Завоевания — заслуга Филиппа

Современные историки едины во мнении относительно того, что является в полном смысле порождением исторической беллетристики: если бы Филипп II Македонский⁹⁵, глава августейшего рода Аргеадов, не преобразовал неоднородную совокупность племен, покоренных его предшественниками или присоединенных им самим, в монолитное государство, если бы он не сделал своими вассалами иллирийцев, фракийцев, пеонийцев, фессалийцев, которые угрожали его границам, а своими союзниками — столь ревностно пекшиеся о своей независимости греческие города, если бы он не подготовил весь Балканский полуостров в военном и дипломатическом отношении к войне против колоссальной азиатской империи, его сын, несмотря на всю свою порывистость и честолюбие, никогда бы не смог завоевать государство, в сто раз более крупное и богатое, чем его собственное. Назначением главнокомандующим греческими и македонскими силами для ведения войны против Персидской империи он был обязан исключительно отцу, который, победив греков в двух Священных войнах, созвал в Коринфе в 337 году первый общегреческий конгресс и принудил признать себя главнокомандующим. Это опять-таки именно Филиппу в самый год смерти удалось создать в Малой Азии надежный плацдарм, без которого Александр ни за что бы не смог двумя годами позже пересечь Дарданеллы.

Вне всякого сомнения, когда Филиппа не стало, Греция далеко не была покорной, союзные вожди во Фракии и Иллирии и вовсе отличались надежностью, а македонян никак нельзя было назвать сплоченными. Царь, который обязан властью исключительно доверию и одобрительным возгласам солдат, должен побеждать, справедливо распределять плоды завоеваний, прибегать к дипломатии, щедрости и авторитету. Положение царя наиболее щекотливо среди его соперников — глав конкурирующих родов, а также врагов. Выдающимся достоинством Филиппа явилось то, что он смог укрепить свои позиции на уровне организации, финансов и на уровне армии. С точки зрения древних историков, македоняне, или «народ высокогорья», занимали и контролировали в конце IV века до н. э. образованную горами, холмами и заболоченными равнинами область, которая тянулась от озера Преспы, границы современной Албании на западе, до реки Нест напротив острова Фасос на востоке, и от горы Бабуна (между современными Скопье и Прилепом) на севере до вытянутых в южном направлении выступов полуострова Халкидика на юге. Пригодной для сельскохозяйственной обработки земли здесь было всего около двух тысяч квадратных километров. Македония образована четырьмя древними племенами, которые кочевали со стадами от долины Галиакмона (совр. Альякмон) до склонов Пинда и Олимпа: линкестами, или «народом рыси», на севере (вокруг современной Флорины), орестиями, или «народом гор», на западе (вокруг античного Аргоса, в нынешней области Войон), элимиями, или «племенем проса», на юге (близ Козани, а затем Гревены), эмафиями, или «племенем песка», на юго-востоке (около современной Верии, в античности — Береи).

С 650 по 410 год к этим четырем районам примитивного пастбищного скотоводства были присоединены еще четыре. То были главным образом продолжения равнин, озер, болот, морских берегов к западу от Аксия (ныне Вардар), область пастбищ, но также и возделывания культур, через которую горцы пришли в соприкосновение с торговлей и ремесленными занятиями Эгейского региона: Пиерия, или «тучная земля», к востоку от Олимпа, которую отвоевали у фессалийцев; Эордайя либо Эордия, или «восточная область», вокруг озера Острово (Вегоритис) и равнины Саригол, близ Эдессы и Науссы, где Аристотель преподавал во времена юности Александра; Боттиэя или Боттия на востоке, в Нижней Македонии, вокруг озера Лидиада; Алмопия на северо-востоке, у подножия хребта Барнунт и вдоль течения Аксия, от места его вступления в современную Грецию и до Гумениссы. Низменная местность была хороша тем, что люди с холма, на котором располагалась Пелла, могли беспрепятственно сообщаться с морем.

