Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

ГЛАВА 4 24 страница

Читайте также:
  1. Contents 1 страница
  2. Contents 10 страница
  3. Contents 11 страница
  4. Contents 12 страница
  5. Contents 13 страница
  6. Contents 14 страница
  7. Contents 15 страница

 

Кей, пораженная, смотрела на него широко открытыми глазами.

 

― Но это же дикость! А если каждый начнет так рассуждать? Общество развалится, мы вернемся к пещерным временам. Майк, ты-то сам в это не веришь?

 

Майкл усмехнулся.

 

― Я только изложил тебе, как смотрит на вещи мой отец. Хочу просто, чтобы ты поняла ― его можно винить в чем угодно, только не в безрассудстве, по крайней мере применительно к тому обществу, которое он построил. Он не тот одурелый бандит с автоматом, каким ты, похоже, его рисуешь себе. А по-своему ответственный и надежный человек.

 

― Ну, а ты во что веришь? ― спросила Кей спокойно.

 

Майкл пожал плечами.

 

― Я верю в семью Корлеоне. Верю в тебя, в семью, которую мы можем создать. Я тоже не полагаюсь на то, что общество нас защитит, и не намерен доверять свою судьбу людям, чье основное достоинство ― умение правдами и неправдами заполучить на выборах большинство голосов. Но это ― лишь на сегодняшний день. Времена таких, как мой отец, миновали. Действовать его методами больше невозможно, за них приходится слишком дорого расплачиваться. Хотим мы того или нет, семейство Корлеоне вынуждено будет влиться в существующее общество. Однако влиться, как я уже сказал, сохраняя изрядную долю личного могущества ― то есть, иначе говоря, деньги и обладание иного рода ценностями. Я хочу сам как можно надежней защитить своих детей до того, как они разделят общую участь.

 

― Слушай, ты добровольно пошел воевать за эту страну ― ты фронтовик, герой, ― сказала Кей. ― Откуда в тебе эта перемена?

 

― Я смотрю, этот разговор нас никуда не ведет, ― сказал Майкл. ― Но предположим, и я, как сыновья твоей Новой Англии, тоже по натуре приверженец коренных традиций. Предпочитаю сам за себя постоять ― лично. Правительства, если разобраться, не шибко-то пекутся о своих народах, но сейчас суть не в том. Сейчас могу сказать одно ― я обязан помочь отцу, обязан быть на его стороне. А будешь ли ты на моей стороне ― это тебе решать. ― Он взглянул на нее с улыбкой. ― Вероятно, мысль о женитьбе ― не лучшее, что пришло мне в голову.

 

Кей похлопала ладонью по кровати.

 

― Не знаю, как там насчет женитьбы, но я два года живу без мужчины, и так легко тебе не отделаться. Давай-ка иди сюда.

 

Когда они, выключив свет, вновь оказались вдвоем в постели, она спросила шепотом:

 

― Ты веришь, что у меня ни с кем ничего не было с тех пор, как ты уехал?

 

― Я тебе верю, ― сказал Майкл.

 

― А у тебя? ― шепнула она еще тише.

 

― Было. ― Он почувствовал, как она подобралась. ― Но уже полгода, как нет.

 

Он сказал правду. Кей была первой женщиной, к которой он прикоснулся после смерти Аполлонии.

 

ГЛАВА 26

 

 

Из окна шикарного номера открывался нездешней красоты ландшафт, созданный позади отеля человеческими руками: пальмы, подсвеченные оранжевыми огоньками лампочек, обвивающих их стволы, темно-синие зеркала двух огромных бассейнов, мерцающие под крупными звездами пустыни. Лас-Вегас приютился в своей неоновой долине, обрамленной по линии горизонта песчаными буграми и каменистыми скалами. Джонни Фонтейн опустил руку, и серая, богато расшитая портьера расправила свои тяжелые складки. Он отвернулся от окна.

