Рукопожатие рек

Первая примета Волгограда – Волгодонский канал. С виду обычная речка, крайне невеликая. Но и Кубань с Доном у нас сошли бы за мелкие реки, едва ли не ручейки.

Понять особенность Волгодона можно, лишь увидев вдалеке шлюз. Поднимался в нём катер. Через узкую полосу канала здоровались друг с другом реки.

* * *

В Волгограде находится самый удручающий вокзал страны. Всё в нем как-то не так. Нелепые лестницы, перегороженные посередине какими-то колоннами, постоянно закрытые выходы, бледные мозаики с румяными колхозниками, тюремные краски камеры хранения, потный зал ожидания…

Контур города

И сам город кажется – столь же неустроенным. Словно все его здания набросали на время. Потом, потом - расстелят настоящие проспекты, и начнётся правильный Волгоград. Сейчас же он только намечен контуром.

Однако это замечание – не упрёк Волгограду. Ведь эта его неустроенность – свидетельство беспонтовости. Это город – без понтов.

Они тут не нужны совсем.

Волгоград даёт понять путешественнику - он уже занял своё место в истории. Ему незачем красоваться, и наводить на себя лоск. Пока в России ценится память отечественной войны, Волгоград останется памятником ей. Существование города в остальное время (в том числе и сейчас) – не более, чем дополнительное, и необязательное обрамление.

Полюс

Главным местом Волгограда остаётся Мамаев курган.

Без всякого сомнения, это один из сильнейших храмов человечества. Речь не идёт о значении самой Сталинградской битвы в истории. А в том, что в Сталинграде война обнажилась до скелета – правда против не-правды. И создателям мемориала удалось превзойти память о войне, как столкновении государств. Они смогли сделать памятник, в котором нет наций, стран, народов.

Ценность этого места – именно как точки отсчёта. Как полюса правды – где можно скзаать себе: «вот тут, в этом месте было так, что правда победила». Авторы Малаховского комплекса позиционировали свое творение именно как такой полюс. В этом его сила и значение. Потому это не памятник, а именно храм. Он претендует на абсолютную святость.

Это чувствуется и в том, что на обширных каменных пространствах кургана нет ни единого граффити (а сколько простора бы, казалось).

Думается, также, о том, какова будет дальнейшая история этого памятника. Ведь история длится. Будет ли он со временем забыт, и останется стоять уже под другим названием, с другими цветами и легендами? Или его разберут люди, которым он станет уже безразличен?

Можно оспаривать планетарную значимость Мамаева кургана. Несомненно, однако, он имеет первостепенную ценность для России, как отдельной страны. Это одно из немногих волшебных мест – именно для этого конкретного государства. Сейчас Мамаев курган – одно из оснований России, может быть, даже самое значимое. Если эта страна хочет сохраниться в звании мировой империи, она должна поддерживать свой храм в должном состоянии. И наоборот – запустение Мамаева кургана с необходимостью будет главным индикатором близящегося конца России, как единого и исторического государства.

* * *

Волгоградский краеведческий музей подтверждает собой этот принцип. Всё в нём хаотично, и лишь доказывает незначимость любой истории этого города. Ибо у него нет истории. Он застыл в одном времени. Более того – в его нынешнем состоянии Волгоград не имеет будущего. Он сам давно уже (с сорока пяти лет) живёт в этом будущем, но всё его нынешнее существование фантомно.

Исторические экспозиции в музее перепутаны до восхищения. Из зала археологии попадаешь прямо в комнату второй мировой войны. В зале Средневековья сарматы скачут прямо в Золотую орду. Хазары, тюрки, половцы – их словно и не было. И чувствуется, что здесь они никому и не интересны.

У Поволжья есть лишь одна небольшая историческая симпатия - время ранних Романовых. Потому комната XVI-XIX веков – самая интересная. Это не зал, а именно комната. Но тем и лучше – её невеликость добавляет уюта.

Здесь есть шапка и посох Петра I. Это самые что ни на есть обычные палка и рваная шерстяная тряпка. Вот это царь! Ему мундиры низачем - он и без обертки был разноцветен.

Тут же и посмертная маска Петра. По ней видно, что основные романовские черты – глаза навыкате, бульдожий прикус – пришли к ним вовсе не от немецких Гольштейн-Готторпов. Интересно, также, что современный наш президент Медведев обладает обликом типичного Романова. В семейной портретной галерее он смотрелся бы крайне органично.

Наконец, в комнате интересен портрет Пугачева. Это не только его единственное прижизненное изображение. Примечательно оно и тем, что нарисовано поверх портрета Екатерины II. Художник лишь закрасил лицо императрицы, но оставил почему-то глаза (либо же их специально потом расчистили), потому у Пугачева в шапке проглядывает сейчас второе лицо. Если глядеть внимательно, можно различить под краской косу Екатерины, её бюст и орден на груди.