Начиная с царствования Архелая I в конце V века до н. э., крестьяне прорывали здесь каналы и спускали застойные воды, проводили вокруг своей новой столицы проезжие дороги. В первой половине IV века к этим восьми областям или княжествам Верхней и Нижней Македонии были присоединены еще шесть покоренных областей: полоса древней Пеонии по правому берегу Аксия; Пелагония, или «равнина» совсем на севере, в бассейне Эригона (ныне Црна-река); Крестония вокруг Килкиса; Бисалтия близ озер Корония и Волви; Мигдония между Аксием и Стримоном; Крусида на западном берегу Халкидики. Филипп завладел греческими городами и факториями на Халкидике и всей территорией эдонов и бистонов во Фракии, между Стримоном и Нестом, а близ Датона, к северо-востоку от горы Пангей он чуть позже 356 года основал селение Филиппы, чтобы накапливать здесь золото и серебро Пангея. Когда Филиппа не стало, в Македонии насчитывалось шесть новых округов.

Наши сведения об устройстве этой страны со столь разнообразными населением, языками, режимами землепользования, обычаями (от кочевничества до оседлости) отличаются крайней скудостью. Представляется, что политические структуры здесь, как правило, оказывались тесно переплетенными с классовыми и что, по крайней мере в самых древних областях, власть принадлежала знати, которая разводила лошадей и занималась исключительно выездкой, а также охотой и войной и обитала в своих укрепленных жилищах лишь в период демобилизации. Мелким сельским арендаторам они предоставляли заботу об обширных владениях господ или сеньоров, «тагов» (ταγός означает буквально «кто повелевает»). Из последних, главным образом, и формировались кадры армии и эскадроны тяжелой кавалерии. Другие урожденные македоняне, разделенные по родам, племенам и округам — крестьяне, скотоводы, лесорубы, но также и свободные ремесленники редких поселков, — служили в пехоте или легкой кавалерии и отправлялись основывать новые города. Рабы, то есть обращенные в собственность несчастные из числа покоренных народов или военнопленные, представляли собой рабочую силу, необходимую царской администрации для возделывания земель, поддержания каналов и дорог, разработки полезных ископаемых и возведения укреплений. Фракийские или пеонийские пастухи-кочевники в недавно присоединенных горных областях могли создавать проблемы своими восстаниями, а также вторжениями на возделанные арендуемые земли.

Возникает впечатление, что Филипп располагал достаточной гибкостью и энергией для того, чтобы назначить в каждой из двенадцати новоприобретенных областей, наряду с тагами (ταγοί), или главами родов, и «пелигонами» (πελιγόνες), или старейшинами племен, — военных наместников, «стратегов» (στραταγοί на дорическом диалекте), и управляющих финансами, «скойдов» (σκοΐδοι), которым было поручено наблюдать за исполнением царских приказов и претворением в жизнь постановлений царя. Кроме того, Филипп довел число своих доверенных лиц, тех, кого он называл гетайрами (έταίροι), то есть истинными товарищами или друзьями царя, до 800 человек. Это были люди со всех концов света, происходившие из каких угодно слоев общества, однако, как пишет историк Феопомп («Филиппова история». Кн. XLIX), они не были отягощены никакими нравственными принципами и предрассудками: это были первопроходцы, люди действия, крутые в обращении, которым можно поручать самые щекотливые и опасные дела. Царь назначал из их числа своих охранников, советников, канцлера и казначея, который был одновременно также министром финансов и заведовал поступлениями от рудников, поместий, таможен и податей, имея в своем распоряжении не особенно многочисленный штат чиновников и секретарей. Наконец, поскольку Македония жила в состоянии постоянной войны, продолжавшейся с весны до осени, Филипп отдал под контроль военных наместников в каждом округе обширную систему баз, мастерских, складов и арсеналов, снабженных запасами провианта, обмундирования, оружия и припасов.

