Часть 10. Мгновения.

Отсутствие счастья лишь кажущаяся действительность.

В определенный момент ты должен отпустить ситуацию и позволить тому, что предназначено, случиться.

Люби свою жизнь, доверяй интуиции, рискуй, теряй и находи счастье, изучай через собственный опыт.

Приготовься, сие - долгая поездка.

Ты должен прекратить волноваться, задаваться вопросами и сомневаться в любой момент.

Смейся, наслаждайся каждым моментом своей жизни.

Ты можешь не знать точно, куда ты наечал пойти, но ты в конечном счёте прибудешь туда, где и должен быть.

Это случилось в прекрасную осеннюю пору, когда тепло прощально целовало лето и медленно удалялось. В тот день его мать – Сашенька – увидела во сне проплывающий в небе цеппелин и стоящего у штурвала воздухоплавателя – неопрятного, оплывшего мужчину с шрамом на щеке, татуировкой на руке в виде кота изготовленного к прыжку. Он курил электрическую сигарету и смотрел в гороподобные облака, надвигающиеся механически неотвратимо. Воздухоплаватель с удивлением посмотрел на Сашеньку и лукаво подмигнул ей, послал губной поцелуй и кашлянул от смущения.

Что можно сказать про Сашеньку? Только одно – она невероятно красива. Во всём. Во всех отношениях. В каждом атоме.

Одно было бедой – Сашенька была слепа с рождения. Но это никак нельзя было заметить, если Сашенька была недвижна – её лучистые чёрные глаза, чуть раскосые, в виньетке пушистости изгибающихся ресниц были так манительно хороши, что хотелось целовать их, делать глупости и говорить ласковые слова любви и нежности.

Вот так!

Родители Сашеньки приложили немало усилий и денежных знаков, что бы их единственная дочь была образованна и ни в чём не нуждалась. Они много путешествовали, и это не смотря на то, что отец Сашеньки был очень занятой человек, и свободного времени у него было катастрофически мало. Но весь досуг Савва Ильич отдавал дочери и жене. А вскоре и вовсе вышел в отставку и перестал интересоваться делами страны, общества и сионизма.

МамА Сашеньки – урождённая не простых и сложных кровей дама каждую пятницу устраивала у себя литературные вечера, подкармливала бедных и нуждающихся студентов из среды искусства. К искусству мамА имела слабость, а так же к некоторым эротическим шалостям с мужем и дорогому коньяку. Она так же любила когда ей целуют руки и вслух читают что-нибудь декадентский разлагающее. Мужа она любила кротко на людях и страстно наедине, всегда его называя на «вы», даже во время любовных небесных конвульсий.

Ещё поговаривали, что на самом деле Сашенька вовсе не родная дочь этих замечательных родителей, а приёмная, и взята из порочной и обычной семьи. Но это, скорее всего были просто досужие домыслы тех, кто завидовал миру и покою Сашеньких родителей. На земле полно завистников и сплетников, готовых из невинного пустяка раздуть такое, что уму непостижимо.

Вот в таком весёлом, лёгком и прекрасном житии и прожила Сашенька до того октябрьского литературного вечера, когда у мамА впервые не появился новый, странный гость.

Ох уж эта молодёжь. Этот максимализьм, нетерпимость, нарочитая грубость и всепоглащающая страсть к физическим наслаждениям и спорам.

Гость же – сразу выделился из остальных. Он был худ, высок, с густым баритоном, от чего многие барышни чувствовали лёгкие покалывания внизу живота, и c белоснежными волосами. Да – он был альбинос – с красными адскими глазами, в которых горел огонь желания.

Но чтобы не смущать окружающих, он сказывался близоруким и носил тёмные круглые очки, которые больше напоминали два дула ружья, направленного вам прямо в лицо.

Незабываемое впечатление.

Гость исколесил полмира и всё никак не мог создать свой выбор в пользу чего он хочет отдать предпочтение – Сцена или Живопись. И там и там он блистал и ему пророчили великое будущее. Его внешность и голос способствовали этому, а некоторая вспыльчивость и порывистость, граничащая подчас с яростью только ещё больше влекли к нему почитателей, в основном барышень и возраст барышень колебался от совсем юных до почтенных лет.

Но и это, скорее всего были слухи, что он морфист, картёжник и развратник – утончённый извращенец и садист. Скорее всего так могли шептаться только отринутые Гостем дамы. Ведь известно – страшнее отринутой женщины, может быть только безответно влюблённая женщина. Однако подлинных свидетельств адюльтера, разгулов или иных пакостей, в виде совращения, неразборчивости в связях и любовных романах – не было. И за Гостем закрепилось прозвище «Каменный Гость».

