Глава 1. Сьюзен Элизабет Филлипс Медовый месяц

Сьюзен Элизабет Филлипс Медовый месяц

http://reeed.ru/lib/

Оригинал: Susan Phillips, “Honey Moon”

Аннотация

Очаровательная Хани Мун еще ребенком стала кинозвездой, «золотой девочкой Голливуда». Но девочка выросла – и теперь ей предстоит сделать нелегкий выбор между двумя великолепными мужчинами: обаятельным героем вестернов Дэшем Куганом и таинственным соблазнителем Эриком Диллоном.

Сьюзен Элизабет Филлипс Медовый месяц

Катаясь на больших американских горках, можно встретиться с Господом Богом.

Со слов неизвестного

НА ПОДЪЕМЕ 1980-1982

Глава 1

Всю эту весну Хани^[1] молилась Уолту Диснею. Сидя на кровати, стоявшей в глубине ржавого старого трейлера, расположившегося среди сосен за третьим холмом аттракциона американских горок «Черный гром», она молилась Уолту Диснею, а иногда и самому Иисусу Христу в надежде, что хотя бы кто-то из этих великих поможет ей. Через провисшую занавеску она смотрела на клочок ночного неба, едва различимый сквозь кроны сосен.

– Мистер Дисней, это опять Хани. Я знаю, что парк развлечений на Серебряном озере не очень-то здорово выглядит сейчас, когда уровень воды понизился и видны все пни, да еще «Бобби Ли» сидит на дне озера прямо в конце дока. Может, за всю прошлую неделю в нашем парке побывало не больше сотни человек, но не всегда же так будет!

С тех пор как в газете «Демократ» округа Паксавачи были напечатаны слухи о том, будто люди из компании Уолта Диснея подумывают о покупке парка развлечений на Серебряном озере, чтобы соорудить на его месте южнокаролинский вариант Диснейленда, Хани не могла думать ни о чем другом. Ей было уже шестнадцать, и она знала, что молиться мистеру Диснею – чистейшее ребячество (не говоря уже о том, что подобное поведение непростительно для баптистки из южного штата), но неудачи довели ее до отчаяния.

И она принялась перечислять преимущества, с которыми непременно нужно было познакомить мистера Диснея:

– От нас всего час езды до границы между штатами. И если поставить хорошие указатели, то все, кто направляется в Миртл-Бич, наверняка остановятся здесь со своими детишками. Если не считать москитов и высокой влажности, наш климат можно считать сносным. Озеро может стать просто замечательным, если ваши служащие заставят компанию «Пурлекс Пэйнт» прекратить сбрасывать в него ядохимикаты. И те люди, что продолжили дело после вашей смерти, могли бы купить его просто за бесценок. Не могли бы вы повлиять на них? Не могли бы хоть как-нибудь указать им, что парк развлечений на Серебряном озере – это как раз то, что они ищут?

Эту мешанину молитвы с торговой презентацией, которую возносила Хани, прервал слабый нудный голос ее тетки:

– Хани, с кем это ты там разговариваешь? У тебя что, парень в кровати?

– Да, Софи, – ухмыльнувшись, ответила Хани. – Тут их у меня с дюжину наберется. И один как раз собирается показать мне свой маятник.

– О Боже, Хани! Как ты можешь так выражаться? Это нехорошо.

– Извините.

Хани знала, что поддразнивать Софи не следовало, но не могла отказать себе в этом удовольствии, когда тетка начинала сильно допекать. Это случалось не так уж часто и ни к чему хорошему не приводило, но, когда Софи слишком надоедала своей заботой, Хани едва не начинала верить, что это ее настоящая мать, а не тетка.

Из соседней комнаты донесся взрыв хохота, коим аудитория программы «Тунайт шоу» отреагировала на шутку Джонни о земляных орехах и президенте Картере. Телевизор у Софи был включен постоянно. Она не уставала повторять, что это помогает ей отвлечься от тоски по голосу дядюшки Эрла.

Эрл Букер умер полтора года назад, оставив Софи владелицей парка развлечений на Серебряном озере. Нельзя сказать, что при его жизни она была уж очень оборотистой, когда же он умер, стало еще хуже, и всеми делами пришлось заправлять Хани. Отойдя от окна, она подумала, что Софи наверняка скоро заснет. Тетка никогда не засиживалась за полночь, хотя и вставала не раньше полудня.

Хани откинулась на подушки. В трейлере было жарко и душно. И хотя на ней были только майка с рекламой пива «Буд-вейзер» да трусики, особого комфорта она не ощущала. Раньше у них был кондиционер, но он вот уже два года как сломался, так же как понемногу ломалось и все остальное, а до починки не доходили руки.

Глянув на циферблат часов, стоявших недалеко от кровати, которую она делила с дочерью тетки, Шанталь, Хани почувствовала укол беспокойства. Сестре уже пора быть дома. Сейчас понедельник, ночь, парк закрыт, и там совершенно нечего делать. Шанталь была центральной фигурой в запасном плане Хани, разработанном на случай, если служащие компании мистера Диснея не купят этот парк, и Хани не могла допустить, чтобы сестра пропадала неизвестно где, пусть даже только сегодня вечером.

Спустив ноги на растрескавшийся линолеум, она дотянулась до выцветших, некогда красных шорт, которые носила днем. Сама она была мелкокостной, небольшого росточка, а эти шорты перешли к ней от Шанталь. Они были слишком широки в бедрах и висели мешковатыми складками, а ноги торчали из них, словно пара зубочисток, и казались еще более худосочными, чем в действительности. Но тщеславие было одним из тех немногих пороков, которыми Хани не обладала, поэтому она не обращала на такой пустяк никакого внимания.

