Решающий контакт с хельгой

Итак, все мои усилия связаться с противоположной стороной поначалу окончились неудачей. В начале 1978 года у меня все еще не было контакта с Федеральной разведывательной службой. (В моей первой книге 1986 года это было представлено несколько иначе. Западные контрразведки в то время были заинтересованы в том, чтобы как можно дольше запутывать Министерство госбезопасности, для чего была выдумана моя якобы более длительная деятельность в роли двойного агента.) Потому я продолжал поиск подходящего посредника.

11 января 1978 года я выехал в заваленный снегом Оберхоф, чтобы на следующий день встретиться там с моим не очень надежным НС Гюнтером Зэнгером, псевдоним «Хаузер», который работал на одном из кабельных заводов концерна «Сименс» около Кобурга. Автобан и магистральная дорога на Зуль были в определенной мере посыпаны, но в самом Оберхофе высота снега достигла уже 25 сантиметров, а службы уборки снега не было ни видно, ни слышно. Во время ужина в ресторане «Интеротеля» при выборе стола мое внимание привлекла одна очень привлекательная официантка. Она, пожалуй, была на несколько лет старше меня, и производила впечатление своей осанкой. Я сел таким образом, что мог ожидать, что меня будет обслуживать именно она. Так и получилось.

Она была чрезвычайно приветлива, прекрасно знала свое дело и показалась очень общительной. Мы разговорились и договорились немного выпить в гостиничном баре после окончания ее работы. При этом я представился инженером, приехавшим в командировку на одно из предприятий Зуля. Она объяснила свое желание выпить крепкого виски тем, что руководители ГДР как раз подсунули ей большую свинью. Брат пригласил ее на свою свадьбу в Кобург, куда, собственно, в подобном случае «безотлагательных семейных обстоятельств», ее следовало бы пустить, но ей было отказано в поездке, хотя ее несовершеннолетний сын оставался бы дома как «залог». Несмотря на запросы, причину для отклонения просьбы ей не назвали. Она чувствовала себя «подставленной» вельможами и не скрывала своего неудовольствия. Я высказывался в нейтральном и сочувствующем духе, и угощал ее все новыми и новыми бокалами хорошего виски, но сам при этом сдерживался. Поздно вечером я предложил ей подвезти ее домой на машине, так как тротуары едва ли были убраны и местами оставались очень скользкими. Она приняла это предложение с благодарностью. Тем не менее, на стоянке я теперь столкнулся с проблемой. Снег продолжал идти, и с моими летними шинами у меня было мало шансов въехать на гору. ГДР могла строить блистательный социализм, но зимние шины, к сожалению, не входили в программу. Потому мне впервые в жизни пришлось натягивать на колеса цепи против скольжения, которые наша транспортная служба заботливо положила в мой багажник. Это мне с некоторым трудом удалось, но я все же очень сильно вспотел, и поэтому снял пальто и пиджак. После этого моя белая рубашка выглядела соответствующе. Когда я привез ее домой, моя новая знакомая Хельга вызывалась почистить рубашку, прежде чем я поеду назад, так как в такое позднее время служба сервиса в отеле уже не работала. Сказано, сделано, но рубашка не хотела сохнуть так быстро, а без рубашки я не мог вернуться назад в отель. Итак, Хельга открыла бутылку шампанского, и мы позволили себе расслабиться. Когда я утром прощался с ней, следующая вторая половина дня была уже полностью распланирована. Мы хотели непременно увидеться вновь.

Как я узнал ночью, отношения Хельги с ее западным братом были исключительно тесными. По крайней мере, раз в месяц он приезжал к ней в рамках т. н. «местного приграничного сообщения». Он был учителем по профессии, то есть, разбирался и в более сложных вопросах. Хельге ничего, совсем ничего не нравилось в ГДР, как и в социалистической системе в целом, хотя дела у нее шли, собственно говоря, гораздо лучше, чем у среднестатистического жителя государства рабочих и крестьян на немецкой земле. Но она слишком часто встречала в «Интеротеле» в Оберхофе западных немцев, и эти контакты, пожалуй, особенно наглядно демонстрировали ей экономический контраст между двумя системами.

