Глава 21. — Все — Чугун остановился

— Все… — Чугун остановился. — Все, спина, не могу…

Он положил Тюльку на землю.

— Двадцать столбов осталось, — Аксён указал на номер. — Давай еще хотя бы пять.

— Не, — Чугун сел на насыпь. — Скрючит…

— Разотрешься. Руколова тебе массаж сделает.

Чугун помотал головой.

Врет, подумал Аксён. Врёт, собака, ничего у него не болит. А у Тюльки колено распухло уже хорошо. И посинело.

— Я не могу, я тебе серьезно говорю…

Чугун продемонстрировал бледную поясницу с красными прожилками. Аксёну захотелось как следует пнуть его в эту поясницу, чтоб полетел он с насыпи, кувыркаясь, калека.

— У меня грыжа ведь, ты знаешь…

Про грыжу Аксён ничего не знал.

— Мне вообще поднимать тяжелое нельзя, она может выставиться…

— Сволочь ты, ничего у тебя не выставится.

— Я тебе говорю — у меня грыжа, я тебе показать могу!

Чугун вскочил и принялся распускать ремень на брюках.

— Не хочу я смотреть на твою грыжу!

— Покажи грыжу… — пробормотал Тюлька.

Глаза у него медленно сходились к переносице и наливались красным. Тащить на руках Тюльку Аксён больше не мог. На плече… Тюлька был слишком костляв и скатывался.

— Повезу тебя на закорках, — сказал Аксён. — Слышишь меня?

— Слышу…

— Помоги, сволочь, — Аксён повернулся к Чугуну.

— Помогу, сволочь.

Чугун помог.

— Держись за шею! — велел Аксён.

— Пусть Чугун грыжу покажет…

— Да пожалуйста…

Грыжа действительно имела место. Мерзкая и бледная, и тоже в прожилках, Аксёна чуть не стошнило. Тюлька принялся хихикать и трястись.

— Держись, говорю! — Аксён ткнул локтем.

Тюлька сжал руки, Аксён пошагал по шпалам. Через два столба началась тропинка, и они с Тюлькой спустились вниз, Чугун с грыжей отстал, брел, ругаясь, что этот перенос надолго уложит его в постель, грыжа явно воспалится, понадобиться операция, возможно ему даже дадут инвалидность…

Аксён подумал, что если такому гаду, как Чугун дадут еще и инвалидность, это будет совсем уж несправедливо, бесплатно в пригородном ездить будет, сволочь. Поэтому он сказал:

— Теперь понятно, почему тебя Руколова к себе не пускает. Кому ты нужен, с грыжей-то?

Чугун заткнулся.

Они спустились с насыпи в лес. Тяжело. Тюлька был легкий, но неудобный. Иногда он то ли засыпал, то ли отключался, и начинал сползать, Аксёну приходилось его придерживать, это все очень усложняло. Однако, постепенно Аксён приноровился, пристроил Тюльку на плечах поудобнее и шагать стало легче. Чугун стал отставать. Дышал громко, с хрипом, постанывал, всячески показывая, что ему трудно.

Сволочь. Настоящая тупая сволочь, разобраться со сволочью, но это потом.

— Пришли почти, — подал голос Тюлька, — вон то дерево я знаю…

Аксён промолчал. Плохо. Болел живот и плечи, легкие лопались, болели даже глаза, ничего, меньше километра осталось, можно дыхание даже задержать…

— Стойте… — прокаркал Чугун. — Стойте, придурки…

Аксён остановился. Пусть так, даже лучше.

— Ну? — он пытался восстановить дыхание. — Что тебе?

— Там… дома… не болтайте… Тюлька, ты слышишь? Ты бродил по лесу и влетел в капкан. Понял?

Тюлька прохныкал что-то утвердительное. Аксён промолчал.

— Ты что молчишь? — прохрипел Чугун. — Ты меня слышишь?

Аксён сказал, что слышит, после чего рекомендовал Чугуну идти поглубже, и делать покруче.

— Хуже будет, Аксён, поверь мне… — мерзким голосом сказал Чугун. — Сам знаешь, со мной чревато…

Аксён повторил, куда и что. И даже полегче чуть стало. И подумал еще — хорошо, что дом на самом краю стоит, все-таки удобно.

Он втащил Тюльку на крыльцо, пинком вышиб дверь, влетел в зал.

