Снова на родине

Летом 1849 года Гончаров едет на родину, в Симбирск. Многое там изменилось. Старшие сестра и брат обзавелись семьями, младшая сестра уже невеста.

Важный и томный, основательно вымотанный дальней дорогой, Иван Александрович через неделю был неузнаваем: бегал по комнатам, по двору и саду с племянниками, кричал и хохотал, как ребенок, плясал цыганочку, смешно и ловко выделывая разные коленца, пел романсы, осыпал мать поцелуями, шутками развлекал юную гувернантку племянников Вареньку, мило, от души смеявшуюся его актерским выходкам, розыгрышам и анекдотам из жизни столичных литераторов. Варенькой Лукьяновой он был, видимо, всерьез увлечен. Но он – известный литератор, ему уже 37 лет, а она – юная, простая провинциальная гувернантка...

Дом всегда был полон гостей, известный писатель принимал знакомых запросто, радушно, без тени высокомерия. А вот писалось плохо, хотя был уже замысел романа «Обломов», а «Сон Обломова» появился в печати. Но тем не менее для творчества лето оказалось очень плодотворным: много наблюдал, задумал еще один роман – роман о художнике.

«Проводы Гончарова были торжественны, как самого почетного и знатного лица в городе…

После напутственного молебна старушка-мать чуть не упала в обморок, обнимая бесценного Ваню, – точно она предчувствовала, что расстается с ним надолго, надолго...», – пишет Потанин. Действительно, с сыном она больше не увидится никогда. Пройдёт меньше двух лет и в «Летописце» семьи Гончаровых появится запись: «1851 года 11 апреля на Пасху, в среду, скончалась Авдотья Матвеевна Гончарова на 65 году от рождения, урожденная Шахторина, от удара, а погребена 13 апреля на кладбище Всех Святых». А в письме сестре А. А. Кирмаловой от 5 мая 1851 г. Гончаров напишет: «… Жизнь ее … так была прекрасна, дело ее так было строго выполнено, как она умела и могла, что я, после первых невольных слез, смотрю покойно, с некоторой отрадой на тихий конец ее жизни и горжусь, благодарю Бога за то, что имел подобную мать. Ни о чем и ни о ком у меня … воспоминание так не свято, как о ней».

Путешествие в Японию. «Фрегат “Паллада”» (1858)

В начале 1850-х годов Гончаров, человек спокойный, уравновешенный, лишенный романтических порывов, этот «принц де Лень», удивил своих родных и знакомых неожиданным даже и для самого себя решением отправиться в морское путешествие в Японию в качестве литературного секретаря адмирала Е. В. Путятина на фрегате «Паллада». Вот когда вспомнились ему увлекательные рассказы Трегубова о морских плаваниях и дальних странах! Добравшись до Англии, засомневался, хотел вернуться, уже добился согласья адмирала – но остался... И столько новых стран увидел, столько узнал интересных людей! Из путешествия привез множество записок, ставших основой большой книги очерков «Фрегат “Паллада”» (1858). Центральной темой этой книги становятся те изменения, процессы, которые происходят в разных странах, в мире в целом. В Англии он видит, как в развороченное нутро парусного корабля ставят паровую машину. Увиденное явится для писателя своеобразным символом: новый порядок наступает на спокойный, устоявшийся уклад патриархальной, а подчас и первобытной жизни. Практичный и расчётливый английский буржуа с своими неизменными трубкой и тростью проникает в страны Африки и Азии.

Контрастен мир книги. С одной стороны, это Англия, в жизни которой во всем строгий порядок: «Нет ни напрасного крика, ни лишнего движения, а уж о пении, о прыжке, о шалости и между детьми мало слышно. Кажется, все рассчитано, взвешено и оценено, как будто и с голоса и с мимики берут тоже пошлину, как с окон, с колесных шин». «Кажется, честность, справедливость, сострадание добываются как каменный уголь». Рядом с англичанином в воображении Гончарова встает русский барин, в жизни которого все делается по интуиции и обычаю, нет порядка и целеустремленности. Казалось бы, он не живет, а небо коптит. Но его нерасчётливостью и благотворительностью спасаются сироты и убогие, нищие и несчастные.

Что лучше: холодная Англия или солнечная Обломовка? На этот вопрос писатель не спешит дать однозначный ответ. Многое разъясняют читателю картины жизни Востока. Привлекает писателя первобытная, нетронутая цивилизацией Ликейя: «Здесь еще возможен золотой век». «Это единственный уцелевший клочок древнего мира, как изображают его библия и Гомер. Это не дикари, а народ – пастыри, питающиеся от стад своих, патриархальные люди, с полным, развитым понятием о религии, об обязанностях человека, о добродетели. Идите сюда поверять описания библейских и одиссеевских местностей, жилищ, гостеприимства, первобытной тишины и простоты жизни. Вас поразит мысль, что здесь живут, как жили две тысячи лет назад, без перемены. Люди, страсти, дела – все просто, несложно, первобытно. В природе тоже красота и покой: солнце светит жарко и румяно, воды льются тихо, плоды висят готовые. Книг, пороху и другого подобного разврата нет. Посмотрим, что будет дальше. Ужели новая цивилизация тронет и этот забытый, древний уголок?»