Пиво

Пиво «Пивоваръ» - волгоградское светлое пиво, от неизвестного производителя, оставившего на этикетке лишь свою факсимильную подпись (Изгаршев? Изгарпеев?), а также странную максиму: «Садись за трапезу с молитвой». Само пиво, однако, не так плохо, как могло бы показаться по твердому знаку в слове «Пивоваръ» и надписи «Царицынские Жигули» (!) – мутноватое, с отчетливым пшеничным привкусом, крепостью в 4 градуса.

Самара

Самара, Самара вновь…

В отличие от Волгограда – вот город с будущим. Улицы, где словно Волга в своё русло, меж домов вливается жизнь. Эта жизнь пока не пропиталась временем, не приобрела его терпкость. Но когда придёт Момент, Самара будет столицей большого края. Или городом еще неизвестной святыни, или рулевой кабиной на целый материк.

Самара ждёт свою судьбу.

* * *

Мне очень нравится этот город. И его чем-то нелепый, перекрученный вокзал, самый высокий в стране. Когда едет поезд, все кресла в зале ожидания дрожат. Кажется поначалу, что это твоя галлюцинация. Ведь так же бывает, когда засыпаешь – твоё тело иногда словно внезапно куда-то падает.

Когда проходит поезд, самарский вокзал колеблется на грани сна.

* * *

Прекрасны привокзальные улочки города. Тихие, пыльные. Они напоминают нашу качинскую слободу. Можно встретить здесь каменные строения с глухими кирпичными дворами, и деревянные, падающие заборы. И тихие трамваи. Они не громыхают, как у нас. Рельсы их уложены мягко.

Солнце в Самаре не раскалено. На любой улице найдётся от него тень

* * *

Невдалеке от вокзала в Самаре есть чудесная книжная лавка. Называется она почему-то «Транспортная книга», но по сути представляет собой хороший букинистический магазин.

Стоит посетить его также для беседы с хозяином. Это крайне разговорчивая, бурлящая своей говорливостью и приятная личность.

* * *

Еще одна примечательность Самары – статуя Чапаева с исчезающей тачанкой. Дело в том, что эта тачанка была сделана, в отличие от остальной скульптурной группы, из металла. Потому её постоянно воровали.

Я зашёл на площадь Чапаева, дабы поглядеть на это динамической произведение. Свидетельствую: на середину мая 2009 года очередная версия тачанки была на месте.

* * *

Лишь одно неприятное впечатление оставила Самара, перед самым отъездом. Я стоял у входа на вокзал и видел, как с барабаном протопала мимо стая фашистов.

Поначалу их можно было принять за футбольную фан-группу «Крыльев Советов». Лишь нелепая речевка: «Россия» для русских! Россия! Ты – сила!» - разубедила меня. А я как раз стоял олицетворением заграничного гниющего глобализма – с импортной колой и пакетом картошки фри в руках (любимой моей, макдональдсовской – в Самаре есть Макдональдс, у самого вокзала). Я решил ни за что не сходить с их пути и не опускать глаз. Впрочем, гоповская толпа деликатно не заметила меня и, громыхая, полилась в темень вокзала.

Охранники завернули их назад. Там как раз приехала дежурная машина. Но милиция, которая столь любит окоротить нарушителей (пьют пиво на улице? Прекратить! Человек с бородой? С рюкзаком?? Проверить немедленно!!) стояла в нерешительности.

Принято у нас называть фашистов зверьми. И нелюдьми. И мразью. Но это были не звери и не мразь, а вполне себе обычные ребята. Только разве средний уровень длинноволосости у них был понижен. И так же случайно большинство из них могло быть сегодня в иной тусовке – любого цвета, любой цели. Лишь позже, если потакать их речёвкам, позволить им развиться дальше – они смогут нарушить стерженек внутри себя, станут хвалиться своими черносотенными успехами, гордиться своим злом. Пока же это – не так.

Закончился же коричневый марш следующим образом: рядом со мной стоял пожухлый человечек в пиджаке. Он позвонил куда-то («начальник какого-то там департамента» - гулко прозвучало из трубки – даже я услышал), а затем подошел с ментам, и сказал им пару слов. Видимо, разрешительных.

Тут же черноробые стражи покатились вниз, по пешеходному мосту, к нацистам, сминая их в недра дежурной машины. Скоро вся эта смешанная группа уехала в часть, писать протокол.

Всё успокоилось.

Уфа

Это была последняя остановка перед возвращением в Сибирь. Собственно, Уфа уже отчасти и есть Сибирь.

* * *

Рядом с городом протекает Агидель, она же Белая река. Вся Уфа укладывается в одну узорчатую излучину этой реки.

Однако, как многие исламские города, Уфа отгораживается от воды. Самая выгодная часть города – набережная – отодвинута куда-то за рельсовое полотно. Её, этой набережной, даже и вовсе нет. Увидеть течение Агидели можно лишь с высокого холма в центре города.

* * *

Вокзал, примечательный надписью «ǾФǾ», больше не интересен ничем. Это целиком совочное произведение. По российской традиции, на вокзале идёт вечный ремонт. Перестройка ограничивается, по сути, лишь тем, что сверху добавится лишь пузатый купол, да по стенам домажут арабесок. Аляповатая мозаика есть уже в кассовом зале и сейчас. Нет никакой возможности понять, что именно она изображает.

