным для получившей хорошее воспитание девушки из Коннектикута. Сейчас его жесткие светло-каштановые волосы были короче, чем в те дни. Хотя он по-прежнему был таким же высоким и стройным, неумолимое время оставило на его суровом лице свои отметины.

Глаза Дэша были не столь придирчивы, они потеплели от восхищения.

– Ты прекрасно выглядишь, Лиз! Эти зеленые глаза так же восхитительны, как и прежде. Я по-настоящему обрадовался, когда Росс сказал мне, что ты будешь играть Элеонор. Это будет замечательно – поработать вместе после стольких лет!

Лиз скептически приподняла бровь.

– Послушай, мы с тобой читали один и тот же сценарий?

– Куча дерьма, не так ли? Но вчера случилось кое-что интересное. Могут грянуть кое-какие перемены.

– Что-то слабо в это верится.

– А почему ты взялась за эту работу?

– Что за вопросы, дорогой. Я, как говорится, уже достигла определенного возраста. Работу найти не так уж и просто, а дорогостоящие привычки надо оплачивать.

– Если мне не изменяет память, тебе столько же лет, сколько и мне.

– А также примерно столько, сколько Джимми Каану и Нику Нолти. Но если вы, сорокалетние мужчины, все еще можете кувыркаться на экране с молоденькими инженю, мне остается лишь играть матерей.

Лиз произнесла последние слова с такой застарелой неприязнью, что Дэш рассмеялся:

– Ты ни капельки не похожа ни на одну из тех мамочек, что мне приходилось видеть.

Лиз улыбнулась. Несмотря на ворчание о своем возрасте и затруднениях с карьерой, в свои сорок лет она отлично себя чувствовала. Длинные волосы сохранили прекрасный оттенок красного дерева, а сделавшие ее когда-то знаменитой зеленые глаза блестели по-прежнему. Лиз была все так же стройна. А на лице лишь в уголках глаз появились легкие морщинки. Сорокалетний возраст имел и свои преимущества.

Она была достаточно зрелой, чтобы точно знать, чего хочет от жизни – достаточно денег для содержания дома на побережье в Малибу, для покупки подходящей одежды и щедрых благотворительных взносов в любимое «Общество гуманности». Днем ее спутником был золотистый спаниель Мицци, а несколько привлекательных ненавязчивых мужчин помогали сделать ночи весьма нескучными. Лиз действительно наслаждалась жизнью так, как не многие из ее друзей могли похвастаться.

– Как поживает твоя семья?

– Которая?

Лиз снова улыбнулась. Ей всегда нравилось то, как Дэш подтрунивал на самим собой.

– Выбирай сам.

– Ну, ты и сама могла почерпнуть из прессы, что с моей последней женой Барбарой я разошелся несколько лет назад. Тем не менее дела у нее идут неплохо – она вышла замуж за банкира из Дэнвера. А Мариэтта открыла в Сан-Диего несколько студий аэробики. Она всегда неплохо разбиралась в бизнесе.

– Кажется, я кое-что читала об этом. Она тебя годами таскала по судам, верно?

– Суды еще не так страшны, но шесть месяцев назад она натравила на меня Федеральное финансовое управление. А у этих мерзавцев напрочь отсутствует чувство юмора!

Прошло семнадцать лет с того времени, когда Лиз была влюблена в Дэша, и кажущаяся легкость общения с ним, его ковбойское обаяние уже не способны были ее обмануть. Дэш Куган был сложным человеком. Она вспоминала его как нежного заботливого любовника, безрассудно тратящего на нее деньги и в то же время никого не пускающего себе в душу. Подобно сыгранным им героям вестернов, он был одинок, и ему удавалось создавать столько незаметных преград, препятствующих близости с ним, что узнать его по-настоящему было просто-напросто невозможно.

– У моих ребят все в полном порядке, – продолжал он. – Джош начал учебу в университете Оклахомы, а Мередит готовится поступать в «Орал Робертс».

– А Ванда? – даже после стольких прошедших лет в голосе Лиз все еще чувствовался яд. Они с Дэшем успели провести в постели несколько недель, прежде чем она случайно узнала о том, что у него есть жена и двое детей, оставшиеся в Тьюлсе. Лиз слишком уважала себя, чтобы иметь роман с женатым мужчиной, и они расстались. Но Дэш Куган не был тем человеком, которого можно было легко забыть, – прошло несколько месяцев, прежде чем Лиз удалось вновь прийти в себя. Этого ему она так до конца и не простила.

