Софи Т. Морган 12 страница

Эта на удивление безобидная настройка оказалась самой болезненной и ужасной. Адаму после этого пришлось почти что отскребать меня от потолка. Один взрыв – потом несколько мгновений передышки. Вы, наверное, думаете, что должно быть несложно выстоять один быстрый взрыв и последующее расслабление? Ничего подобного! При наибольшей мощности ощущения от электрического тока, проходившего по моему телу, воспринимались как уколы крошечных острых иголок. Это было совершенно другое качество боли по сравнению с разрядкой от битья тростью или хорошего сеанса с ремнем, к тому же после них воспоминания улетучиваются быстро. Но в тот момент, поскольку атакованы были бедра и края влагалища, ощущения были невыносимыми, казалось, это было самое трудное, что я когда-либо испытывала. Мгновения отдыха только заставляли сердце стучать быстрее, а руки – сильнее дрожать, потому что я знала: отдых может быть прерван мгновенно, и я снова могу начать кричать. Если бы он пытал меня, чтобы получить информацию, он мог бы услышать все, что ему было нужно, и даже больше. Потом он мне рассказывал – с самодовольной гордостью, – что он видел, как я стискивала кулаки и поджимала пальцы ног. Это меня не удивило.

Это было совершенно другое качество боли по сравнению с разрядкой от битья тростью или хорошего сеанса с ремнем.

Хорошо, что Адам в душе не садист, поэтому в конце концов он устал от вида моих дрожащих губ, когда я преодолевала боль. Он сказал, что мне нужно потерпеть лишь несколько последних секунд, прежде чем все прекратится. И начал снова. К тому времени, когда он закончил, во рту у меня пересохло, и я охрипла. А у меня еще даже и оргазма не было.

Этот оргазм был занятным (как, я полагаю, и все оргазмы). Я всегда считала электросекс пограничной формой D/S игры; в правильной ситуации и с правильным партнером, контролирующим процесс, он дает возможность вызвать ощущения настолько сильные, что они могут стать болезненными, но при этом не оставляющими никаких следов, так что даже сам Джек Бауэр [13]мог бы гордиться этим. Тем не менее на низкой мощности ощущения в большей степени вызывают удовольствие – и если мы обсуждаем «пограничную форму» как понятие, то момент, когда удовольствие становится настолько интенсивным, что переходит в боль, дает широкие возможности для чрезвычайно интересных игр. После большого количества бесполезных попыток Адам обнаружил оптимальные режимы для того, чтобы воздействовать на меня. Это была интенсивная регулярная пульсация, постепенно возраставшая по силе, и ее предел был установлен на том уровне, который подразумевал, что, когда будет достигнута высшая точка цикла, на пару секунд возникнет мучительная боль, которая перейдет в спокойное блаженство с возвращением на более низкий уровень. Мой внутренний мазохист был на седьмом небе, когда непрерывное изменение ощущений доходило до того, что я корчилась на кровати самым отчаянным образом. Что делало счастливым и Адама.

Я не думаю, что смогла бы кончить только от ощущений, которые давали пластинки миостимулятора, по крайней мере, когда они были расположены, как сейчас. В то время, когда комок электрического напряжения со свистом пролетал сквозь меня рядом с влагалищем, он не был достаточно интенсивным и направленным, чтобы довести меня. Но когда Адам ошеломляюще легко проскользнул внутрь меня стеклянным фаллоимитатором, а потом перегнулся, чтобы одновременно поиграть с клитором, понадобились считаные секунды, чтобы подтолкнуть меня к оргазму, и когда он поразил меня, это было громко, долго и впечатляюще. Мне нравится думать, что мне комфортно в собственном теле, и я знаю, как довести себя; но даже в лучшие дни, с лучшими игрушками я никогда не получала такой оргазм, как этот. Ноги все еще дрожали, когда Адам вынул фаллоимитатор, вытер свои мокрые пальцы о мой зад, отклеил пластинки и принялся за сложную задачу по распутыванию веревки, закреплявшей мои руки и ноги. Еще долгое время после этого я была клубком нервных окончаний, не способных к передвижению.

