Глава 7. Гарольд вручил мне чек на сумму, которую я в жизни не видел

Гарольд вручил мне чек на сумму, которую я в жизни не видел. Он сказал, что этого достаточно, чтобы жить ни о чём не беспокоясь некоторое время, несколько месяцев или даже год, если быть осмотрительным. Я даже не знаю, буду ли я жив к тому времени. Год — это целая жизнь. Гарольд спросил, нужна ли мне помощь в поисках новой квартиры, и я ответил, что нет, хотя помощь мне бы не помешала. У меня ещё был месяц в запасе, и я мог отложить это на потом.

Кори написала мне два дня назад, спросила как у меня дела и не хочу ли я поговорить. Она умоляла позвонить ей. Одна часть меня хотела броситься к компьютеру и написать, что я хочу поговорить. Я столько хочу сказать. Все эти чувства и мысли крутятся у меня в голове и так зудят в груди, что я мог бы вырвать себе сердце, чтобы только избавиться от этого.

Я хотел, но не мог ответить ей. Она ясно дала понять свою позицию. Она переросла нашу дружбу, и мне не нужно её сострадание. Я удалил её письмо, не ответив на него.

Кроме того, у меня есть Каспер и в некоторой степени Роксвэлл, который пишет мне только тексты из песен и ничего больше. У нас с ним завязалось странное общение. Я начал писать ему и рассказывать, как прошел мой день. А он отвечал мне строчками из песен, которые объясняют то, что он хочет донести. Чтобы добиться нужного эффекта, не всегда получается ограничиваться только песнями «Битлз», но это ничего.

Каспер — это нечто другое. Она нагловатая и глуповатая и считает меня чрезмерно чувствительным, поэтому некоторые вещи я не могу с ней обсуждать. Иногда, когда у неё бывает трудный день, она выдаёт целые тирады глупостей, но большинство времени…я не знаю. Я думаю, она просто устала. У неё есть родители, которые её любят до безумия, и это её убивает также, как и рак.

Вчера она написала мне:

— Мне нужно выбраться из этого дома. Давай что-нибудь сделаем, куда-нибудь сходим. Разве не ты говорил, что недалеко от тебя есть галерея искусств?

Это было так давно. Я почти забыл об этом. Эта страница была у меня в закладках, и я вывел её на экран. И тут до меня дошло, что она хотела сказать.

Она хочет куда-нибудь выйти. Со мной. Лично.

Прежде чем я мог придумать отговорку, чтобы не идти, она написала:

— Звучит отлично. Я сяду на трамвай в центре, а ты меня встретишь?

Моё сердце колотилось. Что за ужасная идея и с какой стати она вдруг подумала об этом?

Я: Ты не захочешь меня видеть.

Она: Почему нет? Ты урод?

Я: Не знаю…

Она: Это была шутка. Я знаю дорогу, так что, если я выеду в 10.35, то в 12 я буду у тебя. Круто?

Я не смог придумать никой отговорки. Это неизбежно. Мы с ней встретимся, и она поймёт, что я кое-как выражаю свои мысли, что я глуп и едва могу ходить и жевать жвачку одновременно. Более того, она поймёт, что я совершенно неинтересный человек. Если бы я попытался ей это сейчас объяснить, то она сочла бы меня идиотом. Поэтому я написал ей, что было бы круто встретиться, хотя я так не считал.

Я написал Роксвэллу, особо не вдаваясь в детали.

ЧеловекИзНиоткуда: В эти выходные мне предстоит что-то ужасное. Я договорился кое с кем встретиться. Что, если этот кто-то поймёт, что я не достоин этого?

Он ответил, только когда я уже собрался ложиться спать. Впервые за всё время это были не слова из песен, но сообщение было короткое и по делу. Я перечитал его сотню раз.

Роксвэлл: Не волнуйся ты так. Будь собой.

***

На остановке трамвая я был без пятнадцати двенадцать. Трамваи ходят каждые полчаса, так что следующий должен быть её. Я был так взвинчен, что собирался написать Каспер, что я заболел и надо всё отменить, пока не понял, что уже поздно. Она, наверное, уже вышла из дома.

У меня в аптечке были таблетки для лечения повышенной тревожности, которые мне когда-то прописал психиатр. Однажды Мэгги уговорила меня пройти обследование. Я сходил к нему, и это был первый и последний раз.

Я принимаю эти таблетки только в тех случаях, когда они мне действительно нужны, когда я чувствую, что мои эмоции готовы вырваться из моей груди как некое существо и проглотить меня. Я почти принял их. Почти. Но у них было одно побочное действие. Они действовали на мой кишечник, а я не уверен, что это то, что мне сейчас надо. После ощущения состояния оцепенения от смерти Мэгги, паника — почти желанное чувство.

Как только трамвай начал подходить к остановке, меня вдруг осенило, что я понятия не имею, как выглядит Каспер. Мы никогда не обменивались фотографиями. Чёрт возьми, я даже не спросил её настоящее имя. Я ничего не знаю о ней помимо того, что она больна. А она обо мне знает ещё меньше, так как больше любит говорить, чем слушать.

