ГЛАВА V. «Лишь у безруких руки чисты,

«Лишь у безруких руки чисты,

Бездушный призрак лишь неуязвим.

И зреньем превосходит всех слепец.»

Дилан Томас

Солнце палило вовсю и ребята уже устали. «Переку-у-ур!» - надсадно возопил Валерьян. Он плюхнулся на фундамент и с секунду активно сострадал наиболее сознательным. Народ явно не врубившись, продолжал совершать какие-то странные ритуальные взмахи топорами и лопатами. «Заработались, бедолаги,» - удовлетворённо хмыкнул пристроившийся рядом Серёга. Валерьян выудил из кармана обильно пропотевшей стройотрядовки полувыкрошившуюся беломорину. Это уже трагедия – запасы курева иссякали.

Бойцы и бойцицы шумно окружили начальника. Домостроевский оптимизм первых дней явно подходил к концу. Впрочем. Для них он был своим. Пока ещё. Стройотряд – это здорово, и жилые бараки – тоже здорово, но нельзя же вкалывать по 12 часов в сутки. Даже питаясь по второй категории. Маленькие они ещё. Хорошо что есть Серёга-комиссар при министре капитального строительства. Но два зубра на двести голов молодняка – слишком мало.

Где-то рядом по-щенячьи взвизгнула Анечка. Два шестнадцатилетних акселерата выпытывали у неё подробности инцедента с Татьяной, делая упор на практическое осмысление. Анечка обижалась. Валерьян цыкнул на шалунов и вперил взор в пространство, машинально продолжая выслушивать привычный скулёж. Уродливый параллелепипед двухэтажной Цитадели Совета уже подводили под крышу. Остальные бараки прочно застряли на нулёвке – не хватало дерева. Хилые метровые брёвнышки, поставляемые пахарями-корчевателями, были жутко неудобным стройматериалом. Приходилось изощряться.

Валерьян встрепенулся – к из лежбищу, перепрыгивая с фундамента на фундамент и скользя на грудах зеленовато-лиловой глины, направлялась Вика.

АЛЬБОМ АНЕЧКИ (хранится в частной коллекции Татьяны Красовской)

«Я так одинока! С тех пор, как эта стерва Танька уехала к Олежеку на Соловки, жизнь для меня потеряла всякий смысл. Я так несчастна! Почему я решила, что нравлюсь ему? Дура! Трижды, четырежды дура! Так ему и надо, подлецу. Пусть целуется там на острове со своей старухой!

А Малян симпатичный. У него такие печальные, нежные глаза. Мне кажется, что он очень-очень добрый. Не то, что эти слюнявые мальки из второго отряда. Я почти уверена, что он мне нравится. Говорят, что сейчас он тв экспедиции, а там, наверное, жутко опасно. Когда Баграт вернётся, я загляну ему в глаза. Лукаво и немножко наивно – так, как я это умею. Наверное, я ему тоже нравлюсь. Недавно он так долго и со значением смотрел прямо на меня. И потом, с чего бы ещё им ссориться с Андреем? Они же так похожи, но Баграт гораздо симпатичнее. А Голубева я давно уже отшила. Он, конечно, капитан, но не на такую напал – сразу руки распускать.

И вообще, мне здесь ужасно скучно. Кто только придумал этот дурацкий Эксперимент? В конце-концов, мне уже 17 лет, и я хочу веселиться, а не конопатить пазы на этом вонючем Котловане. Правда, здесь я ежедневно вижу Валерика. Он такой серьёзный, положительный. И фамилия – Валерьян Валери. Звучит. Но Баграт мне всё равно нравится больше, хотя он и в экспедиции.

А Танька-то, Танька! Воспитательша, «цирлих-манирлих», а как окрутила Олежека. Я всё видела – и как они гуляли за Котлованом, и как целовались, и потом… Стерва бесстыжая, а ещё ревела два дня, как корова. А потом - прыг к нему на остров. Ну и пусть! Всё равно мне теперь Баграт нравится. Мой Баграт – самый-самый-самый лучший! Он обаятельный…

МЕМУАРЫ ВАЛЕРЬЯНА (ПСС В. Валери, т.17, Первоград, изд. «Академия», 152 г. Т.Э.)