Мать разгадывала кроссворд, охнула. Аксён положил Тюльку на диван, сам опустился рядом.

— Этот придурок покалечился, — сообщил появившийся следом Чугун. — Ты смотри, Вер, копыто ему как разворотило.

Чугун засучил Тюльке штанину.

— В больницу надо… — выдохнула мать. — За машиной надо бежать, к Мишке…

— Никуда не надо, — негромко сказал дядя Гиляй.

Он появился из-за спины Чугуна. На лице скука.

— Да… — протянул он. — Красиво разбацано… Не, Любка, не следишь ты за своими пацанами…

— Гангрена может начаться, ты посмотри только…

Глаза у матери блестели пластмассово, говорила одно, а глаза были другие.

— Надо прорезать, — дядя Гиляй зевнул. — Часа через полтора поздно уже будет.

— Одурел совсем, — сказала мать. — Давайте машину…

Но пусто, совсем пусто, сквозь стекло.

— Заткнись лучше, — зевнул Гиляй. — Заткнись. Дура…

— Может на самом деле лучше в больницу? — предложил Аксён.

— В больницу…

Дядя Гиляй пустился шарить по карманам.

— В больницу, говоришь… В больницу хорошо, правильно… В капкан попал, скажете. А в больнице спросят — где это Славик Аксентьев умудрился по весне влететь в капкан? Где он попал в капкан?!

Гиляй резко выбросил руку, схватил Аксёна за нижнюю губу.

Было больно, Аксён дернулся, но дядя держал хорошо, крепко.

— Где он в капкан попал? — повторил дядя.

— Гиляй, отпусти его, — сказала мать равнодушно.

Гиляй отпустил, Аксён вытерся, на лице остался табачный след от крепких дядиных пальцев.

— Я скажу, где он попал в капкан, — Гиляй закурил. — Они наверняка грабили дачи. А дачник сейчас злой, особенно столичный… Московские дачи чистили?

Аксён промолчал.

— Понятно. Они чистили московские дачи, и Слава попал в капкан. Дурачье. Вот дурачье-то! Надо было попробовать сначала палкой…

— У него кровь там в коленко натекает, — перебил Аксён. — И дальше будет натекать…

— Ты что… — дядя хотел выругаться, но замолчал.

Огляделся.

— Где этот болван? Чугун где?!

Показался Чугун.

— Тащи самогон! — рявкнул дядя Гиляй.

Чугун исчез и через минуту явился с бутылкой.

— Для себя берег…

Но дядя уже выхватил посуду, выдрал пробку зубами и приступил к Тюльке.

— Славик! — улыбнулся дядя Гиляй. — Славик, сейчас будет немного больно…

Дядя щедро полил колено Тюльки самогоном. Затем он полил самогоном руки, и ножик, а потом перехватил Тюльку за ногу, и воткнул лезвие ниже колена и потянул вверх. Кожа разнеслась, потекло розовое, и колено спало, и Гиляй снова полил из бутылки, Тюлька дергался и скрипел зубами.

Гиляй утек и вернулся с бинтом и шприцами, он вколол пилюльку в тюлькино бедро, и тот растянулся, зашевелился, зевнул.

Дядя поглядел на Аксёна.

— Все хорошо, — сказал Гиляй. — Все нормально. Полчаса и баю-бай. Через пару дней запрыгаешь как новенький. Славик, я тебе костыль вырежу, будешь как настоящий пират! Тебе нравятся пираты?

— Нравятся… И саблю еще…

— И саблю, — заверил дядя Гиляй, — какой же пират без сабли?

Тюлька сказал еще что-то, уже неразборчивое. И все, уснул.

— Завтра суп сварю, — сказала мать к чему-то.

Чугун сидел на крыльце. Курил и хлебал прямо из горлышка. Это было даже лучше.

Он не успел обернуться, Аксён ударил его кулаком. В затылок. Сильно и подло, но с Чугуном нельзя было по-другому, по человечески Чугун не понимал.

Чугун поплыл. От удара, и от самогона, от всего. Он поднялся и, матерясь, двинулся на Аксёна. Тот не стал терять времени. Левой в печень, затем сразу правой, в подбородок. Коротко и плотно. Чугун рухнул вперед, лицом на ступеньки. Попробовал подняться, но Аксён добавил еще. Так, чтобы было завтра, что вспомнить. Чугун расплылся.

