Глинское братство на иверскои земле

Возрожденная во время Второй мировой вой­ны Глинская Рождество-Богородицкая пус­тынь стала преемницей и продолжательницей тра­диций знаменитого Оптинского монастыря. Здесь дивными цветами процвело то духовное предание монашества, которое золотой нитью тянулось от Фиваиды к Афону, от Афона через преподобного Паисия Величковского к Валахии, оттуда - в Рос­сию, в скиты брянских лесов и в Оптину Это пре­дание называется старчеством. В обителях, хра­нивших духовную традицию старчества, главным делом считались не внешние подвиги, а отречение своей воли и совершенное послушание старцу. Дерзаем сказать, что старец являлся для монахов тенью Бога на земле; монах должен был принести в жертву то, чем согрешил Адам: волю, которая У нашего праотца склонилась к греху, рассудок, ко­торый некогда был обманут змеем, душевные чув­ства, которые в фантастических образах предста­вили первому человеку, что он может быть неза­висимым от Бога, даже больше - равным Ему. Монах отдает старцу свою волю, и этим исцеляет­ся язва своеволия, которая непрестанно источает гной, отравляющий духовные силы человека; он отказывается верить своему уму, он говорит сво­им помыслам: «Вы лжете», и так ум его становится свободным от внутренних противоречий, от мыслен­ной борьбы, от фантасмагории образов и может без труда сочетаться со словами молитвы. Ум отдавше­го себя в послушание становится световидным.

Наша праматерь залюбовалась чудным дере­вом, она была пленена желанием узнать вкус его плода, очарована своей собственной фантазией и словами демона. Теперь монах приносит в жертву свои чувства и влечения, он не верит им, он гово­рит себе: «Вы хотите обольстить меня ложным призраком правды. Если я вижу белый цвет, то я не поверю своим глазам, пока старец не скажет, что это белый; если я увижу черный цвет, то не пове­рю, пока старец не подтвердит это. Есть только два полюса моей жизни: один - это истинное добро, всецелое послушание старцу; второй - это ложь и грех, вера самому себе. Слова старца - свет, в ко­тором отразился вечный небесный свет. Мои по­мыслы - тьма, в которой отразилась тьма ада». Эгоизм и самость - это ложная жизнь, которая рождает фантазии. В послушании фантазии исчеза­ют, как тени в лучах солнца. Ум приближается к сво­ей первоначальной простоте. В послушании монах получает особую прозрачность ума, которая позво­ляет ему видеть то, что скрыто от мудрецов сего мира, наполнивших ум свой образами земных предметов. В послушании воля получает новую силу: рука стар­ца, как ангельское крыло, поддерживает монаха. В послушании отступают страсти, как звери перед хлыстом укротителя, и душа чувствует новое состо­яние - тепло Божественной любви.

Послушание требует постоянного самоотверже­ния. Непокорностью наставнику, не только внеш­ней, но и внутренней, как движением сердца, отталкивающим слова наставника, разрушается связь между ним и учеником. Внутреннее сопротивление делает монаха немощным, демон обманывает его. Оно связывает руки старца, который не может уже помочь монаху и перед непослушанием чувствует свое человеческое бессилие. Поэтому послуша­ние - это не пассивное состояние души, а непре­станно продолжающаяся жертва.

Старчество - это духовное отцовство. Отно­шения между старцем и его послушником - са­мые близкие из тех, какие могут быть на земле. Дух старца как бы живет в душе послушника и управляет ею. Только в Православии старчество сохра­нилось таким, каким было у древних монахов. В других конфессиях оно исчезло, но и не во всех православных монастырях оно сохранилось.

Каковы условия послушания для монаха? Пер­вое - неверие себе; второе - готовность исполнить то, что говорит старец, без оценок и рассуж­дения, без критики его слов; и третье - постоян­ное открытие старцу своих помыслов.