И хотя сама Хани этого не замечала, но все же какой никакой, а повод для тщеславия у нее имелся. Это были отороченные мохнатыми ресницами голубые глаза под темными дугами бровей. И это личико в форме сердца с маленькими скулами, усеянными веснушками, и некое крошечное, дерзко вздернутое подобие носика. Но она еще не совсем доросла до размеров своего рта, широкого, с полными губами, всегда напоминавшими ей большую старую рыбу-прилипалу. Сколько Хани себя помнила, ей никогда не нравилась ее внешность, и не столько из-за того, что люди принимали ее за мальчика, пока у нее не развилась грудь, сколько главным образом потому, что никто не желал воспринимать всерьез особу, слишком смахивавшую на ребенка. А поскольку Хани позарез было нужно, чтобы ее воспринимали всерьез, она делала все возможное, чтобы скрыть все свои физические достоинства за неизменно враждебным хмурым взглядом и воинственным настроем.

Сунув ноги в сплющенные голубые тапочки на резиновом ходу, давным-давно принявшие форму ее подошв, Хани прошлась руками по коротким всклокоченным волосам. Она проделала это не столько для того, чтобы пригладить их, сколько чтобы почесать на голове место укуса москита. Ее волосы, под стать имени, были светло-коричневого цвета. От природы они были волнистыми, но Хани редко когда предоставляла им возможность виться. Напротив, она не упускала случая обкорнать их, используя любое попадавшееся под руку достаточно острое орудие, будь то перочинный ножик, фестонные ножницы или на худой конец нож для чистки рыбы.

Закрыв за собой дверь, Хани выскользнула в короткую узкую прихожую, застланную циновкой, разрисованной коричневыми и золотистыми ромбами, заодно покрывавшей неровный пол территории, на которой не только спали, но и ели. Как она и предполагала, Софи уже уснула на своей старой кушетке, покрытой изношенной тканью рыжевато-коричневого оттенка, украшенной выцветшими рисунками вывесок таверн, изображениями орлов с американского герба и флагов с тринадцатью звездочками. Перманент, который Шанталь сделала матери, получился не очень удачным, и жидкие, цвета соли с перцем, волосы Софи казались пересохшими и слегка наэлектризованными. Она была чуть полновата, и под ее трикотажной сорочкой вырисовывались груди, развалившиеся по обе стороны туловища, словно налитые водой воздушные шары.

Хани посмотрела на тетку с привычным смешанным чувством раздражения и любви. Именно она, Софи Мун Букер, должна заботиться о своей дочери, а вовсе не Хани. Именно ей следует думать, как оплатить все эти накапливающиеся изо дня в день счета и как сохранить семью, не скатившись на подачки этой раздолбанной системы соцобеспечения.

– Я выйду ненадолго.

Софи всхрапнула во сне.

Спрыгнув с раскрошившихся бетонных ступенек, Хани вдохнула напоенный влагой ночной воздух. Снаружи трейлер имел на редкость неприятный синеватый, цвета яйца малиновки, оттенок, несколько скрашенный ностальгическим налетом древности. Ее тапочки утонули в песке, между пальцами набился гравий. Удаляясь от дома, она втянула носом воздух. Июньская ночь была наполнена запахами сосны, креозота и того дезинфицирующего средства, что используется в туалетах. Но все перебивал отдаленный затхлый запах Серебряного озера.

Проходя мимо ряда посеревших от непогоды опорных колонн из желтой южной сосны, Хани сказала себе, что уж на этот раз просто пройдет мимо; на этот раз она не остановится и не станет смотреть. Едва начнешь смотреть, как в голову полезут всякие мысли, а от этих мыслей появляется такое чувство, будто ты очутилась в ведерке с наживкой недельной давности. Она упрямо продолжала идти еще примерно с минуту, а потом все равно остановилась. Обернувшись, она вытянула шею и окинула взглядом всю громаду «Черного грома».

Силуэт массивного деревянного каркаса аттракциона американских горок вырисовывался на фоне ночного неба скелетом какого-то доисторического динозавра. Ее взгляд прошелся вверх вдоль крутого подъема гигантского горба «Черного грома» и дальше вниз по захватывающему дух шестидесятиградусному спуску. Она проследовала взглядом по склонам двух следующих горок с их приводящими в трепет спусками и дальше по завершающей спирали, закручивающейся кошмарным водоворотом над самой поверхностью Серебряного озера. Разглядев все эти три горки и смертельную спираль с крутыми виражами, она почувствовала, как сердце сжимается от тоски и горечи. С того лета как «Черный гром» перестал работать, их дела пошли вкривь и вкось.

Несмотря на то что парк развлечений на Серебряном озере был маленьким и старомодным по сравнению с такими местами, как «Сады Буш» или «Шесть флагов» в штате Джорджия, была в нем достопримечательность, какой не могли похвастаться другие. В нем стояли последние на всем Юге грандиозные деревянные американские горки, те самые американские горки, которые кое-кто из энтузиастов был склонен считать более захватывающими, нежели легендарные горки «Циклон» на Кони-Айленде. Когда в конце двадцатых годов соорудили этот аттракцион, покататься на «Черном громе» съезжалась публика со всех концов страны. Для легионов поклонников американских гор поездка на Серебряное озеро стала чем-то вроде религиозного паломничества.

Прокатившись с десяток раз на легендарных деревянных горах, они обычно посещали и другие, более прозаичные аттракционы парка, включая круиз (стоимостью два доллара на человека) из конца в конец Серебряного озера на колесном пароходике «Роберт Э. Ли». Но «Бобби Ли»^[2], как и «Черный гром», стал жертвой катастрофы.

Почти два года назад, в семьдесят восьмом году, в День труда, от заднего вагончика «Черного грома» отвалилась колесная подвеска, он оторвался от остальных, и его отшвырнуло в сторону. К счастью, никто не пострадал, но администрация штата Южная Каролина в тот же день закрыла аттракцион, и ни один банк не пожелал финансировать дорогостоящие восстановительные работы, без проведения которых администрация штата не разрешала вновь открывать американские горки. Без этого знаменитого аттракциона парк развлечений на Серебряном озере умирал медленной, мучительной смертью.