Мы лежали, прижавшись друг к другу, пока мое дыхание не пришло в норму. Он почти гипнотизирующе гладил мне спину. Наконец, я сползла по его телу вниз и взяла его в рот – банальный, но довольно эффективный способ высказать благодарность за что-то этакое, дьявольское и забавное. Не сделать минет Адаму после всего, что произошло, было бы черной неблагодарностью. Если сила его эрекции чего-то стоит, то, значит, я не одинока в своем наслаждении – эта мысль вызывала у меня улыбку, когда я загоняла его член глубже в рот, проводя по нему языком и наслаждаясь ощущениями от восстановления небольшого контроля над ходом дел.

Даже в лучшие дни, с лучшими игрушками я никогда не получала такой оргазм, как этот.

Мне требовалось время, чтобы насладиться им во рту – с любовью к его реакциям, чувствуя, как будто он заслужил небольшую кражу своей собственности (хотя у моего способа кражи не было той трепетной восхитительной низости, какая получалась у него).

– О, София, – шептал он, запутывая руки в моих волосах и удерживая меня на месте, когда кончил. Я чувствовала некоторое самодовольство. Я посчитала, что это нормально, потому что Адам выглядел самодовольным восемьдесят пять процентов времени, когда делал что-нибудь сексуальное (и это по скромным подсчетам!). Черт побери, а это заразно!

Я заползла обратно в постель и устроилась в его объятиях.

– Все в порядке?

Я улыбнулась. Я полюбила эти сокровенные моменты – они отражали беспокойство Адама обо мне и служили чем-то вроде посткоитального вскрытия, когда мы узнавали о том, что больше всего мне понравилось и что я перенесла с трудом. Адам всегда был любящим и внимательным даже к мелочам, особенно в эти моменты, когда мы честно и с удовольствием разговаривали о произошедшем.

Сейчас я едва сумела бы смотреть ему в глаза, поэтому большую часть времени нашептывала свои отзывы ему в грудь.

– Большое тебе спасибо. Это было потрясающе. Очень сильно.

– Не слишком?

– Нет, то, что надо. Терпимо. Ну, хорошо, невыносимо. Временами это было невыносимо.

Я прервалась и вздохнула, пытаясь собрать воедино свои мысли, что трудно и в обычное-то время – что уж говорить про то, когда я возвращаюсь из сабмиссивной пустоты. Это как будто одна часть головы тупо пытается понять, в то время как другая воспринимает произошедшее.

– Это что-то сверхъестественное. Я жажду быть доведенной до той точки, где думаю, что большее не выдержу, а потом меня толкают чуть дальше, чтобы доказать, что могу, хотя я думаю, что нет. Вот так ты и сделал. Ты знаешь, что именно я могу.

Он усмехнулся.

– Думаю, что начинаю узнавать. Да, – он опять меня поцеловал. – Ты была такая стойкая. Мне нравится, когда ты вся такая мужественная и стараешься не поддаваться боли. Видела, как ты сопротивляешься, когда я тебя связываю? Это то, на что не надоедает смотреть!

Я засмеялась с притворным удивлением.

– Правда? Ну, ты и удивил! Все-таки у меня есть один вопрос.

Его голос стал любопытным.

– Давай.

Как ни странно, я чувствовала какую-то робость, спрашивая об этом.

– Как ты думаешь, что было бы, если бы ты трахнул меня под напряжением?

Он наклонился, чтобы посмотреть на меня.

– Ты потрясающая. Что бы извращенное я ни придумал, у тебя сразу же появляется идея, как это еще больше извратить. Блестяще!

Я улыбнулась ему.

– То же могу сказать и про тебя. Так интересней жить.

– Так и есть, красавица моя, так и есть, – он обернул мои плечи одеялом. – Мы обязательно должны провести такой эксперимент и посмотреть, каково это – трахаться таким образом.

Пока я проваливалась в сон, я восторгалась тем, кого обрела в лице Адама. Может быть, это прозвучит глупо, но по-настоящему я никогда не ожидала, что у меня появится бойфренд, с которым я смогу вместе жить, любить, делить повседневные заботы, и который, кроме того, может трахать меня пятнадцатью способами в воскресенье. Я чувствовала, что мне невероятно повезло.

Когда через несколько недель вечером после работы я отправилась выпить с Томом, я все еще была переполнена радостями медового месяца. Сейчас я была счастливее, чем когда-либо. Зная, что Том и Шарлотта получают такое же количество удовольствия, я чувствовала себя просто очень удачливой – не только потому, что нашла партнера, в равной степени жестокого и ласкового, но и оттого, что их отношения, казалось, крепли день ото дня.