Что нужно со стороны старца? Духовный опыт, постоянная молитва и благословение на старчес­кое служение от его отцов. При малейшем укло­нении от Православия старчество разрушается и упраздняется. Без благодати старчество невозмож­но, оно превращается во внешнюю дисциплину, а иногда и в самодурство. Старец - звено в живом монашеском предании; он принял его дух, хранит его и передает ученикам. Есть картинка: ласточка прилетает в гнездо с пищей: ее птенчики широко раскрывают клювы, ожидая, что мать накормит их, а она знает, сколько кому дать. Так послушник Должен воспринимать слова старца: как голодный птенчик, ожидающий пищу. Если он сам захочет добыть пропитание, то выпадет из гнезда и разо­бьется о землю, а если поест больше, чем надо, то может умереть.

Что испытывает послушник? Прежде всего, отраду и легкость; его сердце поет от радости, ему легко исполнять послушание, как будто он не идет по земле, а летит на крыльях. Если даже послуш­ник упадет в наказание за свое непослушание, но покается, то старец поднимет его и вновь поста­вит на ноги. Если даже он будет истекать кровью, то старец даст ему сбою кровь, и он останется жив. Тот, кто живет рядом со старцем, отсекая свою волю, получает от Бога сугубый дар.

Глинские старцы были хранителями этого жи­вого предания, которое так ярко просияло в лице преподобных Льва, Макария, Амвросия и других старцев Оптиной пустыни.

Старцы вспоминали, как во время хрущевских гонений митрополит Крутицкий Николай* говорил им: «Пока я жив, Глинскую пустынь не закроют».

* Митрополит Крутицкий и Коломенский Николай (Ярушевич; +1961), будучи председателем ОВЦС, с самого нача­ла хрущевских гонений предпринимал энергичные усилия по предотвращению массового закрытия храмов и монасты­рей. Но безуспешно. В 1960 году по указанию Совета по де­лам Русской Православной Церкви он был уволен на покой и лишен возможности совершать богослужение. 13 декабря 1961 года митрополит Николай скончался в московской Бот­кинской больнице при невыясненных обстоятельствах.

Но он неожиданно умер: не то его убили, не то его сердце разорвалось от горя,- и после его смерти монахов выселили из обители: огонь гонений, полы­хавший по всей стране, достиг Глинского монасты­ря и оставил от него одни стены. Монахи, как сиро ты, лишившиеся отеческого дома, разошлись по раз­ным городам и весям. Старцы предсказали, что оби­тель будет открыта снова, и, живя в разных концах огромной страны, прилагали все силы к тому, чтобы служба по глинскому уставу, завещанная его богомудрым основателем игуменом Филаретом*, не прекращалась. Они надеялись, что настанет время, когда вновь откроется их монастырь и в родную оби­тель вернется ее чудотворная икона - образ Рожде­ства Пресвятой Богородицы.

* Игумен Филарет (Данилевский; f!841) - почитаемый глинскими монахами всех поколений строитель и возобновитель Глинской пустыни после десятилетий ее упадка. Был настоятелем монастыря в течение почти четверти века - с 1817 по 1841 год. Игумен Филарет составил и ввел в оби­тели строгий общежительный устав по образцу Афонского. Благодаря отцу Филарету Глинская пустынь стала одним из немногих российских монастырей, где уставом было утверж­дено старческое окормление.

Глинским монахам они завещали и в миру дер­жаться друг друга, а когда откроется монастырь, снова собраться вместе под его сводами, и даже если кто-нибудь будет тяжело болен, то привезти его и ухаживать за ним, как положено членам одного се­мейства. Старцы рассказывали о своих наставни­ках-подвижниках, похороненных на монастырском кладбище, и в их словах звучала скрытая грусть, что они сами не умерли еще до закрытия обители и не легли рядом со своими отцами, а оказались стран­никами в этом чуждом для них мире.

Многие изгнанники из великой обители обре­ли пристанище на священной Иверской земле. Среди них - последние глинские старцы и их по­слушники, встречи с которыми даровал мне Господь на моем жизненном пути.

Дата добавления: 2015-08-13