Криминалистическая идентификация или идентификация в криминалистике?

Р

ассматривая состояние теории криминалистической идентификации на втором этапе ее развития, мы упоминали о начавшейся в те годы дискуссии по поводу того, можно ли считать, что существует специфически криминалистическая идентификация или же идентификация в криминалистике ничем не отличается от аналогичных процессов в других науках. После высказываний по этому поводу Н. В. Терзиева и М. Я. Сегая известное распространение получило мнение о существовании судебной идентификации как процесса, решающего задачи доказывания и не ограниченного рамками только криминалистики.

Это было фактически компромиссным решением проблемы, так как, с одной стороны, признавалось существование криминалистической идентификации, а с другой — вместе с ней в один классификационный ряд ставились процессы идентификации в судебной медицине, судебной химии и т. п. Такое решение едва ли можно было признать удовлетворительным, поскольку оно лишало доказательственности основной аргумент сторонников существования специфической криминалистической идентификации — получение судебного доказательства тождества, распространяя этот результат на все разновидности судебной идентификации. Неслучайно поэтому дискуссия на этом не прекратилась.

Развивая тезис о существовании судебной идентификации, определяемой как собирательное понятие, А. Р. Шляхов в 1962 г. осуждал “желание криминалистов объять различные виды судебной идентификации, подменив их так называемой криминалистической и идентификацией”[646], являющейся, по его мнению, лишь одной из разновидностей идентификации судебной. Правильное решение вопроса он видел в разработке четкой классификации различных видов судебной идентификации, построенной “прежде всего с учетом характера объектов идентификации, а не методов ее проведения”, поскольку “применяемые для проведения различных видов судебной идентификации технические средства и приемы по существу иногда мало отличаются друг от друга”[647]. Он предложил следующую классификацию основных видов судебной идентификации: 1) криминалистическая; 2) медицинская; 3) автотехническая; 4) агробиологическая; 5) товароведческая; 6) пожарно-техническая, — заметив, что возможны и другие виды идентификации[648].

Мы специально так подробно излагаем взгляды А. Р. Шляхова, изложенные им в указанной работе, где он решительно осуждает тенденцию некоторых криминалистов “расширить круг объектов криминалистической идентификации, включив сюда красители, ткани, веревки, почву, пыль, осколки оконных, фарных стекол, частицы растений, древесины, изделия из пластмассы и металлов, многочисленные химические, биологические вещества и т. д. ”[649].

Уже через несколько лет А. Р. Шляхов изменил свою позицию диамет­ральным образом. Все эти объекты стали у него объектами криминалис­тической идентификации[650], поглотившей таким образом ряд других видов судебной идентификации из его же собственной классификации. Поско­льку понятие криминалистической экспертизы и ее видов — предмет специальной главы настоящего Курса, здесь мы ограничимся констатацией того, что ни классификация видов судебной идентификации, ни са­мо введение этого собирательного понятия не позволили решить — положительно или отрицательно — вопрос о существовании специфической криминалистической идентификации. Поэтому обратимся к анализу тех аргументов в пользу существования криминалистической идентификации, которые не вытекают из концепции судебной идентификации. В обобщенном виде эти аргументы заключаются в следующем:

I. Криминалистическая идентификация служит целям получения доказательств наличия или отсутствия тождества материальных объектов, находящихся в сфере судопроизводства, чем обусловлены специальные требования к методике ее осуществления (А. И. Винберг, М. Я. Сегай, В. Я. Колдин и другие).

II. Сущность криминалистической идентификации — в установлении тождества единичного конкретного объекта. Мысль о сфере криминалистической идентификации В. Я. Колдин выражает следующим образом: “Сфера криминалистической идентификации ограничивается... исследованиями с целью установления единичного материального объекта путем его отождествления по отображениям в обстановке расследуемого события”[651].

III. В основе процесса криминалистической идентификации “лежит сравнение совокупности идентификационных признаков, качественная оценка совпадений и различий сличаемых признаков и их отображений на идентифицирующих объектах или установление объекта (целого) по его частям”[652].

IV. Особенность криминалистической идентификации заключается в том, что ее результаты облекаются в форму процессуальных актов — заключений экспертов, протоколов следственных и судебных действий, справок учетно-регистрационных органов, рассматриваемых как иные виды документов, предусмотренные законом. Вне этих документов “установление тождества не будет иметь доказательственного значения. Криминалистическую идентификацию следует рассматривать как установление тождества объекта при собирании и исследовании доказательств в ходе процессуальных действий, — писал А. И. Винберг. — Это положение позволяет...четко отграничить криминалистическую идентификацию от идентификации в других науках”[653].