 

Специальная группа из четырех человек ― кассир, банкомет и его подмена, официанточка из коктейль-бара, едва прикрытая кокетливой униформой ночного клуба, ― заканчивали приготовления к карточной игре по частному заказу.

 

Нино Валенти, держа в руке большой стакан виски, полулежал на кушетке в гостиной люкса, наблюдая, как служащие казино устанавливают карточный подковообразный стол для игры в очко, вносят полдюжины стульев, обитых кожей.

 

― Вот и ладненько, вот и отлично, ― приговаривал он, нарочито тяжело ворочая языком. ― Джонни, поди сюда, сыграй со мной против этих сволочей. Мне же, слушай, фартит необыкновенно. Мы разденем их догола.

 

Джонни опустился на скамеечку против кушетки.

 

― Я не играю в азартные игры, ты ведь знаешь. Чувствуешь себя как, Нино?

 

― Лучше всех. ― Нино ухмыльнулся. ― К полуночи девки сюда подтянутся, поужинаем ― и опять за картишки. Представляешь, на пятьдесят, без малого, кусков обставил заведение, так они от меня уже неделю никак не отвяжутся.

 

― Да-да, ― сказал Джонни. ― Интересно, кому все это достанется, когда ты сыграешь в ящик.

 

Нино залпом осушил стакан.

 

― Ты, Джонни, скучный человек ― слава одна, что гуляка. Да распоследний туристик в этом городе имеет больше удовольствия от жизни.

 

― Это точно, ― сказал Джонни. ― Тебя до карточного стола-то подбросить?

 

Нино с трудом сел прямо и спустил ноги на ковер.

 

― Сам дойду. ― Он уронил стакан на пол, поднялся и твердым шагом направился к столу. Банкомет уже сидел наготове. Кассир занял наблюдательную позицию у него за спиной. Банкомет-дублер поместился поодаль на стуле. На другой стул, откуда не укрылось бы от глаз ни одно движение Нино Валенти, села официантка.

 

Нино постучал по зеленому сукну костяшками пальцев.

 

― Фишки, ― потребовал он.

 

Кассир вынул из кармана блок фирменных бланков, заполнил один и положил перед Нино вместе с маленькой авторучкой:

 

― Прошу вас, мистер Валенти. Пять тысяч на почин, как обычно.

 

Нино нацарапал внизу свою подпись. Кассир убрал листок в карман и кивнул банкомету.

 

Невообразимо проворные банкометовы пальцы подхватили с полочек, встроенных в стол, стопки черных с золотом стодолларовых фишек. Не прошло пяти секунд, как перед Нино выстроились пять ровных стопок по десять фишек в каждой.

 

На зеленом сукне, против мест, где полагается сидеть игрокам, были вытравлены белым шесть квадратов, размером чуть больше игральной карты. Нино, выложив по фишке на три квадрата, поставил три раза по сто долларов. Он отказался от прикупа по всем трем рукам, потому что банкомет открыл проигрышную карту, шестерку. Банкомет проиграл. Нино сгреб к себе фишки и оглянулся на друга:

 

― Видел, Джонни, как надо вечер начинать?

 

Джонни Фонтейн ответил ему улыбкой. Странно, что от такого игрока, как Нино, потребовалась расписка. Тем, кто числится в звездной обойме, обыкновенно верят на слово. Может быть, побоялись, что Нино спьяну забудет про заем? Не знают, что Нино всегда все помнит.

 

Нино между тем продолжал выигрывать. После третьей сдачи он поглядел на официантку, поднял палец. Официантка пошла к бару в конце комнаты и принесла ему, как обычно, хлебной водки в большом стакане для воды. Нино взял стакан, переложил его в другую руку и обнял девушку за талию:

 

― Посиди со мной, киска, на счастье, поучаствуй в игре.

