Особый контроль за почтой на Запад

Если верить одному анекдоту, некий благородный офицер британской разведки, которому передали перехваченное вражеское письмо с важной информацией, кисло скривил лицо и заметил: «Джентельмены не читают чужую почту».

В ГДР прогнали дворянство, и лордов такого вида тут не было. Здесь у Министерства государственной безопасности и его отдела М были совсем другие принципы. В большом здании почтамта недалеко от Шёнхаузер Аллее в отдельных кабинетах сидели десятки служащих МГБ перед корзинками, полными писем и открыток. У этих писем была общая судьба: им предстояло пересечь границу в западном направлении. Если бы всё зависело от одного лишь желания Эриха Мильке, возможно, вообще не было бы никакого непосредственного контакта с врагом, так же, как это долгое время происходило в Северной Корее. Но такой подход не соответствовал требованиям партийного руководства, которое было заинтересовано в улучшении имиджа ГДР на международном уровне, а также нуждалось в обмене для выживания экономики. Но то, что нельзя было предотвратить, хотели, по крайней мере, контролировать. Таким образом, все письменные отправления на запад проходили контроль органов государственной безопасности в отдельных районах ГДР. Там за ними подглядывали и обнюхивали. Все адресаты и отправители сравнивались с длинными списками, и если была заявка на почтовый контроль, письмо или бандероль отсортировывали, открывали, контролировали и либо копировали, снова запечатывали и отправляли дальше адресату, либо конфисковали.

23 или 24 августа 1978 года один из усердных шпиков провел одним письмом возле своего носа и унюхал что‑то затхлое. Сразу зазвонили колокола тревоги. Именно для таких случаев этих товарищей и учили. Здесь было не обычное свежее письмо, а пролежавшее спрятанным уже довольно долго, очевидно где‑нибудь во влажной среде. Письмо тут же открыли с помощью пара и передали для химической проверки в отдел 34 МГБ. И там под совершенно безобидным текстом на самом деле проявился написанный тайнописью шифр: группы пятизначных чисел, в общей сложности 129.

Адресат:

Госпожа Х. Больцинг

D-3352 Айнбек

Недденштрассе 75

Отправитель:

Г. Мёлер

DDR 102 Берлин 2

Хольцмарктштрассе 75

22.08.1978

Дорогая Хайде!

Твое письмо, за которое мы тебя сердечно благодарим, очень успокоило нас, все же, ты была раньше такой подавленной. Однако, как видишь, всё однажды оборачивается к лучшему, и первые признаки этого уже видны.

Угроза с адвокатом, кажется, уже несколько помогла с Максом.

Надо надеяться, вы тоже действительно получите теперь все деньги, что Макс вам должен.

Хорошо хотя бы то, что он больше не живет в Айнбеке и тебе не приходится встречаться с ним каждый день.

Хотя это, наверное, не очень хорошо, если вы раньше так нравились друг другу, а теперь вам приходится общаться через адвоката, но после того, как вы своим разводом подвели окончательную черту, нужно теперь чисто решить и вопрос с финансами.

Вероятно, ты сможешь, если ты получишь деньги от Макса, позволить себе, наконец, машину, которую ты уже давно хотела купить, и тогда однажды приедешь к нам на ней.

Все же для нас намного труднее приехать к вам.

Бабушка, наверное, также с удовольствием снова предприняла бы однажды такую поездку, что она охотно делала, пока дедушка еще был жив.

Мы ужасно были бы рады вашему посещению.

Корнелию, естественно, особенно интересует Урсула, которую она всегда называет своей подругой, хотя они обе пока еще никогда не виделись.

Мы рады, что у тебя на горизонте появилась светлая полоса, и передаем вам всем троим наш самый сердечный привет

Ваши

Гизи, Райнер и Корнелия

(BStU, MfS, MBA41 / 78, Bl. 22–24)

______________________________________________________________________

Теперь могло быть лишь два варианта последующих действий: либо изъять письмо, чтобы помешать шпионской переписке и заставить шпиона занервничать, либо отправить письмо дальше адресату, чтобы шпион по — прежнему считал, что он в безопасности, побудив его тем самым к следующим письмам, вследствие чего можно было бы медленно очертить круг подозреваемых лиц и разоблачить шпиона. С группами чисел, т. е. с шифрованным текстом, ничего нельзя было сделать, для расшифровки понадобилась бы шифровальная лента. Все же, только я один знал ключ, и я по инструкции отрезал использованную часть, сжег и спустил пепел в туалет.

Товарищи из отдела М доложили «наверх», и было решено отправить письмо по адресу, в надежде, что шпион или противоположная сторона совершат когда‑нибудь ошибку, с которой можно было бы начать его поиск. Итак, группы чисел шифра снова сделали невидимыми, письмо умело заклеили и положили в почтовый мешок, отправившийся на запад. Как я позже узнал, это было наше второе письмо Федеральной разведывательной службе, первое ускользнуло от контроля.