V. В отличие от физики, химии, биологии и других наук, где идентифика­ция представляет собой процесс решения чисто технической задачи, криминалистическая идентификация представляет собой одну из методик доказывания. “Ее общие принципы входят в предмет теории до­казательств, а структура, приемы осуществления, специфика средств и методов отождествления относятся к науке криминалистики”[654].

VI. При криминалистической идентификации используются случайные свойства объектов[655].

Утверждение о том, что исключительной особенностью криминалистической идентификации является получение доказательства тождества в сфере судопроизводства, в настоящее время оспаривается. Как уже отмечалось, отрицание этого тезиса коренится в самой концепции судебной идентификации, где наряду с криминалистической идентификацией средством получения судебного доказательства выступает любая другая разновидность судебной идентификации. Оставляя сейчас в стороне вопрос о возможности отождествления таких объектов судебно-химического исследования, как лакокрасочные и горюче-смазочные материалы, изделия из волокнистых материалов; таких объектов судебно-биологического и почвоведческого исследований, как волосы, кровь, почвы, древесина и т. п., следует признать возможным получение доказательства тождества, например, при производстве некоторых судебно-медицинских исследований, не составляющих процесса криминалистической идентификации. Но уже это одно допущение лишает криминалистическую идентификацию как процесс доказательства тождества признака исключительности.

Слабость рассматриваемого аргумента сторонников исключительности криминалистической идентификации заметил В. П. Колмаков. Он писал: “По нашему мнению, нет каких-либо научных аргументов в пользу монополизации идентификационных исследований только криминалистической экспертизой. Практика показывает, что теоретические основы идентификации, разработанные криминалистами, успешно применяются в судебно-медицинской (в целях идентификации объектов судебно-ме­дицинского характера), судебно-химической и судебно-биологической экспертизах. Стали встречаться случаи идентификации в автотехнической экспертизе”[656].

Изложенное позволяет сделать вывод, что получение доказательства тождества не составляет специфического признака именно криминалистической идентификации.

Заслуживают внимания и возражения против утверждения, что только криминалистическая идентификация решает задачу установления тождества конкретного объекта методом сравнительного исследования идентификационных признаков. Таким же путем в некоторых случаях ре­шается задача установления тождества при судебно-медицинских исследованиях, использующих методику трасологической идентификации. Но главное здесь заключается в том, что понятие “конкретный объект” (или индивидуально-определенный объект) само по себе недостаточно конкретно и допускает такие толкования, которые подрывают доказательственное значение рассматриваемого аргумента. Так, разделяя взгляды С. М. Потапова, Р. А. Кентлер писал: “Нельзя согласиться с мнением тех криминалистов, которые считают, что идентифицировать можно так называемые индивидуально-определенные объекты, а другие, например материалы, — невозможно (Миньковский и Яблоков, 1951; Эртевциан, 1961). Любой объект, в том числе и любой материал, занимая определенное место в пространстве и времени, подвергаясь воздействию определенных условий, и т. д., также является определенным объектом... Идентифицировать можно все то, что индивидуально, способно к идеальному или материальному отражению этого свойства на других объектах и по отображению которого может быть точно установлен искомый объект. В этом отношении безразлично, идет ли речь о конкретном материальном объекте, событии, факте, явлении и т. д.”[657].

В. С. Митричев практически теми же доводами обосновывает возможность идентификации жидких и сыпучих тел или источника происхождения ряда предметов[658], для чего оказывается достаточным полагать, что “благодаря наличию системы свойств данный объект приобретает качество некоторого “единого целого” и как целое (то есть как конкретный объект — Р. Б.) может быть выделен из окружающей обстановки”. Разумеется, такая конструкция объекта идентификации спорна, как спорна и сама возможность идентификации подобных тел, о чем еще будет идти речь далее. Однако с гносеологической точки зрения и с точки зрения системно-структурного подхода, действительно любой объект в определенном смысле можно рассматривать как “единое целое” со своими свойствами и признаками, поддающимися сравнению и оценке. Следовательно, и приведенные аргументы в пользу специфичности криминалистической идентификации не бесспорны.

Если допустить возможность других, помимо криминалистической, видов судебной идентификации, как это делают многие криминалисты, то теряет смысл и указание на такую особенность криминалистической идентификации, как облечение ее результатов в процессуальную форму. Если идентификация судебная, то она осуществляется в сфере судопроизводства и, следовательно, в определенной процессуальной форме, ибо иначе она не будет иметь значения для доказывания и не сможет именоваться судебной. Принципиального значения не имеет, что результаты криминалистической идентификации могут быть облечены в форму различных процессуальных актов, а других видов идентификации — только в форму заключений экспертов. Но если так, то это значит, что любая разновидность судебной идентификации, а не только криминалистическая идентификация, представляет собой методику доказывания.