 

Официантка из коктейль-бара была очень красива, но, на взгляд Джонни, в общем, неинтересна, несмотря на все усилия, ― один лишь холодный расчет в стремлении выставить себя на продажу. Она одарила Нино ослепительной улыбкой, однако не он, а черные с золотом фишки были предметом ее вожделения. А что особенного, думал Джонни, пускай и ей перепадет немного. Жаль только, Нино не может иметь за свои деньги что-нибудь получше.

 

Нино дал официанточке сыграть за него пару раз и шлепком по заднице отпустил ее с вожделенной фишкой от стола. Теперь Джонни попросил ее знаком принести ему выпить. Что она и сделала, однако обставив это так, будто играла полную драматизма сцену в самом драматическом из фильмов, снятых за всю историю кино. Для несравненного Джонни Фонтейна машина обольщения заработала в полную силу. Призывный блеск в глазах, чувственная походка, полуоткрытый рот, готовый впиться в ближайшую частичку столь явно обожаемого существа. Ни дать ни взять ― самка в период течки, но только все это было показное. Тьфу ты, выругался про себя Джонни Фонтейн. Еще одна. Полный набор приемов, завлекающих мужчину в постель. С ним такое срабатывало, только когда он бывал очень пьян, а сейчас он пьян не был. Он принял от нее стакан со своей знаменитой улыбкой.

 

― Спасибо, красавица.

 

Официантка благодарно улыбнулась, беззвучно, одними губами возвращая ему «спасибо»; глаза, прикованные к нему, затуманились, торс слегка отклонился назад, и вся она, от длинных стройных ног в сетчатых чулках до бурно вздымающейся груди под тонкой открытой блузкой, замерла, все более напрягаясь, точно струна, ― и разом сникла, охваченная трепетом блаженства. Прямо-таки оргазм испытала женщина, оттого лишь, что со словами: «Спасибо, красавица», ей улыбнулся Джонни Фонтейн. Полное впечатление. Превосходно исполнено, лучшего исполнения Джонни еще не видел. Но он уже знал по опыту, что все это одна туфта. И кстати, чаще всего девица, прибегающая к подобным методам, оказывалась никуда не годной в постели.

 

Официантка вернулась на место, и Джонни, согревая в ладонях стакан, проводил ее взглядом. Хоть бы не вздумала повторить свой драматический этюд. Не сегодня, кошечка, не сегодня.

 

Нино Валенти гулял второй час, и это наконец сказалось. Он стал клониться вперед ― откачнулся ― и рухнул бы на пол, но двое из казино, кассир и запасной банкомет, уловив наметанным глазом первые признаки крена, успели подхватить его и понесли за другую портьеру, где находилась спальня.

 

Джонни смотрел, как двое мужчин с помощью официанточки раздевают Нино, укладывают под одеяло. Кассир тем временем подсчитывал фишки Нино, делая пометки на одном из бланков и охраняя стол с фишками банкомета.

 

Джонни спросил:

 

― И часто это с ним бывает?

 

Кассир передернул плечами.

 

― Сегодня вырубился раньше обычного. Первый раз мы вызывали здешнего врача, он привел мистера Валенти в порядок ― дал ему что-то и прочитал, как бы сказать, наставление. После этого Нино велел не звать врача в таких случаях, просто уложить его в постель, а к утру он сам оклемается. Так мы и делаем. Везет человеку, вот и сегодня он выиграл, почти три тысячи.

 

― Знаете что, все же давайте сюда врача, ― сказал Джонни Фонтейн. ― Надо будет, весь игорный этаж обыщите, но чтобы был.

 

Минут, может быть, через пятнадцать в номер вошел Джул Сегал. Джонни с неприязнью отметил, что этот тип так и не научился оформлять себя, как полагается врачу. Синяя, крупной вязки тенниска с белой каймой, белые замшевые мокасины на босу ногу. Черный докторский саквояж выглядел у него в руках просто нелепо.

 

― Вам бы носить свои причиндалы в спортивной сумке, ― бросил ему Джонни. ― Советую подумать.

 

Джул понимающе оскалил зубы.