Я никогда не ожидала, что у меня появится бойфренд, с которым я смогу вместе жить, любить, делить повседневные заботы.

Или я так думала. Оказалось, Томас не врал, когда писал, что дела идут не так, как кажется.

Вечер начался просто замечательно. Мы заказали пиво, нашли столик и уселись, чтобы немного выпить. Томас рассказал мне о последних событиях на работе и о новой должности, на которую подавал заявку. Спросил про мою маму, и я рассказала, как идет ее выздоровление после операции на колене. Немного поспорили на тему телепередачи, которую оба смотрели. Это была добродушная, полная стеба беседа, как и было всегда, и я ощутила всплеск чувств к своему другу – клянусь, это не хмельная болтовня.

– Я так рада, что мы нашли время встретиться. Как будто прошли годы, – сказала я. – Так замечательно, что у меня теперь есть Адам, а у тебя – Шарлотта. И мы всем этим занимаемся парами, что на удивление удобно, учитывая все обстоятельства, а ведь прошло совсем немного времени с тех пор, как мы с тобой были вместе.

Том кивнул.

– Наверное, немного, учитывая последствия разрыва с Джеймсом. Это забавно, но я никогда не оставался в дружеских отношениях с девушкой, после того как мы переставали спать вместе. – Он поднял стакан в шутливом тосте. – За бывших друзей по сотрудничеству.

Мы чокнулись, но я помотала головой

– Мы не бывшие друзья, у нас бывшее сотрудничество, а это разные вещи.

Том усмехнулся.

– Буквоедка! Как-то за такой же заумный комментарий я весь день хлестал тебя по спине.

Я показала ему язык.

– Ну, те времена давно прошли. И я не думаю, чтобы это особенно впечатлило Адама или Шарлотту.

Он улыбнулся.

– Я знаю, что Адама – нет, а вот что на уме у Шарлотты – не знаю.

Я промолчала. Одна из заповедей журналиста гласит: если не знаешь, что сказать, пусть работает тишина – она сама заставит кого-нибудь нарушить ее. Том не разочаровал.

– Ты знаешь, у нас открытые отношения.

Я отхлебнула пиво.

– Правда?

У меня были догадки, что они открыты для развлечений с другими людьми, в основном из-за мимолетных комментариев Шарлотты, которые она выдавала по поводу костюмных вечеринок и клубных ночей, на которых они бывали, но я не знала подробностей. И, вообще-то, я была не уверена, что это мое дело.

Тем не менее Том явно хотел поговорить об этом.

– Шарлотта удивительная. Сексуальная, умная, добросердечная. Великолепная девушка. За последний год мы так много сделали из того, о чем я мечтал раньше. Секс втроем, – в этом месте я покраснела, вспоминая свой эксперимент с ними обоими, и мысленно возвращаясь к началу их отношений. – Игра на публике, тяжелая боль, круглосуточное подчинение. Я брал ее на вечеринки и заставлял трахаться с другими парнями у меня на глазах. Она доминировала и над другими женщинами, не только над тобой, – я спрятала глаза. – Это потрясающе. Она потрясающая. Она выполнила почти все мои фантазии.

Он умолк. Я не совсем понимала, к чему он клонит, но он больше ничего не говорил. Я прочистила горло.

– Наверняка «почти все» твои фантазии хороши? И с расширением границ вы, вероятно, в конечном итоге собираетесь делать большее, если оба хотите этого. В конце концов…

– София, я не это имел в виду.

Я смутилась. Том никогда не умел выражать свои чувства. Так разговаривать о чувствах вообще нереально, это все равно что говорить с тюленем. Сейчас то же самое происходило со смыслом разговора.

– Ладно, тогда чтоты имеешь в виду?

– Я ее люблю. Я без ума от нее. А я ей нравлюсь. Я ей оченьнравлюсь, – он сморщил лицо и начал изображать пальцем в воздухе кавычки. – Но мы не пара, не по-настоящему. Она просто не хочет быть одна.

Он выглядел несчастным. Я протянула руку через стол и сжала его ладонь. Честно, я не знала, что сказать.

– Но я думаю, сейчас-то вы, в сущности, встречаетесь?

Он мотнул головой.

– Большинство выходных мы проводим вместе. Мы вместе встречаемся с вами. Мы ходим на все экстравагантные мероприятия. Но мы никогда серьезно не говорим о чувствах. В основном секс. И она смотрит на сторону.

Я наклонилась вперед вместе со стулом.

