Глава 16. Он грыз спички

Он грыз спички. Всегда. Класса со второго. Может с третьего.

Сначала скусывал и сплевывал головку, потом начинал потихоньку расщеплять деревяшку, на две части, потом на четыре, потом еще пополам.

А иногда по другому. Зажимал между верхними резцами и медленно сжевывал в мелкую древесную труху. Спички были вкусные. На самом деле, ему они нравились, чуть кислые, и если хорошенько измельчить и расслюнявить, то можно понять из чего — из сосны, из березы, а если повезло — то и из пихты.

Ей не нравилось. Улька говорила, что спички грызут исключительно одни колхозаны. Из Коммунара, отсталые угрюмые личности. Аксён спрашивал — когда это она была в Коммунаре? Откуда это она знает повадки коммунаровских кавалеров? Они ссорились. Не по настоящему.

Жевать спички — вредно, утверждала она. Их пропитывают формальдегидом, или метилом, или еще какой отравой, от которой выпадают волосы и глаза все время красные. Бросай это дело.

Аксён не бросал. Тогда она стала называть его Федулом.

Федул, как дела? Федул, куда пойдем сегодня? Федул, как твой брат Кузьма?

Он продержался неделю. Неприятно, когда тебя называют Федулом при посторонних. Спички были отставлены.

Он ел акацию.

Тоже давно. Если идти от Ломов до города по дороге, то там много акации, раньше был парк, но так давно, что через него пророс уже настоящий лес. А акации остались. Дикой, низкорослой и колючей. Когда цветет, пахнет хорошо, медом. И цветки на вкус тоже, нормальные. Аксён шагал в город, по пути обрывая цветки, и когда добирался до города, пальцы уже оранжевели. И язык. И в волосах тоже, желтая пыль.

Акацию жрут одни лишь баторцы, смеялась Ульяна. Ты что, баторец?

Попробуй, отвечал он. Это ничего, нормально.

Сам лопай свою акацию, Федул. А лучше не лопай, завязывай с этим делом. И курить заодно бросай.

Курить он бросать не собирался. Только начало нравиться, а тут и бросай. Нет уж, в жизни и так мало радостей.

Она сказала, что не собирается целоваться с пепельницей, противно. Он стал чистить зубы по пять минут и еще суперминт в день два раза, ему казалось, что помогает. А она в ответ начала курить. Такие длинные сигареты. Так нагло стала курить.

Аксён терпел. Где-то около месяца они курили вместе. Тупо так, вставали друг напротив друга и курили, глядя в глаза. Потом Улька начала кашлять. Так глубоко, по-шахтерски.

И он бросил. Она тоже. А он еще и акацию бросил. Хотя она и так уже отцвела, стручки появились.

Откуда-то взяла, что грязные ботинки — это неуважение к собеседнику. А его персональные грязные ботинки — это неуважение персонально к ней. В ботинках отражается душа, между прочим, так какой-то французский философ написал, а в твоих ботинках что может отразиться?

Ботинки действительно были грязные, денег тогда стало совсем уже мало, и до города он добирался почти всегда пешком, в любую погоду, чистить потом не хватало сил.

Ульяна же назло принялась носить белые сапожки. По улицам в галошах, по школе в сапожках. И пальто белое. И мех тоже, песец. Рядом с ней он казался чумазым.

Может, мне еще расчесываться начать? Брякнул он сгоряча.

Хорошая идея. Рассмеялась она.

На следующий день после школы он не пошел ее провожать, отправился в парикмахерскую и побрился налысо, так, чтобы блестело. И расчесывать было совсем нечего.

Ульянка долго смеялась, а потом подарила ему две бархотки — одну для полировки лысины, другую для полировки ботинок. А также специальный воск, выдавленный из высокогорных альпийских пчел. Иван принял подарок невозмутимо, тут же нанес воск на голову и принялся полировать. Получилось живописно, в голову теперь можно было смотреться, как в зеркало.

Но от надраивания ботинок Аксён отказался наотрез. Поскольку справедливо считал — сегодня ботинки заставит чистить, а завтра и вообще на шею сядет.

Ульяна попробовала уговаривать. Аксён непреклонничал. Тогда она поступила так. Прокралась в мальчиковую раздевалку во время урока физкультуры, выкрала его грязные ботинки, почистила их, а затем выкрасила в желтый цвет.

