Читайте также:
|
|
Так как семья алкоголика вкладывает столько энергии в безуспешные попытки «спасти» алкоголока и «прикрыть» его перед другими, то у такой семьи обычно нет сил на удовлетворение самых базовых потребностей своих детей. Как и в случае с детьми неадекватных родителей, детям алкоголиков присуще ощущение собственной невидимости. Это превращается в ловушку, так как, чем дисфункциональнее семья, тем больше необходимость детей в эмоциональной поддержке.
Когда мы с Гленном исследовали связь между его трудностями во взрослой жизни и эмоционально нестабильной обстановкой в его детстве, мой клиент вспомнил следующее: «Мой отец никогда не делал то, что делали другие отцы: никогда не играл со мной в футбол, мы даже на матчи никогда не ходили. «Я занят, может, как-нибудь потом...», - говорил он мне, а как сесть где-нибудь и напиться - у него всегда было время. Моя мать говорила, чтобы я не путался под ногами с моими проблемами, а чтобы шёл играть с друзьями, но у меня не было друзей. Я боялся привести кого-нибудь к нам домой. Мои родители не обращали на меня ни малейшего внимания, казалось, что им всё равно, в какой переплёт я попаду, только бы им не пришлось его расхлёбывать».
«Значит, - сказала я Гленну, - ты был невидимым и неслышным. Как ты себя при этом чувствовал?»
На лице Гленна отразилась боль: «Каждый раз, когда я пытался что-то сказать, мой отец унижал меня. Если я набирался смелости и кричал, он бил меня. Я быстро научился не раздражать его. Если я возражал матери, она начинала хныкать, как маленькая, а потом он злился и начинал раздавать удары ремнём направо и налево. Тогда я чувствовал себя вдвойне виноватым за то, что я спровоцировал всё это. Так я научился проводить вне дома большую часть времени. В двенадцать лет я устроился подрабатывать после школы и старался задержаться на работе как можно дольше, чтобы не идти домой. Кроме того, по утрам я уходил из дома в школу на час раньше, чтобы успеть уйти до того, как он проснётся. До сих пор я чувствую то одиночество, когда я сидел один в пустом школьном дворе, ожидая, когда придёт кто-нибудь ещё. Самое интересное, я не думаю, что мои родители замечали моё отсутствие. Это было ужасно. Я всё время чувствовал себя сиротой. Я был способен на что угодно, чтобы добиться внимания. Однажды, лет в одиннацать, я был дома у одного товарища, а его отец оставил бумажник в холле. Я вытащил у него пять долларов, надеясь, что меня поймают. Мне было всё равно, какой скандал устроили бы мои родители, но лишь бы они меня заметили».
С самых ранних лет родители Гленна дали понять ему, что его существование было для них помехой, а не благословением. Его эмоциональная невидимость положительно подкреплялась тем, что она спасала его от жестокого обращения отца.
Я спросила Гленна, не думал ли он, что те самые страхи, которые мешали ему самоутверждаться в детстве, так же контролируют его взрослую жизнь. Гленн согласился с грустью: «Думаю, что это так. Я просто не могу сказать никому ничего обидного, как бы мне не хотелось этого. Я глотаю столько слов, что думаю, однажды меня ими вырвет. Я просто-напросто не могу конфликтовать с людьми, даже с теми, кто мне абсолютно безразличены. Если я считаю, что мои слова могут ранить кого-то, я не могу их произнести, и всё».
Как и другие дети из семей алкоголиков, Гленн чувствовал себя ответственным за то, что чувствуют окружающие, точно так же, как в детстве он чувствовал себя ответственным за чувства своих родителей. Он вёл себя героически с целью избежать конфликтов с родителями, так как не хотел быть ответственным за страдания других (и за свои собственные). Он не мог выражать свои эмоции, как было бы нормальным у любого ребёнка. Он должен был подавлять их, и эта привычка распространялась и на его взрослую жизнь. Когда Гленн помогал относить своего отца в кровать, когда он брал на себя ответственность за то, чтобы отец не разгневался, он вёл себя как отец, а не как сын. Когда ребёнка вынуждают принять на себя роль родителя, ребёнок теряет ролевые ориентиры и это затрудняет развитие его личной идентичности. Такая деструктивная ролевая инверсия – обычное явление в семьях алкоголиков.
«На самом деле, я никогда не был ребёнком»
Как мы уже видели, и как мы увидим в дальнейшем, инверсия ролей происходит у всех типов токсичных родителей. В семьях алкоголиков, где отец или мать пьют, алкоголик активно узурпирует роль ребёнка с помощью безответственного, нуждающегося и патетического поведения. Это настолько инфантильная фигура, что в семье не остаётся места ни для какого другого ребёнка.
Гленн вырос, считая, что его миссией было заботиться о других и ничего не ожидать для себя: «Помню, как моя мать прибегала ко мне в слезах, когда отец терял контроль над собой, и говорила мне о том, как она несчастна: «А что я могу? Вам нужен отец, а я не могу работать». Вот только начать говорить об этом, и мне делается плохо. Я часто мечтал о том, как я увозил мать на далёкий остров, где отец не мог найти нас. Обычно я обещал ей, что как только смогу, я позабочусь о ней. И это я и делаю сегодня, постоянно выдавая ей деньги, хотя и не могу себе этого позволить. И о папе я забочусь тоже, хотя он и угрожает моему делу. Почему я не могу найти кого-то, кто заботился бы обо мне, для разнообразия?»
Гленна продолжает томить собственная неспособность наладить жизнь своих родителей, во взрослом возрасте так же, как и в детстве. Хотя он мечтал о женщине, которая заботилась бы о нём, он выбрал себе в жёны слабую и неспособную к самостоятельной жизни женщину. Гленн чувствовал ещё до женитьбы, что это неподходящая пара, но необходимость проигрывать детские фантазии спасителя возобладала над здравым смыслом.
Дата добавления: 2015-08-13; просмотров: 47 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Динозавр в гостиной | | | Миф о том, что прошлое можно исправить |