В моей голове что‑то щелкнуло: вероятно, через Хельгу мне предоставится шанс сблизиться с ее братом, а с его помощью установить контакт с Федеральной разведывательной службой. Это всё было далеко от Берлина и не в непосредственной сфере контроля моего министерства. Чтобы, однако, подстраховаться и узнать, с кем я столкнулся, я отправился в окружное управление МГБ и посетил ответственного за отель сотрудника отдела XX, который как раз забронировал для меня номер. Я поблагодарил его и сообщил о том, что узнал в отеле об идеологических проблемах одной из официанток. — Ах, эта, — прозвучал ответ, — она сравнительно безвредна. Там есть гораздо более плохие типы, с которыми мне приходится биться. Вся эта лавочка полностью коррумпирована Западом.

Кроме того, он пожаловался мне на проблемы с детьми высших функционеров из Берлина, которые приезжали группами в отель и порой просто валялись там в грязи, как поросята. Я выразил понимание трудностей его работы и попрощался с благодарностью. Я узнал самое главное: Хельга никак не была связана со Штази и не находилась под особым контролем. С этой стороны ничего не могло помешать зародившемуся у меня плану.

Настоящая цель моей поездки очень быстро была улажена, так как НС «Хаузер» не появился к указанному сроку. У него, очевидно, возникли большие проблемы, чем казалось. Как я узнал на нашей следующей встрече летом, его брак за это время развалился, причем он был обязан по условиям развода заплатить очень большую компенсацию жене и ее четырем детям от предыдущего брака. Хорошая причина подработать себе кое‑что неофициально. В последний раз я видел его в конце того года, незадолго до моего бегства на Запад. Мы провели два дня в «Интеротеле Нептун» в Варнемюнде. Он был мне симпатичен, но я, естественно, не мог прямо предостеречь его. Тем не менее, я предложил ему как можно скорее уехать в США и оставить фальшивый след для семьи. Все же, там он бы смог надежно спрятаться от денежных требований кучи детишек. Потом мы бы встретились снова. Он согласился со мной и заметил, что уже сам подумывал о таком варианте. Когда я вручил ему две тысячи западногерманских марок за поставленную информацию, я еще заметил, что этого должно было в любом случае хватить для покупки билета на самолет. На следующий день после моего перехода и передачи всех привезенных мною документов «Хаузер» был арестован. В его сумке чиновники Федерального ведомства уголовной полиции нашли билет на самолет в Бразилию. Он получил незначительное наказание и после этого, надо надеяться, наверное, все‑таки добрался к цели своего запланированного путешествия.

Во второй половине дня Хельга уже ждала, когда я приду к ней домой. У нас была чудесная ночь, и следующим утром стало ясно, что мы хотим непременно поддерживать наши отношения. Я не стал скрывать от нее, что у меня была жена и ребенок, но это, кажется, не особо ей мешало. Но она, однако, была вначале очень возмущена, когда я открыл ей, что я не инженер, а офицер государственной безопасности. Она отреагировала очень спонтанно: — Вон из моей квартиры! Я хочу тут же забыть, что когда‑то встречала тебя. Я попросил ее о нескольких минутах внимания и разъяснил ей, что я ни в коем случае не был приставленным к ней шпиком, и полностью разделяю ее отрицательное отношение к ГДР. Тут же я перешел в наступление и объяснил, что я нуждаюсь в ее помощи для осуществления моих намерений. О чем конкретно идет речь, я пообещал объяснить ей в следующий раз. Единственное, что я попросил у нее, было не говорить никому ни слова, так как тогда мне крышка. Хельга обещала, что сохранит это необычное дело в тайне. Мне, пожалуй, тогда было немного не по себе, так как я в то время понятия не имел, что она думает и что чувствует внутри себя. Однако мне ничего другого не оставалось, кроме как довериться ей.