Однако Восток – это и застой, оторванность от цивилизации, точно в древней сказке. В Японии все застыло. Всякие отношения – и деловые и человеческие – в этом заснувшем, отторгнутом от человечества мире среди запретов и людей, живущих в страхе, стали бессмысленными: «Да где же это я в самом деле? кто кругом меня, с этими бритыми лбами, смуглыми, как у мумий, щеками, с поникшими головами и полуопущенными веками, в длинных, широких одеждах, неподвижные, едва шевелящие губами, из-за которых, с подавленными вздохами, вырываются неуловимые для нашего уха, глухие звуки? Уж не древние ли покойники встали из тысячелетних гробниц и собрались на совещание? Ходят ли они, улыбаются ли, поют ли, пляшут ли? знают ли нашу человеческую жизнь, наше горе и веселье, или забыли в долгом сне, как живут люди?» – восклицает Гончаров. И вновь обращается его любовный взор к России, которая бодро и резво идет в ногу с человечеством, развивается в соответствии со «здравым смыслом» и на этом пути преуспевает.

Преобразования, движение вперед любой стране необходимы – в этом писатель уверен. Но как ей на путях прогресса сохранить в сердцах людей поэзию и оставить нетронутой прекрасную природу – вот о чем болит его душа.

В близком по содержанию «Фрегату “Паллада”» рассказе «Два случая из морской жизни», адресованном детской аудитории и опубликованном в журнале для детей «Подснежник» (1858), Гончаров стремился заинтересовать юных читателей романтикой морских путешествий. Но при этом рассказывал он не о кораблекрушениях и встречах с людоедами-туземцами, не о жестоких страданиях людей на необитаемом острове, а об «обыкновенной» жизни на море. Писатель стремился разрушить бытующее убеждение, что жизнь на корабле скучна и однообразна. Первое же и главное преимущество «морской жизни» перед жизнью на берегу – скорое духовное преображение человека, его духовное взросление: «Тут одно приготовление к обозрению этих стран поглотит всё время, тут человек в месяц вырастет и созреет в учёного мыслителя, географа, этнографа, филолога, естествоиспытателя или поэта, поклонника красот природы». Отказ от светских форм жизни и образа мыслей, которые оценены в очерке как внешне привлекательные, но духовно бессодержательные, порождающие дух разъединения людей, их нравственную ущербность, – вот в чём суть духовного преображения человека, оказавшегося на море: «На море не тратится время по-пустому, нет визитов, нет принуждения, не надо играть чувствами, то есть оказывать сожаление, или радость, когда это не нужно, или нужно для приличия; не надо остерегаться и держать, как говорят на берегу, “камень за пазухой” против явного и тайного врага; всё это или сокращено, или упрощено: вражда превращается в дружбу, или оставляется до берега, ссоры невозможны, они мешают жить прочим, а там целое общество живёт не какою-то двойной, про себя и вслух, жизнию, не имеет в запасе десять масок, наблюдая зорко, когда какую надеть, а живёт одною жизнию, часто одною мыслию, одними желаниями».

Духовное преображение – это и живое приобщение к красоте мира, к Богу: «…А на небе, в пучине розо­во-палевого млечного пути сверкают эти яркие необыкновенные звёзды... Кто на море не бывал, тот богу не маливался, говорит пословица: да, это правда; но не от страху молится на море человек, а оттого, что ближе чует бога над собою и явственнее видит чудеса его руки. Как горячо вы будете там плакать и молиться, когда будете стоять лицом к лицу с этими роскошными чудесами мироздания!.. С какими удовольствиями сравните вы эти... не удовольствия – это мало и слабо, нет, эти радости, это счастье, выходящее из круга обыкновенного счастья и дающееся немногим?» Рассказ писателя имеет цель привить юному читателю гуманное чувство, побудить его к далёким путешествиям, сформировать активную, деятельную личность.

Путешествие на фрегате «Паллада» осложнилось тем, что началась война, в которой могущественная морская держава Англия выступила против России. Военный фрегат в любой момент мог столкнуться с противником. Плавание стало небезопасным. Оказавшись у восточных берегов России, уставший от путешествия, пресытившийся разнообразными впечатлениями, Гончаров решает сойти на берег и отправиться в Петербург по суше. Во время этого тяжелейшего пути писателю приходилось многие версты ехать верхом, ночевать на снегу у костра, передвигаться по таежным тропам, перебираться через бесчисленные болота и стремительные реки. Он испытал на себе жестокую сибирскую зиму: переезжая из Якутска в Иркутск, обморозил лицо.

Тяжесть путешествия вознаграждалась встречами с удивительными людьми: Н. Н. Муравьев-Амурский – исследователь Амура, В. А. Римский-Корсаков – капитан шхуны «Восток», брат знаменитого композитора, священник Иннокентий Вениаминов – составитель алеутского и алеутско-кадьякского словарей, проложивший тракт от Якутска до Аяна. В Иркутске писатель бывал у ссыльных декабристов: Трубецкого, Якушкина, Волконского, с сыном которого и впоследствии поддерживал дружеские отношения.