– У Ванды все отлично. Она не меняется.

У Лиз мелькнула мысль, не замаячила ли на горизонте Дэша Жена Номер Четыре. Беспокоило ее также и то, что будет делать Дэш, если сериал провалится. Всем было известно, что Куган согласился участвовать в сериале лишь потому, что его прижали к стенке сотрудники финансового управления, требовавшие уплаты долгов. Если бы у него был выбор, он, без сомнения, остался бы на ранчо со своими лошадьми.

Будь она помоложе, обязательно задала бы некоторые из этих вопросов. Но более зрелая Лиз уже знала, что излишнее любопытство по отношению к ближнему лишь осложняет жизнь, и предпочла сделать вид, что опаздывает, бросив взгляд на часы.

– О, дорогой! Я могу не успеть на свидание с массажисткой. А моя кожа не выносит подобных опозданий.

Дэш улыбнулся:

– Вы словно две капли воды со второй миссис Куган. Обе печетесь о безукоризненном внешнем виде и обе гораздо умнее, чем хотите казаться. Только Мариэтта получила диплом в суровой школе жизни, а ты, кажется, в Гарварде или где-то в другом месте?

– В Вассаре, дорогой. – Лиз, рассмеявшись, махнула на прощание рукой.

Дэш усмехнулся и исчез в костюмерной.

Через несколько часов, когда Лиз вышла со стаканом травяного чая и салатом из листьев эндивия на террасу своего дома, она поймала себя на том, что все еще думает о Дэше. Золотистый спаниель Мицци пришел следом и улегся у ее ног. Сделав глоток, Лиз подумала, как все-таки много привлекательного в Дэше.

Когда-то он отчаянно сражался с пристрастием к спиртному и вышел из этой борьбы победителем. Но нельзя было утверждать, что он излечился окончательно. Лиз неоднократно слышала истории о том, как Дэш помогал другим алкоголикам. Она, безусловно, одарила бы его белой шляпой героя, если бы не его слабость к женщинам.

Он был невообразимым донжуаном, и, если верить слухам, в его поведении с годами мало что изменилось. Причем Дэша никогда нельзя было назвать распутным. Как раз наоборот. Лиз вспомнила, как скромно Дэш вел себя с женщинами – никогда намеренно не искал связи, не старался затащить в постель. Окинув беспристрастным взглядом свое прошлое, Лиз была вынуждена признать, что это скорее она сама оказалась агрессором» положившим глаз на юного наездника-дублера, как только он появился на горизонте ее первой картины. Как и многие женщины за все эти годы, Лиз не смогла устоять перед его неподдельной мужественностью, становившейся совсем неотразимой в сочетании со спокойной старомодной обходительностью и врожденным чувством собственного достоинства.

Нет, слабость Дэша была не в его распутстве; она была в его бесхарактерности. Казалось, он не мог сказать «нет» ни одной привлекательной женщине, даже когда носил обручальное кольцо.

День был теплый, но не душный. Из соседнего дома доносились тихие звуки музыки. Посмотрев в ту сторону, Лиз увидела на террасе Лили Изабеллу, сидевшую под навесом с несколькими друзьями.

Лили тоже заметила соседку и помахала рукой; ее светлые серебристые волосы заблестели в лучах солнца.

– Привет, Лиз! Музыка не слишком громкая?

– Ничего, – отозвалась Лиз. – Веселитесь!

Лили была двадцатилетней дочерью Гая Изабеллы, актера, исполнявшего вместе с Лиз главные роли в семидесятые годы. Он купил этот дом несколько лет назад, но время в основном здесь проводила его очаровательная юная дочь. Иногда Лиз приглашала девушку к себе, но уединенная жизнь сделала ее несколько замкнутой, и она уже не наслаждалась, как прежде, обществом молодых людей. Их безграничная самовлюбленность казалась ей слишком утомительной.

Прихлебывая чай, Лиз напомнила себе, что в ближайшие несколько месяцев ей все-таки придется проводить немало времени в обществе молодых людей – той неизвестной актрисы, которую Росс подберет на роль Селесты, и, конечно, Эрика Диллона. Роль Матери двадцатитрехлетнего юноши несколько уязвляла ее самолюбие, хотя по сценарию сериала герою Диллона было всего восемнадцать. Но еще больше Лиз смущала работа с актером, имевшим репутацию довольно тяжелого человека. Парикмахерша Лиз работала какое-то время на съемках «Судьбы», и, судя по ее рассказам, Диллон был резок и излишне требователен.