Я умудрился организовать себе уже через две недели снова командировку в Оберхоф, и вскоре после этого мы встретились в начале февраля в Лейпциге. У Хельги было несколько свободных дней, а я воспользовался служебной командировкой.

В гостиничном номере я как всегда включил радио. Оно делало подслушивание при контролируемом тихом разговоре почти невозможным. Отдел 26, отвечавший за подслушивание, располагал стереомикрофонами, которые могли ловить шумы из различных частей помещения, но из собственного опыта я знал, что они при тихой беседе были практически бессильны против музыки, звучащей из радио на заднем фоне. Хельга явно влюбилась в меня и хотела продолжения наших отношений почти любой ценой. Когда я разъяснил ей, что мы не сможем вечно скрывать нашу аферу, и если о ней станет известно, то Штази вмешается в наши отношения со всей мощью своего аппарата, потому что супружеские измены официально не допускались, она поняла, что перспектива у наших отношений могла бы быть, собственно, только вне ГДР. Я раскрыл перед ней мой план. С горой информации, которую я уже накопил и увеличивал почти ежедневно, я мог разоблачить не только непосредственно мой Сектор науки и техники (СНТ), но в значительной мере также и зарубежный шпионаж ГДР в целом. Для БНД это было бы в высшей степени интересно.

Хельга сделала необходимые выводы сама: — Значит, ты хочешь, чтобы другая сторона как вознаграждение за информацию, которую ты дашь им, вытащила бы нас отсюда. Но как ты себе это представляешь?

Теперь я ввел в игру ее брата. Именно он мог бы передать соответствующим образом подготовленное сообщение западногерманской разведке БНД. Тогда удалось бы и все остальное. — Я не знаю, сделает ли он это, — ответила она, — но у нас такие хорошие отношения, что даже если он откажется, то будет молчать. Теперь стало ясно: Хельга решилась и была готова рискнуть со мной на эту авантюру.

Когда брат сообщил, что в следующий раз приедет к Пасхе 1978 года, я принялся все готовить на профессиональном уровне. Отношения с Хельгой стали из‑за этого несколько более деловыми, так как отныне все следовало делать строго по конспиративным правилам. Телефоном теперь можно было пользоваться только в случае крайней необходимости, и я принципиально звонил лишь из телефонных будок, причем не называл никаких настоящих имен, а дни и часы указывал всегда по принципу «плюс один», то есть, из произнесенной даты или часа нужно было вычесть единицу. К счастью, у нее был телефон в квартире, так как если человек работал в «Интеротеле» и располагал западной валютой, можно было иногда добиться и у Германской Почты ГДР чего‑то для других невозможного. Если ей непременно нужно была поговорить со мной, было решено, что она звонит мне домой, но снова вешает трубку тут же после первого звонка. Я тогда догадывался, в чем дело и мог перезвонить из телефонной будки. В конце концов, наши отношения следовало скрывать не только от Штази, но и от моей жены.

Ее коллеги в отеле, которые, естественно, со временем узнали, что в ее жизни появился новый мужчина, она рассказала, как мы и договорились, что он работает в FDGB, Союзе свободных немецких профсоюзов ГДР. Это было настолько же скучно, как Демократический женский союз или общество рыболовов, и не вызвало там следующих вопросов.

Насколько обоснованны были эти меры предосторожности, я почувствовал при моем втором посещении Хельги в Оберхофе, когда меня там случайно заметил мой начальник полковник Фогель, у которого тоже была конспиративная встреча, разумеется, служебная, в том же самом месте.

При приездах Хельги в Берлин мы встречались на конспиративной квартире «Бург» («Замок») на Мариенбургер Штрассе в районе Пренцлауэр Берг, которая использовалась только мной и поэтому считалась надежной. Мои семейные обстоятельства уже в некоторой мере были к этому времени расшатаны. Моя жена стала недоверчивой, так как я бывал дома все меньше, и однажды даже обнаружила следы царапин на моей спине. Я признался ей в своей афере, однако, пообещал, что сразу же с ней покончу. Мы все более отдалялись друг от друга, но оба знали, что в нашем доме МГБ нужно делать вид, будто все в порядке, так как в противном случае я мог бы потерять работу.

