Кто такой Обломов?

Знакомство со всяким героем начинается с его имени. Гончаров называет своего героя Илья. Это имя русского святого и богатыря, мощи которого хранятся в Киево-Печерской лавре, Ильи Муромца. Он тридцать три года сиднем сидел на печи, а потом преодолел свое бессилие и послужил родной земле. Суждено ли по его примеру подняться Илье Ильичу? Такой вопрос поставит перед героем автор.

Фамилия героя необычайно многозначна, на что укажут многие исследователи романа. Он получил её от объятой сказочным сном- обломоном, подобной заколдованному сонному царству Обломовки. В этой фамилии угадывается и слово облый, то есть «полный, круглый», как бы воплощающий в себе русский идеал всего доброго и круглого. Герою удалось, обломилось, прожить жизнь ничего не делая, за счет «доброй волшебницы» (трехсот Захаров, Штольца, вдовы Пшеницыной), заполучить в жены красавицу сонного царства Милитрису Кирбитьевну (Агафью Матвеевну). Обломова называют и обломком. Он обломок старых поколений, прежней правды, цельной патриархальной Обломовки, обломок дряхлеющего рода. Обломаны его крылья по вине ли жизни, по его ли собственной вине. Недаром стал он теперь похож на облома – толстого, неуклюжего, неповоротливого. Описание портрета героя позволяет сделать вывод о том, что автор симпатизирует герою: это человек приятной наружности, в которой светилась его душа, мягкая и добрая. Но читателя настораживают упоминания о лени, отсутствии определенной идеи в лице героя. Это следствие долгого лежания на диване, малой подвижности, нежелания сосредоточиться на какой-то определенной идее – обрюзглость в 32 года, излишняя изнеженность для мужчины.

Юмористическая интонация в авторской «оде» великолепному халату Ильи Ильича укрепляет в душе читателя чувство тревоги. Халат Обломова подчёркивает «барственность» его хозяина, это признак дворянского быта. Хозяин халата – владелец крепостных крестьян, которые исполняют его волю и прихоть, плодами их труда он пользуется, как пользуется «услугами» своего удобного и уютного халата, который автор намеренно сравнивает с рабом.

Автор рисует и гостей Обломова, навещающих его поутру. Это франт Волков, служака Судьбинский, беликий Алексеев, обличитель-беллетрист Пенкин, грубиян и хам Тарантьев – все они по-своему персонифицируют духовные увлечения среды, в которой вращался Обломов, каждый важен как определенный общественный тип. Авторская мысль будет четко оформлена в одной из реплик героя: «Да я ли один? Смотри: Михайлов, Петров, Семенов, Алексеев, Степанов... не пересчитаешь: наше имя легион!». В доме Обломова все они находили теплый, покойный приют...». Обломов принимает гостей, как веками было заведено во всех Обломовках: «…в каждом зажиточном доме толпится рой подобных лиц обоего пола, без хлеба, без ремесла, без рук для производительности и только с желудком для потребления». Гостям Обломов жалуется на невзгоды, спрашивает их совета в деле управления имением, хочет переложить на их плечи заботы о новой квартире, о покупках к обеду – не самому же «мыкаться!»

С появлением в доме Ильи Ильича гостей в роман входит главная для него тема – тема жизни. Оказывается, лежащий на диване ленивый Обломов думает о ней постоянно. Жизнь его приятелей, деловых людей Петербурга, представляется герою отступлением от нормы: «Где же тут человек? На что он раздробляется и рассыпается?» – думает он. Илью Ильича, «трогают» многие заботы – устройство собственного хозяйства, переезд на новую квартиру, необходимость расплатиться с лавочниками… Казалось бы, они естественны для человека его круга и положения, однако в душе Ильи Ильича они вызывают страшную тревогу. Ему самостоятельно не справиться ни с одним из этих дел. Он стремится переложить их на плечи других людей. Ему мечтается, что все сделается само собой, каким-нибудь волшебным образом, и не нужно будет ни ехать в Обломовку, ни переезжать на новую квартиру. Эти «отчаянные меры» не по нему, он хочет «избегнуть крайностей и придержаться середины». В «примирительных и успокоительных словах авось, может быть и как-нибудь Обломов нашел и на этот раз, как находил всегда, целый ковчег надежд и утешений», – пишет автор. Поведение, мысли героя свидетельствуют о том, что Обломов боится жизни: «...Жизнь трогает! <...>... Мóчи нет!», – говорит он и старается укрыться от неё под своим одеялом, как под крылышком балующей его судьбы.

