Разговор. Безумная скачка продолжалась не менее часа, Боанегрос был великолепен

Безумная скачка продолжалась не менее часа, Боанегрос был великолепен, горяч и быстр, как ветер Эллады. Серпентис, гикающий и понукающий скакуна, был почти счастлив, особенно, когда ему удавалось хоть ненадолго опередить господина и попытаться забыть, что все это удовольствие - очередной каприз того, кому отныне принадлежала его жизнь.

Наконец, кони пошли шагом, и раб с хозяином поехали рядом, почти соприкасаясь коленями. Первый восторг от погони прошел, и до юноши дошло, что он оказался в совершенно незнакомом месте один на один с человеком, которого впервые хорошо рассмотрел чуть более часа назад. Теперь он здесь. Безоружный. Беспомощный. Постаравшись не поддаваться давлению обширного негативного опыта, Серпентис спешился и, стреножив коня, отпустил его, а сам направился к одинокой раскидистой оливе, росшей на обрыве, с которого был виден почти весь город.

Хозяин молча последовал его примеру, прихватив, правда, небольшой холстяной мешочек, из которого, усевшись под дерево, достал несколько горстей олив, большой кусок хлеба грубого помола, кисть винограда и флягу.

- Голоден? - спросил Алкестис у юноши в своей обычной лаконичной манере.

Серпентис пожал плечами и опустился рядом с ним на сухую траву, пытливо глядя в глаза.

- Ешь, - почти приказал господин и протянул Серпентису кусок хлеба и флягу, из которой уже сделал несколько глотков.

Юноша молча принял и то, и другое, даже не поблагодарив. Впрочем, отплеснуть немного вина в качестве жертвы богам он все же не забыл, получив чуть удивленный взгляд серых глаз своего немногословного спутника. Некоторое время они оба молчали. Алкестис думал о чем-то своем, улегшись на спину и следя в просветы листвы за полетом птиц, а Серпентис смотрел на хозяина и ждал. Ему казалось, что стоит тому заговорить, как весь его и так ненадежный мир либо рухнет, отправляя к Аиду, либо станет чистым и светлым, словно зеленые сады бессмертных.

- Как твое имя? - вдруг спросил хозяин.

Юноша, ожидавший какого угодно вопроса, но не такого прозаичного, вздрогнул от неожиданности.

- Все зовут меня Серпентисом, - осторожно сказал он, стараясь не дать этому странному мужчине понять, как ему самому не нравится это прозвище.

- Я спросил «как твое имя», а не «как тебя зовут все». Не притворяйся глупцом.

- Зачем тебе?

- Я не все, - был короткий ответ.

Юноша понял, что лучше не провоцировать того, от кого зависела дальнейшая жизнь.

- Северус, - нехотя ответил он и отвернулся.

Слишком много воспоминаний было связано с его именем. С тем, которое он носил, пока был свободным.

- Подходит, - так же коротко ответил Алкестис и перевернулся на бок. - Из какой ты семьи? – продолжил он, переходя с греческого на латынь.

- Я раб. Какая теперь разница? - без малейшего труда понял его юноша. - И так будет всегда.

- Не смирился, - Алкестис не спрашивал, он утверждал. - За что ты чуть не убил сына Публия?

Северус некоторое время напряженно молчал, а потом, вскинув подбородок, ответил:

- За то, за что убью любого. Или умру сам.

- Ты же раб, - чуть насмешливо сказал хозяин, вернув его слова. - Какая разница?

- Если перестаешь быть человеком, жизнь теряет всякий смысл, - горько отозвался Северус. - Лучше умереть стоя, чем жить на коленях.

Алкестис с интересом рассматривал юношу и хвалил себя за то, что не послушался голоса разума и поступил по велению сердца, которому совсем не чужда была жалость. Увидев там, в грязном сарае, этого строптивца, он не смог удержаться. Так же, как не мог не купить Боанегроса на последних скачках. Жеребец был великолепен, но иларх, с детства имеющий дело с лошадьми, знал, что животное никогда не станет ему Букефалом(13). Похоже, эти двое вороных, Северус и Боанегрос, нашли друг друга.

- Сколько тебе зим? - продолжил расспрашивать Алкестис, снова переходя на язык эллинов.

- Шестнадцать, - дерзко ответил его собеседник и вздернул подбородок, как будто столь короткий век можно было поставить ему в укор. - А тебе?