Тем не менее, как только она вышла из трамвая, я узнал её. Она была единственной девушкой, которая остановилась и стала оглядываться по сторонам, как будто ждала кого-то. Она была маленькая, с копной белых коротких волос и ангельским лицом, что навело меня на мысль о том, сколько же ей лет. Она упоминала, что недавно окончила среднюю школу, поэтому не может быть такой молодой.

Я сделал несколько шагов вниз по лестнице. Это мой последний шанс сбежать. Если я это сделаю, то это означает, что я уже никогда не смогу появиться на «Сайте Самоубийц». Они даже не заметят этого. Мои немногие случайные ответы на форуме и попытки общения с людьми в виртуальном мире также не эффективны, как и в реальном мире.

Каспер заметила меня, помахала мне рукой и направилась ко мне. Когда она подошла ближе, я увидел, что она довольна симпатичная, несмотря даже на круги под глазами и худобу. На ней была не подходящая по размеру одежда, что только подчеркивало то, как мало она весит. Интересно, это следствие того, что она больна, или она всегда была такой?

— Привет, — сказала она.

Я опустил голову и уставился на свои ботинки:

— Привет.

— Рада, что ты не сорокалетний извращенец, который только и ждёт шанса, чтобы воспользоваться мной на заднем сидении фургона.

— У меня действительно есть фургон, — сказал я.

На её лице появилась ухмылка.

— Так куда идти?

Я тупо посмотрел на неё.

— В какой стороне галерея искусств?

О, точно. Я ссутулился и подал ей знак рукой следовать за мной. Галерея была в нескольких кварталах, и нам повезло, что было не очень жарко. Я ненавижу лето. Мне не хватает зимнего дождя, когда всё пахнет чистотой и возрождением, а не воняет и старается изо всех сил выжить под натиском палящего солнца и глобального потепления.

По дороге я пытался придумать, что бы сказать. Я, честно говоря, был удивлен, что она не болтает без умолку, хотя на сайте могла говорить часами. Возможно, в жизни она скромнее.

— Хм… Как ты добралась?

Она бросила на меня косой взгляд и подняла бровь.

— Обычно.

— Твои родители, наверное, рады, что ты выбралась сюда?

— А я им ничего не сказала. Они бы меня не отпустили.

— Потому что ты больна? — Я нахмурился.

— Потому что я больна, — подтвердила она. — Я рано или поздно умру, и я не хочу торчать в своей комнате всё оставшееся мне время.

Я представил себе, как могло бы выглядеть имя Каспер на форуме с одним из тех таймеров под ним. Интересно, а что она сама думает? Шесть месяцев, семь месяцев, десять лет… Какой у неё диагноз? Сколько времени ей осталось, если лечение уже не помогает? Но я не знал, как спросить об этом.

Мы нашли галерею. В очереди перед нами стояло два человека. Хотя билеты стоили всего пять долларов, я всё равно заплатил за неё, понимая, что она уже потратилась, купив билет на трамвай. Зайдя внутрь, мы вспомнили о таком чуде, как кондиционер. Ни одной капельки пота на моей шее, и рубашка не липнет к спине.

Мы прошли по залам, стены которых украшены фресками. Я пытался представить себе художника, использовавшего стены вместо обычного холста. Они огромные, выше меня, а некоторые даже шире моей спальни. Эти стены словно привезли из пригорода и поместили в музей. Они выглядели неуместно здесь. Это то, что я хотел бы видеть на заброшенных зданиях и вдоль железнодорожных путей, что-то красивое и светлое, чтобы придать шарма грязным и гниющим вещам.

Мы останавливались около каждой картины, и Каспер наклонялась, чтобы вслух прочитать о каждом художнике. Я пытался придумать, чтобы такого интересного и умного сказать.

Пока Каспер читала, я остановился у фрески, где был изображен огромный заснеженный лес. Это произведение захватывающее, жуткое и пустое, выполненное так, будто ты смотришь сквозь толстый осколок стекла, которое деформирует тонкие ветки и заставляет небо казаться унылым.

Я с трудом выговорил слова:

— Это похоже на… он, ты знаешь…

Что-нибудь остроумное, что-нибудь умное, ничего не пришло мне в голову. Каспер посмотрела на меня искоса, а потом ухмыльнулась.

— Успокойся. Это всего лишь картина.

Я перестал заикаться. Я уставился на фреску, лицо горело.

— Серьезно, — сказала она, — я не какой-то там большой ценитель искусства, который пытается вникнуть в смысл каждого произведения. Если что-то красивое, то оно мне нравится. Если что-то не очень красивое, то не нравится. Я совсем не разбираюсь в искусстве.

— Тогда почему ты попросила отвести тебя в галерею?

— Как я уже говорила, я устала сидеть в четырех стенах.

— И тебе понравилось? — Это был обычный вопрос. Самый простой вопрос.

— Да. — Она засунула руки в карманы. — А как насчёт тебя?

— Да, мне тоже. — Моё напряжение испарилось.

