Глава 10. Стас брел по улице, пиная ногой камушек и не слишком старательно обходя лужи

Стас брел по улице, пиная ногой камушек и не слишком старательно обходя лужи. Пух оказался прав во всем. Когда Стас пришел к Соне, то дверь ему открыл какой-то мужик в одних трусах, и это было странно, потому что Софа жила одна. Стас потрогал фингал под глазом и поморщился — было больно. Кроме синяка у него еще была рассечена губа и ныла скула. Больно было внутри. Он чувствовал себя обманутым и оплеванным…

Соня выбежала на шум в одном белье, едва прикрытая шелковым халатиком, накинутым впопыхах. Она что-то кричала, пыталась остановить своего любовника, выбивающего из Стаса дух, а потом бежала босяком по лестнице до самого выхода: говорияла, что все объяснит, но парень даже не обернулся. Он просто пожелал им счастья и ушел.

Вернувшись домой, Стас устало опустился на пуфик в прихожей и уткнулся лицом в ладони. Обычно люди, когда их предают, хотят выплакаться, разбить что-нибудь или просто закричать, Стас же не хотел ничего. Он был опустошен. Сидел и гонял по кругу одну мысль: ведь были знаки… были… Она сначала захотела переехать к нему, потом начала отдаляться… Можно было бы догадаться еще в самом начале… Ведь Соня заговорила про переезд еще несколько месяцев назад, а он все не мог определиться с тем, чего хочет, и попросту тянул время. И вот теперь потерял все…

Пух не вышел встречать, хотя раньше постоянно выбегал на скрежет ключей в замке.

Стас посидел еще немного, прежде чем раздеться и пройти в комнату. Эдвард спал в центре разобранной кровати, подтянув колени к груди, в этой позе сквозила какая-то обреченность. Он так и не оделся. На полу валялся журнал, который юноша читал утром, видно было, что его с силой швырнули в стену.

Стас присел рядом и осторожно дотронулся до волос Эдварда, в который раз поразившись их мягкости. Эрик вздрогнул и проснулся. Он приподнялся на локте, испуганно глядя на парня.

— Кто тебя так? — удивился он, разглядывая лицо Стаса.

— Ты был прав. — вздохнул парень. — Это, — он дотронулся пальцем до фингала, — презент от Сониного любовника.

Стас прилег рядом на кровать, а Пух, сидящий на краешке постели, уткнулся лбом в колени, и размышлял о том, что натворил. Его мучила совесть. Видеть этого сильного человека избитым и униженным было больно.

— Прости… — прошептал он.

Но Стас только рукой махнул.

Вздохнув, Эдвард слез с кровати и потянулся за своими штанами.

* * *

Я захожу в ванную комнату — что-то часто я стал тут появляться, видимо, кошачьи привычки потихоньку меня отпускают — и смачиваю холодной водой полотенце для рук. Отжав лишнюю влагу, возвращаюсь к Стасу. Осторожно дотрагиваюсь до опухшей кожи. Стараюсь причинить ему как можно меньше боли, но он все рано вздрагивает и скашивает на меня здоровый глаз.

— Что ты делаешь?

— Пытаюсь тебе помочь, — я прикладываю холодную ткань к пострадавшему месту.

— Ну вот, — ворчит Стас, отбирая у меня компресс, — это было последнее чистое полотенце в доме.

— Высохнет. — пожимаю плечами. — Как себя чувствуешь?

— Разбитым.

— Это пройдет. Надеюсь. Меня ты убивать не собираешься?

— Ты же бессмертный.

— Я образно выразился. — фыркаю, ложась рядом. — Что-то ты не выглядишь слишком расстроенным.

Да, я хорохорюсь, но мне все еще не по себе…

— Знаешь, Эд, у меня сейчас так гадко на душе, как не бывало уже давно. Хочется завыть. Взять и просто завыть на одной ноте, а потом позорно разрыдаться. Но не могу… Не получается. К тому же, слабость — слишком большая роскошь.

— Эй! — пихаю его локтем в бок. — Это мои слова!

— Да, прости. Тебе тяжелее, чем мне. Я даже представить себе не могу, что ты пережил за все эти годы.

— Ну не так все страшно, — ложусь рядом и обнимаю Стаса за пояс. Он, к счастью, даже не думает вырываться. — Однажды я жил в доме очень богатого человека, не спрашивай его имя, не скажу — был любимцем его дочери. Вот тогда я блаженствовал. Представь, каждый день тебя кормят лучшей рыбой и мясом, подстригают когти, вычесывают… Сказка, а не жизнь…

— И чего ты от них сбежал? — блин, такой рассказ обломал, сволочь.

— Кастрировать захотели. — бурчу. — Я пометил туфли папаши. — Стас хихикает. — Не смешно. Он по дороге влез в чужую метку, и я просто не смог удержаться. Поэтому рыба рыбой, а евнухом становиться мне не хотелось.

— Ты и мои туфли пометил, — фыркает Стас.

— Ты тоже влез. А что поделать? Инстинкт — с ним не поспоришь.

— Хорошо, что я тебя не кастрировал, — улыбается Стас, и я прижимаюсь к нему ближе.

— Для себя берег?

— Эй! Я не зоофил!

