Электричество (Гена Челябинский)

Гена Челябинский остановил вагонного побегайца и купил у него электрошокер за тысячу рублей. Шокер срабатывает от нажатия кнопки, и громко трещит. Думается, что больше он защищает от грабителя этим своим треском, чем реальным электрическим разрядом. Гена пугает шокером проходящих людей, и гостей, которые приходят к нам смотреть DVD.

Также он приобрёл ручку с электрическим приколом. Она не может ничего писать, зато, когда пытаешься нажать на кнопку, чтобы выдвинуть стержень, она легко ударяет тебя током.

Гене такие шуточки очень нравится. С искренним смехом он демонстрирует свою покупку всем желающим. От Казахстана до Челябинска в нашем купе стоит непрерывный электротреск.

Зато хотя бы выключили диск с сериалами. И то радость.

15.

Удивительно, как осовременилась публика в русском поезде за пару минувших лет. Ещё в прошлом году, я помню, в купейных вагонах ездил народ другой. Не то, чтобы дикий... Но им незнакомы были электронные новомодные приборы. Слов типа «смартфон» они не знали. На электронные билеты ходили смотреть, как в советское время на банку Coca-cola. Они не были каким-то отсталыми — это их незнание было совсем не постыдным. Ведь я и сам, например, толком не знаю, что такое смартфон (да! да! не знаю, представьте себе).

Но сейчас все эти традиционного вида мужички едут — с DVD, с Интернетом. А раньше было трудно найти человека в вагоне, который слышал хотя бы термин WAP.

В коридорах, вместе с чипсами и орешками, продают — мобильники и видеокамеры.

Пиво

Челябинск всегда славился обилием местного пива. Рядом с вокзалом находится их местный ЦУМ. Сделан он в виде пирамиды, но покрашен почему-то в цвета нефтяной цистерны — этакой сизо-тёмный инопланетный артефакт. В этой пирамиде водится не меньше пяти точек пивного разлива, и несчётное количество маленьких ларёчков, где продают «стекло».

Итак, проводим дегустацию:

а) «Жигулёвское» (город Полевской Свердловской области, 4,0%), отличающееся, в основном, своей ностальгической жигулёвской обложкой. Вкус же у него размытый, словно бы разбавленный, и странная особенность — никакого послевкусия. Словно водички попил из чайника.

б) «Челябинское живое» (4,0%): на этикетке его изображён верблюд (в Челябинске это герб города; впрочем, сие есть не больший идиотизм, чем наш, красноярский геральдический лев – в Челябинске верблюды, хотя бы, водились) – неплохое, плотное пиво, с долгой пеной. К недостаткам его стоит отнести лишь лёгкую кислинку. Кому-то и она, впрочем, покажется естественной.

в) «Уральский мастер» - существует в светлом и классическом вариантах. Горьковатое, но прозрачное пиво, чуть светлее предыдущего.

г) «Уральский рифей» - несмотря на столь патриотическое своё название (Рифей – древний псевдоним Уральских гор). Делается этот экспонат в городе Клин Московской области (!).. Пиво держит пену около минуты, на вкус кажется излишне крепким. Отчасти это даже не пиво, а ёрш.

Всё это добро после Челябинска мы пробовали с единственным оставшимся пассажиром. Вася вышел в Кургане, а Гена (со своим DVD и новыми электрическими игрушками) в Челябинске. Остался Серёга. Он ехал от самой Тынды, и до Самары.

После пива настал черёд «Казахстана». Серёга набрал его в казахском сумочном duty-free: «привезу домой подарок». Но до дому так ни грамма и не довёз.

д) «Казахстан». Вкус у этого «коньяка» сухофруктовый. Словно бы он сделан из яблок. Словно бы это компот. Судя по игрушечной этикетке, ожидаешь от него сивушного привкуса, однако его, неожиданно, не оказывается. Более того, на следующий день от «Казахстана» не бывает никаких тягостных воспоминаний — ничего не отдаётся в голове. Думаю, что правильнее называть «Казахстан» - коньякообразный чай. Приятный такой, необязательный алкогольный чай.

17. История Серёги Самарского

Внешность обманчива, и никогда — никогда нельзя судить по ней о человеке. Серёге чуть больше пятидесяти лет. Видом он напоминает некоего старого гнома, сутулого, лысоватого, круглоголового, с длинным носом. Хочется спросить: «А где ваш колпачок?»

И этот же архаичный Серёга в первый вечер вытащил мобильник, и стал через Интернет смотреть футбол. Вот вам магия современного гнома.

Позже, когда мы пили челябинское пиво и казахский коньяк, Серёга рассказал мне о себе. Оказалось, что в детстве он знал церковнославянский язык, и умел весьма прилично с него переводить. Его семья жила в Архангельской губернии, и дед был известным фольклористом. Он создал даже специальную пьесу – «Северная свадьба», которая была даже не пьеса, а специальный обрядовый спектакль. Люди приходили, и смотрели постановку традиционной поморской свадьбы. Серёга сказал, что такой спектакль имел необычайный успех в Архангельске. Если бы дед не попал в ссылку, то, возможно, пьесу возили бы даже на гастроли по всей стране.

