Двенадцать ступеней» — куда?

Итак, согласно модели болезни, зависимость перестает рассматриваться как «зло» и становится «болезнью», а зависимые люди — жертвами, утратившими контроль над собственной жизнью. При этом поощряется мысль, что человек бессилен перед лицом зависимости. Стратегия помощи в рамках этой модели заключается в усилении власти «я-хорошего», а ведь это способствует сохранению внутреннего раскола. Для того, чтобы «я-хорошему» было легче удерживать контроль, многие стараются примкнуть к группе, члены которой воздают должное тем же ценностям. С разрушением традиционных структур, которые служили поддержкой для «я-хорошего» (церковь, община, семья), образовывающийся вакуум заполнили так называемые группы «Двенадцати ступеней». По иронии судьбы, ярлык «группы самопомощи» навесили как раз на те формирования, которые поощряют убеждение, что люди сами по себе беспомощны.

Не удивительно, что подход, сущность которого состоит в поддержке и усилении внутреннего диктатора методами группового воздействия, отдает предпочтение модели болезни. Большинство групп «Двенадцати ступеней» работают только при условии полного подчинения их правилам — правилам «Двенадцати ступеней». (273:) Модель болезни этому весьма способствует, поскольку для такого подчинения человек должен быть уверен в своей совершенной беспомощности. «Двенадцать ступеней» — авторитарное изобретение, поскольку представляет собой набор непререкаемых жизненных правил. Вкратце их требования заключаются в следующем: признать свое полное бессилие; полностью подчиниться высшей силе (Богу); неустанно работать над устранением недостатков собственного характера при содействии высшей силы; раскаяться и стремиться к исправлению; оказывать помощь ближним посредством распространения послания, в котором все эти правила изложены (так называемого «Слова»).

Хотя известное движение «Анонимных алкоголиков» в конце концов приняло модель физиологической болезни, поначалу оно рассматривало пьянство как дефект характера, а потому делало акцент на традиционном моральном усовершенствовании. Поэтому неудивительно, что ценности, лежащие в основе идеологам «Двенадцати ступеней», являются прямыми наследниками порожденного религией морального раскола между добром и злом. Какой бы высшей силе мы ни подчинялись, какое бы конкретное содержание мы ни вкладывали в это понятие, в любом случае мораль, которая из этого проистекает, остается традиционной: она отрицает в человеке значимость всего плотского («животного») и эгоистического. Ключевым словом в выражении «высшая сила» является «сила», поскольку «я-хорошее» набирает мощь, приближаясь к идее некой всеведущей силы, которая определяет, что хорошо, а что плохо. То, как человек представляет себе высшую силу, не имеет значения, поскольку она в любом случае остается источником, опорой и моральной основой «я-хорошего». Как и большинство диктаторов, «я-хорошее» рвется к власти под тем предлогом, что «оно лучше знает».

Поскольку упомянутое движение «Анонимных алкоголиков» (далее АА) было прототипом «Двенадцати ступеней» и послужило также моделью для множества других похожих организаций, остановимся на нем подробнее. Хотя на первый взгляд у АА нет лидера (фактически роли лидеров исполняют старые члены), на самом деле эта организация имеет много общего с авторитарными культами: непререкаемый письменный источник («Слово»); диктат регламентирующих жизнь правил; перемена убеждений, достигаемая благодаря подчинению некой сверхчеловеческой силе; (274:) зависимость от группы, что часто ведет к разрыву отношений с теми, кто не признает священной важности «Двенадцати ступеней». Несогласие с любой из «ступеней» рассматривается как отступничество или сопротивление. Как и в других авторитарных структурах, здесь манипулируют страхами и желаниями людей, причем страх перед уходом из группы внушается многократным повторением угрозы «Без нас ты не сможешь ничего поделать».