Это устройство, несколько напоминающее куда более обширное административное устройство Персидской империи, в которую недавно номинально входили и Македония, и Фракия, обладало сразу двумя преимуществами: во-первых, персонализированное управление, принимавшее в расчет обычаи предков, права земельной аристократии и социальные потрясения, вызванные завоеваниями; и, во-вторых, быстрая мобилизация всех сил в случае кризиса. Александр благоразумно воздержался от того, чтобы что-либо менять в этой структуре — как до, так и после своего обустройства в Азии, с той лишь разницей, что в качестве товарищей, друзей и телохранителей он привлекал скорее аристократов-сверстников, нежели старых друзей отца.

Что касается собрания солдат⁹⁶, которыми только и могли быть свободные мужчины в Македонии, увеличившейся усилиями Филиппа до восьми областей и 12 захваченных территорий, оно не было ни законодательным органом, ни административным механизмом. Самое большее, на что оно было способно, это одобрительными восклицаниями назначить нового царя, подтвердить или отвергнуть его план кампании, судить государственных преступников: настоящее средство господства для династии завоевателей. Царь, таким образом, становится символом вооруженного народа. За всю карьеру молодого Александра Македонского, с 336 по 323 год, это собрание, похоже, проходило всего семь раз, то есть реже, чем раз в год, причем совершенно случайно и менее всего напоминая демократическое собрание, ибо у него не было ни процедуры, ни устава. Итак, нам известно о следующих собраниях:

в сентябре или октябре 336 года в Пелле, в ходе представления и назначения «царем македонян» третьего сына Филиппа — Александра, носившего это имя третьим среди македонских царей;

в марте 335 года на равнине, простирающейся к северу от Амфиполя, прежде чем отправиться в поход (первый за царствование) против независимых народов Балкан — фракийцев, трибаллов и дарданцев;

в декабре 331 года в лагере, разбитом между Тигром и Сузами, с тем чтобы утвердить назначение комиссией наиболее доблестных офицеров и, вероятно, чтобы одобрить кампанию против Сузианы и Персиды;

в августе 330 года в Парфии близ современного Шахруда, дабы покарать Бесса и покорить считавшиеся мятежными восточные сатрапии;

в октябре 330 года во Фраде (ныне Фарах) в Дрангиане, чтобы осудить на смерть и казнить Филота, сына Пармениона, и Александра Линкестидского, обвиненных в разных заговорах; весной 327 года в Бактрах, чтобы осудить на смерть и казнить пажей, подозреваемых в том, что они с Гермолаем участвовали в заговоре против личности царя, а, возможно, также чтобы одобрить индийскую кампанию;

в конце весны 324 года в Сузах, после принятого Александром решения включить в армию 30 тысяч молодых персов, дабы выяснить, кто из македонян будет уволен из армии и отправлен к домашним очагам: «Они предложили царю уволить их всех до одного» (Арриан, VII, 8, 3). Этот отказ продолжать кампанию завершился, как известно, казнью зачинщиков, увольнением 11 тысяч македонян и, наконец, прощальным пиром в Описе к югу от Багдада в конце лета того же года, который был устроен для военачальников с Запада и с Востока, собравшихся вокруг царя. Новая и уже последняя кампания велась, начиная из Экбатаны (Хамадана), против неукротимых касситов Луристана.

Эти несколько собраний сговорчивых исполнителей, не имеющие ничего общего ни со столь дорогой греческим городам демократией, ни с нашими законодательными собраниями, доказывают лишь то, что царь преобразовал выборную или считавшуюся таковой монархию в монархию личную и абсолютную, на азиатский манер, короче, что он сделался прежде всего самодержцем, тем, кто принимает решения в одиночку. Или, говоря проще, тот, кто прежде являлся символом всего народа, сделался теперь символом государства.