На постановках «Северной свадьбы» актёры пили настоящий самогон. Это добавляло реалистичности действию. Иногда в конце спектакля вспыхивали даже самые настоящие потасовки.

Серёга считал, что эта сценическая уловка предвосхищала послевоенные театральные эксперименты. Если бы не железный занавес, то все знали бы, что «новая волна» началась в Архангельской области, сказал он.

Я ни на йоту не усомнился в истинности его слов.

Также Серёгин дед прославился тем, что однажды спас старинную книгу.

Произошло это так: ехал он куда-то по делам по реке Пинеге…

…тут произошла небольшая литературоведческая интермедия. Серега спросил:

— Был такой писатель, Фёдор Абрамов. Он как раз про Пинегу писал. Ты не читал?

Было странно слышать, что кто-то ещё помнит Фёдора Абрамова. Это прекрасный писатель, но он потихоньку вылетает из школьной программы, и не переиздавали его тоже очень давно. Я удивлённо и совершенно честно ответил, что это один из моих любимых авторов.

— Так вот у него в романе «Братья и сестры»… э…

И Серёга стал даже вспоминать, в какой именно главе упоминалась эта деревня. но, к счастью не вспомнил.

Выпили.

— В общем, у него всё описано, как там на самом деле и есть, - было подытожено в финале.

И мы вернулись вновь к истории деда и старинной книге.

…Он обнаружил её в местном гальюне. Видимо, дед зачитался, и выяснил, что пинегинцы используют не по назначению рукописную книгу XVIII века. Это была хроника какого-то монастыря. Большая часть её состояла из всяких денежных расчётов, но встречались и некоторые исторические анекдоты — в основном, про монахов-отшельников и бесноватых прихожан. А также про то, как вредные императоры российские подвергали монастырь гонениям. К сожалению, так и не удалось выяснить, чем у них там всё кончилось. Заключительную часть книги деду спасти не удалось — она была оторвана, и вся ушла на обслуживание северорусских задниц.

По этой книге, кстати, Серёга и учился церковнославянскому. Сейчас он уже его забыл. И книга, естественно, тоже со временем где-то потерялась.

На том история и заканчивалась.

Рассказы, которые ты слышишь в поезде, разнообразны, как калейдоскоп. Но их роднит одно — они, как правило, не оставляют никакого отпечатка на реальности.

18. Миллионы Серёги Самарского

— Книга потерялась, зато у меня есть вон какие бумаги, - сказал Серёга, когда мы уже проехали Уфу.

Была уже глубокая ночь, и близился рассвет. На уходящем во тьму уфимском вокзале блестели гордые в своём идиотизме буквы: «ǾФǾ». И я думал — то ли это меня глючит от «Казахстана», то ли это уфимцы так самовыражаются.

Серёга полез в чемодан, и вытащил какую-то пластиковую папочку. В бледном купейном свете было видно, что в ней сложены всяческие накладные и прочая финансовая мура.

— Вот, например, этот документ стоит триста пятьдесят тысяч рублей, - сказал он, показывая мне листочек, который ничем не отличался от полусотни других, смирно лежавших в глубине папочки.

Вероятно, я должен был подивиться уникальной ценности данных бумаг.

Я именно так и сделал.

Урал

Коньячным этим вечером мне удалось-таки увидеть Урал. Раньше всегда я проезжал его на поезде как-то быстро. И было незаметно, что едешь по горам. Уральские горы — они, вообще, такие и есть. Скромные. Без наворотов.

Но я специально смотрел в окно, чтобы заметить эти горы.

И я увидел Урал.

Светила ночью красная луна, и в близящейся грозе были видны невысокие холмы. Поезд бежал нестройной рысью, она задавала колеблющийся ритм. Шум работы всей этой металлической махины сливался в единую ноту. Это был как аккомпанемент для песни. Только словами в нём были — окна поезда, и Урал, Каменный пояс, за ними.

С отражениями лампочек в стекле — как точками литавр. Со смычковыми пошатываниями на поворотах. С проносящимися светофорами. Как медные разливы духовых они были — зеленые, и тут же снова красные, до следующего поезда. И к этой песне я присоединил свой голос, и, так же, без слов, просто поддерживал единую ноту, и приветствовал Урал, Каменный пояс. Он был всего лишь за окном от меня.

* * *

Пошли шахтёрские городки. Миасс. Златоуст. Салда.

Днём они, может быть, они бесприютны и грязны. Но ночью — рассыпавшись по склонам, с многоэтажными домами и многоэтажными же улицами — они красивы необычайно.

Дата добавления: 2015-08-21