28 марта. С самого начала мне не нравилась эта затея с Котами. Баграт бегал, горячился, а мне не до того было – приходил с Котлована измотанный, как собака, и на Советах клевал носом. В достопамятную ночь малого дворцового переворота я машинально удерживал Маляна от рукопашной с Голубевым, но ничем путным так и не разродился. А потом сидел и тупо гадал: как получилось, что Самодержец с его бестолковой манией величия вроде бы оказался прав? И что последует за выведением обоих драчунов из Совета? Лозунг «Вся власть Совету» временно снимается с повестки дня? Ладно, разберёмся.

Коты в отсутствие Голубева совсем распоясались. Собственно, ничего конкретного, но какой-то блеск у них в зрачках появляется, когда вышагивают по Периметру с оружием. Нехороший блеск. Благо, есть мой стройбат. На крайний случай, конечно. 150 орлов с топорами и ломами в руках что-нибудь да значат.

Кажется, я начинаю уставать. Вчера обматерил двух мальчиков на подсобке. Ни за что обматерил. Вика посочувствовала. Дожил.

3 апреля. Эта липкая ядовито-зелёная мерзость никогда не кончится. Третьи сутки мы продираемся сквозь сайву. Благо – натолкнулись на речушку и теперь шлёпаем вдоль берега. Если расчёт правилен, речушка просто обязана вывести нас к хиппистским холмам. Симпатичная такая речушка, метров десять в ширину. Я окрестил ее «Че».

Сопровождающие охотники шумно плетутся сзади, изнывая от мошкары и выражаясь по адресу Самодержца. Эта сволочь и правда, могла бы выделить вездеход. Здесь он всё-таки нужнее, чем на Периметре. Инга идет рядом – маленькая, гибкая, молчаливая. Интересно, как она ухитряется сохранять свой доморощенный аристократизм в уродливой, не по росту здоровенной штормовке и вихляющихся бахилах?

Если верить данным Первой экспедиции, колония хиппи где-то в пяти километрах отсюда. Плюс-минус. Но Первая экспедиция шла по побережью. Собственно, это была даже не экспедиция – так, варварский рейд обалдевших следопытов.

О какой экспедиции могла идти речь, если они не составили даже более-менее приличной карты побережья? Слепо тыкались вправо-влево, натолкнулись на трёх голеньких волосатиков и дали дёру. Свободная любовь их, видите ли, смутила. Девственники хреновы.

Над головой саданул тяжёлый низкий свист и следом сразу же глухо бабахнул охотничий карабин. Инга, коротко вскрикнув, метнулась к нему, нелепо прижалась всем маленьким вздрагивающим телом. Оттолкнув девчонку, Валерьян рванул автомат и веером всадил очередь в это неправдоподобное, жуткое, синюшно-багровое шевелящееся месиво. Он жал на спуск, абсолютно не отдавая себе отчёта в происходящем, не желая верит увиденному.

Стрельба кончилась как-то сразу. За спиной, опустив разряженные арбалеты, хрипло дышали перепуганные охотнички. У ног тихо всхлипывала Инга. Она сидела на корточках и в её сухих стеклянных зрачках было безумие. Там, всего в каких-то 15 метрах раскачивались на корявой ветке три нагих синюшных тела. Двое мужчин и женщина. Содранный выстрелами местный гнус снова начал облеплять их. Тела закручивались против часовой стрелки, и в этом размеренном вращении было что-то жутко живое. Между сосками у женщины чернела массивная арбалетная стрела.

ПРАВДА О ХИППИ (из монографии «Патопсихология молодёжи» ПСС В.Валери, т.3, Первоград, «Академия», 2135\148г. Т.Э.)

Хочу внести ряд уточнений. Прежде всего: ныне существующая секта т.н. «хипарей», пропагандирующая обряд обрезания, фаллические культы, половые извращения и пр., не имеет ничего общего с движением хиппи в их исходном, так сказать, «старо-земном» варианте. Движение хиппи строилось на основе полной естественности как в половых отношениях, так и в социальных. Говорить о «социуме» в отношении колонии хиппи немного нелепо, т.к. они представляли собой странную общность, единственным стержнем которой была полнейшая, почти абсурдная в нынешнем понимании, свобода каждой конкретной личности.