Армия

Македонская армия⁹⁷, позволившая царю обеспечить свои тылы в Европе и одержать в Азии победу над персидскими силами, — более многочисленными, лучше оплачиваемыми и привычными к тяжелому резко континентальному климату, была детищем Филиппа, прошедшего выучку у двух превосходных стратегов, афинянина Ификрата и фиванца Эпаминонда, а также многому научившегося в ходе двадцати своих подчас весьма непростых кампаний, которые ему довелось вести на территории от устья Дуная до Коринфского залива. Александр, этот охотник и кавалерист, делал ставку главным образом на атакующий натиск с окружением и последующим преследованием противника, и, начиная с высадки в Малой Азии, македонская кавалерия следовала этой тактике. Фессалийская кавалерия, входившая в его армию, была точной копией македонской.

Если говорить о македонской кавалерии, она была образована восемью территориальными эскадронами, илами (ϊλαι), первый из которых, агема (άγημα), «головной», представлял собой личную гвардию государя. В эскадроне насчитывалось 225 кавалеристов, и так оставалось вплоть до 330 года, когда каждый эскадрон был поделен на два полуэскадрона по 128 всадников в каждом. В 334 году конные гетайры — это тяжелая кавалерия. Всадники были вооружены кривым мечом (копидой, κόπις), короткой пикой или дротиком (ξυστόν или δόρυ) с железным острием длиной в 30 сантиметров, и защищены небольшим круглым металлическим щитом (пельтой, πέλτη). Старшие офицеры и командиры подразделений, кавалеристы первой линии, которым приходилось принимать на себя первые удары врага, были облачены еще в металлические пластины или даже, как Филипп, в доспех из листового железа, расширявшийся книзу, что позволяло всаднику держаться на лошади верхом. Тот доспех, который был найден в гробнице в Палатице (античное название Эги) в 1977 году, изготовлен из железа, украшен гильошированными^[49]золотыми полосами и круглыми накладками в виде головы льва, к которым подвешены наплечники, а снизу пришнурована кожаная юбка. Кавалеристы задних линий были одеты, вероятно, лишь в нагрудники и панцири из полотна с набивкой. У военачальников поверх всего развевался пурпурный плащ (хламида, χλαμύς). Царь выделялся золоченым шлемом с забралом, плюмажем и султаном из перьев. В ряде музеев хранятся снабженные нащечниками конические шлемы, похожие на фригийский колпак.

Боевые лошади, результат скрещивания тарпанов и породы, происходившей из степей Центральной Азии, то есть небольшие фракийские лошади белой масти, были тонкошеими, с массивной грудью и крупными неподкованными копытами. Лошадей этих отбирали, объезжали и тренировали в больших табунах в области Пеллы (Боттиея) и Амфиполя (Бисалтия) в Македонии, а также на фессалийских равнинах к югу от Олимпа. Буцефал, пугливый гнедой жеребец с клеймом в виде бычьей головы, был куплен за колоссальную сумму у коннозаводчика из Фессалии. Ни седел, ни стремян тогда не знали. Спину лошади покрывал чепрак или меховое покрывало, иногда это могла быть шкура пантеры, как видно на изображениях эллинистической эпохи. Эскадроны «астиппов» (άστιπποι, от греч. άστυ — «город») формировались из уроженцев городов Верхней Македонии.