Для оправдания своего образа жизни у Обломов есть и особая философия: «Жизнь в его глазах разделялась на две половины: одна состояла из труда и скуки – это у него были синонимы; другая – из покоя и мирного веселья». Собственное безделье герой готов защитить как жизненный принцип избранного судьбой русского барина. В сцене с Захаром он отчитывает своего верного слугу за то, что тот посмел сравнить его, Обломова, Своего Барина, с «другим». Он говорит: «Я “другой”! Да разве я мечусь, разве работаю? Мало ем, что ли? Худощав или жалок на вид? Разве недостает мне чего-нибудь? Кажется, подать, сделать – есть кому! Я ни разу не натянул себе чулок на ноги, как живу, слава богу! Стану ли я беспокоиться? Из чего мне? И кому я это говорю? Не ты ли с детства ходил за мной? Ты все это знаешь, видел, что я воспитан нежно, что я ни холода, ни голода никогда не терпел, нужды не знал, хлеба себе не заработывал и вообще черным делом не занимался!»

Как видим, в этом монологе Обломов красноречив, страстен. Однако заметим и другое. Такой порыв у героя рождается лишь однажды, он произносит такую речь лишь перед неразвитым Захаром, «единомышленником» барина. Очень скоро Илье Ильичу будет стыдно за такие тирады: «Вспомнил он подробности сцены с Захаром, и лицо его вспыхнуло целым пожаром стыда. “Что, если б кто-нибудь слышал это?.. – думал он, цепенея от этой мысли. – Слава богу, что Захар не сумеет пересказать никому; да и не поверят; слава богу!”».

Обломов постоянно думает о человеке и о собственной судьбе: «Он горько в глубине души плакал в иную пору над бедствиями человечества, испытывал безвестные, безымянные страдания, и тоску, и стремление куда-то вдаль». Герою доступны «наслаждения высоких промыслов; он не чужд был всеобщих человеческих скорбей». Он оценивает самого себя с общечеловеческой точки зрения: настала одна из ясных сознательных минут в жизни Обломова, «он даже высвободил голову из-под одеяла: “А я! Я... не “другой”!” – уже с грустью сказал он и впал в глубокую думу». «Как страшно стало ему, как вдруг в душе его возникло живое и ясное представление о человеческой судьбе и назначении, и когда мелькнула параллель между этим назначением и собственной его жизнью, когда в голове просыпались один за другим, и беспорядочно, пугливо носились, как птицы, пробужденные внезапным лучом солнца в дремлющей развалине, разные жизненные вопросы.

Ему грустно и больно стало за свою неразвитость, остановку в росте нравственных сил, за тяжесть, мешающую всему; и зависть грызла его, что другие так полно и широко живут, а у него как будто тяжелый камень брошен на узкой и жалкой тропе его существования». Обломов мучительно сознавал, что хорошее, светлое начало зарыто в нем «как в могиле», что у него «ум и воля давно парализованы и, кажется, безвозвратно». «Горько становилось ему от этой тайной исповеди перед самим собой. Бесплодные сожаления о минувшем, жгучие упреки совести язвили его, как иглы». Размышляя о том, какой же «тайный враг наложил на него тяжелую руку в начале пути», Илья Ильич засыпает. «Сон Обломова» должен ответить на этот вопрос.

«Сон Обломова» был опубликован в 1849 году. Гончаров, как и другие художники, его современники, полагал, что человека формирует среда; сделали человека таким, каков он есть, воспитание, условия жизни. В романе не случайно параллельно даны две системы воспитания в рассказах о детстве Обломова и Штольца. Первые бессознательные детские впечатления, по мысли писателя, навсегда западают в душу, оставляя в ней глубокий след. Автор, ясно ощущавший в период создания «Сна» свою связь с «натуральной школой», имеет в виду не только конкретную личность, но тип, речь идет об условиях формирования личности русского барина при феодальных отношениях.