Хани прошла в глубину парка. По правую руку засиженная мухами лампочка освещала заброшенную площадку «Автодрома», в котором побитые автомобильчики из стеклопластика терпеливо дожидались, когда завтра в десять утра парк откроют для посетителей. Она прошла через «Киддиленд» с его миниатюрными мотоциклами и пожарными машинками, застывшими на своих нескончаемых кольцевых рельсах. Еще дальше отдыхали от дневных трудов аттракционы «Мотогонки» и «Карусель». Она задержалась перед «Домом ужасов», над входом в который красовалось светящееся изображение обезглавленного тела с бившим из обрубка шеи фонтаном фосфоресцирующей крови.

– Шанталь!

Никто не ответил.

Сняв с крюка за билетной кассой фонарь, Хани целеустремленно поднялась по наклонным мосткам в «Дом ужасов». Днем эти мостки раскачивались, а из громкоговорителя неслись отдававшиеся эхом стоны и пронзительные вопли, но сейчас все было тихо. Пройдя по «Коридору смерти», она посветила на семифутовую фигуру палача в капюшоне с окровавленным топором.

– Шанталь, ты здесь?

Ответом была мертвая тишина. Пробравшись через искусственную паутину, Хани прошла мимо блока рубильников к «Логовищу крыс». Оказавшись внутри, она повела фонарем по маленькому помещению. Сто шесть мохнатых серых крыс, притаившихся в стропилах и свешивавшихся с невидимых ниток над ее головой, уставились на нее множеством отсвечивавших красноватым блеском глаз.

Хани с удовлетворением оглядела их. «Логовище крыс» было украшением «Дома ужасов», потому что животные были настоящими. Их чучела изготовил в пятьдесят втором году таксидермист из Нью-Йорка для дома привидений в «Парке Палисаде» в Форт-Ли. В конце шестидесятых ее дядя Эрл купил эти уже изрядно потрепанные чучела у одного человека из Северной Каролины, чей парк вблизи Форест-Сити обанкротился.

– Шанталь!

Хани вновь позвала сестру и, не получив ответа, покинула «Дом ужасов» через запасной пожарный выход. Перешагнув через электрические кабели, она срезала путь, пройдя через аттракцион «Загон», и направилась к центральной аллее.

С темнотой пытались бороться лишь редкие разноцветные лампочки, нанизанные на провисшие гирлянды флажков, зигзагом проходившие над аллеей. Все мелкие аттракционы и игры на ночь были забраны досками: стойка с молочными бутылками и цистерна с рыбой, игры «Сумасшедший мяч», «Железная клешня» со стеклянным ящиком, набитым гребешками, игральными костями и цепочками для ключей, «Герцог Хаззардский». Все вокруг было пропитано затхлым запахом попкорна, пиццы и прогорклого масла от пирожных-трубочек.

Это был запах быстро исчезавшего детства Хани, и она жадно вдыхала его. Если люди Диснея приберут парк к рукам, этот запах исчезнет навсегда, а вместе с ним и все мелкие аттракционы, «Киддиленд» и «Дом ужасов». Обхватив руками свои узкие плечи, она крепко сжала себя; эта

привычка развилась у нее за многие годы, потому что никто другой этого никогда не делал.

С тех пор как умерла мать – тогда ей было шесть лет, – это место было ее единственным домом, и Хани любила его всем сердцем. Составление письма людям Диснея было худшим из всего, что ей доводилось делать. Ей пришлось подавить все более нежные чувства в отчаянной попытке раздобыть деньги, которые были так нужны, чтобы семья не распалась, деньги, которые дадут им возможность не попасть в лапы благотворительной системы и позволят купить маленький домик в чистом месте где-нибудь по соседству, возможно, даже с красивой мебелью и садом. Но, стоя так посреди пустынной аллеи, она пожалела, что еще недостаточно взрослая и мудрая, чтобы все сделать по-иному. Потому что больше всего ей претила мысль потерять «Черный гром», а если бы американские горки по-прежнему работали, она ни за что на свете не отказалась бы от этого парка.

Таинственная ночная тишина и затхлый запах попкорна вернули воспоминания о маленьком ребенке, скорчившемся в углу трейлера, с прижатыми к подбородку коленями в струпьях, с ошеломленным взглядом огромных голубых глаз. В голове эхом разнесся сердитый голос из прошлого:

– Софи, да убери ты ее отсюда! Проклятие, от нее меня в дрожь бросает! Со вчерашнего вечера, как ты притащила ее сюда, она почти не пошевелилась. Только и знает, что сидеть да смотреть!

Хани услышала грохот тяжелого кулака дядюшки Эрла по кухонному столу, а потом раздалось монотонное причитание Софи:

– Да куда же я ее дену, Эрл?

– А мне плевать, куда ты ее денешь! Я не виноват, что твоя сестрица вздумала утопиться. Эти люди из Алабамского приюта не имели права заставлять тебя забирать ее. Черт побери, я хочу спокойно есть свой ленч без того, чтобы она торчала тут как какое-то привидение!

Софи прошла в угол жилого отделения трейлера и носком своей красной сандалии на веревочной подошве пошевелила пятку дешевой парусиновой туфли Хани.

– Не надо так себя вести, Хани! Иди на улицу и поищи Шанталь. Ты еще не видела парка. Она тебе все покажет.

– Хочу к маме, – прошептала Хани.

– Проклятие! Забери ее отсюда, Софи!

– Ну вот, слышишь, что Ты натворила? – вздохнула Софи. – Ты рассердила своего дядюшку Эрла. – Схватив Хани за руку, она потянула ее. – Вставай! Идем, я дам тебе сладкой ваты.

Софи вывела Хани из трейлера и повела через сосняк под палящим полуденным солнцем Каролины. Хани шла за ней, словно крошечный робот. Ей совсем не хотелось сладкой ваты. Утром Софи заставила ее съесть «Капитана Крунча», и ее стошнило.

Софи отпустила ее руку. Хани уже успела догадаться, что тетка не любит дотрагиваться до людей, не то что мать Хани, Кэролайн. Кэролайн всегда брала Хани на руки, обнимала ее, называла сладким пирожком, даже когда возвращалась усталая после целого дня работы в химчистке в Монтгомери.

