В кругу товарищей

Мне частенько приходилось наезжать в Звездный при жизни Юры. Нередкий гость в этом городе я и сейчас.

Космонавты, как правило, люди честные, открытые, щедрые на проявления чувств. Когда и где ни встречался бы я с ними, вижу, каким уважением, какой любовью окружено в их среде имя Юры, память о нем. И сказывается это порой в самых вроде бы незначительных, неброских на первый взгляд деталях.

Вот лежат в витрине музея погоны майора. Обычные, ничем не примечательные знаки отличия летного офицера. А ведь это те самые погоны, что красовались на плечах брата, когда он шел по ярко-красной дорожке во Внуковском аэропорту. Те самые, холодок которых, припав к плечу мужа щекой, ощутила в тот день Валентина Ивановна. Те самые, на которые упали радостные слезы матери... Позже, получив очередное звание, Юра подарил эти погоны Алексею Леонову. А когда и Алексей Архипович стал подполковником, он, как эстафету, передал их Валерию Рождественскому — молодому тогда космонавту из военных моряков, кандидату на очередные полеты и очередные воинские звания.

Будучи командиром отряда космонавтов, Юра трогательно заботился о своих товарищах, его занимало буквально все: быт космонавтов, нравственная атмосфера в семье, успехи в учебе и технической подготовке. Но забота эта простиралась и дальше, выходя за рамки уставных требований, служебных обязанностей. Неистощимый на веселую, озорную выдумку человек, он многое делал для того, чтобы скрасить товарищам трудности в работе и подготовке к полетам. И сейчас в Звездном с улыбкой вспоминают праздник посвящения в космонавты... Было так. В отряд как раз прибыло пополнение — группа молодых авиаторов. Растерянные немного, ошеломленные тем, что приблизились к кругу стольких знаменитостей, но, в общем-то, славные молодые люди. Тут и осенило кого-то из «старичков», что сломать барьер отчужденности, сгладить неловкость в общении, пригасить застенчивость в ребятах поможет какая-нибудь веселая церемония. Вспомнили о бассейне. Позаимствовали в театре костюмы, бутафорский реквизит. Юре поручили роль морского царя Нептуна, царицу вызвался сыграть Николай Федорович, партработник, человек не то чтобы склонный к полноте — довольно-таки полный. Другие старички, то бишь космонавты первого набора, составили свиту морских владык, вырядясь один страшнее другого. «Молодых», предупредив, чтобы оделись соответственно, пригласили в бассейн, и — началась кутерьма! Свита схватила под руки одного из кандидатов в космонавты, подтащила к Нептуну, восседавшему на троне с трезубцем в руках.

— Поведай нам, отрок,— постукивая трезубцем, вопросил Нептун,— а каковы волосы у Вероники?

«Молодой» оказался сообразительным.

— У какой Вероники? — в свою очередь полюбопытствовал он.— Назовите фамилию, и я отвечу, какие волосы у этой Вероники.

Перехитрить старичков, однако, не удалось.

— Вероника — созвездие,— строго объяснил с высоты своего трона владыка морей.— Следовательно, волосы у Вероники — звездные. Знать сие надлежит твердо. Что будем делать с отроком, как накажем его? — обратился Нептун к свите.

— В воду, купать!

— Пусть с вышки прыгнет! — загремело в ответ.

Повелитель океанов торжественно поднял руку, указуя на вышку, и, подталкиваемый бутафорскими вилами царевых слуг, новичок покорно двинулся навстречу своей судьбе — прыгать с пятиметровой высоты. В тот день все молодые прошли крещение — никто не миновал купели: кого-то просто, под смех и шутки, раскачивали и швыряли в воду, кого-то приговаривали к прыжкам с вышки, к нырянию. Зато в отряде молодые космонавты сразу же стали своими людьми.

Внимателен был Юра не только к подчиненным по работе, к младшим товарищам: чуткость его, кажется, не знала границ. Вот еще одна деталь. Валентина Ивановна вспоминает: как-то — далеко не в первый раз — наведался к ним Сергей Павлович Королев. Играл с девочками, слушал музыку и признался вдруг, что хочет приобрести магнитофон.

