Глава 14. Мамочки, я двадцать лет ждал этого дня, все распланировал: что скажу

Мамочки, я двадцать лет ждал этого дня, все распланировал: что скажу, как улыбнусь, потом обниму и поцелую, а сейчас смотрю на него и не могу выдавить даже банальное приветствие.

Двадцать лет, двадцать чертовых лет, я не мог даже позвонить ему, чтобы просто послушать его голос. Родители пытались успокоить меня как могли, а Лиз просто называла влюбленным идиотом.

Я, как ни странно, так и остался лордом Эдвардом Ричардсоном, теперь наследником удвоившегося состояния моей семьи. Так забавно было слушать, как вздыхают бабушка с дедом, рассматривая портреты в галерее. Мол, мы все так похожи на трагически погибшую во время поездки в летнюю резиденцию семью наших пра-пра-пра… и так далее. Ну да, естественно похожи, вообще-то это мы и есть.

После «смерти» моих родителей и сестры все состояние унаследовал папин младший брат, и получилось так, что мы с отцом и Лиз переместились в эту веточку семейного древа. Мама же родилась в своей семье, потом они на каком-то светском приеме встретились с папой, ну и пошло-поехало.

Мама говорит, что всегда помнила, кем была в прошлой жизни (хорошо, что я, за тот месяц, что мне выделили, сумел их морально подготовить), а вот ко мне воспоминания начали возвращаться лет в семь, но даже до этого я чувствовал, что потерял нечто очень важное, а когда вспомнил, что тут началось…

Родителям с трудом удалось удержать меня дома, так я хотел побыстрее вернуться к Стасу. Образумило лишь то, что он тогда был такой же мелкий и еще не встретился со мной — котом. О надобности ждать двадцатилетия я тогда благополучно забыл.

Но сегодня, пятнадцатого апреля, в мой новый день рождения и по совместительству, день смерти в прошлой жизни, я здесь. А Стас изменился: осунулся, глаза запали, и в уголках губ складки появились…

— Привет… — прочистив горло, выдаю я. — Пустишь?

Пожалуйста, только не прогоняй…

Он все так же смотрит на меня в упор каким-то диким взглядом.

Ну да, я немного изменился: исчезли шрамы, волосы хоть и той же длины, что были раньше, но больше не торчат во все стороны растрепанной паклей. Одежда от кутюр, и чемодан в руках. Хороший такой чемодан, вместительный…. Правда, он еще машину внизу не видел…

— Стас… — я уже начинаю сомневаться в том, что меня рады видеть…

Тут он оттаивает и, сделав шаг вперед, обнимает меня, аж кости затрещали, но и я в долгу не остался, до боли вцепляясь пальцами ему в спину и тыкаясь носом в плечо. Господи, как же я скучал…

Стас, не мешкая, находит мои губы и целует…

Ты тоже скучал…

Горячий язык проходится по зубам, прося впустить его внутрь, и я подчиняюсь. Мы целуемся прямо на лестничной площадке, можно сказать, на виду у всего дома, но мне глубоко плевать, главное — Стас со мной…

Из прихожей раздается недовольное «Мяу!», и я отстраняюсь, чтобы посмотреть на того, кто нам помешал. Надо же… Ну, здравствуй, мое второе тело…

— Так ты котенка себе завел… — шепчу, прижимаясь к Стасу еще сильней. Нестерпимо хочется плакать от счастья, но я держусь. Я же мужчина…

Стас будто не слышит, закопался носом мне в волосы и глубоко дышит.

— Эй…

— Ты живой…

— Да, прости, что исчез, ничего не сказав.

— Пойдем, — Стас отстраняется и тянет меня за руку в квартиру, я едва успеваю схватить чемодан.

Затащив меня в прихожую и захлопнув за нами дверь, он подхватывает меня на руки и, не дав даже разуться, несет в спальню.

— Стас, не торопись.

— Я не могу больше ждать, — говорит он, целуя меня в висок. — Один раз я упустил момент и потерял тебя… — меня осторожно опускают на постель, и нетерпеливые руки тут же стягивают с моих плеч куртку и откидывают ее в сторону. Та же участь постигает стильные остроносые ботинки. Рубашка задирается до горла, и я не могу сдержать стон, ощущая такие желанные обжигающие прикосновения.

— Прости меня, Эрик.

— За … что? — его руки берутся за пояс брюк… Да!

— За то, что был таким идиотом. — рубашка, взмахнув на прощанье рукавами, улетает на шкаф. Хм… метко я ее… — За то, что оттолкнул.

