Глава 25. Чугун матюгнулся и начал спускаться к краю

Чугун матюгнулся и начал спускаться к краю. Аксён ждал.

Со стороны леса свистнули. Аксён обернулся. Дядя Гиляй. Дядя производил непонятные знаки, Аксён на всякий случай помахал ему рукой.

Дядя выскочил из кустов, и, пригнувшись и нелепо отмахивая руками, побежал к дому.

— Ты чего, Гиляй, — заржал на крыше Чугун, — в партизаны записался? Партизан в нашем роду не было. Штандартенфюреров сколько угодно, а с партизанами напряг…

— Заткнись, кретин, — дядя через три ступеньки запрыгнул на крыльцо.

— А чего заткнуться то, все знают…

— Мусора, — простонал дядя, пытаясь отдышаться. — Сюда едут! Из города. В километре встали, колесо спустило… Миша Савельев с ними.

— Мусора… — Чугун поглядел на восток. — Может это опять… Социальные работники?

— Ты это в Мордовии рассказывать будешь! Овчаркам! — дядя громко постучал себя по голове. — Это за нами!

— Почему за нами… — Чугун свешивался с крыши. — Может просто…

— Ты что? Совсем дурак?! — рявкнул Гиляй.

И нырнул в дом.

Чугун стал спускаться с крыши.

Аксён наблюдал.

Почти сразу на крыльце нарисовался дядя. Он успел переодеться и выглядел неожиданно заурядно — ни дурацкой шапочки, ни головы кролика, джинсы, кожаная куртка, кепка. Олимпийская сумка через плечо. Увидел болтавшегося на краю Чугуна, сдернул его за ноги. Чугун шмякнулся на ступени.

— Значит так, — дядя быстро озирался. — Значит так, хорек. Ты ничего не знаешь. Меня не видел. Барахло… Барахло скинул?

— Нет еще… Человек должен послезавтра приехать, сейчас мобильники плохо берут…

— Ну и дурак, — ухмыльнулся дядя. — Это теперь твои проблемы. Про меня сам понимаешь — за соучастие дают гораздо больше.

— Понимаю…

— Ты… — дядя Гиляй повернулся к Аксёну. — Ты тоже. Меня здесь не было. И матери это передайте. Все, будьте здоровы, как-нибудь встретимся.

И дядя Гиляй быстрым шагом направился к станции. Чугун с потерянным видом стоял на крыльце.

— Что ты там говорил? — спросил Аксён.

Чугун отмахнулся.

— Ты, кажется, говорил, что мы с Тюлькой дерьмо?

Аксён улыбался.

— Что ты один у нас тут такой умный, да? Что мы никому не нужны…

— Ты? — Чугун сощурился, глаз совсем видно.

— Ты самый догадливый кретин во всей Костромской области! Тебе пора на чемпионат записываться! Жаль, что Тюльки сейчас нет, он бы оценил твою глупую рожу!

— Ты?! — уже заревел Чугун.

Прыгнул, схватил Аксёна за шею, повалил на землю. Аксён мог увернуться, но не увернулся. Они покатились по грязи, и Чугун оказался сверху, ударил в лоб, затем навалился, вдавливая локоть в горло Аксёна. Чугун жал и дышать стало трудно, в шею начало втыкаться что-то острое, то ли гвоздь, то ли щепка, неглубоко, но больно и неприятно.

Чугун старался, лицо сползло в сторону, рот оскалился, выставились коричневые зубы, глаза слиплись, слюна по подбородку. Чугун мычал. Но давил уже не сильно, выдохся уже, и Аксён не спешил вырываться, ему вообще больше не было куда спешить.

— Чего же ты не смеешься? — прохрипел он. — Что не смеешься, Чугун? Грыжа мешает? А мне вот смешно… Очень…

— Сдал… — скрежетнул зубами Чугун. — Сдал ведь…

Аксён плюнул.

Попал.