 

― Да уж, все лучше, чем наш врачебный вещмешок. Народ пугается. Хотя бы цвет переменили. ― Он прошел в спальню, где лежал Нино, и, открывая саквояж, прибавил: ― Спасибо вам за присланный чек. Но только это много за консультацию. Я на столько не наработал.

 

 

― Ладно, ― сказал Джонни. ― Не наработал он. И вообще, когда это было, пора забыть. Скажите лучше, что с Нино?

 

Джул быстрыми, ловкими движениями осматривал лежащего: послушал сердце, пощупал пульс, измерил давление. Потом вытащил из чемоданчика шприц, небрежно всадил иглу в руку Нино и нажал на головку поршня. С бесчувственного лица понемногу сходила восковая бледность, щеки порозовели, будто кровь быстрей побежала по жилам.

 

― Диагноз простой, ― бодро отозвался Джул. ― Когда он тут у нас хлопнулся первый раз, я воспользовался случаем и, пока он не пришел в себя, отправил его в больницу. Там его обследовали. Сахарный диабет. В легкой степени ― лекарства, диета, и живи до ста лет. Ваш друг с ним упорно не желает считаться. И к тому же упорно спивается. Печень почти разрушена, очередь за мозгом. Ну, а то, что случилось сейчас, ― это кома. Мой совет ― класть в больницу.

 

Джонни вздохнул с облегчением. Стало быть, ничего страшного ― Нино просто следует обратить внимание на свое здоровье, вот и все.

 

― То есть вы хотите сказать, такую, где отваживают от бутылки?

 

Джул подошел к бару в дальнем углу комнаты и налил себе выпить.

 

― Нет, ― отозвался он. ― Я хочу сказать ― в психиатрическую. Или, как принято в обиходе, ― дурдом.

 

― Вы что, смеетесь? ― сказал Джонни.

 

― Я говорю серьезно. Я не секу в тонкостях психиатрии, но все же кое-что мне известно, профессия требует. Вашего друга Нино можно бы привести в приличное состояние ― при условии, что он не до конца еще загубил свою печень, а это с определенностью выяснится лишь при вскрытии. Но главный непорядок у него с головой. Ему, по существу, безразлично, что он может умереть, я допускаю даже, что он убивает себя умышленно. И до тех пор, пока это так, ему нельзя помочь. Вот почему я говорю ― поместите его в психбольницу, тогда он пройдет необходимый курс лечения.

 

В дверь постучали, Джонни пошел открыть. Оказалось, что это Люси Манчини.

 

― Джонни! ― Она поцеловала его. ― Как я рада!

 

― Да, давненько не виделись. ― Джонни Фонтейн заметил, что Люси переменилась. Стала намного стройней, научилась одеваться и пострижена красиво ― никакого сравнения, мальчишеская прическа была ей гораздо больше к лицу. Помолодела, похорошела ― прямо не узнать, и у него мелькнула мысль, не составит ли Люси ему компанию, пока он здесь, в Вегасе. Приятно бывать на людях с красивой женщиной. Стоп, осадил он себя, уже готовый пустить в ход свои чары, она же лекарева подружка. Значит, отпадает. Джонни подпустил в свою улыбку дружеского лукавства: ― Ты что ж это на ночь глядя приходишь в номер к мужчине, а?

 

Люси стукнула его кулачком по плечу.

 

― Мне сказали, что Нино заболел, что к нему вызвали Джула. Хотела посмотреть, может, надо чем помочь. Как он, Нино, ничего?

 

― Да ничего, ― сказал Джонни. ― Обойдется.

 

Джул Сегал между тем развалился на кушетке.

 

― Нет ― чего, черт возьми! Предлагаю ― давайте посидим, дождемся, когда Нино придет в себя, и хором уговорим его лечь в психушку. Люси, он тебя любит, может быть, у тебя получится? А вы, Джонни, если вы ему правда друг, поддержите ее. Иначе очень скоро печень нашего Нино займет почетное место среди препаратов какой-нибудь университетской лаборатории.