– Хочу к маме, – прошептала Хани, когда они подошли по траве к колоннаде огромных деревянных столбов.

– Твоя мама умерла. Она не…

Последние слова Софи утонули в чудовищном визге, раздавшемся над головой Хани.

Хани тоже завизжала. Все ее печали и страхи, накопившиеся в ней с тех пор, как умерла мать и как ее оторвали от всего привычного, выплеснулись наружу, вытесненные тем ужасом, который она почувствовала, услышав этот неожиданный и необыкновенный шум. Она все кричала и кричала.

У нее уже было смутное представление об американских горках, но кататься на них еще ни разу не приходилось, как не доводилось и видеть горок такого размера, поэтому ей и в голову не пришло соединить этот звук с процессом катания. Она слышала только голос чудовища, того самого, что прячется в шкафу, крадется под кроватью и уносит матерей маленьких девочек в своей грозной огнедышащей пасти.

И у нее вырвались пронзительные крики. Все эти шесть дней, прошедших со дня смерти матери, она не могла выйти из оцепенения и теперь не останавливалась, даже когда Софи принялась трясти ее за плечи.

– Перестань! Прекрати кричать, слышишь?

Но Хани не могла перестать, она вырывалась из рук Софи, пока не освободилась. Потом бросилась бежать под рельсами, неистово размахивая руками, ее маленькие легкие напрягались каждый раз, как она исторгала свои печаль и страх. Подбежав к месту, где колея опускалась настолько, что под ней уже нельзя было пройти, она ухватилась за один из деревянных столбов. Чувствуя, как занозы вонзаются в руки, она держалась за этот предмет, внушающий ей дикий страх, в наивной вере, что если покрепче вцепиться в него, то сожрать ее он не сможет.

Потеряв счет времени, она слышала только свои всхлипывания и рев проносившегося над головой чудовища, чувствовала, как грубые занозы от столба впиваются в мягкую, как у младенца, кожу ее рук, и понимала, что уже никогда не увидит свою мать.

– Проклятие, да перестань ты орать!

Пока Софи стояла, беспомощно наблюдая за происходящим, сзади подошел дядюшка Эрл и с руганью оторвал Хани от столба.

– Что с ней такое? Что, к дьяволу, с ней происходит?

– Не знаю, – жалобно ответила Софи. – Это случилось с ней, когда она услыхала «Черный гром». Похоже, он ее здорово напугал.

– Ну, это просто никуда не годится! Мы ее баловать не собираемся, черт побери!

Ухватив Хани за пояс, он выволок ее из-под американских горок. Делая громадные неуклюжие шаги, он пронес ее между группами людей, пришедших в парк, и по наклонному настилу забрался в станционный домик, где пассажиры садились в «Черный гром».

Состав стоял пустой, готовясь принять следующую группу желающих кататься. Не обращая внимания на протесты стоявших в очереди, он протолкнул ее под поручнем в первый вагончик. Ее пронзительные вопли гулким эхом разнеслись под сводом деревянной крыши. Она отчаянно боролась, пытаясь вырваться, но дядя крепко удерживал ее своей волосатой ручищей.

– Эрл, ты что делаешь? – К нему двинулся Честер, старик, управлявший запуском «Черного грома».

– Ей охота прокатиться.

– Эрл, она слишком маленькая. Ты же знаешь, что до этих горок ей еще расти да расти.

– Это паршиво. Ну-ка, привяжи ее! И чтоб никаких там чертовых тормозов.

– Но, Эрл…

– Делай, что я сказал, или будешь уволен!

До ее сознания с трудом доходили возражения нескольких человек из очереди, но тут состав тронулся, я она поняла, что ее несет в самую пасть чудовища, проглотившего ее мать.

– Нет! – взвизгнула она. – Нет! Мама!

Поручень был слишком толстым для ее пальчиков, но Хани мертвой хваткой вцепилась в него. Она зашлась в горьком, безутешном плаче:

– Мама… Мама…

Вся конструкция заскрипела и застонала, когда состав пополз на высокий холм, немало способствовавший созданию легенды о «Черном громе». Пока состав садистски неторопливо вползал наверх, в детской головке Хани проносились картины одна другой ужаснее. В свои шесть лет она была оставлена во всей Вселенной один на один с этим исчадием ада. Совершенно беспомощная, она была слишком слаба, слишком мала ростом и годами, чтобы суметь защитить себя, и на всем свете не было ни одного взрослого, кто мог бы ей в этом помочь.

От страха перехватило горло, крошечное сердечко судорожно забилось в груди, а вагончик неотвратимо карабкался на вершину огромного холма. Выше величайшей в мире вершины. В заоблачную высь. Выше знойного неба, к тому темному месту, где прячутся только дьяволы.

Из горла вырвался последний вопль, когда вагончик перевалил вершину и перед нею на миг открылся ужасающий спуск, и вот она уже низвергается в самое чрево зверя, чтобы быть сожранной и растерзанной на части в эту самую темную ночь ее детской души, только для того, чтобы…

Опять взмыть вверх!

И затем вновь быть сброшенной в ад.

И вновь взмыть!

Она трижды погружалась в ад и снова воскресала, а потом ее проволокло над озерной гладью и затянуло в дьявольскую спираль. Она ударилась о стенку вагончика, когда смертельный водоворот понес ее вниз, прямо в воду, но в последнюю секунду, в каких-нибудь двух футах над поверхностью, состав выровнялся, и она вознеслась на следующий уровень. Состав замедлил ход и плавно доставил ее к станции.

Больше она не плакала.

Вагончики остановились. Дядя Эрл исчез, и Честер, оператор аттракциона, бросился было вытаскивать ее. Хани затрясла головой, хотя глаза по-прежнему сохраняли трагическое выражение, а маленькое личико было белым как мел.

– Еще, – прошептала она.

Она была еще слишком мала, чтобы внятно выразить чувства, которые дали ей американские горки. Единственное, что она понимала, – ей непременно нужно вновь пережить это ощущение – ощущение силы, которая сильнее нее, силы, способной не только наказать, но и спасти. Словно эта сила каким-то образом позволила ей прикоснуться к матери.