Затем ногой. Аккуратно, в ребра. Чтобы болело долго, а повреждений не случилось. А если бы и случилось — плевать, Аксён добавил еще.

Чугун сел.

— Я тебя прощаю, — сказал он. — Я слишком устал сегодня, не хочу драться…

Чугун дотянулся до самогона.

— Знаешь, брателло Аксель, возле железной дороги что-то происходит… необъяснимое…

На крыльце появился дядя. Отобрал у Чугуна бутылку, отхлебнул.

— Мы тоже всегда дрались, — сказал Гиляй. — С братаном. У него характер был… тоже. Иннокентий очень похож… Знаешь, Иван, с возрастом люди меняются.

Дядя налил самогона в ладонь, протер шею и добавил:

— Но не все.

Тюлька поднялся на следующий день. Дядя Гиляй снял бинт, нога выглядела уродски, синяя, в кровопотеках. Но по краям раны уже начала нарастать молодая кожа, короста не загнила, Гиляй потыкал пальцем в кость ниже раны, удовлетворенно хмыкнул, и сказал, что на Тюльке заживает все как на жирафе. Мать выглянула из-за плеча дяди и вспомнила, что в два года Тюльке прищемили руку, да так, что слезли все ногти — и ничего, через неделю выросли новые.

Это все от экологии, заметил Чугун, экология у нас хорошая. Дядя Гиляй взглянул на него через щур, и Чугун растворился.

Мать притащила зеленку, дядя Гиляй и на нее посмотрел. Он сказал, что никакой зеленки не надо, мух сейчас нет, пусть так хромает, заживет быстрей, на воздухе-то. И вообще лучше больше ходить, для кровообращения. Тюлька тут же начал ходить, как робот, нога у него не сгибалась, все вместе — несгибающаяся нога, короткое пальто, грязная шея — все производило унылое впечатление. Нога скрипела. Громко скрипела, Аксён понимал, что скрипит совсем не нога, а половицы, но от впечатления отделаться не мог, и жить не хотелось. Туго было жить, через стену, прилагая усилия.

Потом Тюлька устроился на крыльце и разглядывал свою новую ногу с интересом. Аксён сидел рядом, молчал, смотрел в лес и совсем ни о чем не думал. Через полчаса появился Чугун, он притащил Тюльке игрушку. Непонятно откуда, вряд ли он успел бы в город смотаться, раздобыл где-то здесь. Китайские гонки. В смысле, сделанные в Китае. Автодром. Машинки, маленькие, в четверть спичечного коробка, они с верещанием бегали по спирали, а внутри самого устройства шизоидно завывали китайские голоса. Тюлька включил свой адский агрегат, уставился на карусель и впал в транс. Аксён тоже впал, машинки бегали по кругу с тупым ослиным упрямством, вверх медленно, вниз быстро, вверх медленно, вниз быстро.

Очнулся Аксён минут через пятнадцать, на крыльцо вышла мать и отключила аппарат. Тюлька поднялся и отправился к себе, и лег. Аксён остался. Три дня. Возможно, четыре.

Чугун. Здоровехонек, отметил Аксён. Как новенький даже. Вчера я его неплохо разрисовал, а сегодня уже ничего — ни фонарей, ни ссадин. У Чугуна морда такая — крепкая, коричневая, шкура толстая, как у монгола, будто всю жизнь в седле провел. В Аксентьевых Чугун не пошел, смугленький. Бабушка его и сейчас Чугунком зовет. Только не Чугунок он уже.

Чугун сел рядом, закурил.

Кажется, у них еще был брат. Аксён точно не знал, с матерью бесполезно разговаривать, Чугун говорил, что брат был, но его забрали в космонавты. Бабушка как-то проговорилась, что тоже. Старший, старше чем Чугун. Что-то с ним стало, точно не известно. Давно уже. Аксён иногда представлял его. Ну, самого старшего брата.

Как они бы с ним жили. Как он бы уходил с утра на работу и приходил бы вечером. Нет, даже не приходил, приезжал на мотоцикле. И они на рыбалку бы. И в Кострому. И еще куда.

Чугун закашлялся, но сигарету не бросил, затягивался в промежутках, плевался желтой слюной. Кончилось это тем, что сигарета сломалась, Чугун разочарованно вздохнул и сказал:

— Короче, Аксён, тут дело есть…

Дата добавления: 2015-09-03