Главным условием действенности любого авторитарного образования является покорность, капитуляция. В первой части нашей книги подробно объяснялось, почему сам акт капитуляции перед кем-то или чем-то имеет серьезные психологические последствия. Передача власти тому, кто представляется нам более сильным и достойным, чем мы сами, не только на время избавляет от любых конфликтов, но и позволяет ощутить себя обновленным и даже родившимся заново. Это ощущение «возрождения» характерно для всех переживаний, сопутствующих религиозному обращению, которые в сочетании с раскаянием и желанием исправиться рождают уверенность, что в моральном плане с прошлым покончено навсегда. Присоединяясь к АА, люди полностью подчиняются правилам «Двенадцати ступеней» и обретают твердую веру в то, что если как следует и достаточно долго «работать над ступенями», то они сотворят чудо, даровав человеку трезвость. Однако для такого чуда необходима постоянная поддержка группы, потому что «Двенадцать ступеней» не устраняют внутренний раскол, а способствуют усилению одной стороны за счет подавления другой. «Я-хорошее» не может в одиночку сдерживать «я-плохое», какими бы высокими идеями оно ни вооружалось (или каким бы идеям ни покорялось). Вот почему для таких программ важно заставить людей признать свое бессилие перед лицом жизни, чтобы они не могли ни дня прожить не только без идеологии «Двенадцати ступеней», но и без поддержки группы.

Модель АА не просто программирует людей таким образом, что они перестают себе доверять, — недоверие к себе является необходимым условием ее работы. Апологеты движения не устают повторять: «Двенадцать ступеней действуют — значит, нечего в них сомневаться!» Если кто-то все же уходит из группы, можно быть уверенным, что его зависимость («я-плохое») почти наверняка снова выйдет наружу — как его и предупреждали. Тем же, кто (275:) возвращается, не избежать самодовольного упрека: «Ведь мы же тебе говорили!», что еще больше убеждает человека в собственном бессилии. Группа фактически выступает в роли хора «я-хороших», чей рефрен — «В одиночку ты никогда не справишься!». АА истолковывают свою способность прогнозировать рецидивы как подтверждение правильности своей идеологии (а не как свидетельство ее неэффективности), пользуясь этим для ужесточения авторитарного контроля по отношению к своим членам. Мы же убеждены, что модель расколотого «я» гораздо лучше объясняет, почему даже после многолетнего периода воздержания в глубине души человека звучит все та же призывная песнь соблазна, напоминая о былых излишествах и не оставляя ему иного выбора, кроме как «покончить с трезвостью раз и навсегда».

В любой зависимости (или мании) должен присутствовать страх возврата к прежнему состоянию, которое зависимость каким-то образом облегчает. Часто люди боятся скучной, регламентированной жизни без всякой отдушины, на которую их обрекает «я-хорошее». Поэтому жизнь, которую обеспечивает «я-плохое», должна стать по-настоящему плохой, часто даже смертельно опасной, прежде чем трезвость, которая здесь означает возвращение под власть «я-хорошего», начнет вызывать некоторый интерес. Вот почему АА постоянно подчеркивают, что для того, чтобы захотеть измениться, жертвы зависимости должны испить свою чашу до дна.

Надо сказать, что методы АА действительно могут послужить ступенью на пути к важнейшим жизненным переменам. Немало людей успешно воспользовались ими, чтобы добиться стабильность на период, достаточный для того, чтобы пересмотреть свои ценности и найти иные способы самореализации. Самый сильный довод в поддержку таких программ — это то, что они работают или, правильнее сказать, работают успешнее, чем какие-либо другие, причем в массовом масштабе и с меньшими затратами. Тем не менее, у них есть оппоненты — в частности, сторонники моделей ответственности, — которые всерьез оспаривают долгосрочную эффективность программы АА и показатели ее успеха. Мы не собираемся выяснять, насколько хорошо работает программа АА Авторитарные структуры всех мастей действительно работают — в той степени, в какой те, кто в них участвует, подчиняются их заповедям. Как и большинство авторитарных систем, основанных на вере, «Двенадцать ступеней» (276:) предоставляют тем, кто их принимает, мощную механическую стратегию с достаточно предсказуемыми результатами.