Октябрь стоял за большими окнами и плакал в стёкла, за которыми было тепло, сытно и занимательно.

В тот вечер, когда всех представили Каменному Гостю, подавали жареных фазанов тушёных в груше и сметане, а так же множество пустячных, но сытных закусок и пирогов, которые так мастерски пекла угрюмая и хромая кухарка Неля – обрусевшая немка, истязающая себя по ночам молитвами и рукоблудием.

Приняв еды и разбредясь по зале молодые люди начали по очереди выходить на средину старинного персидского ковра и декламировать. Наливки, настойки, коньяки, водки, ликёры и ситро всегда стояло в углу и было его столько много, что даже уходя, некоторые, едва волоча ноги удивлялись – со стороны казалось, что вовсе не было тронуто ничего из бодрящего.

МамА, уже вкусив восьмую рюмку, с любопытством поглядывала на Каменного гостя, лорнировла его чуть нарочито, с скользящей улыбкой монашуствующей блудницы, откинувшегося на подушки оттоманки возле дальнего окна. Он курил папиросу и слега улыбался, поблёскивая дулами очков и снисходительно аплодировал вместе со всеми после окончания чьего-либо чтения.

Сашенька сидела возле отца, который одной рукой держал руку мамА а другой осторожно подносил ко рту контрабандную сигару и задрав голову вверх выпускал густую струю дыма.

Савва Ильич блаженствовал в ожидании партии в преферанс, который вот-вот начнётся и он удалится в соседнюю комнату вместе со своими давними партнёрами по игре студентами Лаврентием Изморским – слушающего курс Ваяния и Зодчества и народным самородком Максимом Фешковым – волжским богатырём, плутом и шулером, которого никак не удаётся поймать во время игры на передёргивании. Хотя Максим, в этом доме, никогда не применял свои навыки, но об этом предпочитал умалчивать, а во время игры в этом доме делал странные движения, мимикинил и маркировал – стараясь тем самым вывести противников из себя и выбраться при мизере в три дыры без потерь.

Лаврентий же, обладая феноменальной памятью на слова, был фантастически лишён её на цифры, и от того чаще всего, проигрывал. Но он знал столько скабрезных историй и анекдотов, рассказывал их так артистически и неподражаемо, что за столом почти всегда было весело и хорошо.

Но вот все отчитали и с ожиданием поглядывали на Каменного Гостя. Возникла немного странная пауза.

МамА уронила рюмку, у Саввы Ильича упал пепел на брюки, Лаврентий незаметно и неожиданно пукнул, Максим поперхнулся лимонной настойкой, Нели хлопнула дверью зала и Каменный Гость встал.

Он подошёл к напиткам. Налил себе знаменитой местной настойки на какао бобах, в самый большой фужер. Выпил в несколько глотков, закусил пармезанкой, оправил рукава рубашки и вышел на середину старинного персидского ковра, который как-то случаем Савва Ильич выиграл у проезжего секретаря писателя Шмоголя – кривоногого сибарита и большого умницы.

- Я хочу прочесть, - начал Каменный Гость, и от первых вибраций его голоса, все испытали тревожную эманацию, заставившую отринуть пустяки и сосредоточить зрение и слух на этом странном персонаже.

Каменный Гость подкурил папиросу, снова вернулся к столику с алкогольным буйством выбора, вновь налил настоечки, и от туда, чуть облакотясь рукой с папиросой начал читать.

Ах ты карлица моя, в траурном платье.

Вся лежишь, такая, молчаливая...

Спина колесом, для качания.

И руки до пяток. Отчаливаю.

Я поплыву по бугристому прошлому,

Когда ты была девой прекрасною,

Я так был влюблён, моя пошлая,

Красотой неземной ослеплённый.

А после гуляния в парке с качелями,

Я уронил тебя в траву зелёную - жадную,

Случайно, спиной ты об камень ударилась

И стала калекой, моя ненаглядная.

Но всё равно, покурив и выпив,

Я поднимаюсь к тебе на этаж второй

И предаются любови нежной,

Такой вот я весь извращенный…

Присутствующие охуели. Только этим словом и можно описать их состояние.

Сашенька сразу влюбилась.

МамА испытала непривычный оргазм.

Савва Ильич провидчески вздохнул.

Остальные бурно зааплодировали.

Его стали просить читать дальше, но Каменный Гость отрицательно покачал головой, подошёл к Сашеньке, поцеловал ей руку в ладонь – как ожог – кивнул мамА, пожал руку Савве Ильичу и вышел прочь.