Легкая кавалерия была представлена в битве при Гранике в мае 334 года пятью эскадронами пикинеров, в составе четырех эскадронов македонских и фракийских разведчиков-«продромов» (πρόδρομοι, буквально «бегущие впереди») и одного эскадрона из племени пеонийцев (ныне на территории югославской Македонии): всего 700 всадников. Обычно этих кавалеристов называют сариссофорами (σαρισσοφόροι) — по сариссам (σάρισσα)⁹⁸, пикам длиной от 4 до 5 метров и более, которыми они были вооружены. Древко сариссы изготавливалось из кизила или каменного дерева и состояло из двух соединенных кольцами частей, то есть было разборным, снабженным большим лезвием острия и заостренным стальным наконечником с противоположного конца. Всадники управляли лошадьми нажатием колен или лодыжек (шенкелей). Пика и возможность ею целиться — вот два явных преимущества македонских кавалеристов над персидскими, которые лишь метали издали короткие дротики (паяты, παλτά), а ближний бой могли вести только палицами. У фракийско-македонских пикинеров не было ни щита, ни металлического доспеха, но на случай, если копье ломалось, у них в ножнах имелся кривой меч, которым они и рубились. Пока, в период между 330 и 328 годами, не были созданы — на восточный манер — подразделения конных лучников и конных же метателей дротиков, командование азиатским походом располагало сверх того 2400 вспомогательных греческих всадников, 1500 из которых были фессалийцами. У этих последних имелись длинная (?) пика и круглый щит в два фута в поперечнике. На поясе у них висели ножны с прямым обоюдоострым клинком. Лошади были прикрыты доспехами. Что до 900 наемных фракийских и пеонийских кавалеристов, то они, судя по всему, служили прежде всего в качестве копейщиков, не имели доспехов, но были защищены шлемом и щитом.

Всего в экспедиционном корпусе насчитывалось 5200 кавалеристов, основным преимуществом которых были вооружение и дисциплина. Если прибавить к ним около 900 всадников, которые еще оставались в Малой Азии от кавалерии, посланной сюда Филиппом под командованием Пармениона и Аттала, Александр располагал громадными кавалерийскими ресурсами, особенно если сопоставить с ними цифру в 1200 всадников — кавалерию всей Афинской державы. Все то, что в части кавалерии приписывается персам Диодором (XVII, 16–21) и Аррианом (1, 14–16) — 10 тысяч или 20 тысяч кавалеристов, — является плодом чистейшей фантазии, особенно если сопоставить с ними потери, которые понесли атаковавшие: 24 (или 25?) гетайров против двух тысяч всадников у персов. Истина состоит в том, что силы были равны, однако наступательная тактика всегда одерживала верх над оборонительной, натиск гетайров и сариссофоров — над неподвижностью копейщиков. Впрочем, источники постоянно путают, когда речь идет о неприятеле, истинные показатели численности войск и те результаты переписей, которые заносились в архивы Персеполя и Суз.

В марте 334 года македонская фаланга (φάλαγξ), что означает буквально «каток», «всесокрушающее бревно», состояла из шести полков (таксисов, τάξις) по 1500 человек в каждой. Эти 9 тысяч человек составляли в подлинном смысле слова национальное ополчение, территориальный призыв, и были очень привязаны к своим родным земле и языку, к своим обычаям и, наконец, к своему главнокомандующему, который должен был вести их к победе и умножить их владения. В отличие от греческих гоплитов, эти одетые в шлемы и обутые в сапоги пехотинцы не имели ни бронзового панциря, ни копья, ни здоровенного щита с рукояткой. Лишь левое плечо у них было прикрыто небольшим круглым щитом — пельтой, имевшей 60 сантиметров в поперечнике и висевшей на шее, между тем как обе руки оставались свободными, чтобы потрясать страшным оружием, именуемым сариссой. Сарисса должна была превышать 5 метров в длину, поскольку Феофраст, современник азиатского похода, говорит, что мужские растения кизила (или, скорее, каменного дерева), из чрезвычайно твердого дерева которого и делалось древко этой пики, достигали высоты в 12 локтей, то есть приблизительно 5,50 метра, что в два раза превышало длину греческих и персидских пик («История растений», 111, 12, 2).