 

Его легкомысленный тон покоробил Фонтейна. И это врач? Не много ли себе позволяет? Он собрался было сказать об этом, но с кровати в эту минуту послышалось:

 

― Эй, ребятки, а не время ли нам тяпнуть?

 

Нино сидел в постели. С улыбкой глядя на Люси, он широко раскинул руки:

 

― А ну-ка, девочка, поди к Нино!

 

Люси присела на кровать, они обнялись. Самое странное, что Нино выглядел теперь совсем недурно, можно сказать, нормально. Он прищелкнул пальцами:

 

― Ну что ж ты, Джонни? Выпить охота, время детское. Черт, жалко, стол унесли!

 

Джул сделал большой глоток из своего стакана.

 

― Вам пить нельзя. Доктор не разрешает.

 

Нино нахмурился.

 

― Чихать я хотел на докторов. ― И тотчас изобразил на лице раскаяние. ― Ой, Джули, да это вы? Мой персональный доктор? Я это не про вас, старичок. Так как же, Джонни, дашь мне выпить, ― а то, смотри, сам встану.

 

Джонни пожал плечами и двинулся к бару. Джул уронил равнодушно:

 

― Я сказал, нельзя.

 

Джонни понял, что его раздражает в этом человеке. Джул говорил всегда невозмутимо, не выходя из себя, не повышая голоса, без всякого нажима, пусть даже речь шла о страшных вещах. Когда он предостерегал, предостереженье заключалось лишь в смысле слов, голос при этом звучал бесцветно, как бы с нарочитым безразличием. Вот отчего Джонни, назло ему, наполнил стакан для воды хлебной водкой. Подавая его Нино, спросил на всякий случай:

 

― Ведь не помрет он от одного стакана, так?

 

― Нет, от одного не помрет, ― спокойно сказал Джул.

 

Люси бросила на него тревожный взгляд, хотела что-то сказать, но промолчала. Нино принял стакан и опрокинул его себе в глотку.

 

Джонни глядел на него с улыбкой. Доктор не разрешает, ишь ты. Пусть знает свое место. Нино вдруг задохнулся, хватая воздух ртом, лицо его посинело. Тело судорожно изогнулось, как у рыбы, вытащенной из воды, шея налилась кровью, глаза выкатились из орбит. Сзади, лицом к Джонни и Люси, у кровати возник Джул. Придержал Нино одной рукой, другой ввел иглу в плечо почти у самой шеи. Нино у него под руками обмяк, понемногу перестал выгибаться. Через минуту он сполз вниз на подушку и закрыл глаза.

 

Джонни, Люси и Джул тихо вышли в гостиную, сели у массивного кофейного столика. Люси придвинула к себе аквамариновый телефон и заказала в номер кофе и закуски. Джонни пошел к бару, соорудил себе коктейль.

 

― Вы знали, что он даст такую реакцию на водку? ― спросил он Джула.

 

Тот пожал плечами:

 

― В общем, это можно было предвидеть.

 

― Тогда какого дьявола вы меня не предупредили?

 

― Я вас предупреждал.

 

― Так не предупреждают, ― с холодной злобой сказал Фонтейн. ― Доктор, называется! Да вам же все до фонаря! Говорит, Нино нужно упечь в дурдом, не позаботится хотя бы выбрать слово поблагозвучней ― там, санаторий, например. Нравится приложить человека мордой об стол, точно?

 

Люси, опустив голову, рассматривала свои руки, сложенные на коленях. Джул, с обычной усмешкой, продолжал глядеть на Фонтейна.