Больше на литературные вечера он не приходил, но стал бывать в доме в другие дни и по долгу просиживал с Сашенькй на диване или прогуливался с ней по огромному саду, а летом, вместе с семейством уехал на дачу, в Акинькино – родовое поместье мамА. А по возвращению, он испросил руки Сашеньки и взволнованных родителей. Сашенька вся в слезах счастья стояла перед родителями вместе с Каменным Гостем на коленях и родители не могли отказать любимому чаду, видя как она сияет и как расцвела и похорошела за это лето.

Она - Я правильно поняла, что Каменный гость это ты?

Он - Как ты догадалась?

Она - О…Это было не трудно, поверь.

Он - Я верю тебе.

Она - А может напрасно?

Он - Напрасно верю?

Она - Да.

Он - А зачем тебе мне врать?

Она - Враньё и обман ни одно и тоже.

Он - Тогда назови ещё это, что ты приукрашиваешь происходившее.

Она - А если и так?

Он - Значит тебе это нужно.

Она – Значит – не значит… Это возбуждает.

Он - Вот именно. Мне это и нужно. Это постоянное возбуждение, без которого я становлюсь обычным Снеговиком, которого может слепить кто угодно. А так я сам себя леплю. Леплю из того, что есть, из всего…

Она - И из меня?

Он - Получается, что и из тебя.

Она - А зачем тебе это нужно?

Он - Ну, раз я так делаю, значит нужно.

Она - Я думала, мы друг другу доверяем.

Он - “Она думала”… Разве Снегурочки способны думать?

Она - Ты сейчас меня пытаешься обидеть?

Он - Нет.

Она - А… я поняла, ты таким образом подготавливаешь момент своего исчезновения из моей жизни. Так ведь?

Он - А если и так… Разве всё обязательно нужно озвучивать?

Она - Нет, но мне казалось, что ты меня любишь.

Он - Люблю?

Она - Да…

Он - Мы знакомы с тобой ни так уж и давно по космическим меркам.

Она - Пожалуй, но разве существуют временные рамки в отношениях?

Он - Конечно существуют.

Она - Существуют – слово какое красивое, разлапистое как ель в лесу, на которую неожиданно села птица и снег рухнул вниз, отпружинив ветвями-руками вверх, совершив невероятный танец.

Он - Ты ускользаешь.

На ночном катке, катались двое, оба в странных костюмах летнего покроя, но в коньках, и им не было холодно, они словно не чувствовали стужи в своём необыкновенном и завораживающем танце. Их движения изящны и плавны, они иногда сходятся друг с другом, мимолётно целуются словами и вновь раскатываются в разные стороны. Но если внимательно за ними понаблюдать, то вполне можно решить, что это оптический обман и просто в падающих снежинках колеблется плакат, натянутый на огромном стенде, на котором изображена мега красивая Снегурочка и рядом с ней полупридурочный и суетливый Снеговик. Или и это тоже иллюзия?

Ведь совсем скоро, буквально через несколько часов Новый год. Да и кто бы мог их видеть?

Уже почти все сидят за столами, уже многие приняли ледяной воды и вкусили первых праздничных тостовых закусок. Уже даже огоньки в окнах ёлочные горят, мигают, переливаются. Пустеют улицы, смолкает автомобильный шум и город Москва и город Берлин и остров Сицилия чуть напряглись, для рывка, для мимолётного ощущения уходящего бытия и мгновенности счастья.

И возбуждение нарастает, приливает широко и привольно, утопает и топит, радует и мучает. И можно почувствовать как это прекрасно, но только на миг, только на миг, потому что потом…

Он - Почему когда чего-то очень ждёшь, и это приходит, то либо пугаешься, либо радуешься? Почему один раз приехав на вокзал, я понял, что никогда не смогу долго жить в одном месте? Почему однажды поцеловав женщину в губы, я знал, что никогда не поцелую в губы мужчину? Почему совесть моя похожа на губку? – Себе не прощаешь того, что легко прощаешь другим.

Она - Настоящего не существует - есть только прошлое и будущее и, практически равное нулю во времени, состояние, связанное в человеке лишь с волеизъявлением, с действием, которое, пропуская будущее через себя, оставляет после себя прошлое.

Он - Задаёшь себе вопрос и ответа точного – точно не получишь – кроме оплешины и очередной ссадины. Ну и надо оно было? Зачем лез туда, где уже ж был. Или это такой вывих сознания – уничижение повторное? Уже осознанное и испытанное. Так нет же – вновь опрокидывание, вновь эта кусающая боль в ноге и слезящиеся от усталости глаза.

Она - Пустое всё это. Ни к чему и возвращаться в темнеющие воды памяти. Пусть. Пусть всё остаётся так как есть – не надо волнения и возвращения. Оставь меня уже. Сколько ты будешь терзать меня? Будь ты человеком хоть в этом. Мы же уже всё решили. И всё!

Дата добавления: 2015-08-09