В тот день она прокатилась на «Черном громе» раз десять и позже, на протяжении всего детства, каталась всякий раз, когда нуждалась в обретении надежды на защиту высшей силы. Американские горки, сталкивая ее со всеми ужасами человеческого существования, в конце концов благополучно выносили девчушку на безопасный берег.

Жизнь у Букеров постепенно вошла в нормальную колею. Дядюшка Эрл так никогда и не полюбил ее, но смирился, видя, что она становится ему большей помощницей, чем жена или дочь. Софи была к ней добра, насколько может быть добрым человек, полностью погруженный в себя. Хани и Шанталь редко слышали от» нее какие-то распоряжения, за исключением требования посещать воскресную школу хотя бы раз в месяц.

Но именно на этих громадных американских горках, а не в баптистской церкви, она больше познавала Бога, и Бог этот был проще для понимания. Ибо того, кто, как она, не вышел ростом, был сиротой и вдобавок женщиной, преисполняла отвагой причастность к некоей высшей силе, чему-то сильному и вечному, что будет охранять и давать защиту.

Донесшийся из глубины аркады звук вернул Хани к действительности. Она упрекнула себя, что отвлекается от цели. Так недолго стать не лучше сестры. Пройдя вперед, она просунула голову в аркаду:

– Эй, Бак, ты не видел Шанталь?

Бак Оке выглянул из-за механического бильярда, который пытался починить, памятуя о ее угрозе, что если не будут исправлены хотя бы несколько машин, то он может убраться со своей здоровенной старой задницей назад в Джорджию. Его налитое пивом брюхо распирало грязную ковбойку, грозя оборвать пуговицы, когда он повернулся всем телом и тупо ухмыльнулся ей:

– Какая Шанталь?

И громко заржал своей шутке. Хани пожалела, что не может испепелить его прямо на месте, но она

уже потеряла слишком много работников из-за задержек с выплатой жалованья и знала, что не может позволить себе давать волю чувствам. И потом, Бак был вовсе не злобный, а просто туповатый. Правда, у него была неприятная привычка почесывать у себя в присутствии дам как раз те места, которые не следовало бы.

– Да ты настоящий шутник, Бак, верно? Тут Шанталь не проходила?

– Не-а, Хани. Тут были только я да моя персона со мной.

– Ну ладно, посмотрим, удастся ли хоть кому-то из вас до утра собрать парочку этих чертовых машин.

Бросив на него уничтожающий взгляд, Хани покинула аркаду и последовала в конец центральной аллеи. «Бычий загон», как именовали ветхое деревянное сооружение, где ночевали холостые работники, стоял в деревьях за рощей, служившей местом проведения пикников. Сейчас там жили Бак и еще двое мужчин. Она увидела сочившийся из окна желтый свет, но подходить ближе не стала, так как не могла представить, чтобы Шанталь вздумалось посещать Клиффа или Расти. Шанталь не из тех, кто будет просто сидеть и вести разговоры.

Тревожное чувство, медленно нараставшее вместе с осознанием того, что уже поздняя ночь, навалилось всей тяжестью. Так поздно Шанталь обычно не задерживалась. Определенно что-то произошло. И Хани боялась своих смутных подозрений.

Она огляделась вокруг, охватив взглядом полуразрушенные трейлеры, центральную аллею и аллеи для верховой езды. Над всем этим пейзажем возвышались громадные холмы «Черного грома», лишенные сейчас всей своей мощи, способной зашвырнуть испуганную маленькую девочку туда, где она могла опять найти надежду на нечто вечное, способное ее защитить. Поколебавшись лишь мгновение, Хани заспешила вниз, по заросшей травой бетонной тропке, ведущей к Серебряному озеру.

Ночь была теплой и тихой. Когда кроны старых сосен сомкнулись над ее головой, закрыв свет луны, в памяти начали всплывать звуки мелодии «Дикси», исполняемой на калиопе.

«Леди и джентльмены! Дети всех возрастов! Окунитесь в прошлое, в те великие прежние дни, когда хлопок был королем. Присоединяйтесь к нам, и мы отправимся на прогулку на колесном пароходе „Роберт Э. Ли“. Вы увидите прекрасное Серебряное озеро, величайшее озеро во всем округе Паксавачи, штат Южная Каролина…»

Сосны закончились у полуразрушенного дока. Остановившись, Хани поежилась. В конце дока возвышалась громада «Бобби Ли».

«Роберт Э. Ли» затонул во время зимнего шторма через несколько месяцев после аварии на «Черном громе». Сейчас его днище покоилось на глубине пятнадцати футов в грязной тине Серебряного озера. Вся его нижняя палуба вместе с гребным колесом, вспенивавшим когда-то волну за кормой, скрывалась под водой. Только верхняя палуба да лоцманская рубка возвышались над поверхностью озера. «Бобби Ли» сидел в конце дока – этот бесполезный и наполовину ушедший под воду корабль в призрачном лунном свете…

Хани снова поежилась и скрестила руки на груди. Лунный свет раскинул свои прозрачные пальцы по всей глади умирающего озера; ноздри девушки дрогнули от неприятного запаха разлагающейся растительности, дохлой рыбы и трухлявой древесины. Хотя она уже вышла из детского возраста, но бывать вблизи «Бобби Ли» по ночам по-прежнему не любила. Поджав пальцы ног, чтобы шлепанцы не шумели при ходьбе, Хани медленно побрела вдоль дока. Корпуса некоторых лодок были проломаны, и сквозь них виднелась стоячая вода озера. Хани сделала очередной шаг и, остановившись, открыла рот, чтобы позвать сестру. Но по телу поползли мурашки, горло сдавило, и она не смогла издать ни звука. Девушка пожалела, что не зашла в «Бычий загон» попросить Клиффа или Расти сходить с нею вместе.

Собственная трусость обозлила Хани. Ей было нелегко справляться со своими подопечными. Мужчины обычно не любят, когда ими командуют женщины, особенно шестнадцатилетние девушки. Если кто из них когда-либо узнает, что она испугалась такого пустяка, как старая разбитая посудина, ей перестанут подчиняться.