И вот в конце апреля 1978 года наступила Пасха. Мы договорились, что Хельга сначала сама поговорит с братом и разъяснит ему наш план. В зависимости от его реакции я бы тогда появился при следующем его посещении. О результате беседы она подала бы мне косвенный знак. Если реакция была положительной, она по телефону как бы между делом сообщила бы дату его следующего въезда — естественно, по принципу известного нам ключа, а в противном случае говорила бы только о всяких мелочах. Все праздники я просидел как на иголках. Никакого сигнала не было. Вечером второго дня Пасхи я уже не выдержал и сам позвонил ей. И действительно она назвала мне дату. Я узнал, что следующий приезд брата запланирован на первое мая.

Дверь в БНД, добраться до которой я так долго пытался, вдруг оказалась открытой. С этого момента речь шла уже не только о «штабных учениях», всё вдруг начало превращаться в реальность. И одновременно возрастал уровень опасности, так как отныне каждая ошибка могла стоить жизни. Как лучше всего предложить свои услуги другой стороне? Инструктировать брата только устно, определенно было бы самым безопасным вариантом, но это также могло бы привести к недоразумениям, поэтому письменное сообщение являлось лучшим методом, чтобы исключить ложную информацию. С самого начала должно быть ясно, кто с кем будет иметь дело, и какими будут основные условия.

Следующим вопросом было, что я должен рассказать о самом себе. Я хотел бы скрыть свое настоящее имя, но в любом случае указать название моего служебного подразделения. Предложение звучало так: передача информации в течение определенного периода о внутреннем мире МГБ, а после этого в качестве вознаграждения вывоз меня, Хельги и ее сына из ГДР на Запад. Так как любая секретная служба точно хочет знать, что она получает взамен за что, мне пришлось уточнить мою запланированную поставку информации: имена минимум десяти агентов ГДР на западе, сведения о самой новой структуре ГУР, а также об ее методах работы, основных направлениях деятельности и уязвимых местах.

Я готовился к тому, чтобы как можно точнее и подробнее проинструктировать брата Хельги. Ему следовало отдать мое письмо непосредственно начальнику Федеральной пограничной охраны (БГШ) в Кобурге, прибавив просьбу о непосредственной передаче в Федеральную разведывательную службу. После обучения в ГУР мы знали, что у Федеральной пограничной охраны действительно были хорошие отношения с БНД. Я тогда сначала записал мой текст для себя и зашифровал его, превращая буквы в цифры. Я использовал для этого один из последних номеров журнала «Шпигель». О номере журнала и соответствующей странице в нем брат Хельги должен был сообщить служащему БГШ устно. Это уже обеспечивало определенную безопасность. Сами числа, каждое из которых соответствовало букве из текста на указанной странице «Шпигеля», я написал на шелковой бумаге, чтобы сделать письмо как можно более тонким. Затем я изъял из фонда западных портмоне, которые использовались моими агентами из ГДР во время операций в Федеративной республике, одно подходящее, отделил подкладку, засунул письмо под нее, и снова закрыл подкладкой. Снаружи письмо в этом тайнике никак нельзя было прощупать, и оно даже не шелестело подозрительно, если потереть подкладкой по наружной части.

Под предлогом вымышленной новой попытки контакта с «Хаузером», я отправился в Оберхоф. Брат с его новой женой уже были там, и Хельга представила меня им. Пока женщины готовили обед, у меня был случай поговорить с братом один на один. Он заверил меня в своей принципиальной готовности помочь нам, но выразил некоторые сомнения и показал определенную нерешительность. Он считал, что не рожден для таких действий и вряд ли у него получится. Однако, в конце концов, он заявил о своей готовности выполнить это особенное желание его сестры, даже если ему придется кое в чем переступить через себя. Я передал ему подготовленное портмоне и попросил его положить в него свои собственные документы. Я проинструктировал его, чтобы он после перехода границы вынул свои документы из портмоне и передал его, якобы пустое, начальнику Федеральной пограничной охраны с просьбой о немедленной передаче в БНД. Для этого он должен был назвать номер «Шпигеля» и страницу с кодом. И то, и другое легко было запомнить.