Глубоко укоренившийся в их психологии тезис о том, что за свободу секса необходимо бороться, привёл в конечном счете к тем плачевным последствиям, которые известны каждому, студенту. Первый Координатор просто вынужден был прибегнуть к жёстким мерам, невзирая на некоторые разногласия в Совете. По ряду причин личного характера я не считаю возможным обрисовывать свою позицию по данному вопросу, но дальнейшие события подтвердили правоту Координатора. Моя экспедиция застала колонию на грани деградации. В условиях полнейшего отсутствия каких-либо сдерживающих факторов, обитатели колонии в первые же дни уничтожили все запасы алкоголя и медицинских наркотических средств. К сожалению, они быстро открыли галлюциногенные свойства листьев т.н. «черного балдежника», длительно жевание которых приводит к образованию злокачественных опухолей слизистой рта и пищевода. Употребление этого сильнейшего, не имеющего «земных» аналогов наркотического средства поставило большинство обитателей колонии на грань полного разрушения личности. Собственно, это были уже не люди – абсолютно потерявшие волю и способность ориентироваться в окружающем мире, они сутками валялись на земле, приходя в движение лишь для того, чтобы совокупиться с ближайшей партнершей или партнером. Листья балдёжника обладали сильнейшим побочным возбуждающим эффектом, и интенсивность совокуплений для каждого составляла в среднем 15-17 раз в сутки, что, при полном отсутствии правильного питания, приводило к естественному истощению организма.

Большая часть продовольственных запасов колонии была уничтожена пожаром во время одной из оргий. Полуфашистская группа так называемых «панков», волей Эксперимента оказавшаяся в колонии, захватила оставшееся продовольствие и предприняла попытку тотальным террором восстановить подобие рабовладельческого общества. Полуживотная апатия способствовала этому…

Три трупа – что это? Массовое самоубийство, или…

Валерьян уже почти не скрываясь, поднимался по пологому склону, поросшему странным, пепельно-багровым мхом. Он уже перестал реагировать на поминутно встречающиеся конвульсивные тела аборигенов. Абсолютно голые, они парочками и поодиночке валялись на земле, что-то слюняво пережёвывая и не отрывая бессмысленных глаз от невидимой точки на сумасшедшем небе. Апокалиптическая картинка: равномерная работа челюстей, равномерный чавкающий звук, чернильная слюна, пузырчатыми ручейками стекающая на грудь. И какие-то мёртвые обгоревшие стены там, далеко, на самой вершине холма. Метрах в пяти очередная парочка занималась любовью: несколько судорожных механических движений и снова – откинувшись – бессмысленный взгляд в небо. И все это – не переставая жевать. Валерьян брезгливо отвернулся. М-да, каково сейчас котёнку?

Он плёлся сзади – прыщавый голубевский питомец, славный в сущности парень Юрка. Худощавый, немного нелепый с чёрным раструбом распылителя в лапах. «Держись, котяра» - Валерьян полуобернулся к мальчишке. – То ли еще будет.» Юрка криво улыбнулся.

«Третий, Третий, я – Первый. Что у тебя там….» - засвербил в ухе голос Самодержца. «Слушай, Сань, отцепись. Сам ни хрена не понимаю.» «Перестань хамить. Ты их видишь? Что они делают? «Они? -..утся.» «Что-что? Как так …бутся?» «Так, молча. Жуют и это самое. Подробности – через часик. Лады?» Рация заглохла.

Всё-таки надо отдать должное Казакову – получив сообщение о висельниках, босс сразу же выслал на подмогу вездеход со взводом котят, вторым распылителем и рацией. План операции мы разрабатывали в трогательном единении. Вездеход с моими охотниками, вновь прибывшими пацанятами и Ингой остался километрах в трёх от хипистского гадюшника. Мы с Юркой, вооружившись автоматами и распылителями, отправились на разведку. Рация – в рабочем состоянии. И Инга, не снимая наушников, следящая за каждым моим шагом. Маленькая геодезисточка, кажется, имела несчастье мной увлечься. Занятно, но надо быть поаккуратнее. Впрочем, у меня к ней чисто отеческие чувства.

Что же это было? Самоубийство? Три трупа. Три первые трупа. А эти, балдеющие, что – не трупы? Занятно, что, если бы на моём месте оказался Голубев? Или Баграт?...