Как нам известно относительно битвы при Иссе (ноябрь 333 г.), фаланга имела восемь рядов в глубину Воины первых четырех рядов, выстроенные не в затылок, а со смещением, направляли свои сариссы вперед таким образом, что все железные острия выступали за линию фронта фаланги. Сариссы воинов первого ряда, который должен был раньше всех наносить удар, были немного укорочены и облегчены. Четыре последних ряда, готовые занять место тех, кто будет ранен или убит в первых рядах, держали свои сариссы направленными под углом вверх. Маневрируя на поле битвы или идя торжественным маршем на параде, каждый лох (λόχος), или взвод, македонской фаланги, то есть 150 человек во главе с лохагом (λοχαγός) и воинами первой линии впереди, напоминал ощетинившегося стальными иглами ежа. Фаланга также являлась эффективным боевым средством. Различные батальоны (синтагма, σύνταγμα) численностью в 256 человек под командованием офицера могли строиться в линию — более или менее плотно, в зависимости от сдваивания рядов, либо в косую линию, полумесяцем, в пустое полукаре или тупым клином в 16 рядов в глубину. Всей фалангой, шедшей двумя флангами, командовал «стратег» (στρατηγός), который ежедневно проводил с ней занятия, обучая солдат строиться и маневрировать. Именно разнообразие этих построений поразило и деморализовало иллирийцев в ходе осады Пелиона в июле 335 года (Арриан, I, 6, 1–4).

Солдаты македонской фаланги назывались «педзэтайрами» (πεζέταιροι), или «пешими гетайрами», чтобы отличить их от «гетайров», или «товарищей», из аристократической конной гвардии. Арриан шесть раз упоминает в своем «Анабасисе», всякий раз говоря о решающих эпизодах сражений, «астетайров», или «астетеров» (άσθέταιροι, άσθέτεροι), которых издатели старательно переправляют на «педзэтайров». Если только здесь действительно нет ошибки переписчика, мы имеем дело, как и в случае с «астиппами», с территориальными воинскими единицами, обозначаемыми по центральному городу (άστυ) своей области в Верхней Македонии. Например, нам известны «полк Койна из Элимиотиды» или «полк Полиперхонта из Тимфайи». Также и в современной армии подразделения зачастую получают название по тому месту, где были сформированы.

Мы не знаем, ни как производился набор фалангистов, ни как проходило их обучение. Ни один текст не упоминает о том, что здесь имелись инструкторы-сержанты или унтер-офицеры. Самое большее, о чем мы можем догадываться, так это что требовалось по крайней мере шесть месяцев обучения, прежде чем новобранец мог влиться в экспедиционный корпус: именно таким оказался срок, отделивший посылку в Македонию трех вербовщиков в конце 334 года от их возвращения на театр военных действий к Гордию в мае 333 года. Должно быть, стратеги, или военные магистраты, поручали ветеранам, как офицерам, так и солдатам, заниматься подготовкой рекрутов и вручать им, вместе с обмундированием, священное оружие государства. Присутствие в армии правофланговых и пожилых седовласых солдат (как перед Галикарнасом в 334-м или в Парфии в 330 г.), сходство в подготовке персидских солдат, о чем известно по трактатам Ксенофонта, — все это позволяет думать, что в Македонии более опытные обучали более молодых. Стоя лагерем или на марше, рекруты за несколько месяцев обучались по меньшей мере четырем вещам: владеть оружием, идти в атаку шагом или бегом, совершать маневры, перестраиваться. Во всем этом Александру не отводится никакой роли. Самое большее, что он мог, так это подать пример отваги и стойкости, будучи, как и прочие пажи в Миезе или в Пелле, подчинен командам старших: «На плечо!» (άτχαρμον) или «Сомкнуть ряды!», исполняя бесчисленные приказы и прихоти и подвергаясь, в случае оплошности, наказанию розгами.