– Ты уверен, что она смотрит на сторону? Откуда ты знаешь?

Он огорченно улыбнулся.

– Она сама сказала. Надо отдать ей должное, она сказала, что со мной ей больше нравится делать то же самое. Она просто хочет развлекаться.

Я подыскивала слова, чтобы уточнить.

– Может, она полигамная? Может, она это имела в виду? Может быть, она хочет отношений сразу с несколькими людьми?

Он покачал головой.

– Если бы это было так, я бы всерьез задумался, как нам это осуществить. Нет, она не полиаморная [14]. Просто она пока не хочет серьезных отношений.

Он мог доминировать над ней, чтобы исполнить свои физиологические причуды, но он не мог изменить ее эмоциональное отношение к этому.

Том выглядел таким подавленным, что я расстроилась из-за него. Он действительно никогда не говорил много о своих чувствах – и, уж конечно, я никогда не видела, чтобы он раскисал до такой степени.

– Она совершенно без тормозов, София. Она такая порочная, такая сексуальная. Она может выполнить все, что мне вздумается. Она делает практически все, что бы я ни сказал. Но я не могу приказать ей любить себя. А она не любит.

В мрачном настроении мы допили пиво. Все мои попытки разубедить его относительно Шарлотты потерпели провал, столкнувшись с непреложной истиной – он прав в том, что мог доминировать над ней, чтобы исполнить свои физиологические причуды, но он не мог изменить ее эмоциональное отношение к ним. Бедный Том.

Глава 11

Игры

По прошествии месяца – а мы, наконец, распаковали все свое добро – наша совместная жизнь начала входить в ритм. Она была проста, несуетлива, и в ней были спокойные приливы и отливы. Я, как правило, готовила по вечерам, потому что приходила с работы первой, а Адам заправлял посудомоечную машину, но по выходным он часами мариновал и готовил сложные и изысканные блюда, хотя сначала всегда убеждался, свободна ли кухня. При этом он делал уборку, а я занималась организационными вопросами, обеспечивала подарки его крестникам в дни рождений и на празднование годовщины свадьбы бабушки и дедушки, и все шло своим чередом. В этом могла бы чувствоваться некая парадоксальность, ведь в сексуальном плане присутствовала сильная D/S составляющая – а стало быть, и присущий ей дисбаланс власти, – но это касалось только любовных отношений, во всем же остальном мы были равны. Мы были влюбленными, счастливыми, аплодирующими успехам друг друга и подставляющими друг другу плечо в моменты неудач.

В сексуальном плане присутствовала сильная D/S составляющая, во всем же остальном мы были равны.

И было просто обидно, когда карьера Адама вдруг застопорилась.

Он восемь лет работал в копирайтинговом агентстве, несколько раз его повышали по службе, но неожиданно это агентство было куплено более крупным. А так как Адам работал на руководящей должности, которую в большем агентстве занимал другой человек, то он знал: как только будет объявлено о слиянии, его позиция окажется под вопросом. Тем не менее можно с уверенностью сказать: никто из нас не ожидал, что это произойдет так быстро.

Однажды вечером я пришла домой и увидела Адама, сидящего с чашкой чая за кухонным столом. Я отставила в сторону хозяйственную сумку и наклонилась к нему для поцелуя, он тоже потянулся ко мне и заключил в объятия. На пару секунд я тоже обвила его руками, поцеловав в макушку, а потом отстранилась и посмотрела на него.

– Все хорошо? Что случилось?

Он поцеловал меня в грудь и тихо вздохнул.

– Сегодня мне сделали предложение.

Признаюсь, я была ошеломлена и растеряна. Как я говорила, мы действительно не ожидали, что это случится прямо сейчас.

– Кто сделал?

– Исполнительный директор. Он сделал мне предложение уволиться по собственному желанию.

Я обняла его снова, прижалась теснее; в голове гудело.

– Правда? Серьезно? Черт! С тобой все в порядке? – Знаю, это тупые вопросы, но когда случается такое, как сейчас, эти бессмысленные слова слетают с губ первыми. Поверьте, я хотела сказать что-то более значимое.

Он кивнул.

– Со мной все хорошо, но нам надо подумать о том, что сейчас происходит.