Прошлое в «Сне» показано конкретно и в то же время символично. «Благословенный уголок земли» – это вся Россия с ее бесконечными пространствами и незатейливой красотой, противопоставленной в романе красоте швейцарских и шотландских пейзажей и замков, дикому и грандиозному морю, высоким скалам и пропастям, дремучим лесам. В природе Обломовки все служит беззаботному, спокойному и праздному существованию людей. Там, как в раю, солнце ярко и жарко светит почти круглый год, река бежит весело шаля и играя, с гор там приятно кататься, резвясь, и весь уголок представляет ряд живописных этюдов, веселых, улыбающихся пейзажей, небо там, «как родительская надежная кровля». «Правильно и невозмутимо совершается там годовой круг». Так же правильно и незаметно совершается там и жизненный круг от рождения до смерти. Жизнь обломовцев сориентирована на циклическое время.

В Обломовке царит спокойный, веками устоявшийся жизненный уклад, при котором главными жизненными благами считаются еда и сон. Все жизненные интересы обломовцев сосредоточены вокруг хозяйства и приготовления пищи, все они направлены на самих себя. Жизненные силы и время обломовцев расходуются на пустяковые занятия: папенька «день-деньской только и знает, что ходит из угла в угол, заложив руки назад, нюхает табак и сморкается, а матушка переходит от кофе к чаю, от чая к обеду». Обломовцы не знают жизненных бурь и считают это благом, «душа обломовцев мирно, без помехи утопала в мягком теле». «Они сносили труд как наказание, наложенное еще на праотцов наших». Это – додуховное, доисторическое существование

Единственная форма духовной жизни, доступная обломовцам, – причастность к миру сказки, легенды, мифа. Илья Ильич безраздельно верит в сказку. Няня «нашептывает ему о какой-то неведомой стороне, где нет ни ночей, ни холода, где все совершаются чудеса, где текут реки меду и молока, где никто ничего круглый год не делает, а день-деньской только и знают, что гуляют все добрые молодцы, такие, как Илья Ильич, да красавицы, что ни в сказке сказать, ни пером описать.

Там есть и добрая волшебница... которая изберет себе какого-нибудь любимца... какого-нибудь лентяя, которого все обижают, да и осыпает его, ни с того ни с сего, разным добром, а он знай себе кушает да наряжается в готовое платье, а потом женится на какой-нибудь неслыханной красавице, Милитрисе Кирбитьевне».

Развивая мечтательность, сказка воспитывала созерцательность, бездействие. Мир сказки как бы заменял для мальчика реальность. Сказки, мифы заронили в душу Илюши страх перед жизнью, робость перед всем непонятным, внутреннюю скованность. Он «на каждом шагу все ждет чего-то страшного и боится», «боязнь и тоска засели надолго, может быть навсегда, в душу». Взрослый Илья Ильич хотя после и узнает, что нет медовых и молочных рек, нет добрых волшебниц, хотя и шутит он с улыбкой над сказаниями няни, но улыбка эта не искренняя, она сопровождается тайным вздохом: сказка у него смешалась с жизнью, и он бессознательно грустит подчас, зачем сказка не жизнь, а жизнь не сказка. «Он невольно мечтает о Милитрисе Кирбитьевне; его все тянет в ту сторону, где только и знают, что гуляют, где нет забот и печалей: у него навсегда остается расположение полежать на печи, походить в готовом, незаработанном платье и поесть на счет доброй волшебницы».