— Ничего… — сдираю со Стаса футболку и начинаю бороться с пряжкой ремня.

— Но я… — целую его, пресекая дальнейшие разговоры.

— Ни слова больше. — стаскиваю с себя брюки, потом белье и раздвигаю ноги так широко, как только могу. — Давай…

И Стас подчиняется.

Если честно, я думал, что будет больнее, но нет — пощипало немного, а потом я привык, словно это происходило уже не в первый раз. Мое тело принимало Стаса отчаянно жадно, словно желая поглотить целиком и больше никуда не отпускать.

Вот, что я скажу: статьи и книжки, авторы которых с пеной у рта доказывают, что боттом в первый раз не может получить удовольствие — полная фигня, хотя, возможно я слишком категоричен, в конце концов, у каждого по-своему. Лично мне было до одурения хорошо. Это было великолепное безумство, и я не мог сдерживать стоны, постепенно переходящие в крики.

Никто из нас не продержался долго — первым кончил я, и Стас, вскоре, последовал за мной.

Столько счастья я не испытывал уже очень давно. И теперь чувствую, что еще чуть-чуть и все... Ведь есть какой-то предел счастья, который способно выдержать человеческое сердце. Мое уже на грани.

— Мой… — шепчет Стас, обнимая меня за талию.

— Да, твой. Хоть навсегда забирай.

— Так и сделаю… — говорит он еще тише и замирает. Оборачиваюсь и вижу, что Стас заснул. Мне кажется, или это первый его нормальный сон за последнее время? Лицо спокойно, складочки у губ и между бровями разгладились… Выражение такое детское-детское… Дышит ровно, но тихо-тихо… Видимо, только так он может снять накопившееся напряжение.

Переплетаю его пальцы со своими и закрываю глаза.

* * *

— Пух, — поднимаю глаза от чашки с Эрл Греем и смотрю на Стаса. Мы сидим на кухне, завтракаем. Пушок тоже хрустит неподалеку сухим кормом. Кажется, ему, в отличие от меня, эта гадость нравится, — а где ты пропадал целый год?

— Мне пришлось заново родиться, — улыбаюсь, предчувствуя вопросы.

— Это как?

— Помнишь наш последний день? Тот, когда я тебя будить пытался?

— Я его никогда не забуду, — он вздрагивает.

— Ну, вот, я тогда заснул, а когда проснулся, то понял, что нахожусь непонятно где. Кругом одна серость, и все.

— И что же это было?

— Оказалось, что, признавшись тебе тем утром в любви, я выполнил условия контракта, выпустив Магию на свободу. После этого он…

— Он?

— Он, оно, какая разница? Он появился передо мной, причем выглядел как я до всей этой истории, вот поэтому я и привык считать его мужчиной. И вообще, не перебивай. Так вот, он заявил, что у меня есть выбор — вернуться в прошлое или остаться с тобой. Я не смог, понимаешь, это было слишком тяжело пожертвовать одним ради другого. Тогда он запулил меня в прошлое, сказав, что у меня есть месяц на раздумья.

— Жестоко.

— А то. На следующий день у меня сдали нервы, я позвал его и заключил новый контракт. Он забирает меня и моих родных оттуда и переносит в будущее, где мы родимся и проживем жизнь заново, впрочем, сохранив воспоминания. Ценой стало ожидание.

— Это как?

— Я не мог тебя увидеть до своего двадцатого дня рождения. С трудом дождался и тут же рванул сюда — документы давно уже были готовы.

— Значит, проклятия больше нет? — уточняет Стас.

— Нет. Уже все в порядке. Прости, что тебе тоже пришлось заплатить.

— Ты хочешь сказать, что этот год…

— Да, это плата за возможность быть вместе. Кстати, не такая уж и большая.

— Эрик, ты не представляешь, как я счастлив… — Стас наклоняется ко мне и целует…

Позвольте представиться, я — Лорд Эдвард Джером Чарльз Саймон Ричардсон третий. Я высокий стройный брюнет с голубыми глазами — мечта всех фрейлин Ее Величества Королевы Елизаветы, эталон красоты и добродетели и я…

— Не отдам тебя никому, — шепчет Стас, сжимая мою руку в своей ладони, — потому что люблю.

… самый счастливый человек на свете. И я знаю, что мы всегда будем вместе, до самой смерти и даже после нее. Это мне Магия на ушко по секрету нашептал.

— Знаю. — улыбаюсь…

А проживем мы очень долго. Пусть не все будет радужно, но мы со всем справимся вместе. Это Его прощальный подарок, а значит так и будет. Я в этом уверен.

Дата добавления: 2015-08-13