Боанегрос

- Иро, не говори ерунды, - оборвала Агапи веселую болтовню темноволосого, черноглазого юноши, который, белозубо улыбаясь, изливал на хмурого Серпентиса поток информации обо всем на свете.

- Но это правда, Агапэ(12)! - рассмеялся молодой раб, склоняя голову к плечу и одновременно ловко очищая инжир от тонкой кожицы и отправляя в рот. - Наш господин – самый добрый на свете!

- Даже если так и есть, не следует говорить об этом вслух, ибо боги завистливы и могут навредить хозяину, лишив его удачи! - поучительно сказала кухарка и снова принялась потрошить большую рыбину. - А ты ешь, мальчик, - обратилась она к Серпентису и подложила ему еще вареных овощей. - Тебе нужно набираться сил.

- Расскажи еще, Иро! - приказал новый знакомый таким тоном, как будто ни на мгновение не сомневался в том, что имеет на это право. - О хозяине. Какой он?

- О! - весело воскликнул кудрявый болтун и подмигнул. - Думаю, ты скоро и сам узнаешь. Тебе понравится, вот увидишь.

- Немедленно замолчи, негодный, дрянной мальчишка! Не смей болтать ерунду!

- Понравится что? - сузил глаза Серпентис.

- Вон! - крикнула Агапи и отвесила Иро подзатыльник. - Мальчик в доме хозяина только две недели, едва есть начал самостоятельно, а ты туда же – гадости говорить! Раздери тебя Цербер! Прочь с глаз моих!

Юноша со смехом выбежал, прихватив кисть винограда и горсть спелых, крупных олив, таких же темных и влажных, как его глаза.

- О чем это он, Агапи? - Серпентиса не так-то просто было сбить с мысли.

- Ни о чем, - буркнула кухарка, с остервенением разделывая несчастную рыбину. - Не слушай глупцов, мальчик. Хозяин не причинит тебе зла.

Юноша подозрительно и как-то обреченно посмотрел на нее и перестал расспрашивать. Чему быть, того не миновать, тем более, что один выход останется в его распоряжении всегда – Аид еще никому не отказывал в гостеприимстве.

Прошло еще несколько дней, хозяин, казалось, забыл о новой собственности, не звал к себе для расспросов и… всего остального, для чего бы он его ни приобрел. Серпентис смутно себе представлял, как выглядит господин, потому что видел его всего несколько раз, да и в те минуты его взгляд вряд ли можно было считать объективным. При мысли о нем перед внутренним взором юноши всплывали только серые серьезные глаза, коротко стриженные светлые волосы и упрямый подбородок с ямочкой.

Чем дольше им не интересовались, тем больше нервничал раб. Получив позволение бывать в саду и внутреннем дворике, Серпентис стал выбираться на прогулки. Дом был большим, но дальше кухни и своей крохотной комнатушки, в которой не было ничего, кроме тюфяка, набитого соломой, и небольшого окна, выходящего в сад, он не заходил. Вход в хозяйские покои охранялся хмурыми неразговорчивыми воинами, хозяин редко бывал дома, а без него попасть в господское крыло и вовсе было невозможно. За эти три недели юноша успел выяснить, что купивший его какая-то шишка в армии Великого, сейчас пребывает в Афинах, потому что получил отпуск и поспешил им воспользоваться, пока Александр не двинулся дальше – к краю Ойкумены, проверяя на прочность и себя, и своих верных гейтаров.

Как ни странно, абсолютно все рабы, с которыми у Серпентиса получалось поговорить, боготворили хозяина. Тот, по их словам, был требовательным, но справедливым, наказания в его доме были редкостью. Юноша не спешил верить, так как у него уже был опыт рабства, и удачным или хотя бы сносным он не назвал бы его даже под страхом казни. Тот, кто поначалу казался вполне мирным и спокойным, рано или поздно все равно брал в руки кнут. Никто не любил строптивых и острых на язык рабов. А Серпентис не умел гнуть спину и опускать взгляд. Воспитание не позволяло ему становиться на колени и стремиться угодить. Из рожденных свободными редко выходят покорные рабы.