Остается один аргумент: при криминалистической идентификации используются случайные свойства объекта. Однако доказательственность и этого аргумента зависит от того, допускаем ли мы существование иных, некриминалистических, разновидностей идентификации. Сторонники возможности идентификации жидких и сыпучих тел для доказа­тельства своей правоты также оперируют ссылками на наличие у этих объектов случайных свойств и соответственно выражающих их признаков. “Процесс постепенного сужения объема понятия “источник происхождения” до “индивидуально-определенного сыпучего тела”, — писал В. С. Митричев, — предполагает открытие в исследуемом объекте признаков случайного происхождения наряду с определением комплекса признаков обязательных, закономерных для объектов данного рода... Одним из специфических признаков конкретных жидких или сыпучих тел является наличие в их составе случайной комбинации объектов разного рода или разного происхождения”[659]. Таким образом, мы видим, что ссылкой на использование в целях идентификации случайных свойств объектов пользуются в равной степени обе спорящие стороны.

Мы исчерпали все аргументы сторонников исключительности процесса криминалистической идентификации и, как нам кажется, убедились в том, что эти аргументы не являются бесспорными. Казалось бы, что теперь логично сделать вывод: нет криминалистической идентификации, а есть идентификация в криминалистике. Представляется, однако, что решение вопроса тем не менее должно быть иным.

Начнем с того, что никакой “идентификации в криминалистике” нет, ибо когда мы ведем речь об идентификации, то имеем в виду процессы отождествления, протекающие в практической деятельности, а не в науке криминалистике. Даже когда мы имеем дело с научным экспериментом, то и в этом случае подразумевается идентификация в определенной разновидности практической деятельности ученого. Идентифика­ция же в науке, в теории, имеющая дело с понятиями, есть во всех случаях и во всех науках процедура логического отождествления, а не криминалистическая, химическая или какая-либо иная идентификация. Составной частью криминалистики является не идентификация как практический процесс отождествления, а теория идентификации как система знаний об этом процессе.

Идентификация, как процесс установления тождества индивидуально-определенного объекта, является одним из средств установления истины в уголовном судопроизводстве. Именно в таком качестве она стала объектом криминалистики, возникшей, как известно, в качестве науки о средствах, приемах и рекомендациях по раскрытию и расследованию преступлений. Разрабатываемая в криминалистике теория идентификации приобрела характер криминалистической теории, а сама идентификация — характер криминалистического процесса, криминалистического средства работы с доказательствами[660]. В этом качестве криминалистическая идентификация обладает такими особенностями, которые отличают ее от идентификации при производстве химических, физических, медицинских и иных исследований. При этом следует иметь в виду, что криминалистическую идентификацию отличает совокупность специфических особенностей, а не отдельно взятые признаки, частью из которых, взятыми порознь, могут обладать процессы идентификации некриминалистической. Эту совокупность составляют следующие особенности:

1) объекты криминалистической идентификации — индивидуально-определенные тела, обладающие устойчивым внешним строением;

2) криминалистическая идентификация осуществляется по отображениям устойчивых свойств идентифицируемых объектов;

3) сфера криминалистической идентификации не ограничена экспертизой; принципиально криминалистическая идентификация может быть осуществлена при производстве любого следственного действия любым участником доказывания.

Мы утверждаем, что эти особенности, взятые в совокупности, характеризуют только криминалистическую идентификацию как криминалистическое средство работы с доказательствами. Любая другая разновидность судебной идентификации (даже если принять обозначаемое этим термином понятие) совокупностью таких особенностей не обладает, что видно хотя бы на примере идентификации в судебно-медицинской экспертизе, наиболее близкой к криминалистической идентификации и об­ладающей лишь первыми двумя признаками из названной совокупности.

Следует также иметь в виду — и это весьма существенно, — что теория криминалистической идентификации и разработанная в ней методика криминалистической идентификации могут найти (и находят) свое применение и использование в медицинских, химических и иных исследованиях. Это может создать ложное впечатление, что криминалистическая идентификация по сравнению с ними не обладает спецификой. Однако использование криминалистической теории или криминалистичес­кой методики еще не является основанием для именования этих процессов криминалистическими, аналогично тому, как применение, например, при техническом исследовании документов или в судебно-баллис­тических исследованиях тех или иных методик фотографии, химии, физики не влечет за собой исключения этих экспертиз из числа криминалистических и их переименования, если неизменным осталось их криминалистическое качество.

Дата добавления: 2015-08-09