 

― А вы бы все равно поднесли Нино выпить. Чтобы показать, что мои предостережения, мои предписания для вас не обязательны. Помните, после этой истории с горлом вы предложили мне стать вашим личным врачом? И я отказался, я знал, что мы с вами не сойдемся. Врач думает о себе, что он ― господь бог, верховный жрец в современном обществе, в этом для него воздаянье. Но вы никогда бы не научились относиться ко мне подобным образом. Для вас я был бы господь-прислужник. Вроде тех докторов, какие пользуют вашего брата в Голливуде. Откуда только они берутся, эти целители. То ли просто не смыслят ни хрена, то ли им дела нет... Разве они не видят, что творится с Нино? Пихают в него всякую дрянь ― день протянет, и ладно. В костюмчиках шелковых гуляют, зад вам готовы лизать, поскольку вы влиятельная фигура в кино, ― и они уже в ваших глазах расчудесные врачи. «Шоу-бизнес, док, вы должны войти в положение!» Верно я говорю? Но выживет ли пациент, помрет ― им наплевать. А у меня, видите ли, есть маленькое хобби ― непростительное, согласен, ― я стараюсь сохранить человеку жизнь. Я не помешал вам дать Нино глоток спиртного, потому что хотел показать, что с ним может произойти со дня на день. ― Джул подался вперед и тем же ровным, невозмутимым голосом продолжал: ― Ваш друг почти безнадежен. Способны вы это понять? Без лечения, без строжайшего медицинского надзора ему хана. При таком кровяном давлении ― плюс диабет да плюс еще вредные привычки ― его вот сейчас, сию минуту может хватить удар. Кровоизлияние в мозг ― в котелке вроде как лопнет. Я достаточно наглядно излагаю? Да, я сказал ― в дурдом. Чтобы вас проняло. Вы ж иначе не почешетесь. Прямо вам говорю. Либо вы помещаете вашего кореша в психиатрическую больницу и спасаете ему жизнь. Либо можете с ним попрощаться.

 

Люси прошелестела на одном дыхании:

 

― Джул, не надо так жестко. Джул, миленький, ты просто объясни человеку.

 

Джул встал. Джонни Фонтейн не без удовлетворения отметил, что обычное хладнокровие покинуло его. Бесцветный до сих пор голос утратил привычную небрежность.

 

― Вы думаете, мне первый раз приходится говорить подобные вещи в подобной ситуации? Я их твержу людям изо дня в день. Люси считает, что не надо так жестко, но она себе плохо представляет, о чем речь. «Не ешьте так много ― умрете, не курите так много, не пейте, не работайте вы так много ― умрете!..» Никто не слушает. А знаете почему? Потому что я не прибавляю слово «завтра». Так вот, я с полным основанием говорю вам ― очень может быть, что завтра Нино умрет.

 

Джул наведался к бару и опять смешал себе коктейль.

 

― Ну так как же, Джонни, ― будете помещать Нино в лечебницу?

 

― Не знаю.

 

Джул, не отходя от бара, быстро опорожнил стакан и налил еще.

 

― Знаете, интересная вещь ― можно вогнать себя в гроб курением или пьянством, можно работой или даже обжорством. И однако же все это не возбраняется. Единственное, чем, с медицинской точки зрения, себя не убьешь, ― это чрезмерное пристрастие к сексу, но как раз тут-то тебя всячески ограничивают. ― Он сделал паузу и допил свой коктейль. ― Хоть даже это не всегда безобидно, по крайней мере, для женщин. У меня, скажем, были пациентки, которым больше не полагалось иметь детей. Это опасно, говоришь ей. От этого, говоришь ей, можно умереть. Проходит месяц, и она к тебе впархивает, рдеет вся и объявляет: «Доктор, по-моему, я беременна», ― и точно, так оно и есть. «Но это опасно для вас!» А она тебе с милой улыбкой: «Но мы же с мужем очень ревностные католики»...

 

В дверь постучали; два официанта вкатили в номер тележку с едой и кофейным сервизом. Достали с низа тележки складной стол, расставили его, и Джонни их отпустил.

 

Все трое подсели к столу и принялись за кофе и заказанные Люси бутерброды на горячем, поджаренном хлебе.

 

Джонни откинулся на спинку стула и закурил.