Позади нее сова, взмыв с дерева, устремилась к озеру. Хани судорожно вздохнула. И тут услыхала отдаленный стон.

Она не была склонна к предрассудкам, но пугающая громада мертвого корабля, неясно вырисовывавшегося в конце дока, невольно навевала мысли о привидениях, и на какую-то долю секунды Хани поверила, что, возможно, это вампир или суккуб, а может, и зомби. Но тут из-за края облака выплыла луна, и к ней вернулся здравый смысл, прибавив уверенности. Она уже точно знала, что это за звук, и он не имел к зомби никакого отношения.

Громко стуча шлепанцами, Хани помчалась в док, лавируя между прогнившими корпусами лодок и огибая груды канатов. Корабль затонул в пяти футах от конца дока; над поверхностью воды перед ней замаячил релинг верхней палубы, похожий на щербатую ухмылку. Она подбежала к куску толстой фанеры, служившему временными сходнями, и ринулась вверх. Фанера запружинила под ее весом, словно трамплин.

Прыжок отдался болью в пятках, когда Хани жестко приземлилась на верхнюю палубу. Она ухватилась за обломок релинга, чтобы не потерять равновесие, потом побежала к лестнице, спускавшейся в черную воду. Даже в темноте Хани удалось разглядеть белое брюхо мертвой рыбины, плававшей вблизи уходящих в глубь озера ступенек лестницы. Перебросив ногу через облупившийся деревянный релинг, она вскарабкалась по торчавшей над водой лестнице в лоцманскую рубку.

Недалеко от двери рубки лежали мужчина и женщина. Слишком занятые друг другом, они не заметили появления Хани.

– Отпусти ее, ты, подонок! – заорала Хани, добравшись до верхней ступеньки.

Тела отпрянули Друг от друга. Через разбитое окно рубки выпорхнула летучая мышь.

– Хани! – воскликнула Шанталь. Блузка у нее была расстегнута, соски серебряными долларами поблескивали в лунном свете.

Молодой человек пружиной вскочил на ноги, застегивая «молнию» на шортах; на нем была майка университета Южной Каролины с надписью «Бойцовые петухи» на груди. Какое-то мгновение он выглядел изумленным и сбитым с толку, пока не разглядел растрепанные волосы, тщедушную фигурку и враждебный хмурый взгляд, делавшие Хани похожей скорее на раздраженного двенадцатилетнего подростка, чем на девушку.

– А ну пошла отсюда, слышишь? – воинственно произнес он. – Не твоего ума дело!

Шанталь поднялась с палубы и принялась застегивать блузку. Ее движения были, как всегда, неспешными и ленивыми. Парень положил руку ей на плечо.

Этот привычный хозяйский жест, которым он обнял Шанталь, словно она давно принадлежала ему, а не Хани, только подлил масла в огонь. Шанталь принадлежит ей вместе с тетушкой Софи и руинами парка развлечений на Серебряном озере! Выставив указательный палец пистолетом, Хани ткнула в палубу рядом с собой:

– Ступай сюда, Шанталь Букер! Я не шучу. Немедленно иди сюда!

Шанталь постояла, уставившись на свои босоножки, затем неохотно сделала шаг вперед.

Студент колледжа ухватил ее за руку:

– Погоди минутку! Кто она такая? Что она тут делает, Шанталь?

– Это моя сестра Хани, – ответила Шанталь. – В общем, это она тут всем заправляет.

Хани опять ткнула пальцем на палубу рядом с собой:

– Еще как заправляю. А теперь быстро подойди сюда!

Шанталь попыталась пройти вперед, но парень не отпустил ее. Он и другую руку положил ей на плечо.

– Эй, да это же просто пацанка. Нечего ее слушать! – Он кивком головы указал в сторону берега. – Ступай откуда пришла, малышка!

Глаза Хани сузились в щелки.

– Послушай-ка меня, студентик! Не лучше ли тебе заткнуть клюв-недомерок в свои вонючие подштанники да смотаться с корабля, пока я не разозлилась!

Он недоверчиво покачал головой:

– Похоже, я тебя сейчас запросто выкину за борт, соплячка, на съедение рыбам!

– На твоем месте я бы даже и не пыталась! – Хани с угрожающим видом шагнула вперед, ее маленькая грудь выгнулась колесом. Она терпеть не могла, когда кто-нибудь насмехался над ее внешностью. – Я только на прошлой неделе вышла из исправительной колонии, где сидела за то, что пырнула ножом человека намного здоровее тебя. Мне грозил электрический стул, но спасло то, что я несовершеннолетняя. Задумайся над этим!

– Да неужели? Что-то не верится!

Тут подала голос Шанталь:

– Хани, ты ничего не расскажешь маме?

Хани, не обращая на нее внимания, не спускала с парня глаз.

– Тебе Шанталь сказала, сколько ей лет?

– Не твоего ума дело!

– Она сказала, что ей восемнадцать?

Он посмотрел на Шанталь, и впервые на его лице отразилась неуверенность.

– Я-то знаю, – с отвращением сказала Хани. – Этой девчонке всего пятнадцать лет. Разве в университете Южной Каролины тебя не предупреждали об установленной законом ответственности за изнасилование несовершеннолетних?

Парень поспешно отпустил Шанталь, словно испугавшись, что она радиоактивна.

– Шанталь, это правда? Ты же выглядишь старше пятнадцатилетней!

Хани не дала Шанталь возможности ответить:

– Она рано повзрослела.

– Послушай, Хани… – запротестовала было Шанталь. Но парень уже собрался уходить:

– Наверное, лучше нам попрощаться, Шанталь. – Он направился к лестнице. – Я чудесно провел время. Может, как-нибудь еще увидимся, ладно?

– Конечно, Крис! С удовольствием.

И он скрылся из виду, загромыхав вниз по лестнице. Они услышали, как загудел фанерный настил, потом раздался глухой удар, когда он спрыгнул на док. Обе девушки следили за ним, пока он не исчез среди сосен.