Предложение на бумаге выглядело заманчивым. Адам часто повторял, что недоволен структурой управления, хотя она и была отлажена по его усмотрению. Ему предлагали выплатить шесть месячных зарплат, если он уйдет немедленно, ему даже не нужно было ничего делать, кроме как написать краткие заметки. А так как выплаты по сокращению штатов не облагаются налогом, то, в сущности, он получил бы на руки средства на восемь-девять месяцев. Если бы он нашел новую работу или даже стал фрилансером и подбирал клиентов для своего собственного агентства на эти деньги, он оказался бы в хорошем положении. Я знала, что стала бы делать на его месте, но еще знала и то, что, пока я люблю его и могу поддержать в любом начинании, это должен быть его выбор.

К счастью, Адам сумел увидеть, что имело смысл согласиться с сокращением, и на следующий день пошел договариваться об условиях (он даже выбил немного больше денег, чем я страшно гордилась). Но, как он мрачно заметил, когда меньше чем через неделю мы праздновали начало его новой жизни, за то время, что мы знаем друг друга, я получила от своей газеты две пачки уведомлений о сокращении – к сожалению, это не полиграфический раритет – и пережила это как ни в чем не бывало, в то время как он получил одно, и оно окончилось выплатой выходного пособия. Тем не менее, казалось, что в целом он прекрасно с этим справляется. Он был позитивно настроен относительно возможностей, которые сулили перемены, к тому же кругленькая сумма на текущем счете, без сомнения, была хорошим лекарством от приступов беспокойства.

Тем не менее в первые несколько недель после того, как Адам рассчитался со своей компанией, дела понемногу продвигались. Он пробовался на несколько должностей, организовывал встречи бывших коллег с разными агентствами – словом, был везде и всюду. Но когда он был дома – это было изумительно: я возвращалась домой, и в большинстве случаев меня ожидал грандиозный ужин; все было помыто-постирано, и даже некоторые ремонтные работы вокруг дома были теперь сделаны. Он хотел быть занятым, и было неважно, сколько потребуется времени, чтобы найти новое место – он спешил сделать как можно больше, пока не работает. Кто бы возражал?

А еще он наметил множество грубых забав. Он накупил игрушек в интернет-магазинах, счастливый от того, что мог расписаться за свою новую конфетку. Он слал мне имейлы с намеками на то, что купил, рассказывал, что ждет меня, когда я вернусь домой. Или я приходила домой и находила его, прячущего лукавый огонек в глазах и план в голове. Он был разным: неожиданным и резким – хватал, как только я переступлю порог, для поцелуев и прощупывал под пальто – и любящим и заботливым: одним пасмурным зимним днем я добралась до дома, насквозь промокшая, а меня уже ждала ванна с теплой водой, и Адам, который спешил помочь мне снять мокрую одежду и подать стакан вина.

Даже при том, что мои сексуальные горизонты непрерывно расширялись благодаря моему прекрасному доминирующему парню, все еще существовали вещи, которые меня озадачивали.

Я посмотрела на него долгим взглядом, пытаясь определить, кто передо мной: Адам саркастический или Адам, готовящийся стать грубым.

Было холодно. У нас был обычный постельный выходной – ну, типа постельный: мы оба удручающе не способны спать после восьми утра, даже когда не надо беспокоиться о том, чтобы выключить будильник. После неспешного соития, не слишком окрашенного D/S, но все равно замечательного, он встал и швырнул мне джинсы.

– Давай, вставай! Пошли по магазинам.

Я смутилась. Отчасти потому, что у нас была эра небольшого самоограничения, чтобы доказать отсутствие необходимости запускать руку в его выходное пособие, а отчасти потому, что я знала: у нас предостаточно еды на выходные. Когда он кинул мне свитер, я показала ему язык.

– Выбираешь мне одежду? Ах, какая сверхдоминантность!

Адам сорвал одеяло, и я поднялась, сердито ворча. Он поцеловал меня в нос.

– Ну-ну, не балуйся! Теперь за это ты должна будешь надеть джинсы без трусиков.

Я посмотрела на него долгим взглядом, пытаясь определить, кто передо мной: Адам саркастический или Адам, готовящийся стать грубым. Потом до меня дошло. Здесь были оба.

Я притворно вздохнула, тем не менее мы оба знали, что у меня начал учащаться пульс от тайного значения этого, на первый взгляд невинного, похода по магазинам.

– Отлично. – Я начала натягивать джинсы. Адам обнял меня и наградил глубоким поцелуем. Когда мы оторвались друг от друга, он улыбнулся.

– Послушная девочка.

