Легально предписанная добросовестность.

В едва ли не самом известном из гражданско-правовых правил, о виндикационном требовании к добросовестному приобретателю, мы видим эксплицитно выраженную формулу: добросовестен тот приобретатель, который не мог знать, что приобрёл имущество у лица, юридически неспособного к его отчуждению, то есть тот, кто обосновывает своё притязание указанием на обстоятельство, о правовой инвалидности какового в качестве такового обоснования ему ничего не могло быть известно: он защищает своё владение тем, что вещь к нему перешла в результате исполнения заключённой им с третьим лицом сделки, и в этой его защите нет конфликта намерений: он и тогда, а не только сейчас, рассматривал эту сделку как основание для своего права на вещь. Недобросовестен же, следовательно, тот приобретатель, кто в защиту своего владения ссылается на сделку, в исполнение которой к нему перешла вещь, но которая уже в момент её совершения отнюдь не считалась им же самим основанием для возникновения права, поскольку её недействительность не была для него секретом; таким образом, этот приобретатель, в момент возникновения обстоятельства, на которое он ныне ссылается для обоснования права, противопоставляя это обстоятельство прочим, юридически заведомо негодным (находке, краже) способам оккупации, как якобы легитимирующее его владение, в действительности вовсе не приписывал ему такое значение, комфортно смирившись с тем, что приобретает вещь незаконно.

В соответствии с правилом абз. 4 п. 2 ст. 166, сторона, из поведения которой явствует ее воля сохранить силу сделки, не вправе оспаривать сделку по основанию, о котором эта сторона знала или должна была знать при проявлении ее воли. Термином «недобросовестность» законодатель не воспользовался, но легко видеть тождество конструкции в этом и предыдущем примере. Намерения субъекта, а это выраженный в представлении о конкретных действиях интерес, конфликтны; он ссылается, т.е. придаёт юридическое значение, в обоснование своего правопритязания, на то самое обстоятельство, с которым, и ранее вполне его сознавая, ясно показывал намерение не считаться; дефектом сделки, ныне якобы столь для него серьёзным, что мириться с ним он не видит возможности, ранее он не тяготился и тем самым не мог не внушать контрагенту поводы исходить из того, что сделка не будет им оспорена. Формула обсуждаемой конструкции точь в точь такая же, как и в примере с виндикацией.

Мы здесь же, в ст. 166, видим ту же самую конструкцию разбираемого понятия в другом правиле, устанавливающем связь между согласованностью намерений субъекта и его возможностями по дезактивации правовой силы сделки. Иллюстративно для нашей задачи, в этом правиле термин «добросовестность» присутствует. В новом пункте 5 ст. 166 лишается правовой силы заявление о недействительности сделки лица, которое действует недобросовестно, в частности, своим поведением даёт основание другим лицам полагаться на действительность сделки. Разница с предыдущей санкцией в том, что последняя норма адресована не только сторонам сделки и ширепо запретительному объёму. Заявлять о недействительности сделки (не только оспаривать её и не только требовать признания недействительности предположительно ничтожной сделки путём судебной защиты) любое недобросовестное лицо (не только недобросовестная сторона), в том числе убеждающее прочих лиц своим поведением в её юридической безупречности, лишается возможности по всякому основанию, а не только по тому, предположительная недействительность которого его прежде не беспокоила[12].

Мы снова видим, что недобросовестность есть не что иное, как конфликтность намерений субъекта; но здесь градус её, как и уровень противостояния новых намерений интересам других лиц, выше, нежели в ситуации, описанной в азб. 4 п. 2. ст. 166: отсюда, конечно, и бОльшая жёсткость санкции. В первом случае действия, вербальные или прочие, стороны сделки давали контрагенту лишь повод думать, что сделка ею не будет оспариваться: действий, внушающих уверенность в юридической состоятельности сделки, могло и не быть. Поэтому такая сторона сделки сохраняет возможность оспорить её по тому основанию, о наличии которого в момент обнаружения ею своих первоначальных намерений сохранить силу сделки она не ведала. Такое двурушничество, ввиду искажённости представлений, повлиявших на те прежние намерения, не образует легально-значимой недобросовестности в терминах нового текста ГК. Но тот, кто теми или иными путями, прямым ли указанием или косвенными действиями, привёл третьи лица к убеждённости в легальной устойчивости юридического акта, вполне естественно, не может действовать, опираясь на посылку, прямо перечёркивающую эти намерения.

В десятке других норм частного права, конституирующих основания приобретения права, каковое приобретение в отраслях частного права типичным образом осуществляется сделкой, недобросовестность, независимо от того, поименована ли она, определяется стандартной формулой «знал или должен был знать» (или добросовестность – «не знал и не мог знать»). Однако встречаются и нормы, также задающие параметры действительности сделки, в которых термин «недобросовестность» использован, но эта формула не применяется. Это очень понятно: ментальная коллизия, образующая недобросовестность, и не должна ограничиваться противопоставлением намерения притязать на какое-либо благо знанию об отсутствии оснований к притязанию; такое знание является лишь одним, пусть и веским свидетельством взаимоисключающей конфликтности намерений.

Дата добавления: 2015-08-09