Но ему нельзя было отказать и в незаурядном таланте. В этом чутье редко подводило Лиз, и она не сомневалась, что когда-нибудь Эрик станет звездой первой величины Неотразимая внешность в сочетании с огненным темпераментом, который не привьют ни в одном классе актерского мастерства, должны вознести его на самую вершину славы. Оставался открытым лишь вопрос, справится ли он с этой славой или сгорит в ее лучах, как случалось со многими до него.

Эрик долго не мог заснуть, поэтому проснулся лишь к часу дня. Голова страшно болела, состояние было просто мерзкое. Спустив босые ноги с кровати, он потянулся за сигаретами. Сигарета и стакан богатого протеинами напитка к завтраку быстро поставят его на ноги.

Посмотрев на свою разбросанную по полу одежду, Эрик подумал, что без секса жить не может. В постели с телкой он забыл обо всем. Жизнь сводилась к простейшим вещам. Однажды он слышал, как какой-то парень говорил, что в постели он промывает кискам мозги. Эрик так не считал – он думал, что, занимаясь сексом, расслабляется прежде всего сам.

Поднявшись с Кровати, Эрик заметил на простыне какие-то черные пятна. Озадаченный, он стал изучать их внимательнее. Когда ему удалось разобрать следы зеркального отражения своего имени. Эрик улыбнулся, вспомнив Синди с автографом на заднице. Не хуже, чем резиновая печать!

Надев майку и шорты для пробежек, Эрик вышел в гостиную. Он жил на маленьком ранчо в каньоне Бенедикта – идеальном жилище для холостяка с удобной мебелью и телевизором с большим экраном. Потом зашел на кухню и взял с полки пакет сухого витаминизированного напитка. Засыпав в миксер пару ложек порошка, Эрик добавил немного молока и нажал кнопку. Но ночные кошмары были еще совсем рядом, и звук миксера прозвучал в маленькой кухне воем сирены. Этот звук пробороздил мозг, вернув леденящее душу воспоминание о сирене «скорой помощи», отвозившей искалеченное тело Джейсона. Эрик постучал по миксеру, открыл крышку и стал смотреть на его пенообразное содержимое.

«Твоя мачеха в таком состоянии… Ты должен понять, Эрик, что после смерти Джейсона… Ты должен понять, как тяжело для Элейн видеть тебя здесь».

Через две недели после похорон Джейсона Эрик посмотрел на искаженное горем красивое лицо отца и понял, что Лоуренс Диллон также не сможет терпеть его рядом с собой. Поскольку родная мать Эрика умерла, когда он был ребенком, было нетрудно предугадать, что с ним произойдет дальше.

Вскоре он оказался в элитарной частной школе около Принстона, где нарушал все существовавшие там правила, и через шесть месяцев был исключен. Отцу пришлось устраивать Эрика еще в две школы. Он смог получить аттестат только потому, что обнаружил в последней школе драматическую студию. На занятиях в студии Эрик понял, что, перевоплощаясь в другого человека, можно забыть о том, что тебя гложет. Он даже провел несколько лет в колледже, но пропустил столько занятий, разъезжая повсюду, где набирали актеров, что в конце концов был отчислен.

Два года назад один из агентов, набиравший актеров для «Судьбы», увидел Эрика во второразрядной пьесе провинциального театра и подписал с ним контракт на роль персонажа, который по сценарию должен был умереть через шесть недель. Но успех у зрителей был таким шумным, что герой Эрика стал постоянным персонажем сериала. А недавно он привлек внимание и продюсеров сериала Кугана.

Агент Эрика намеревался сделать из него звезду, но сам Диллон хотел прежде всего быть актером. Ему нравилось лицедейство. Когда он забирался в шкуру другого человека, боль в душе утихала. А иногда, в отдельные моменты – один взгляд, пара строк диалога, – он был хорош, действительно хорош.

Эрик выпил протеиновую смесь прямо из чаши миксера, закурил сигарету и не спеша отправился в гостиную. Проходя мимо кушетки, он поймал свое отражение в овальном стенном зеркале. Задержавшись на отражении, он пожалел, что видит не какое-нибудь обычное лицо парня со смешным носом и кривыми зубами.

Эрик отвернулся от ненавистного лица, но ему не удалось отвернуться от того, что творилось в душе. И поэтому он возненавидел человека в зеркале еще сильнее.

Дата добавления: 2015-09-05