Чугун ударил. Правым локтем. Слишком близко, Аксён успел закрыться, но удар проскочил, зубы сошлись, Аксён почувствовал, что откусил щеку, рот наполнился кровью. Аксён набрал воздуха, вывернулся влево, стряхнул Чугуна, вскочил. Скула мгновенно распухла, голова кружилась, мозг отлип от черепа и болтался теперь сам, посередине, кажется, сотрясение.

Чугун отступил. Вытерся ладонью. Лицо испуганное и растерянное, видно, что о чем-то думает, старается думать, спешит.

Очень спешит.

— Всё, Иннокентий, — Аксён выплюнул соленую жижу. — Втык тебе, брателло, смешно, да?!

Аксён опять засмеялся. Ему на самом деле было смешно.

Чугун ударил еще, справа, в синяк, Аксён наклонился, пропуская кулак, Чугун прыгнул вперед. Аксён понял, что тот собирается сделать, и стал падать вперед, но Чугун успел. Левым локтем, в затылок. Получилось по касательной, иначе Аксён бы уже не поднялся. Он и так поднялся не сразу. Двор покачивался, земля шевелилась.

— Ты зря со мной время теряешь, — Аксён улыбался разбитым ртом. — Зря. Тебе бежать надо. Вслед за дядькой.

— Ну ты… — Чугун не находил слов. — Ты…

— Ага. Ну, теперь давай — попляшем. Ты не в форме, Чугун, я тебя уложу. А очнешься уже в красивых стальных браслетах. Давай, крыса! Давай!

Чугун не двигался.

— Ну что, брателло, — Аксён принялся растирать горло, — что делать будешь?

Чугун вздрогнул и стал похож на курицу, движения размельчились и разложились на фазы.

— Стоять тут, — приказал он. — Стоять, сука, я с тобой…

Больно. Нехорошо, подвернул что-то внутри. Аксён добрался до кучи покрышек, сел. Голова. Или зубы. Что-то там. Боль шла сверху, казалось, что сама она расположена где-то над головой, в пространстве, а вниз тянутся лишь ее тонкие острые щупальца, как медуза… Аксён задержал дыхание, сжал зубы и вытолкнул эту медузу наружу.

Вдохнул. Хорошо. И даже почти беззаботно — впервые за последнее время он чувствовал себя беззаботно. Захотелось вдруг лимонада. Самого дешевого, грушевого, из пластиковой бутылки — чтобы шибануло в нос, и глаза заслезились. Все закончится и пойду к Крыловой, подумал Аксён. Куплю дюшес, сухарики, шоколадку, сяду на насыпь и буду есть. И на поезда глядеть, сто лет уже на поезда не глядел…

Чугун вылетел из дома. С коробками. Три коробки отборной говяжьей тушенки, вкусная, с желе, с перчиком, как только поднял. Бегом к колодцу. Топить улики, догадался Аксён. Наткнулся. На что-то, Аксёну показалось, что просто на воздух. Два ящика уронил, они железно прогрохотали, третий разорвался, банки разлетелись веером. Стратегический запас. Чугун запнулся теперь еще и за банки, и упал уже окончательно.

Телефоны. Много. Штук пять, наверное. Пара слайдеров, раскладушки, черные мужские и розовые дамские. Разные. Вылетели из Чугуна, вызывающе разлеглись.

Чугун вскочил. Огляделся. Начал собирать банки и телефоны сразу, нагреб охапку, два телефона выпрыгнули, затем просыпал остальные. Ругнулся. Бросил банки и стал собирать телефоны. Аксён думал, что телефоны отправятся по карманам, но Чугун поступил по-другому. Он рванул к колодцу. Стукнулся головой о ведро и журавль начал раскачиваться, описывая широкую дугу, Чугун высыпал телефоны, Аксён даже услышал, как они булькают.

Вернулся за банками.

— Зря стараешься, — Аксён сощурился на солнце, — зря стараешься, Иннокентий. У нас пустые банки по всему дому разбросаны, их не успеешь утопить… А на них везде, ну просто везде твои отпечатки…

Чугун замер. Сидел на коленях, прижимал к груди банки. Сидел так почти минуту, затем вскочил и отнес банки на крыльцо. Вернулся, стал собирать снова.