 

― Жизнь, стало быть, сохраняете. Как же тогда вас угораздило заняться втихаря абортами?

 

Впервые в разговор вступила Люси:

 

― Людям хотел помогать, когда они в беде, девчонкам, которые, может, руки бы на себя наложили, а не то ― покалечились, чтобы избавиться от ребенка.

 

Джул взглянул на нее с улыбкой и вздохнул.

 

― Не так все просто. Стал я, в конце концов, хирургом. У меня, как принято говорить, золотые руки. Но от своей замечательной работы я ужасов натерпелся до полной одури. Разрежешь пузо какому-нибудь бедолаге и видишь, что он не жилец. Оперируешь его, а сам знаешь, что раковая опухоль вырастет снова, ― навесишь ему лапши на уши и, заставляя себя улыбаться, отпустишь домой. Приходит несчастная баба, я отнимаю ей титьку. Через год она приходит опять, и я отнимаю вторую. Еще через год вылущиваю из нее нутро, как словно семечки из дыни. И после всего этого она все равно умирает. А пока тебе названивает муж: «Ну, как анализы? Что показали анализы?»

 

Пришлось нанять еще одну секретаршу, специально чтобы отвечала на звонки. Я виделся с больной, только когда она была уже полностью подготовлена к обследованию, либо анализам, либо операции. Проводил с жертвой самый минимум времени ― тем более я был все-таки занятой человек. И наконец на две минуты пускал к себе для переговоров мужа. Говорил ему, что надо ждать летального исхода. И вот это слово ― «летальный» ― его просто не слышали. Понимали, что оно значит, но не слышали. Я поначалу думал, что невольно понижаю на нем голос, и нарочно заставлял себя произносить его громко. Все равно умудрялись не расслышать. Один кто-то даже сказал мне: «Как это ― ментальный исход, о чем это вы?» ― Джул отрывисто засмеялся. ― Ментальный, летальный, с ума сойти! Я перешел на аборты. Милое дело, раз-два ― и все довольны, вроде как перемоешь посуду и оставишь чистую раковину. Красота! Это было по мне, живи и радуйся, делай аборты. Я не разделяю мнения, что двухмесячный плод ― уже человек, так что с этим проблемы не было. Выручал из беды молоденьких девушек и замужних женщин, хорошо зарабатывал. Вдали от передовой, от линии огня. Когда меня застукали, я чувствовал себя как дезертир, которого изловили и притянули к ответу. Но мне повезло, нашелся приятель, который нажал на нужные пружины и вызволил меня, только с тех пор в операционную любой стоящей больницы мне путь заказан. Так что ― вот он я. Даю, как прежде, ценные советы, и, как прежде, ими пренебрегают.

 

― Я не пренебрегаю, ― сказал Джонни Фонтейн. ― Я их обдумываю.

 

Люси, воспользовавшись паузой, перевела разговор на другую тему:

 

― Ты что делаешь в Вегасе, Джонни? Отдыхаешь от обязанностей голливудского магната или работа привела?

 

Джонни покачал головой:

 

― Зачем-то понадобился Майклу Корлеоне, хочет меня видеть. Они с Томом Хейгеном сегодня прилетают. Том сказал, у них и с тобой назначена встреча. В чем дело, не знаешь, Люси?

 

― Знаю, что завтра вечером мы все вместе обедаем ― в том числе и Фредди. По-моему, это связано с отелем. В последнее время упали доходы от казино, хотя для этого вроде бы нет причин. Возможно, дон поручил Майку проверить, где что застопорилось.

 

― Майк, говорят, физиономию себе привел в порядок?

 

Люси усмехнулась:

 

― Кей уломала, не иначе. В то время, когда они поженились, он не хотел ничего менять. Не понимаю почему. Вид был жуткий, и из носу текло. Давно надо было заняться. ― Она запнулась на миг. ― Когда ему делали пластическую операцию, семейство Корлеоне пригласило Джула. В качестве консультанта и наблюдателя.