Размышляя подобным образом, юноша побрел на конюшню. Ему нравилось приходить сюда, лошади были его тайной страстью. Он любил этих гордых, сильных животных и знал в них толк. Вот только последний раз верхом он катался еще свободным. Всего три года назад, а такое ощущение, что с тех пор прошла целая жизнь. Задумавшись, он любовался шестью великолепными скакунами. Что же, у хозяина явно были вкус и средства. Особенно Серпентису нравился угольно-черный жеребец-трехлетка. Животное явно было с норовом, и конюхи даже не решались подходить к нему по одному, опасаясь удара точеным копытом. К тому же, оно явно не брезговало кусаться.

- Нравится? - вдруг раздался за спиной у юноши низкий, властный голос.

Раб внутренне напрягся, но постарался не выказать страха, господина он узнал сразу, как только услышал.

- Вороной неплох, - не поворачиваясь и намерено опуская обращение «хозяин», медленно ответил Серпентис, всем своим тоном показывая, что снисходит до собеседника, - но раб, следящий за его здоровьем, глупец или же трус, жеребец явно застаивается. К тому же, его вес не соответствует…

- Хм… - насмешливо раздалось за спиной, и юноше почти удалось не втянуть голову в плечи, в ожидании заслуженного наказания за дерзость.

- Это Боанегрос(13), - тем временем заметили сзади. - Он еще не выбрал себе хозяина.

- Кони не выбирают хозяев, - резче, чем планировал, отозвался раб, остерегаясь добавить: «как и люди».

- Неправда, - спокойно возразили ему, не пытаясь убедить. - Только признавший наездника хозяином конь служит верно.

Юноша не понимал господина. Тот пропустил мимо ушей явное оскорбление, позволяет спорить и… вообще снисходит до разговоров с презренным рабом.

- Ездишь верхом? - вдруг поинтересовался новый хозяин.

- Да, - слишком поспешно заверил его Серпентис, забывая, что запретил себе надеяться, что когда-нибудь тот ад, в котором он живет, станет хотя бы относительно пригодным для существования.

- Поехали, - бросил господин, обходя его и направляясь к большому темно-серому жеребцу, приветственно заржавшему при его приближении.

Собственноручно взнуздав скакуна, Алкестис накинул ему на спину шкуру и вывел под яркое полуденное солнце, вопросительно взглянув на раба, застывшего у стойла с Боанегросом.

- Рискни, - коротко разрешил господин юноше.

Тот шагнул к вороному красавцу, с недоверием косившемуся на худенького двуногого, который что-то зашептал ему на незнакомом языке и погладил по морде. Боанегрос протестующее фыркнул, но Серпентис твердой рукой взнуздал его, не давая себя укусить. Видимо, скакуну тоже стало интересно, справится ли этот худой мальчишка с ним, поэтому он позволил отвести себя во двор и даже накинуть попону.

Стоило коварному животному оказаться на воле, как оно взбрыкнуло: встало на дыбы, захрапело, дернуло мордой, надеясь, что тонкие, хрупкие пальцы не удержат поводьев. Не тут-то было. Одним плавным движением Серпентис взлетел строптивцу на спину, и следующие полчаса были для него самыми счастливыми за последние несколько лет. Он снова боролся, азартно выкрикивал команды, удерживал бьющегося под ним скакуна, то встающего на дыбы, то бросающегося из стороны в сторону, то закидывавшего задние ноги едва ли не выше собственной головы. Но хватка худых коленей была невероятно крепкой, седок - отважным и опытным, а конь - слишком застоявшимся, чтобы отказываться от прогулки.

Поэтому вскоре два всадника галопом промчались через внутренний двор и вылетели на волю, туда, где горячий ветер приносил с побережья одуряющий запах степных трав, страстно стрекотали цикады и шелестели серебристой листвой дикие оливы, обещая безрассудным путникам, несущимся наперегонки друг с другом, прохладу и отдых.

______________________________________________________
12 – Агапэ - бескорыстная любовь.
13 - Боанегрос - дитя грома.

Дата добавления: 2015-08-13