Для этого приземистого здания удивительно высоким и пустым кажется зал ожидания. Приятно находиться в нём. Даже твоё дыхание обладает здесь эхом.

* * *

Тут же интересное изобретение сферы контроля – билеты на электричку проверяют не в вагоне, и даже не на перроне – прямо на вокзале. Бывает, лишь для того, чтобы прорваться к табло с расписанием, ты должен дважды продемонстрировать свою избранность: «Да не на электричку я – вот мой плацкарт»

Пиво

а) В Уфе не делают своего пива. Это несомненный признак провинциализма. Зато здесь есть своя пивная столица – Стерлитамак. Оттуда, в частности, исходит такой бренд, как «Седой Урал» - шестиградусная (!) дрянь, одновременно крепленая и разбавленная.

б) То же в точности впечатление касается и другого стерлитамакского пива «Шихан». Оно хоть и слабее, но также маловкусное, затхлое, водянистое (да, именно так – водянистое!)

* * *

Башкиры в целом – наименее красивый народ. Даже молодые девушки (казашки, например, красивы именно молодостью) имеют какой-то болезненный румянец. На этом фоне и русские кажутся какими-то подвядшими, что ли.

Возможно, чтобы оценить башкирский стандарт красоты, надо привыкнуть к нему. В любом случае, он специфичен.

* * *

Самое дефицитное заведение в Уфе – неожиданно, закусочная. Только на улице Айской (по башкирски называется ещё проще – «Эй») едва нашел одну. Зато на сто рублей можно набрать там до отвала домашней еды.

* * *

Башкирский драмтеатр- совершенно резиновое по виду здание. Он раздут, и кажется, что вот-вот спустится. Рядом стадион «Динамо» - тоже приземистый и пузатый. Но он не резиновый, скорее картонный.

* * *

Наверное, нет в России города, где не побывал Ярослав Гашек, и где в честь этого не прилепили мемориальную доску.

* * *

Совершенно где-то на задворках стоит президентская администрация. То есть, по существу-то в центре, в лучшем месте – на набережной Агидели. Но в Уфе это считается задворки: река, драные газоны, земляные дороги, деревянные трущобы внизу, прямо на виду президентского окна. Зато лишь отсюда и открывается лучший вид на Агидель и окрестности.

Однако заходить на эту площадь отчего-то нельзя. Это предел охранительства. То, что нельзя войти в президентский дворец, мы уже привыкли (хотя в Казани, кажется, можно и это). В Уфе же запрещено даже смотреть на дворец. Видимо, взгляды плебеев разрушают ауру этого почтенного заведения.

* * *

Близится школьный последний звонок. Вокруг бродят скованные тинейджеры в пиджачках, полувзрослые девушки в своих нарочито детских фартучках, бросают короткие взгляды – не смотрит ли кто на них.

Я пришёл на главную уфимскую гору, с памятником Салавату Юлаеву, и разлилось вокруг меня это выпускное юношеское море. С шампанским, с сигаретами и шариками. Со смущенными улыбками, и фотографиями во всех возможных сочетаниях. С одинокими мамашами и накрашенными учительницами. С глубокими вырезами на девических платьях, открывающими совсем не так и не то. С нелепыми пышными причёсками. С букетами и фужерами и открыточками на память. Со стеснительным, но столь обнадеженным ожиданием – что же будет дальше. И в то же время с грустью, с неожиданной грустью в сердце.

И на этом выпускном фоне я думал о нас с тобой, и о нашей девочке. И я написал тебе письмо:

«Наша девочка растёт. Кажется, что впереди еще много лет, но они пройдут, быстро, как рука пролистывает книжные страницы. И скоро наша дочь тоже окончит школу, и у неё будет – свой выпускной. Мы купим ей красивое платье, и подарки. Чтобы она была лучшей из всех, самой красивой - и не только для нас.

У детей своя жизнь. И мы не будем мешать ей в этот день. Но мы станем с тобой незаметно смотреть – чтобы никто нашу девочку не обижал. Чтобы ей было весело, и нисколько, нисколько не грустно.

Тогда мир отзовётся на наше пожелание, и придёт к ней добром. Ведь любой человек имеет право, право с большой буквы – Жить. Тем же более наша с тобой Вишенка. Жизнь продолжит разворачиваться перед ней, красить дни в новые краски, в невиданные никем ещё узоры.

И мы с тобой отражаемся в этих узорах. В глазах Вишенки мы отражаемся, и уже тем самым наши жизни оправдываются. Ведь отчасти мы живём для неё – не правда ли? У кого есть мама добрее, у кого есть папа умнее? А значит, ей повезло – нашей с тобой Вишенке»

Я дописал это письмо, закрыл свой блокнот, и пошёл – через выпускное море, через солнечную предвечерную Уфу – к вокзалу, к поезду, который повезет меня домой.

Дата добавления: 2015-08-21