Шанталь со вздохом опустилась на палубу и откинулась к стенке рубки.

– Сигареты есть?

Хани вытащила помятую пачку «Салема» и, присев рядом с сестрой, подала ей. Достав из-под целлофановой обертки спички, Шанталь прикурила сигарету и глубоко затянулась.

– Зачем ты сказала ему, что мне только пятнадцать?

– Неохота было драться с ним.

– Хани, да ты же и не собиралась с ним драться! Ты ему не достаешь даже до подбородка. Ведь знаешь, что мне восемнадцать, – я же на два года старше тебя.

– А я могла бы и подраться с ним. – Хани взяла сигареты, но, мгновение поколебавшись, решила не закуривать. Она вот уже несколько месяцев как пыталась научиться курить, но все еще не могла привыкнуть.

– Да еще вся эта чушь об исправительной колонии и зарезанном парне. Ведь тебе же никто не верит!

– Некоторые верят.

– Думаю, ты слишком много врешь.

– Только так может существовать женщина в деловом мире. Иначе другие люди возьмут над тобой верх.

Голые, красивой формы бедра Шанталь, торчавшие из белых шорт, блеснули в лунном свете, когда она скрестила лодыжки. Хани внимательно рассмотрела обутые в босоножки ноги сестры с полированными ногтями. Она считала Шанталь самой красивой женщиной из всех, кого видела. Трудно было поверить, что она дочь Эрла и Софи Букеров, – ведь ни один из них не годился в призеры конкурса красоты. У Шанталь было облачко кудрявых темных волос, экзотический разрез кошачьих глаз, маленький алый ротик и мягкая женственная фигура. Темными волосами и оливковой кожей она напоминала жгучую латиноамериканку, но это впечатление было обманчивым, поскольку в Шанталь темперамента было не больше, чем у старой охотничьей собаки в жаркий августовский полдень. И все же Хани любила ее.

Шанталь выпустила изо рта струйку сигаретного дымка и на французский манер втянула ее в ноздри.

– Я бы, кажется, все отдала только за то, чтобы выйти замуж за какого-нибудь знаменитого киноартиста. Честно, Хани. Все бы отдала, лишь бы стать миссис Берт Рейнольдс.

Если Хани не ошибалась, Берт Рейнольдс был лет на двадцать старше Шанталь, но, зная, что сестру ни за что не переубедить, сразу же зашла с козырной карты:

– Мистер Берт Рейнольдс – мальчик с Юга. А всем парням Юга нравится жениться на девственницах.

– Я пока вроде как девственница.

– Благодаря мне.

– А я и не собиралась позволять Крису доводить дело до конца.

– Шанталь, а ведь ты могла бы и не суметь остановить его, дойди он до края. Ты же знаешь, тебе никогда не удавалось говорить людям «нет».

– Так ты не расскажешь маме?

– Да уж, как будто бы это помогло. Она бы просто переключила телевизор на другой канал и опять заснула. Уже третий раз я отлавливаю тебя с одним из этих студентиков. Они все вынюхивают вокруг тебя, словно ты посылаешь какой-то радиосигнал или что-то вроде этого. А где тот парень, с которым ты была в прошлом месяце в «Доме ужасов»… Когда я нашла вас, его правая рука была уже прямо в твоих трусах.

– Так приятно, когда парни делают такое. А он и в самом деле симпатичный.

Хани с отвращением фыркнула. Говорить с Шанталь не имело смысла. Она была очень мила, но сообразительностью не отличалась. Тем не менее нельзя было сказать, что Хани имела серьезные поводы для критики. Шанталь по крайней мере окончила среднюю школу, Хани же не могла этим похвастаться.

Хани бросила школу вовсе не из-за того, что была глупой, – напротив, она жадно читала и соображала на редкость быстро. Она ушла из школы потому, что у нее были дела поважнее, нежели общение с кучкой тупых девчонок, объявлявших всем и каждому, что она лесбиянка, только потому, что они ее боялись.

От этого воспоминания ей опять захотелось уползти куда-нибудь и спрятаться. Хани не была красавицей – не то что другие девочки. Она не носила модных-платьев и не обладала яркой внешностью, но ведь это еще не значит, что она лесбиянка. Тем не менее этот вопрос беспокоил Хани, потому что абсолютной уверенности в ответе у нее не было. Но запускать руки в свои шорты она бы никому не позволила – в этом она не сомневалась.

Воцарившееся между ними молчание прервала Шанталь:

– Ты когда-нибудь думала о своей маме?

– Не так уж и много. – Хани подобрала с палубы щепку. – Но коль уж ты заговорила об этом, тебе будет полезно поразмышлять о том, что случилось с моей мамой, когда она была еще младше тебя. Она позволила тому парню из колледжа овладеть собой, и это разрушило ее жизнь.

– Что-то я тебя не пойму. Ведь если бы твоя мама не спала с тем парнем из колледжа, ты бы не родилась. И где бы ты тогда была?

– Не в этом дело. Суть в другом – все эти парни из колледжа хотят от девчонок вроде тебя или моей мамы только одного. Они хотят удовольствия. И, добившись своего, сразу исчезают. Ты что, хочешь кончить жизнь в одиночестве с ребенком на руках, не имея никакой поддержки, кроме жалких подачек от государства?

– Крис говорит, что я красивее всех его знакомых из университетского женского клуба.

Это была бесполезная трата времени. Шанталь всегда удавалось увильнуть от разговора, как только Хани пыталась хоть что-то ей втолковать. В такие моменты Хани приходила в отчаяние. Как сможет ее сестра наладить жизнь, если Хани не будет рядом, чтобы присматривать за ней? Хотя Шанталь была старше, Хани многие годы опекала ее, пытаясь научить, как отличать добро от зла и как устроиться в этом мире. Знание всех этих вещей, казалось, приходило к Хани совершенно естественным путем, но Шанталь во многом была схожа с Софи. Она теряла интерес ко всему, что требовало малейших усилий.