В поездке домой я снова проанализировал, не упустил ли я чего‑нибудь, и где еще могли подстерегать возможные опасности. Брату можно было доверять. Исключено, чтобы он мог быть осведомителем МГБ. Но он относительно часто въезжал в ГДР в гости к сестре. Это могло привлечь к нему внимание контрразведки ГДР, заподозрившей в нем курьера западной разведки. Уже несколько ненормальное поведение могло привести к допросу. Если тогда на границе прибавится еще и нервозность, его могут вытащить и обыскать. Но на этот случай я кое‑что предусмотрел. В портмоне в боковом кармашке лежали две порнографические фотографии, о которых он — и, прежде всего, его жена — не имели никакого понятия. При обыске, если их найдут, они объяснят и его нервозность. У офицеров ГДР будет кое‑что, что они у него заберут и чему смогут порадоваться сами, после чего, по моим соображениям, ему снова разрешат войти в поезд и ехать дальше. То, что органы власти ГДР, сверх того, стали бы разрезать портмоне гражданина ФРГ, было почти невероятно, так как это нарушило бы соглашения о местном приграничном сообщении и предполагалось бы исключительно в случае серьезного подозрения или официального ареста.

Вернувшись в Берлин, я сразу позвонил Хельге. Она смогла успокоить меня. Брат уже позвонил и сообщил, как и договаривались, что благополучно приехал домой. Мне сразу стало легче, и теперь я мог только расслабленно ждать, как отреагирует другая сторона. В последующее время я решил чуть больше уделить внимание своей семье, так как определенное чувство вины уже мучило меня. Кроме того, я хотел, чтобы внешне все выглядело хорошо и стабильно.

В конце мая я в следующий раз встретился с Хельгой в Карл — Маркс — Штадте. Мы договорились больше не обсуждать ничего, совсем ничего, что имело бы отношение к нашей операции, по телефону. Во время встречи она сообщила мне: — Послушай, мой брат позвонил и упомянул, между прочим, что друг Гюнтер из Мюнхена был у него в гостях. Вот и всё. Контакт, очевидно, состоялся, но все же что должно было это значить, я не знал. Ожидание продолжалось. До середины июля ничего не произошло. Я, как и было запланировано, во время отпуска поехал с семьей к родителям жены в Венгрию. Оттуда я каждые два дня звонил — имитируя необходимость служебных контактов с министерством — из телефонной будки Хельге. Примерно через неделю я услышал оговоренный пароль: она пожаловалась на ужасную мигрень. Я привел в свое оправдание безотлагательные проблемы на службе, оставил семью на остаток отпуска в Венгрии и улетел в Берлин.

Я встретился с Хельгой на конспиративной квартире «Бург». Незадолго до этого к ней снова приезжал брат. Он сообщил, что «Гюнтер» из БНД уже неоднократно посещал его и интенсивно расспрашивал обо всех подробностях. В заключение ему сообщили о местонахождении тайника в Восточном Берлине, описание которого он пересказал Хельге. Тем самым он выполнил необычное желание своей сестры и больше не хотел иметь ничего общего с этим делом. Прежде всего, по соображениям безопасности он не стал больше приезжать в ГДР.

Я очень сожалел, что брат Хельги прибыл как раз в то время, когда я застрял в Венгрии и поэтому не мог побеседовать с ним лично. После того, как теперь контакт с Федеральной разведывательной службой был, наконец, установлен, я охотно дал бы ему с собой в дорогу ряд практических предложений и советов для другой стороны, чтобы та могла осуществлять будущее сотрудничество со мной как можно более безопасно, просто и надежно. Впоследствии это оказалось очень важной помехой.

Дата добавления: 2015-08-18