— Вообще-то, я уже человек, так что претензии не принимаются. Требую поцелуй! — переползаю ему на грудь, чтобы оказаться поближе к лицу.

— Пух…

— Ну что опять? — недовольно бурчу я, оседлав его бедра и выпрямляясь.

— Если ты не забыл, я только что расстался со своей девушкой.

— И что? — хм… я думал, что он меня сразу же спихнет.

— И я не гей.

— Ну то, что ты не гей, мы выяснили в прошлый раз, как и то, что я тоже себя к геям не отношу. Вообще, что за слова такие странные? Гей, педик… Фу, какая гадость. Гомосексуалисты должны в суд подать на людей, обзывающих их подобными словами. К тому же, что за нелепое разделение на натуралов и не натуралов? Словно людей приравнивают к консервам: о, смотрите, эта килька в томатном соусе, она без консервантов, хорошая значит, а эта… фу… в нее глютамат натрия добавили. А, между прочим, продукты, содержащие глютамат, намного вкуснее.

— Эд, откуда такие познания? — удивляется Стас.

— Ну, так не первый век на свете живу, было время посмотреть и научиться. Да, я был котом, но котом, заметь, ученым, как писал ваш поэт. Разве что сказки не рассказывал. Так вот, меня грубо прервали… Я против такого дикого разделения на правильных и противных человеческому обществу. Человек вправе любить кого хочет. А те, кто возникают, сами далеко не без греха. И вообще, как известно, гомосексуализм существовал с начала времен. В Древней Греции любовь к молодым мальчикам была возведена в ранг искусства, и это было не только модно в том время, но и считалось естественным мужчинам желать секса чаще. Причем молоденькие протеже, повзрослев, сами становились патронами. В Древнем Риме увлечение своим полом не только одобрялось, но и поощрялось: так легионер, потерявший во время похода своего возлюбленного, старался отомстить его убийцам. Большое упущение, что в Средние Века, когда зверствовала Святая, мать ее, Инквизиция, гомосексуалистов преследовали на равнее с ведьмами и еретиками. И вообще, Библия крайне жестокое писание, насаждающее стереотипы и создающее зашоренность мышления…

— Пух!

— Что? — черт, а я только в раж вошел.

— Ты собираешься читать мне лекцию по истории, социологии и религиоведению, сидя у меня на животе?

— Не на животе, а на бедрах. Прошу заметить, что мне очень удобно сидеть, так что заткнись и дай мне закончить…

— Где ты всего этого нахватался?

— Да так, жил дома у одного профессора с неуемной тягой к знаниям. Не долго, но мне хватило. — заметив в глазах молчаливый вопрос, поясняю. — Не сошлись характерами.

— Да ты кого угодно достанешь, — ворчит Стас. Ну ничего, голубчик, я тебе когда-нибудь за это отомщу. — Значит, этот религиозный бред ты тоже у него подслушал?

— Отчасти. Но в основном, это — мое личное мнение. Не то, чтобы я не верил в Бога, просто я воспринимаю Библию как средство манипуляции умами людей…

— Все! Хватит! — взрывается Стас. — Эрик, я тебя по-хорошему прошу — заткнись. Твоя демагогия утомляет. И слезь с меня.

— Ой, Стас, дождешься ты, что я тебя ударю. — бормочу я, ерзая, пытаясь усесться поудобней. — В кои-то веки решил умом блеснуть, а ты мне мешаешь.

— Кажется, я понимаю, за что тебя выгоняли…

— Я сам уходил, так что не надо.

— Слезь.

— Но тебе же нравится, — я опять укладываюсь ему на грудь и начинаю тереться пахом о

уже заметно увеличившуюся выпуклость в штанах. — Нравится, не спорь. — осторожно наклоняюсь и выдыхаю ему прямо в губы. — Зачем ты меня отталкиваешь?

Губы у него жесткие, потрескавшиеся от холода и быстрого дыхания, с привкусом крови, но все равно безумно притягательные. Мне удается довольно легко проникнуть языком ему в рот. Господи, как давно я этого не чувствовал: жар другого человека, бархатная мягкость поцелуя, едва сдерживаемое желание… Если бы только Стас ответил…

Отстраняюсь, он смотрит на меня с каким-то непонятным выражением на лице: смесь сомнения, боли и… удовольствия? Да! Ему понравилось!

— Зачем? — он нервно облизывается.

— Потому что хочется. — тянусь за новым поцелуем, но меня останавливают.

— Не стоит.

— Понимаю, что ты еще не совсем готов, но от промедленья решимости не прибавится.

— Пух…

— Зови меня по имени. Я уже не кот. — раздраженно отзываюсь я.

— Эрик…

— Что?!

— Сейчас не лучший момент.

— Стас, ты думаешь, меня никогда не предавали? Я тебя понимаю даже лучше, чем ты можешь себе представить, и знаю, что тебе сейчас нужнее всего.

— И чего же?

— Отвлечься. Не думать и переключить внимание. А лучше всего этому способствует секс.

— Да пойми же ты, — Стас садится, и мы оказываемся нос к носу. — Нет у меня ни желания, ни сил!

— Как хочешь. — слезаю с него и иду на кухню. — Есть хочу. Покормишь?

Придурок, идиот, козел! Ненавижу!

— А куда я денусь?

Дата добавления: 2015-08-13