– Хани, а почему бы тебе не привести себя немного в порядок, ведь тогда бы и у тебя появились приятели?

Хани вскочила на ноги:

– Никакая я, к черту, не лесбиянка, если ты на это намекаешь!

– Да я вообще говорю не об этом. – Шанталь озабоченно осмотрела дымящийся кончик сигареты. – Думаю, будь ты лесбиянкой, я бы первой об этом узнала. Мы же спим в одной кровати с тех пор, как ты перешла к нам жить, и я не помню, чтобы ты хоть раз пробовала ко мне приставать.

Слегка успокоившись, Хани опять села.

– Ты сегодня тренировалась с жезлом?

– Может быть… Не помню.

– Не тренировалась, значит?

– Хани, махать этим жезлом так трудно!

– И вовсе не трудно! Просто нужно побольше заниматься, вот и все. Знаешь, я собираюсь со следующей недели начать его поджигать.

– И почему ты выбрала такое трудное занятие, как дирижирование жезлом?

– Но ты же не можешь петь. Не играешь ни на одном музыкальном инструменте, не отбиваешь чечетку. Это единственное, что пришло мне в голову.

– Просто не могу понять, почему для меня так важно победить в конкурсе красоты и получить это звание «Мисс округа Паксавачи». Тем более что люди из компании Уолта Диснея собираются купить наш парк.

– Мы этого не знаем наверняка, Шанталь. Пока это просто слухи. Я написала им еще одно письмо, но ответа все нет, а мы не можем просто так сидеть и ждать.

– Но ты же не разрешила мне участвовать в этом соревновании в прошлом году. Почему я должна соваться туда в нынешнем?

– Потому что прошлогодним призом были всего сто долларов да набор косметики из универмага «Данди». А в этом будет вечерняя поездка с оплатой всех расходов в Чарлстон на прослушивание для программы «Шоу Дэша Кугана».

– Дело соврем не в этом, Хани, – недовольно заметила Шанталь. – Похоже, ты не совсем четко представляешь обстоятельства. Я понятия не имею о том, как вести себя на телевидении. Я с удовольствием бы стала парикмахершей. Люблю возиться с волосами.

– Тебе ничего и не надо знать о том, как вести себя в телестудии. Им требуется свежее личико. Я уже объясняла тебе это сотню раз.

Хани полезла в карман и извлекла изрядно потертую брошюрку, содержавшую все сведения о нынешнем конкурсе красоты «Мисс округа Паксавачи». Она открыла последнюю страницу. Лунного света было недостаточно, чтобы читать мелкий шрифт, но она столько раз изучала текст, что знала его наизусть.

Победительница конкурса красоты на звание «Мисс округа Паксавачи» будет награждена полностью оплаченной вечерней поездкой в Чарлстон благодаря любезности спонсора конкурса – универмага «Данди». Во время пребывания в Чарлстоне она пройдет отбор на участие в «Шоу Дэша Кугана» – весьма многообещающей новой осенней телепрограмме, которая будет сниматься в Калифорнии.

Продюсеры «Шоу Дэша Кугана» будут прослушивать красавиц с Юга в семи городах в поисках актрисы на роль Селесты, дочери мистера Кугана. Она должна быть в возрасте от восемнадцати до двадцати одного года, красивой и иметь сильный местный акцент. Кроме отбора в Чарлстоне, продюсеры намереваются также прослушивать актрис в Атланте, Новом Орлеане, Бирмингеме, Далласе, Хьюстоне и Сан-Антонио.

Хани нахмурилась. Эта часть условий ей не понравилась. Эти телевизионщики посетят три города в Техасе и только один из южных штатов. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять – они предпочтут какую-нибудь красотку из Техаса. По ее мнению, это было и неудивительно, ведь Дэш Куган был королем среди актеров ковбойских фильмов, но это ей все равно пришлось не по нраву. Еще раз глянув на брошюрку, Хани успокоила себя: ей ли не знать, что во всем Техасе не найдется никого красивее, чем Шанталь Букер.

«Успешно прошедшие отбор представительницы семи городов поедут в Лос-Анджелес для пробных съемок вместе с мистером Куганом. Любители кино помнят Дэша Кугана по его многочисленным ролям в более чем двадцати вестернах, в том числе в „Аркане“ и самом знаменитом фильме „Аламо Сансет“. Это будет его первое телевизионное шоу. Все мы надеемся, что именно наша землячка, „Мисс округа Паксавачи“, будет исполнять роль его дочери».

Шанталь прервала ее размышления над брошюркой:

– Послушан, дело ведь вот в чем – я хочу выйти замуж за киноактера! А не стать актрисой.

Хани отмахнулась:

– Сейчас твои пожелания мне безразличны. Мы почти в безнадежном положении, и, похоже, нам самим придется выкручиваться, используя все возможности. Безделье – отправная точка постепенного скатывания к казенным подачкам, и именно в этой пропасти мы в конце концов очутимся, если не будем действовать. – Она обхватила руками колени и зашептала: – Я нутром чую, Шанталь, это трудно объяснить, но я просто чувствую, что эти телевизионщики едва глянут на тебя и сразу же сделают из тебя кинозвезду!

Вздох Шанталь был столь продолжителен, что, казалось, исходил из самых ее подошв.

– Хани, у меня иногда от тебя голова кругом идет. Ты, наверное, пошла в того парня из колледжа, что был твоим папашей, потому что ни на кого из нас ты точно не походишь.

– Мы должны сохранить семью в целости, – яростно проговорила Хани. – Софи ни на что не годится, я слишком мала, чтобы получить приличную работу. И ты, Шанталь, – наша единственная надежда. Как только ты начала работать моделью в универмаге «Данди», сразу стаяло ясно, что ты – лучший шанс из всех, что имела наша семья. Если люди Диснея не купят этот парк, мы будем действовать по-другому. Мы трое – единая семья. И нельзя допустить, чтобы с ней что-нибудь случилось!

Но Шанталь, уставившись в ночное небо, погрузилась в мечтания о браке с кинозвездой и слов ее не слышала.

Дата добавления: 2015-09-05