Между тем произошло кое‑что, изменившее мои планы. Хельгу и меня проверила полиция во время купания в озере, которое, к сожалению, относилось к запретной военной зоне, причем у нас также взяли наши анкетные данные. При этом, хотя у меня и было фиктивное удостоверение личности с вымышленным именем, все же при соответствующем расследовании можно было бы выйти на мою настоящую фамилию. Тогда открылась бы связь критически настроенной к ГДР официантки из Оберхофа и женатого офицера Штази из Берлина. Это означало, что часы тикали, и мы жили во взятом взаймы времени. Это побудило меня отказаться от моей первоначальной сдержанности по отношению к Пуллаху и приступить к ускорению всего процесса. После того, как во второй радиограмме от меня потребовали выдать настоящие данные некоторых западных агентов, так как на другой стороне явно боялись, что их обведут вокруг пальца, я согласился при условии, что пока против этих людей ничего не будут предпринимать, так как это угрожало бы мне. В этом отношении второе письмо содержало очень взрывоопасные анкетные данные нескольких западных НС, и с точки зрения МГБ было бы разумно не пропускать его дальше. Но там никто не мог этого знать. Теперь БНД со своей стороны установила, что письмо было открыто, и потребовала от нас, чтобы мы при следующем отправлении использовали другой условный адрес. Разумеется, при этом все эти фиктивные отправители все равно были из центра Восточного Берлина, однажды на Хольцмарктштрассе, в другой раз на Карл — Маркс — Аллее. Как мне представлялось, было бы лучше пусть и оставить лжеотправителей в Берлине, но в более удаленных друг от друга окраинных районах. Я опускал бы письма каждый раз в другом месте, и MГБ не смогло бы сконцентрироваться на одном районе. Следующему письму от 21 сентября, правда, удалось попасть на Запад невскрытым.

При добросовестном анализе перехваченного второго письма товарищам бросилось в глаза, что очень своеобразный почерк в цифрах в «маскирующем» письме отличался от написания цифр в дате письма 22.8, которую я вписал позже. У контрразведки тем самым появился первый пусть даже крохотный образец почерка шпиона, и она проинструктировала точно сравнивать цифры во всех перехваченных в будущем письмах.

В то волнующее время состоялась моя первая настоящая командировка на Запад. Она привела меня вместе с моим шефом Кристианом Штройбелем в конце сентября 1978 года в Хельсинки для встречи там с нашим очень важным агентом Герхардом Арнольдом, псевдоним «Штурм». Я сообщил и БНД об этом путешествии в своем (перехваченном, но затем отправленном по адресу) письме от 22 августа и назвал отель, где мы собирались остановиться. Условия въезда в Хельсинки не были сложными, и мне повезло, что мой чемодан появился на транспортной ленте раньше, чем чемодан Кристиана. Сделав вид, что мне срочно нужно в туалет, я уже прошел через таможенный контроль, чтобы посмотреть, не ожидает ли меня что‑то непредвиденное. И действительно. Рядом с ожидавшим нас резидентом ГУР в Хельсинки Клаусом Детлоффом, я к своему ужасу увидел брата Хельги, который очевидно понятия не имел, с кем он стоит рядом. Не захочет ли он поприветствовать меня, причем, возможно, где‑то на заднем фоне стоит и сотрудник БНД, направленный сюда, чтобы проверить, существую ли я в реальности? Беспрецедентная глупость с профессиональной точки зрения. Мне не оставалось ничего другого, кроме как отвернуть взгляд в другую сторону и очень незаметно покачать головой.

Лишь немного позже подошел и Кристиан, и мы вместе поздоровались с резидентом ГУР. Я пояснил, что всё еще не успел облегчить мой мочевой пузырь и исчез в туалете зала для прибывающих пассажиров. К счастью, брат Хельги уже ждал меня там. Невозможно даже представить себе, что было бы, если бы он пришел позже, и резидент бы это заметил. Мы пообщались только очень короткое время. Я предложил встретиться сегодня ночью в нашем отеле «Клаус Курки». У нас с Кристианом были разные номера. Брат Хельги быстро передал мне спичечный коробок, сказав, что информация для меня спрятана в двойном картоне крышечки. Я со своей стороны отдал ему паспортные фотографии Хельги, ее сына и меня, привезенные с собой, они, возможно, могли пригодиться для нашей эвакуации. Позже выяснилось, что это была абсолютно правильная идея. Потом мы снова расстались.

По дороге в город Детлофф явно слишком часто проверял, нет ли за нами «хвоста». Было ли это стандартным поведением резидента или он что‑то заподозрил и стал недоверчивым? Эта ситуация немного действовала мне на нервы, но потом все успокоилось. Мы в спокойной обстановке осмотрели вырубленную в скале церковь Темппелиаукио, а затем поехали домой к Детлоффу. Уже после первой рюмки водки «за встречу» резидент спросил меня, в первый ли раз я нахожусь «снаружи», то есть, на Западе. Я ответил, что да. Кажется, это его успокоило. Кристиан ни о чем этом не догадывался. Я и сам удивился, что я во всем прочем чувствовал себя совершенно спокойным и нормально себя вел, тогда как Кристиан, несмотря на свой прежний опыт поездок на Запад, был довольно скованным. Но встречи с БНД в Хельсинки так и не состоялось. Напрасно я ждал ночью стука в дверь моего номера.

Зато после моего возвращения контакт с другой стороной стал намного интенсивнее. Многочисленные радиограммы и письма с тайнописью направлялись туда и сюда. Однажды сообщение из Пуллаха было таким объемным, что по радио было передано лишь описание тайника, где был спрятан собственно сам текст. Он находился в сломанной отвертке на горе Трюммерберг в берлинском районе Фридрихсхайн.

О некоторых этих действиях пронюхала и контрразведка, как я узнал впоследствии. За это время начался интенсивный розыск меня, «Шакала», и Хельги, «Борсте» («Щетина»). После того, как в руки контрразведчиков попали первые образцы наших почерков, они обязательно хотели разоблачить и арестовать лиц, оставивших эти письменные следы.

Дата добавления: 2015-08-18