— Знаешь, кому бы это всё могло понравиться? — спросила она, шагая по залу к следующей фреске. — Роксвэллу. Вы же общаетесь с ним, верно?

Каким-то чудом мне удалось устоять на ногах.

— Мм-да. Вроде того. Если только это можно назвать общением. Ты его знаешь?

— Знаю ли я его? Да я та, кто посоветовала ему связаться с тобой. Знаешь, он живет здесь недалеко.

Сердце забилось у меня в груди. Значит, Роксвэлл знал, о ком я говорил, когда рассказывал ему, что собираюсь кое с кем встретиться? Неужели он думает, что у нас свидание? Это было бы просто глупо, и даже если бы это было правдой, то это его не касается.

— Да. Он просто… не очень разговорчивый, — сказал я.

— Он стеснительный.

Оглядевшись, Каспер провела пальцами по картине, прослеживая линии серого и синего цвета. У них не было текстуры картины, написанной маслом, но она, кажется, была увлечена деталями и тонкими линиями, которые удались художнику на славу.

— Знаешь, ему дома так паршиво живётся. Раньше его родители были безжалостны, заставляя его быть идеальным ребенком. Но после того как его отец умер, мать притворилась, что его вообще не существует. Он любит искусство и музыку, играет на гитаре и поёт.

— И хорошо поёт?

— Я думаю, да, но он говорит, что я не так хорошо разбираюсь в музыке, чтобы судить. — Она пожала плечами. — Если вы с ним не разговариваете, то что же вы делаете?

Я повернулся в сторону фрески, чтобы она не заметила, что я покраснел.

— Он… мм, он посылает мне строчки из песен.

— Да, иногда он так делает.

— Мне постоянно присылает.

— Я должна вас лично познакомить. Возможно, ваши отношения наладятся.

От идеи встретиться с этим безликим человеком, который любит правильную музыку, мне стало не по себе. Я говорил с ним много раз. Я рассказывал ему многое лишь потому, что он был безмолвной, безликой пустотой, куда я сбрасывал всю свою боль.

— Я не знаю, — сказал я.

— Я знаю, каково это, Винс. Я общаюсь с одним парнем, Джоуи, который живёт на Востоке. У него тоже рак. Мы своего рода вцепились друг в друга, потому что поддержка… это приятно. Что ты теряешь? Вы оба несчастны. Почему бы вам не пообщаться?

Каспер зашагала вперёд. Я последовал за ней.

Я думаю, что она права. Страдание действительно лучше переносится с кем-то за компанию.

***

В музее мы провели два часа. Я купил Каспер и себе открытки с изображением фрески, которая нам понравилась, а потом она сказала, что ей пора возвращаться. Я пытался показаться не слишком разочарованным, особенно когда она сказала:

— Я обещаю, что в следующий раз останусь дольше. Мои родители с ума сойдут, когда увидят, что меня нет.

Мне стало легче дышать. По-видимому, мне не следует её останавливать. Мы вернулись на остановку трамвая, где она купила билет, и пока мы ждали, я, справившись с нервами, сказал:

— Спасибо, что пришла. Знаешь, мне было весело.

Она нежно толкнула меня локтём. Это был первый физический контакт между нами за целый день.

— Ты не шутил, когда говорил, что гуляешь не часто.

— Я вообще не выхожу, — ответил я. С тех пор как я переехал, с тех пор как потерял Кори. У меня больше никого не осталось. — А у тебя есть близкие друзья?

Каспер вздохнула:

— Когда-то давно были.

Это не моё дело, но мне стало любопытно.

— Что произошло?

— Никто не хочет дружить с безумной стервой. — Она поджала губы. — Это та, кем я стала, когда заболела. Все сбежали, включая бойфренда.

— Для меня ты не стерва.

— Это потому что, после того как они все от меня отвернулись, я поняла, как гадко быть одной. Знаешь, это так ужасно, когда у тебя никого нет. — Она пожала худенькими плечами, и это простое движение ещё раз подчеркнуло, какая она маленькая и хрупкая.

— Раньше я была толстой, жирной, я тебе не рассказывала? Но у меня были друзья. Раньше я была толстой и счастливой, а теперь стала тощей и несчастной.

Я попытался вспомнить время, когда был по-настоящему счастлив, и не смог.

— Я тоже потерял своего единственного друга.

— Потому что был эгоистичной сволочью?

— Нет. — Я обнял сам себя. — Потому что был собой.

Каспер хотела что-то сказать, но не успела, так как к остановке с грохотом подошел трамвай. Она задумчиво посмотрела на него, и мгновение я надеялся, что она останется до следующего трамвая, останется ещё на некоторое время. Я не успел ей рассказать, как меня ненавидит Кори, за исключением случаев, когда ей меня жалко, и как все, кто меня знал, считали меня сумасшедшим, кроме Мэгги, конечно.

Каспер вздохнула и ударила меня по плечу.

— Значит, твой друг не заслуживал быть рядом с тобой. В следующий раз, когда мы встретимся, ты должен обязательно показать мне тот мост, о котором говорил.

Она зашла в трамвай, и он увез её от меня.

АВГУСТ

Дата добавления: 2015-08-21