МЕМУАРЫ ВАЛЕРИАНА

8 апреля. Кончилось. Сегодня отправляю в Метрополию орду маленьких фюреров. У моего отряда довольно-таки общипанный вид – эти панки чертовски ловко орудуют цепями и дубинками. Вообще-то котята держались браво, представляю, как они будут хвастаться дома своими шишками и ссадинами.Герой дня – гаврик. У него особо тяжкое боевое ранение – неоднократно покусан и едва не изнасилован какой-то местной менадой. Стрелять я запретил, умиротворение производили исключительно распылителями. Благо, у них в колонии вообще не оказалось огнестрельного оружия. Выглядят эти фраера чрезвычайно мило, в лучших традициях. Кожаные курточки, бритые височки, вытатуированные на люу свастики и весь прочий антураж. Малян будет в восторге.

Я с Ингой и двумя охотниками пока остался здесь. Невзирая на Высочайшее повеление. Надо хоть чем-то кормить это сексуальное стадо. Единственное, что я мог сделать до какого-либо реального решения Совета – не дать им всем передохнуть от голода и полового истощения. Занятие не из приятных. Вполне возможно, что там, на заседании Совета я буду нужнее, но не могу, просто не могу оставить кого-либо из ребят. И потом – Ирка…

Ирка. Господи, что они с тобой сделали? Кто - они? Что ты с собой сделала? Ты лежишь рядом, в двух шагах, с таким же идиотским блаженством на лице, как у всех этих жвачных. Такая желанная, такая недоступная там, на Земле, и – половая подстилка – здесь. Ни проблеска узнавания. В первые минуты я, наверное, просто свихнулся. Я тряс тебя за плечи, целовал руки, волосы, остекленевшие мутные глаза. Не могу. Нельзя об этом… Ирка! Сбылась мечта идиота. Ты лежала рядом, но тебя не было. Тебя вообще больше нет. Не будет никогда. Никогда не будет. Никогда… Я, дурак, ещё во что-то верил. Я и сейчас верю. Как иначе?

Быстрее бы приехал хоть кто-нибудь из медиков. Ведь я ни бельмеса не смыслю в медицине. Я даже не знаю, можно ли сейчас отнимать у них эти проклятые черные листочки?

Был костер. Мохнатые рыжие искры выстреливали в низкое ночное небо. Сухой мох горел неровно, с прерывистыми хриплыми повизгиваниями. Валерьян обернулся, услышав за спиной тихое шебуршание. К костру сползались аборигены. В метре от него, опираясь на руки, приподнялась всклокоченная волосатая фигура. Хиппи смотрел в огонь, смотрел прямо сквозь него, Валерьяна, изредка машинальным жестом отряхивая с глаз слипшиеся рыжие космы. Валерьян поёжился. Он осторожно распрямил затёкшую ногу и поудобнее устроил на коленях иркину голову. Она лежала в обычном полутрансе, широко раздвинув колени. Озверевший Валерьян пинками отгонял от нее мужиков и теперь она непрерывно мастурбировала. С этим уже ничего нельзя было поделать. Её страшно похудевшее, ставшее каким-то синюшным тело крупно вздрагивало. Периодически она судорожно выгибалась, скребя ногами по земле и, отняв руки от низа живота, вцеплялась в рукав валерьяновой штормовки. Валерьян стиснул зубы и отвернулся.

И сразу же встретился с тоскливым взглядом Инги. Она сидела напротив, с другой стороны костра, и зябко поёживалась, хотя было тепло. Очень тепло. Сегодня он влепил ей пощёчину. Девчонка хотела украдкой попробовать лист «балдёжника». Весь вечер они не разговаривали.

Валерьян оглянулся – охотники, измученные треволненьями, дрыхли без задних ног. Игка сорвалась с коленей и быстро-быстро, мелкими движениями, заерзала промежностью по мху. Инга, стиснув пальцы, смотрела на всё это через костёр широко раскрытыми жуткими глазами. Валерьян встал. Подошёл к девчонке. Положил руку на плечо. Бред.

Держась за руки, они медленно брели прочь от костра, туда, где маячили изломанными тёмно-лиловыми сгустками обломки панковского штаба. Молча.

Ирка!!!

Дата добавления: 2015-09-03