Македонских пехотинцев поддерживали три батальона более подвижной и проворной легковооруженной пехоты, численностью в тысячу человек каждый. Они назывались «гипаспистами» (ύπασπισταί), или царскими щитоносцами. Вооружение их состояло из одного или двух дротиков (σίγυννοι) и кривого македонского меча копиды. Отобранные лично царем из свободных македонян и обладая безусловной преданностью царю, это были профессиональные солдаты, некоего рода национальная гвардия. Они двигались непосредственно следом за фалангой. Из их числа набиралась агема, или пешая царская гвардия, те, кого называли также телохранителями. После сражения при Иссе (ноябрь 333 г.) царь повелел покрыть поверхность их круглых щитов серебром. С тех пор они звались «аргираспидами» (άργυράσπιδες), то есть «среброщитными».

Греческая, в собственном смысле этого слова, пехота, численность которой во времена Филиппа определялась Коринфским союзом, насчитывала всего 7 тысяч пехотинцев, которые делились на гоплитов с тяжелым вооружением (круглый металлический шлем, панцирь с наплечниками, поножи, копье длиной от 2,4 до 2,7 м, короткий железный меч и круглый металлический щит) и на пелтастов, вооруженных дротиками и легким плетеным щитом (πέλτη), обтянутым кожей. Первые, довольно тяжеловесные, имели малую маневренность. Вторых можно было использовать лишь в рассыпном строю. Никто из них не имел особых оснований помогать македонянам и их царю, в частности, сражаться с греками, находившимися на службе у персидского царя. Также и македонское командование отводило им в сражениях вспомогательную роль и поспешило их уволить, выдав большие премиальные, как только в июле 330 года не стало Дария. То же самое произойдет и с 600 кавалеристами из Афин и других демократических государств, экипированными, как классические гоплиты, и способными, самое большее, на ведение разведки, сдерживание противника, осуществление беспокоящих действий и преследование.

Штаб Александра делал ставку на наемников с Балкан — куда более грубых, агрессивных и привлекаемых двойным, в сравнении с любым городским рабочим, жалованьем. В 334 году из 13 тысяч солдат вспомогательной пехоты 7 тысяч — это трибаллы, одрисы, пеонийцы и иллирийцы. Это разведчики, охотники, метатели дротиков, лучники, привычные лазить по самым крутым горам и часами бежать по любой местности за рейтарами и конной гвардией. Особенно примечательны два подразделения: критские лучники, вооруженные луками с двойным изгибом, которые бьют, как и скифские, приблизительно на 200 метров, и пращники с Родоса (Арриан, II, 7, 8), которые осыпают противника свинцовыми снарядами, чем вынуждают врага закрывать голову, открывая в то же время тело.

Из всех соединений легкой пехоты в наших текстах чаще всего говорится об агриях, или агрианах: например, только в одном «Анабасисе» Арриана они упоминаются 58 раз. Это было враждебное фракийцам племя скотоводов, обитавших в верховьях Стримона и на хребте Витоша. Во всех трудных заданиях, во всех вылазках, во всех погонях они всегда оказывались впереди, чаще всего на правом фланге, который атаковал противника и опрокидывал его. Агриане первыми занимали перевалы и теснины. Это они, вместе с лучниками, взбирались на верхушки «аваран», или твердынь в Бактрии, Согдиане и в верховьях Инда. Их описывают как воинов, вооруженных двумя (или тремя?) простыми дротиками с пирамидальным стальным острием, которые в принципе являются метательным снарядом, дождем осыпающим противника, но столь же хорошо служат для того, чтобы пронзить врага с близкого расстояния. Весной 334 года этих метателей дротиков (άκοντιοταί) в ботинках и меховых плащах с широкими рукавами насчитывалось самое большее 500 человек. В 330 году на поле битвы при Гавгамелах говорится уже о тысяче агриан, они прикрывают левый фланг и часть арьергарда македонян. Наконец, фракийцы и пеонийцы поставили еще 900 кавалеристов, которые присоединились к вспомогательным войскам.