Мощный удар, ходить в желтых ботинках было стремновато, и весь день Аксён прожил в рваных кедах. Он понял, кто устроил ему эти желтые ботинки, но ругаться не стал. Дома он попытался оттереть ботинки ацетоном, но потерпел фиаско. На следующий день он отправился в школу в ботинках как они были — цвета лимона. Но все равно грязные. Народ смеялся.

Тогда Ульяна устроила в классе сбор средств на чистку ботинок Ивана Аксентьева, и собрали почти семьдесят рублей, которые с торжественностью вручили Аксёну, он не отказался.

Ульяна, разумеется, победила. Она поступила просто — стала чистить ему ботинки сама. Все бежали на обед, Ульяна нет. Она доставала сумку с аксентьевской сменкой и чистила. Хватило четырех дней. Аксён сдался. И с тех пор его обувь позорно блистала позорной чистотой.

Кроме того Аксён лишился еще нескольких незначительных безобидных привычек, как-то цыкать зубом, шевелить ушами и громко петь частушки собственного сочинения про Робинзона Крузо, и даже впоследствии часто думал — зачем он их вообще сочинял?

Труднее было с драками. В тот год Аксён сорвался. Он снова стал драться. Как раньше. Началось все случайно, с Лимонова, а дальше…

Как всегда. всеполучилось как всегда!

Как-то раз Ульяна получила двойку. Это было неожиданно, но заслуженно, к физику у Аксёна не было никаких претензий. А вот Лимонов позволил себе неправильное лицо. Как многие до него. У всего класса сложились сочувствующие лица, а Лимонов злорадствовал. Причина этого осталась неизвестна, но Аксёну причины не требовалось. Лимонов был повержен в два удара. Аксён почуял кровь и в течение недели разобрался со всеми, кто посмотрел на него косо за последний год. И на нее. И за год до этого, он прекрасно помнил их всех. Каждого.

Его пытались два раза подловить со старшими товарищами, один раз они загнали его на крышу насосной станции и совершенно зря — крыша была худая, и две трухлявые от ветров и влаги кирпичные трубы поставили Аксёну неограниченный запас снарядов, и враги бежали с большими потерями.

Второй раз его поймали на мосту, Аксён дико рассмеялся, обещая, что первого, кто приблизится ближе, чем на пять метров, он выкинет в реку. А если не получится выкинуть, то он уши будет откусывать.

И подойти не решились. Аксён подумал, что неплохо бы купить боевую рогатку — чтобы расстреливать врагов издали. Жаль, что за рогаткой в Кострому нужно ехать. Или самому можно сделать, только резину негде найти…

А потом он устроил Боевую Пятницу, даже без рогатки. Он прошел улицу Любимова, от леспромхоза до Риковского моста, по пути вступая в драки со всеми, кому было от шестнадцати до двадцати. В самом конце Любимова ему повезло, попался чемпион ЦФО по кикбоксингу среди юниоров. Очнулся Иван под столбом, незнакомая старушка лила на него воду и проклинала распоясовшихся хулиганов.

О всех его победах доносили Ульяне.

Ей жаловались. Сестры тех, кого он побил. Подруги тех, кого он побил. Иногда даже родители.

Некоторое время Ульяне нравилось чувствовать себя важной и нужной. Ведь она делала доброе дело, боролась за мир. Для нее он мог даже извиниться и пожать руку тому, кто совсем недавно собирался разбить ему монтировкой коленную чашечку.

Однако скоро это стало надоедать. А потом кто-то распустил слух, что во всем виновата она. Что Аксён совсем не сорвался, что это она ему велела. Лупить всех. Потому что считает себя главной красавицей в городе и в доказательство этого он всех и бьет.

И тогда подкараулили Ульяну. Девчонки. Поцарапали, потаскали за волосы, синяк на плечо поставили. Когда Аксён увидел этот синяк, он не стал волноваться. Он попросил назвать фамилии. Конечно же, она не назвала. Сказала, чтобы не лез, не нужна ей его помощь, он только хуже все делает, от нее уже шарахаются.

И Аксён тут же успокоился и зарыл томагавк войны. За одну секунду. И Ульяна тоже — немножечко поплакала, а потом испекла печенье. Они пили чай, хрустели овсянкой, Аксён думал, что всех вокруг можно побить. Главное помнить, что самый главный враг всегда рядом. Даже внутри. А еще он думал, что никогда раньше так сильно не думал.

Дата добавления: 2015-09-03