Ключевой вопрос здесь иной: что следует иметь в виду, говоря, что они «работают»? Мы нисколько не сомневаемся, что для некоторых трезвая жизнь, к которой им удалось прийти при поддержке АА, гораздо лучше, чем прежнее существование — безысходное и нездоровое. Такие программы могут помочь людям, испытывающим внутренний раскол, жить в условиях общественного строя, чьи ценности способствуют возникновению подобного раскола. И все же жить под непрестанным контролем, жить только благодаря вере в то, что ты действительно болен, — весьма условное представление о выздоровлении. Если для обретения устойчивого состояния необходимо на каждом шагу расписываться в собственной беспомощности — согласитесь, что-то здесь не так. Вряд ли можно назвать гармоничной жизни в атмосфере постоянного глубоко запрятанного страха и недоверия к самому себе.

«Исцеления», которые не приводят к обретению внутренней целостности, по-своему калечат людей. Те, кто боится, что ими в любой момент может завладеть одна из сторон их психики, — калеки, разве что теперь их моральные изъяны менее заметны, чем прежде, когда «я-хорошее» (с посторонней помощью) еще не одержало верх. Любая теория, не учитывающая раскола внутреннего мира человека, никогда не сможет обеспечить настоящее исцеление, если исцелившимся считать целостную личность, доверяющую себе, а потому невосприимчивую к авторитарным воздействиям. Жить, боясь самого себя, — значит с психологической точки зрения оставаться ущербным.

В общих словах наше отношение к этой проблеме можно сформулировать так: «Критиковать, не предлагая ничего лучшего, — позиция по меньшей мере сомнительная, а по большей — самонадеянная». Мы ни в коем случае не хотим сказать, что отдельным людям и обществу в целом (в его современном виде) было бы лучше без таких программ. Люди делают все, что от них зависит, чтобы выжить и выполнять свои функции. В этой главе мы не даем ни простых средств избавления от зависимости, ни какого-то особого способа ее лечения. Скорее мы относим разновидность зависимости, которой присуща борьба за власть, к числу коренных проблем авторитаризма. Наша цель — не только показать, почему зависимость (277:) принадлежит именно к этой сфере, но и предложить для ее рассмотрения свой подход, не требующий адаптации к патологическим социальным условиям, которые сами все больше выходят из-под контроля. Любая «помощь», которая подавляет нежелательное поведение, воспитывая у человека недоверие к себе, — всего-навсего старый авторитарный прием в новом обличий. И хотя таким образом можно получить некоторое облегчение, за него приходится дорого платить — еще большим подрывом доверия к себе.

Если зависимость — болезненный симптом, то недуг в целом называется авторитаризмом. Как и во многих других сферах, лекарство, которое предлагает общество для исцеления болезней, которые само же порождает и усугубляет, суть принуждение и еще раз принуждение. Дело не только в том, что сами программы «Двенадцати ступеней» авторитарны, но и в том, что людей (тинэйджеров, служащих, пьяниц, мужей, избивающих своих жен) принуждают присоединиться к ним под угрозой более тяжелого наказания. «Двенадцать ступеней» работают, насколько возможно, потому, что отражают раскол в обществе и в системе морали, помогая людям с расколотой психикой приспосабливаться к окружению, которое способствовало этому расколу. Авторитарные структуры сохраняются на протяжении тысячелетий, потому что они действительно «работают», то есть подходят для достижения определенных целей. Однако они несовместимы с истинно эволюционной моделью, поскольку заранее регламентируют правила, границы и структуру изменений. Неудивительно, что общество с поляризованной моралью и сильной склонностью к фундаментализму объявляет зависимость либо болезнью, либо злом. При этом понятие болезни становится весьма расплывчатым, но, по крайней мере, не злостным. Печальная истина заключается в том, что зависимые люди — не больные и не злодеи. Они, как и все мы, пленники социальной среды, в условиях которой душевное здоровье и целостность — вещи труднодостижимые. А когда корнем проблемы являются условия, существующие не только в социальных структурах, но и в сознании людей, то кроме методов лечения, лекарств и методик контроля поведения возникает и другой способ достичь изменений. Попытки перебороть глубоко укоренившиеся, хотя и отжившие, социальные и моральные условия, могут показаться делом безнадежным. Но как только эти условия утрачивают способность регламентировать, а значит, и (278:) контролировать нашу духовную жизнь, как тут же начинаются перемены — сначала личностные, а потом и социальные. Об этом говорится в остальной части главы, где рассматривается более широкий круг проблем, далеко выходящих за рамки зависимости.

Дата добавления: 2015-09-02