- Двадцать пять, десять из которых я провел на войне. Ты всегда так дерзок с хозяевами?

- Тебе показать мою спину?

- Я видел.

- Если видел, зачем купил?

- Еще не решил, - ответил Алкестис и окинул внимательным взглядом всю тонкую, угловатую фигурку юноши.

Северус в ответ на это фыркнул, явно намекая на невысокие умственные способности хозяина, потратившего деньги на бесполезный для него товар.

- Я плохой раб, - честно предупредил он.

- Догадываюсь, - был короткий ответ.

- Чего ты так смотришь? - юноша поежился под пронзительным взглядом серых глаз. - Позволяешь дерзить, не реагируешь на оскорбления, взял с собой на прогулку, кормишь, ни разу не ударил. Что тебе от меня нужно?

- Я не бью тех, кто не имеет права ответить, не принимаю поспешных решений и никогда не упускаю возможности дать человеку проявить свои таланты. Голодный раб – плохой раб, это ответ на еще один твой вопрос. Что же до оскорблений… мне просто интересно, как далеко ты сможешь зайти. И зачем тебе это, я тоже выясню. Почему смотрю? У меня есть глаза, и я ими пользуюсь.

- Для чего я тебе? - упрямо повторил свой вопрос Северус.

- Мне нужен особенный раб, - спокойно встретил его обжигающий взгляд Алкестис, - и я пытаюсь решить, подходишь ли ты на эту роль.

- А как же Иро? - ядовито поинтересовался юноша. - Продашь его?

- Иро не подходит, - невозмутимо ответил хозяин, так как будто действительно был обязан отвечать на вопросы своего движимого имущества. - Он родился рабом и им останется. Для него наибольшая радость – угодить. Всем, кто сильнее. Его мысли – это отголоски моих желаний. Если я его продам хорошему хозяину, он и с ним останется таким же улыбчивым и услужливым.

- А тебе не хватает острых ощущений? - язвительно спросил Северус. - Любишь ломать, брать силой?

- Нет, - чуть приподнял уголки губ Алкестис. - Просто хочу, чтобы верны были мне одному. Каждый нуждается в человеке, к которому можно безбоязненно повернуться спиной.

- И много попыток ты предпринял?

- Ты – шестой.

- Почему я?

Алкестис молча пожал плечами.

- Потому, что это тот поиск, который следует продолжать, если не хочешь умереть от расслабления мозга, вздрагивая от каждого шороха. И даже если мне нужно будет дойти до края Ойкумены с факелом в руках(14), я это сделаю.

- Разве верность – это товар, который можно купить? - с интересом спросил Северус.

Ему в глубине души были приятны попытки хозяина разглядеть в нем нечто большее, чем просто строптивого, проблемного раба.

- Можно купить тело. Остальное получают в дар, - невозмутимо ответил иларх. - И я рассчитываю рано или поздно оказаться в числе тех любимцев богов, которым этот дар будет преподнесен.

Северус молчал, обдумывая слова собеседника. Алкестис не походил ни на одного из знакомых ему людей, рабов или свободных. Такой смеси из откровенности, жизненной мудрости и спокойствия на него не выливали еще никогда. Он привык, что рабам обычно ничего не растолковывают, кроме их непосредственных обязанностей.

- Чего ты от меня ждешь? - напрямую спросил юноша у своего хозяина.

Тот заслуживал простого вопроса, без нагромождения уловок и иносказаний.

- Живи. А я посмотрю, - был ответ.

После чего Алкестис улегся на спину, закинул руку за голову и, пожевывая сухую травинку, заснул. По крайней мере, так показалось совершенно растерявшемуся Северусу, которому ничего другого не оставалось, как остаться рядом и стеречь чуткий сон этого странного человека.

______________________________________________________
13 - Буцефа́л или Букефа́л (греч. Βουκεφάλας, букв. «бычьеголовый»; лат. Bucephalus) — кличка любимого коня Александра Македонского.
14 - Из рассказа о древнем мудреце Диогене, который, желая показать, как мало на свете людей, достойных звания "человека", зажег факел и ходил с ним среди белого дня, заглядывая во все углы, и на вопрос, что он делает, отвечал: "Человека ищу!"

Дата добавления: 2015-08-13