— Ты, Юра,— сказал Сергей Павлович,— вижу, понимаешь толк в таких вещах. Посоветуй, что купить, какой марки? Надо, чтобы музыку не искажал...

Юра любил Королева, как может любить сын отца. И, желая сделать ему приятное, пообещал, что достанет редкостный, необыкновенный экземпляр магнитофона. Увы, не успел: Сергей Павлович внезапно умер. И Юра, потрясенный его неожиданной смертью, вспомнил, терзаясь, и свое не выполненное по случайности обещание.

— Ах как нехорошо получилось, как скверно,— переживал он.— Дал слово — и не сделал...

Дал слово — и не сделал!... Представляю, как это угнетало его, потому что жизненным правилом у брата было такое: коли обещал — умри, а сделай. Помню, однажды в пути забарахлила его машина. Юра поднял капот, принялся за ремонт. Подошли люди из городка. Космонавта узнали. Женщина, не очень уже молодая, измученная, стала рассказывать ему, как трудно растит она детей — одна, без мужа, а тут еще с жильем неувязка, не дают ей жилья, в конец очереди отодвинули. Юра внимательно выслушал женщину, записал ее имя и адрес. «Непременно разберусь»,— пообещал. Через какое-то время я спросил, чем закончилась история этой женщины. «Все в порядке,— ответил брат. — Правду она говорила: нашелся бюрократ — обидел ее с квартирой. Но сейчас она уже новоселье справила...» Он явно доволен был тем, что удалось разобраться в этой запутанной истории, что финал у нее благополучный. Я продолжал наседать: «А если бы тебя не одна женщина остановила на той дороге, если бы десять, сто. Ты со всеми стал бы разбираться?» Он, искренне удивленный, ответил вопросом на вопрос: «А как же иначе? Они, эти люди, избирали меня в Верховный Совет, верили как депутату. Не могу я их обмануть...»

Увлекающийся, неравнодушный к литературе и театру человек, Юра от души радовался, когда открывал в ком-либо из своих товарищей своеобразную «изюминку», талант. Любил Павла Поповича за веселость нрава, за мастерское умение рассказывать живо, с юмором. Поддерживал Алексея Леонова в его тяготении к живописи. И когда вышел в свет альбом рисунков Алексея Леонова и Андрея Соколова, Юра написал в предисловии: «Сейчас все больше художников пытаются отобразить в своих произведениях тему проникновения в космос человека. Но, пожалуй, мало кому из них удалось так близко подойти к космосу, как это сделали авторы публикуемых здесь рисунков. Секрет такой близости прост: автор части рисунков — космонавт Алексей Леонов, первый в мире человек, который вышел из космического корабля в открытый космос, сам стал на некоторое время спутником Земли. Его коллега — художник-фантаст Андрей Соколов, посвятивший свое творчество «изображению космоса»... Необыкновенные пейзажи, увиденные космонавтами и переданные в рисунках А. Леонова, имеют не только познавательное, научное или эстетическое, но и глубокое философское значение. Они показывают, как необычайно многообразна и ярка природа, как расширяются наши представления о Вселенной по мере проникновения в космос человека. В альбоме реальность и фантазия идут вместе. Без фантазии немыслимо движение вперед. И в рисунках молодого художника Андрея Соколова фантазия как бы не отрывается от реальности...»

Теплым напутствием предварил Юра и цикл сонетов на тему о человеке и космосе, созданный известным украинским писателем Леонидом Вышеславским.

«Дорога в космос открыта Гагариным»,— сказал весной 1961 года Сергей Павлович Королев. Сказал, вкладывая в эти слова, по всей вероятности, свой, особый смысл, потому что всем нам хорошо известно, сколько великих умов открывали эту дорогу. Кибальчич, Циолковский, Цандер, Королев!.. Да разве назовешь всех? Но вот то, что Юра первым из землян преодолел притяжение планеты — это факт неоспоримый.

Потом по этой дороге, торя ее, расширяя, уверенно пошли другие космонавты.

В этой главе мне и хочется рассказать о том, как складывались отношения Юры с товарищами, как строилась его жизнь в Звездном — и на работе, и во внерабочее время. Рассказать в той мере, в коей дают мне на это право собственные мои наблюдения...

Дата добавления: 2015-08-18