В общем и целом, если сопоставить несколько несовпадающие данные разных источников (Каллисфен, Клитарх, Птолемей и Аристобул), относящиеся к началу весны 334 года, штаб экспедиции располагал 32 тысячами пехотинцев и 5200 кавалеристов. Когда они соединились с оперативным корпусом, который был послан Филиппом для обеспечения плацдарма в Малой Азии двумя годами прежде, в армии насчитывалось 43 тысячи пехотинцев и 6100 кавалеристов, быть может, с 800 конными разведчиками, что дает в итоге, если прибавить сюда отставших, союзников и вспомогательные войска, около 50 тысяч бойцов. На деле же ресурсы, которыми располагал штаб, были куда более значительны, возможно, их следует удвоить, если принять в расчет моряков (37 тысяч человек на 182 военных кораблях, согласно Юстину, XI, 6, 2) и то, что мы называем вспомогательными службами, или частями поддержки.

Ограничимся тем, чтобы просто их перечислить. Вначале артиллерия, которая использовалась как в чистом поле, так и на реках и даже на море, а также при ведении осад. Мы вернемся к этому роду войск, когда будем говорить о военной технике. Далее инженерный корпус, призванный строить машины, мосты, разборные суда. Затем — обоз, насчитывавший от трех до четырех тысяч повозок, которые везли, вместе с оружием и багажом, множество снабженцев, торговцев, художников, проституток, рабов… Наконец, медицинская служба с ее многочисленными врачами, интендантство, касса, служба разведки со своими переводчиками, перебежчиками и двойными агентами, почта со своей цензурой, бематисты, или землемеры, исчислявшие пройденные или оставшиеся расстояния, прорицатели, ученые, на которых была возложена задача исследовать или преподавать, скульпторы и портретисты…

После 330 года составу этой армии с преобладанием в недавнем прошлом македонян суждено было решительно перемениться. С осени 334 года, после осады Галикарнаса, Клеандра, сына Полемократа, направили на Пелопоннес, а Койна, его брата, — в Пеллу, с тем чтобы они навербовали новые войска. После двух лет вербовки Клеандр привел к Тиру 4 тысячи греческих наемников. Незадолго перед этим фаланга расширилась с 9 до 12 тысяч солдат, распределенных по шести полкам, или таксисам (taxeis). В Персеполе она насчитывала 10500 пехотинцев, распределенных по семи таксисам в 1500 человек каждый. По мере того как командование демобилизовывало греческих союзников, фессалийских кавалеристов, македонских ветеранов, по мере того как бойцы убывали в результате сражений и изнурительных маршей, армия прямо на месте вербовала в свои ряды туземцев. При вступлении в Индию весной 327 года в ней насчитывалось 120 тысяч человек (Плутарх «Александр», 66, 4–5; Курций Руф, VIII, 5, 4; Арриан «Об Индии», 19, 5), на три четверти это были азиаты. Восемь прежних эскадронов тяжелой кавалерии стали теперь, по персидскому образцу, восемью гиппархиями, своего рода полками, разделенными каждый на два подразделения, в которые входили, наряду с македонянами, кавалеристы какого угодно происхождения. Наряду с легкой европейской кавалерией были созданы части метателей дротиков и конных лучников на скифский или иранский манер. В 324 году в Сузах персидские аристократы были зачислены в состав товарищей царя. Тогда же, после увольнения ветеранов, была создана смешанная фаланга, специальный корпус, укрепленный македонскими пикинерами. В качестве телохранителей царь избрал тысячу яблоконосцев. На момент смерти Александра в июне 323 года на четыре македонянина насчитывалось 12 персов. Теперь армия — со своими подразделениями боевых слонов, обозами из верблюдов и конными лучниками, а также по включении в свой состав 30 тысяч молодых людей из восточных сатрапий — сильно смахивала на армию побежденного Дария и уж во всяком случае очень сильно отличалась от того всесокрушающего орудия, которое было выковано Филиппом и его старыми полководцами.

Дата добавления: 2015-08-09