Я чувствовала, что невольно улыбаюсь ему в ответ. Будь все проклято. Я надела лифчик и начала натягивать свитер. Он что-то замышлял. Я это чувствовала.

Когда мы подъехали к стоянке зоосупермаркета, я подняла брови и посмотрела на него. Он притворился, что не видит, и выбрался из машины. Я пошла за ним, уже подозревая, к чему это приведет. У нас нет ни единого домашнего животного, даже аквариумной рыбки, поэтому, исключив возможность, что он приехал купить мне щенка, я знала, зачем мы здесь. Он упоминал об этом раньше; это была одна из тех оскорбительных вещей, о которых мы перешептывались ночью под одеялом, заводя друг друга грубыми фантазиями и идеями. Это не переходило моих границ и очень меня интересовало – хотя и сильно смущала перспектива прохаживаться субботним утром по дому в виде Комнатной Собачки.

Когда мы дошли по лестнице до автоматической двери, я не смогла удержаться от вопроса и, бормоча под нос, спросила:

– Почему мы должны покупать что-то здесь? Все остальные штучки такого рода ты получил через Интернет.

Он выслушал меня и развернулся с такой улыбкой, что я еле удержалась от соблазна спустить его с лестницы.

– Ну, и какое от этого удовольствие? Я хотел, чтобы ты при этом присутствовала.

Скотина.

Я сердито посмотрела на него, и он взял меня за руку. Его пальцы гладили мою ладонь, но я не была уверена, было ли это попыткой успокоить мои нервы и растущую злость или способом не дать мне рвануться обратно к машине и по дороге спрятаться на складе товаров для рукоделия.

Я почувствовала характерное подергивание между ног – это был знак, что идея пришлась мне по душе.

Конечно, я понимала, что самое плохое – это выглядеть нервной и виноватой. Мы просто пришли в зоомагазин. Не в интим-магазин в Soho за нужным товаром. Я изо всех сил смотрела под ноги, пока чуть не снесла витрину с кормушками для птиц. Адам повел меня в конец магазина.

Мы стояли перед стеной с выставленными на ней клетками. Они шли по размеру – от самых маленьких, больше подходящих для кроликов, до громадных, в которых поместился бы немецкий дог. Или София. Я вспомнила клетку в коттедже и покраснела. Адам вынырнул из-за меня, чтобы получше рассмотреть ценник с размерами той клетки, которая привлекла мое внимание.

– В один прекрасный день у нас будет большой дом, в котором сможет поместиться такая клетка, и тогда я смогу сажать тебя туда, когда мне вздумается.

От этих слов я вспыхнула. Я ничего не сказала, но почувствовала характерное подергивание между ног – это был знак, что идея пришлась мне по душе. Хотя я не собиралась доставлять ему удовольствие от знания этого факта. Я нечленораздельно промычала что-то и двинулась дальше по проходу. Он пошел следом, но опять остановил меня посмотреть кое-что еще.

– Для нее нам, конечно, понадобилась бы большая подстилка.

В магазине, кроме нас, была еще пара с йоркширским терьером на поводке, стоявшая немного в стороне, но достаточно близко для того, чтобы подслушать любой ответ. Я решила, что осторожность – лучшая форма отваги. Я поддакнула Адаму.

– Ясное дело.

У него был озорной вид, и он явно развлекался. Я чувствовала, как против воли мои губы складываются в язвительную усмешку. Посмотрим еще, чья возьмет. Я стремилась изобразить подчеркнутое небрежное равнодушие и пошла посмотреть на очаровательных длинноухих кроликов. Мое спокойствие продлилось где-то секунды четыре, затем Адам увел меня к собачьим мискам.

– Выбери одну.

Я уставилась на них. Сквозь них. Вокруг них. Все они выглядели в точности так, как и должны выглядеть собачьи миски. Некоторые из них были нелепо дорогими. На одной из них почти что бриллиантовыми буквами было написано «Принцесса». Неужели кто-то покупает это для своих питомцев?! Мои где-то блуждали, однако голос Адама вернул меня к действительности.

– Давай уже! Мы не можем уйти, пока не купим миску.

А потом сможем? Прекрасно. Я взяла ближайшую – не бриллиантовую – самую недорогую миску, какую только смогла найти – простую фарфоровую белую емкость – и швырнула ему в руки.

– Еще ошейник и поводок.

Что. За. Хрень.