— Поспешай, Иннокентий, поспешай. Только менты тоже не дураки — они в колодец водолаза запустят — просто обязательно. Потому что я им скажу!

Банки рассыпались. Чугун в ярости пнул одну ногой, получилось больно, зашипел.

— Какой удар! Ты, Иннокентий просто Павлюченко!

Чугун бросил банки и кинулся к Аксёну с кулаками, но тот уже вскочил, уже собрался, уже ждал нападения. Драться времени не было, Чугун понял это и сдулся.

— Слушай меня, — сказал он негромко. — Все было так…

Чугун огляделся.

— Я не стану тебя слушать…

— Слушай. Тебе же лучше будет оттого, что ты меня послушаешь… Короче… Насчет тушенки… Это я один сделал. Один. Ты понял?

— Ну, да, — усмехнулся Аксён, — я понял. За банду ведь больше дают.

— Дают, дают… — Чугун достал сигареты, попробовал закурить, не получилось, пальцы тряслись. — Зачем ты все это замутил?

— Что замутил?

— Вломил меня зачем?

— Я тебя не понимаю. Ты о чем говоришь, Иннокентий?

Аксён улыбнулся.

— Ладно, потом это… Будут спрашивать — ничего не знаешь! Скажешь, братан, притащил, купил по дешевке, понял?

Аксён молчал.

— Ты ничего толком не знаешь, стуканул на меня… потому что я тебя избил…

Чугун достал сигарету, сунул в зубы. Закурил.

— Так значит… так… Телефоны… Телефоны тоже. Ты тоже ничего не знаешь…

— Страшно? — спросил Аксён с удовольствием.

— Пошел ты… Брателло.

— Чего не бежишь?

— Все равно поймают, — равнодушно зевнул Чугун. — Если уж взялись…

Чугун закурил и поднял банку, но не с тушенкой, а с пивом. Открыл.

— Тушенку мне не припаяют, — сказал он, — вояки вряд ли заявили… Телефоны я нашел в лесу. Вот и все… Так что, брателло, получу я трешник условно, да и то вряд ли! И жизни тебе не будет, я тебе обещаю! Ты вешайся, Аксель! Вешайся!

Аксён вздохнул, поглядел счастливо в небо.

— Что ты лыбишься? Ты у меня потом будешь лыбиться, стукачок! Ты у меня кровью будешь…

Аксён смотрел в небо.

— Ты лыбишься… — Чугун оборвался, закашлялся. — Так…

Протянул он.

— Так, я, кажется, понимаю… Я понимаю! Ты стуканул про…

Чугун замолчал. Потому что из-за угла дома показался Савельев. Капитан. В форме, ботинки у него опять были в какой-то тине, и был Савельев этим весьма недоволен, старался протереть подошвы о землю, о колодец и даже друг о друга.

Аксён удивился, почему Савельев явился не через калитку, эта мысль застряла в голове и следующие десять минут он думал только об этом — почему он не вошел в калитку, словно это было хоть сколько-нибудь важно. Двор, Чугун, тусклые банки вкусной тушенки с желе, журавль колодца и ведро, оно раскачивалось, брякало о сруб, рыжая грязь, весь двор в рыжей грязи, почему не через калитку?

Савельев увидел банки на крыльце и улыбнулся. Чугун тут же кинулся к нему.

— Там автомат! — Чугун ткнул пальцем в сторону леса. — Автомат! Я сам выдаю, добровольно! Нашел в лесу, давно сдать хотел! Тушенку купил у барыги! И про телефоны признаю! Чистосердечное! Ущерб весь возмещу! Телефоны тоже нашел в лесу! Брата хотел в школу собрать…

Он еще что-то кричал, висел на рукаве Савельева, Аксён уже и не слышал совсем, все думал про эту калитку. А потом вообще не думал.

Дата добавления: 2015-09-03