 

Джонни отозвался на это кивком головы и сухим:

 

― Это я им посоветовал.

 

― Вот как. В общем, Майк, как он сказал, хочет что-нибудь сделать для Джула. Потому и позвал нас завтра к обеду.

 

Джул задумчиво проговорил:

 

― Удивительно ― он никому не доверял. Предупредил, чтобы я следил в оба глаза, правильно ли все делается. Казалось бы, несложная, рядовая операция. По силам любому среднему хирургу.

 

В спальне послышалось движение, все повернули головы к портьере. Нино снова очнулся. Джонни пошел к нему и сел рядом. Джул и Люси стали в ногах кровати. Нино слабо ухмыльнулся.

 

― Ладно, кому я мозги-то вкручиваю, в самом деле. Погано мне, ребята... Ты помнишь, Джонни, год назад в Палм-Спрингс ― с нами еще тогда были те две девахи? Клянусь, я тебе не завидовал. Я радовался за тебя. Ты мне веришь, Джонни?

 

Джонни успокаивающе отозвался:

 

― Конечно, верю ― чудак ты.

 

Люси с Джулом переглянулись. Чтобы Джонни Фонтейн увел девушку от закадычного друга? По всему, что они знали и слышали о нем, такое трудно было себе представить. С другой стороны, ведь год прошел, почему Нино сейчас заговорил о своих чувствах? У обоих мелькнула та же мысль ― что Нино гробит себя по романтической причине, из-за того что девушка ушла от него к Джонни Фонтейну.

 

Джул еще раз осмотрел его.

 

― Я подошлю к вам на ночь сиделку. Денька два придется полежать. Я это серьезно говорю.

 

Нино подмигнул ему:

 

― Будет сделано, док, только тогда особо-то хорошенькую не присылайте.

 

Джул вызвал по телефону сиделку, и они с Люси ушли. Джонни остался ждать ее прихода. Нино, с измученным лицом, как будто впал опять в забытье. Джонни сидел у его кровати, размышляя о словах, сказанных его другом. Словах, что Нино ему не позавидовал, когда они с двумя девочками были в Палм-Спрингс примерно год назад и там кое-что случилось. Ему и в голову не приходило, что Нино может ему завидовать...

 

Год назад Джонни Фонтейн сидел в великолепном офисе кинокомпании, которую он возглавлял, и маялся. Он маялся, как никогда в жизни, ― что было несколько странно, если учесть, что первая выпущенная им картина, где он снялся в главной роли, а Нино ― в характерной, шла с невероятным успехом и приносила сумасшедшие деньги. Все удалось. Сработало в точности, как было намечено. Уложились в мизерную смету. Уже теперь ясно было, что каждый, кто принимал участие в создании ленты, наживет на ней состояние. Джек Вольц за короткое время состарился на десять лет. Еще две картины находились в производстве, в одной главную роль исполнял Джонни, в другой ― Нино. Нино оказался сущей находкой для кино ― непутевый, слегка блаженный миляга, какого всякая женщина рада отогреть у себя на груди. Потерянный мальчик, так и не ставший взрослым. Все, чего бы он ни коснулся, обращалось в деньги ― деньги сами шли к нему в руки. Крестный отец через банк исправно получал свои проценты, и мысль об этом особенно услаждала душу Джонни. Он оправдал надежды своего крестного, не подкачал. Но сегодня и это как-то не радовало.


Дата добавления: 2015-08-21; просмотров: 49 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: ГЛАВА 4 13 страница | ГЛАВА 4 14 страница | ГЛАВА 4 15 страница | ГЛАВА 4 16 страница | ГЛАВА 4 17 страница | ГЛАВА 4 18 страница | ГЛАВА 4 19 страница | ГЛАВА 4 20 страница | ГЛАВА 4 21 страница | ГЛАВА 4 22 страница |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
ГЛАВА 4 23 страница| ГЛАВА 4 25 страница

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.045 сек.)