Сумма воспитательных приемов в отношении Илюши состояла из бесконечных «нет» и «не». Его не допускали к лошадям, к собакам, к козлу в овраг, на галерею... Постоянные запреты, неутомимая опека приводили к тому, что проявления силы никли и увядали, вместо жизни-действия, стремления вперед вырабатывалась привычка к жизни-воображению, на нее тратились все душевные силы героя. При доброте, почти детской симпатии ко всему окружающему, при верном, чистом и честном сердце, формировался характер пассивный и слабый. Никакие последующие влияния – книги, университетский быт, служба – не смогли серьезно поколебать этих качеств. «Странно подействовало ученье на Илью Ильича: у него между наукой и жизнью лежала целая бездна, которой он не пытался перейти. Жизнь у него была сама по себе, а наука сама по себе».

Характер вполне проявился при первых же шагах героя в самостоятельной жизни. Его неудачи на службе объясняются не только неумением дело делать, но прежде всего инстинктивным страхом перед жизнью, который он постоянно испытывает. Единственное, что приносит герою ощущение счастья, – мечты о возвращении в райский уголок, в Обломовку. А потому он мечтает, чтобы «сама история отдохнула», но «не остановятся ясные дни, бегут – и все течет жизнь, все течет, все ломка да ломка».

Слуги и господа в Обломовке необычайно похожи друг на друга. Всех вместе их автор называет словом обломовцы. Они ведут одинаковый образ жизни, – труд крестьян имеет так же мало смысла, как и каждодневные занятия господ, – у них одни жизненные заботы: поспать и набить желудок. Воображением слуг, как и воображением господ, владеет сказка. Захар страстно предан барину, хотя «редкий день в чем-нибудь не солжет ему», потихоньку ворует у него мелочь. По привычке, доставшейся от отца и деда, сплетничает про барина и ругает его перед другими слугами. Захар неловок, он переколотил у Обломова «пропасть посуды» и переломал в кабинете почти все его вещи. От него «только беды и убойки». При этом он умер бы вместо барина, «считая это своим неизбежным и природным долгом». Барин для него был подобен идолу.

Илья Ильич еще в детстве считал возможным за малую провинность поддать Захарке в нос, но взрослые Обломов и Захар необычайно похожи друг на друга: оба лентяи, сони, оба неопрятны, ко всему на свете относятся спустя рукава. О Захаре автор говорит: «Ленивый от природы, он был ленив еще и по-своему лакейскому воспитанию». Оба они – барин и слуга – страстно любят Обломовку. «Захар любил Обломовку, как кошка свой чердак», все обломовское для него имело особые преимущества перед чужим. И «боже сохрани, чтоб он поставил другого какого-нибудь барина не только даже выше, – даже наравне с своим!». «Живучи вдвоем» они «надоели друг другу», но жизни друг без друга не представляют: «Илья Ильич знал уже одно необъятное достоинство Захара – преданность к себе». И не случайно, что в своей мечте о будущей счастливой жизни он отводил место и Захару, производя его в мажордомы. Верность Захара барину проявится и в том, что после смерти Обломова Захар предпочтет сытой жизни у Штольца нищенское существование рядом с могилой Ильи Ильича.

Уклад жизни в Обломовке, отношения барина и мужика, образ жизни Обломова, родовые черты в его характере в романе определены понятием, имя которому дал Штольц, – «обломовщина». Обломов по поводу этого слова заметит про себя: «Одно слово... а какое... ядовитое!..». Н. А. Добролюбов в своей статье «Что такое обломовщина?» указывает как на первую и главную причину её существования – на крепостничество. Гончаров же, в отличие от Добролюбова, видел и другие её причины: «Я старался показать в Обломове, как и отчего люди у нас превращаются прежде времени в... кисель – климат, среда, протяжение, захолустье, дремучая жизнь – и еще частные индивидуальные у каждого обстоятельства». Писатель знал, что с уничтожением крепостничества обломовщина не исчезнет, – это коренная русская черта. Он пишет: «”Обломовщина”... не вся происходит по нашей собственной вине, а от многих, от нас самих не зависящих причин!» «Она окружила нас, как воздух, и мешала (и до сих пор мешает отчасти) идти твердо по пути своего назначения». Корни обломовщины, по Гончарову, кроются в природе каждого человека, они в той лени и апатии, которые свойственны ему от рождения.

Дата добавления: 2015-08-21