Он проводил меня к ошейникам и поводкам. Прошло много времени с тех пор, как у родителей была домашняя собака, и когда мы приобретали амуницию для Барри, такого выбора, конечно, не было. Из кожи и замши, с узорами и без, с шипами… Большинство было с этими убийственными стразами. Невольно я принялась их изучать, прикидывая, какой мне кажется наиболее подходящим, а потом забеспокоилась, что ни один не подойдет. Пет-плей [15]стоял у меня на первом месте среди желаний. Он возник после того, как я почувствовала, насколько безопасно, просто и неожиданно эротично находиться внутри клетки. Тем не менее я никак не надеялась на такое.

Почти без моего участия пальцы потянулись к широкому ошейнику из коричневой замши. Я щупала его, как вдруг позади меня раздался голос Адама, прозвучавший на низких тонах.

– Этот нравится?

Мой голос звучал неуверенно.

– Я как раз думала, что он выглядит мягким и каким-то уютным, что ли.

Он отцепил его от витрины, и я неловко опустила руку.

– Он очень длинный. Ты уверена, что это подходящий размер?

Невзирая на смущение, я сердито посмотрела на него.

– Не думаю, что тебе удастся его примерить, – прошипела я.

Он нахмурил брови и показал мне язык, но все же двинулся по проходу подбирать подходящий поводок. Им оказался простой ремешок из коричневой кожи с плетеной вставкой и петлей для руки. Помню, он мне понравился, а потом я мысленно себя одернула.

Выбрав все три предмета, мы, наконец, смогли уйти. Когда мы подошли к кассе, я сунула все это ему в руки – если он смог принудить меня выбирать их, то, ясное дело, сможет и заплатить. Я понимала, что мы могли покупать эти вещи для настоящей собаки, но предыдущий опыт научил меня, что я не умею делать бесстрастный вид. Я знала, что выражение лица выдаст меня, как только я подойду к прилавку, поэтому я притворилась, что изучаю витрину со спреем, который способствует хорошему поведению собак. Меня интересовало, действует ли он на бойфрендов.

Мне очень хотелось подскочить и наподдать ему под зад – делать из меня посмешище, флиртуя с другой женщиной!

При этом я могла слышать разговор между Адамом и миленькой девушкой, обслуживавшей его. Он на ходу сочинил историю о нашей воображаемой немецкой овчарке, вызвавшую у девушки смех – собака не всегда слушалась команд, но, несомненно, в целом была хорошим питомцем. Мне очень хотелось подскочить и наподдать ему под зад – делать из меня посмешище, флиртуя с другой женщиной! Пусть скажет спасибо, что я не укусила его за ногу.

Адам забрал с прилавка пакет и посмотрел по сторонам в поисках меня. Я шла к выходу, он меня догнал, и, взяв за руку, вывел наружу. Я назвала его задницей, он громко рассмеялся, наклонился и поцеловал меня в лоб. Я начала таять и разозлилась еще больше, но теперь уже на себя.

Когда мы попали домой, он выложил ошейник, поводок и миску на кофейный столик, демонстрируя мне все эти богатства. Потом вышел из комнаты, а мне сказал остаться. Мне потребовались доли секунды, чтоб уловить двусмысленность в его словах. Сложенные руки и ничего не выражавшее лицо придали мне отрешенный вид, в то время как Адам скрылся с глаз. Его не было несколько минут, и он возвратился с горой подушек, подушечек и покрывал.

Он бережно уложил каждую вещь на пол перед диваном, и я решила, что он устраивает подстилку – угадайте с трех раз, для кого? Думаю, мне следует благодарить судьбу, что он в конечном счете не купил мне одну из тех огромных собачьих лежанок.

Он опустился на диван.

– Раздевайся, – тон был деловой. Почти пренебрежительный.

Я с легкостью раздевалась перед ним тысячи раз. Он видел меня голой только пару часов назад. Черт, да я каждую ночь спала с ним голая, за исключением особенно холодных зимних ночей, когда я надевала флисовую пижаму. Но всегда, как только он пристально уставится на меня, как сейчас, я начинаю стесняться. Я сняла свитер и лифчик, потом принялась нащупывать пуговицы на джинсах. Наконец я спустила их на пол, пытаясь игнорировать краску смущения на щеках – и его соответствующую ухмылку, – когда обнажилась перед ним. Я старалась не переступать с ноги на ногу, что было бы верным способом показать, как я нервничаю.

Дата добавления: 2015-08-09