Великий роман. «Обломов» (1859)

Больше двух лет не был Гончаров в Петербурге, а возвратившись в 1855 году, встретился там со своей давней знакомой, которую когда-то видел еще девочкой, – Елизаветой Васильевной Толстой, во внешности которой замечали сходство с Сикстинской мадонной. Перед обаянием этой провинциалки писатель не устоял. Он влюбился без памяти, будто заболел тяжелой болезнью. Но и в период самого страстного увлечения не мог даже в мыслях поставить рядом ее, неземную красоту, и себя, стареющего – уже 43 года! – лысого и полного, с увядшими чертами лица...

О своём чувстве он пишет в письмах Елизавете Васильевне, как будто сочиняет роман об отношениях знакомых молодых людей или литературных героев. В них как будто появляются откровения друзей: «“Так ты влюблен, что называется – по уши!” “Называй как хочешь это чувство.” ”Ну, а она что чувствует к тебе?” “Дружбу какую-то, так чувство вроде самого пресного теста, без всякой закваски, без брожения. Она с любопытством смотрит, как играют лучи ее блеска в тусклом зеркале моей души, как лучи солнца на заглохшем пруду, потом она добра, мягка душой, она тронута моей внимательностью, благодарна и этой благодарностью кротко и тепло сияет мне. Я, усталый, опустившийся, одряхлевший душой, – счастлив, что могу погреться у этого приветливого огонька. Желать и ожидать большего я не вправе”».

Он изначально убеждён в собственной обречённости на несчастье. И причина, конечно же, в том, что в её душе нет любви – это-то ему, глубоко и тонко чувствовавшему чужую душу художнику, нетрудно понять. Ей лишь лестно поклонение известного литератора, умного и приятного в общении, увлекательно, с тонким юмором рассказывающего о невиданных странах и народах.

Она предпочтет писателю молодого кавалериста А. И. Мусина-Пушкина. И Гончаров по просьбе Елизаветы Васильевны будет хлопотать перед Святейшим Синодом об их браке, так как жених и невеста – двоюродные брат и сестра.

В одном из последних писем к любимой Гончаров скажет: «Я никогда не думал о женитьбе, а теперь... когда передо мной недавно был идеал женщины, когда этот идол владеет мной так сильно, я в слепоте... и никогда не женюсь». Так и случится: он навсегда останется одиноким человеком. Всех женщин, встречавшихся на своём пути, он будет сравнивать с Елизаветой Васильевной и не найдет равную ей. Следствием одиночества станут хандра и мнительность.

Осенью того же года Гончаров получает должность литературного цензора, взваливая на себя тяжелейшую работу. Только за три первые года цензорской деятельности он прочитал 38248 страниц рукописей и 3369 листов печатных изданий. Но при этом он еще работает над новым романом, совмещая службу с творчеством. Будучи цензором, помогает с изданием многих произведений, ранее задержанных цензурой: седьмой том собрания сочинений Пушкина, издаваемого Анненковым, «Муму» Тургенева, «Свои люди – сочтемся» Островского, сборник стихотворений Некрасова, «Горькая судьбина» Писемского, его же роман «Тысяча душ» и др. В своей цензорской деятельности он руководствовался принципами, провозглашенными Ф. И. Тютчевым, тоже причастным к цензорскому делу:

Веленью высшему покорны,

У мысли стоя на часах,

Не очень были мы задорны,

Хотя и с штуцером в руках.

Мы им владели неохотно,

Грозили редко и скорей

Не арестантский, а почетный

Держали караул при ней.

Труд понемногу излечивает Гончарова от кровоточащей раны, нанесенной ему Елизаветой Васильевной. В начале июня 1857 года писатель получает четырехмесячный отпуск и отправляется на курс водного лечения в Мариенбад. И там с ним случается чудо: он вдруг с необычайной быстротой дописывает давно начатый роман «Обломов». Удивлённый этим обстоятельством, он писал приятелю И. И. Льховскому: «Неестественно покажется, как это в месяц кончил человек то, чего не мог кончить в года? На это отвечу, что если б не было годов, не написалось бы в месяц ничего. В том и дело, что роман выносился весь до мельчайших сцен и подробностей и оставалось только записывать его. Я писал как будто по диктовке. И, право, многое явилось бессознательно; подле меня кто-то невидимо сидел и говорил мне, что писать». За один день он пишет (по современным измерениям) от 14 до 16 машинописных страниц. И это пишется один из лучших в мировой литературе романов! Создается образ, которому суждено стоять в одном ряду с образами Гамлета, Дон-Кихота, Дон-Жуана, Фауста.

После Мариенбада Гончаров оказывается в Париже, где читает роман А. А. Фету, В. П. Боткину, И. С. Тургеневу. Все они сулят «Обломову» огромный успех. Так оно и случилось.

Дата добавления: 2015-08-21