Vii глава

«Прощаюсь у края дороги….

Разыскивая родное,

Спешил я на плач далёкий –

И плакали надо мною…

Прощаюсь у края дороги…»

Фредрико Гарсиа Лорка

Баграт медленно отстёгивал кобуру, потом несколько секунд задумчиво рассматривал царапины на поверхности кожзаменителя и, наконец, протянул её побледневшему Казакову.

- В каком смысле? – Александр не двинулся с места, и рука с кобурой осталась как-то нелепо торчать над столом.

- В самом прямом. В лучших традициях – прошу уволить, по собственому желанию, а связи с семейными обстоятельствами, или там, по состоянию здоровья… Мало ли… - Баграт посмотрел координатору в глаза и добавил уже мягче, - Извини, Саша, устал. Да и надоело порядком. Сам видишь – нничего хорошего у нас с тобой не получается. Хозяйничай уж как-нибудь без меня, тем более, что на таком курсе я буду мешать чем дальше, тем больше. Адьютантов тебе хватает – Вака, Андрей, Дима… «Верные, не знающие сомнений…» А мне на остров какой-нибудь пора. Как там, не все острова в моё отсутствие заселил? Мне что-нибудь осталось?

- Стажёров думаешь с собою забрать? – склонив голову набок, Казаков с любопытством разглядывал Маляна.

- Зачем же, они и без меня проживут. По лучшим лагерным образцам – каратэ, эмблемы нарукавные, скоро погоны с аксельбантами заведут.

- Да, погоны – это ужасно. Благосостояние или распад колонии зависят, конечно, только от аксельбантов. Я понимаю весь мильон твоих терзаний, но, может быть, сначала будем думать об этих… автохтонах, а уж потом об аксельбантах?

- «а что тут думать – трясти надо…» - Помнишь? Да и не верю я в них – если бы не вымерли, был бы хоть один след посвежее. Я же весь Замок обшарил… да хотя бы и появились – у тебя стрелков с каждым днём прибывает, исполнительных, надёжных, нерассуждающих. И по аборигенам могут, и по людям, если понадобится.

- Ты, конечно, на человека руку ни в жисть не поднимешь. – Казаков своеобычно вздернул бровь. – Сама мысль о насилии вызывает в тебе отвращение. О насилии, о продовольствии, об угле, о металле, о всём, где нужны головы. Вот об орденах и аксельбантах, то это – пожалуйста. Так?

Баграт равнодушно пожал плечами.

- Зря стараешься. Я, собственно, не спорить пришел – попрощаться. Думал, обидишься, если сразу в Совет.

- «Мы пришли в этот Храм не прощаться, - заунывно продекламировал Казаков. – мы пришли в этот храм не взрывать…» ладно. Я, коненчо, рассматриваю этот пассаж как элементарное дезертирство, но – твоё дело. – Он разложил на столе карту. – Куда изволите?

- Всё равно. Только без соседей.

Хорошо. Есть один островок. Триста метров в диаметре, два холма, пляж. – Казаков прищурился. – Женщину с собой берешь?

- Нет, пожалуй.. – Баграт посмотрел в окно и улыбнулся. – Квартирный маклер в тебе гибнет.

- Значит, остров на одного. – Казаков обвел что-то на карте карандашом. – «мы пришли в этот храмне верчаться, мы пришли в этот храм возрыдать…» Собирай вещички. Вечером на Совете обсудим детали. Как остров назовёшь? Предлагаю – «Аввакумец».

- Близко, но не то. Пиши – остров Боконона. Помнишь? «Тиран во дворце, святой в джунглях». Устойчивая система.

- Святой! Казаков фыркнул. – «Все, написанное в этой книге – ложь!»

- «А, главное, дай мне силы отличить одно от другого». Привет, самодержец.

- Погоди, отшельник! Учти, так просто тебе от меня не отвертеться. Официально ты будешь направлен в творческую командировку. Вместо чем пуп рассматривать, напишешь нам историю Земли. Материалами снабдим. С паршивой овцы хоть шерсти клок…

ПЕРВЫЙ МЕМОРАНДУМ МАЛЯНА (отрывки. Хрестоматия по истории. Изд. Первоградского Университета. 170.г.т.э.)

«… Таким образом, мы имеем дело не с единичной акцией, уникальным экспериментом – кем бы ни оказались экспериментаторы – но с длительной планомерной деятельностью, своего рода «цивилизационной селекцией». Ничего не зная о целях и методах Воздействия, мы можем строить самые разнообразные предположения: например, если допустить, что эта деятельность находится на «мичуринском» этапе – то есть на стадии проб и ошибок – то возникают дальнейшие аналогии с подрезанием корней, прививанием разных фруктовых культур и т.д. Причем на первых этапах подобные эксперименты могут оказаться гибельными для подопытных образцов. Но в любом случае мы должны отдавать себе отчет в том, что речь идет не о выживании единичной земной колонии, а о чём-то значительно большем, и жизнь или смерть этой единичной колонии может оказаться незначительным эпизодом большой исследовательской программы…»

«…Впрочем, все наши пост-шпенглеровские домыслы о конечности антиэнтропийного (в наиболее широком смысле слова) потенциала каждой конкретной цивилизации и высшей целесообразности деятельности Хозяев не должны заслонить банальной истины: оказавшись на Теллуре, мы, бывшие люди Земли, продолжаем защищать если не земные, то, во всяком случае, человеческие ценности независимо от соотношения сил. И новая теллурийская цивилизация, как бы она мне отличалась от земной, неизбежно будет сопротивляться любым попыткам вмешательства в естественный ход ее развития.

Хотя не исключено, что именно такая реакция и отвечает ожиданиям Хозяев.

… Солнце лениво поднималось над морем; в утренней полутьме всё было лиловатым, белёсым, сонным, в небе дотаивал полусерп Селены. Провожающих было мало, они оставались на камнях; Малян, сгорбившись под рюкзаком, по скользким брёвнам пристани пошёл к катеру. Курсант-моторист сидел на корме съёжившись – было зябко. Казаков вдруг оторвался от провожающих, неловко балансируя, побежал к Маляну, остановил его на середине пристани, что-то начал говорить. Со стороны это казалось, наверное, многозначительно-живописным: в утреннем нерезком свете двое беседуют на шатком мостике, одним концом обрывающимся к воде… на берегу не было слышно ни слова.

Поёживаясь, казаков вернулся на берег.

- Что ты ему сказал? – ревниво поинтересовался Голубев.

- Проинструктировал на предмет пожарной безопасности. – подумав, тветил Казаков.

Консулы пошли обратно, разворачивая сапогами слежавшийся песок. У пристани остался только вахтенный их морской группы. Пляж опустел.

Весь день у доски объявлений вертелись любопытные: на доске висел официальный бюллютень Совета, извещавший что Б. Малян попросил уединения и спокойствия ради написания всеобъемлющей Истории Земли. К вечеру на доске появились еще два документа: карикатура и красиво выписанный тушью афоризм. На карикатуре мрачный Казаков с тонзурой, могучим подбородком и в белом плаще с кровавым подбоем умывал руки, а два растерянных легионера придаерживали небритого Маляна. Малян рвал хитон и кричал: «распни меня!» афоризм гласил: «ВЛИП В ИСТОРИЮ».

Дата добавления: 2015-09-03