Глава 1 4 страница

- Она что, действительно так необыкновенна?

- В чем?

- Во всем. Чтобы ты доверила такое дело кому-то со стороны, нужно быть семи пядей во лбу.

- Я бы сказала, со звездою во лбу.

- Ну и?

Фрея помолчала.

- Я очень рада, что она появилась сейчас здесь. Очень.

- Неужели ты так решила придать Джиму силы?

- Ли!..- возмутилась Энн.

- Что «Ли»? - Линда, как ни странно, говорила спокойно. - Что тут такого? Самый, по-моему, доступный способ не дать мужчине увять в таком возрасте. Если бы не ассистентки Форда, печально бы мне давно уже пришлось. И тебе тоже, если бы не ваши официантки, - сказала она Энн, дразня ее из чистой вредности. - А тут? Белоснежное создание с русалочьим телом. В раз поставит... Что?!.. На ноги. Да еще и не вполне в себе. Я не права?

Фрея подняла голову.

- Я очень рада, - сказала она. - Что Джим занялся этой работой. И Уилл тоже.

- Как «и Уилл»? Ну ты и сильна!

- Ли... прекрати, пожалуйста. Конечно, и Уилл. Габи послушает каждого из нас. Поработает с записанными историями. Уилл тоже расскажет свою. От этого ему станет легче. Но больше всего, кстати, рад, знаете, кто? Бен. Я почти уверена, что он по-особому относится к ней.

- Ой, слушайте, - Линда вновь взяла чашку. - Я не помню точно, но, Ви, ты наверняка знаешь. Энн, может, и ты помнишь, откуда это. Есть такая легенда - жили двое влюбленных, молодых, юных, нежных, невинных и все такое прочее, но что-то там произошло и почему-то они оказались по разные стороны какой-то реки. И на берегу, где оказалась девушка, сидел, чуть ли не овец пас, старый, обросший какой-то, даже неопрятный, старик. Девушка его, вроде, и видит, но горюет-плачет, тоскует по своему юноше и ничего больше знать не желает. Проходят день-ночь, какое-то время, она устала и подошла к старику попросить то ли воды, то ли еды, то ли согреться, а, может, и того и другого. Он приглашает ее сесть рядом. Девушка села. Старик ее и спрашивает, «чему ты так печалишься?» Она ему рассказывает, а он ей о ответ - какую-то сказку. Так прошел вечер, ночь, на следующий день все повторилось. Потом снова и снова. И вот через пару дней она уже возлежит с ним рядом, перебирает его бороду, слушает его сказки и думать забыла о своем юноше. А юноша все же сумел, наконец, перебраться на ее берег, и видит странную картину. Он в ужасе. Оказывается, девушка к тому времени уже и не девушка вовсе на постилке со стариком, и говорит юноше «а ты кто такой? я тебя не знаю». Не помните, что за легенда?

Энн недоуменно пожала плечами, глядя на Фрею. Ты улыбнулась.

- Знаете, я вчера, вот буквально вчера, услышала разговор Бена и Бенни, - сказала она. - Действительно случайно. Он чувствует именно это. Я потому и сказала, что он очень по-особому относится к ней.

- Ну, и к чему это приведет?

- Не знаю.

- Но ты все равно рада, что она тут?

- Очень.

Линда широко и удивленно открыла глаза и вдвинулась глубже к спинке дивана.

Энн подсела к Фрее и обняла ее.

- Ты чувствуешь, что так должно быть?

Фрея кивнула.

- И что это совсем не то и не так, как мы это понимаем, то есть, как обе не понимаем?

Фрея снова кивнула.

- Значит, ты сама все видишь и понимаешь так, как есть.

В этот момент под легкий деликатный стук дверь открылась. В комнату заглянул Джим.

- Леди, с приездом! - приветливо сказал он. - Как давно я вас не видел. Энн, Ли!

Он подошел к ним и, наклонившись, обнял каждую и поцеловал.

- Оказывается, я соскучился, - сказал он, выпрямившись.

- Ты побудешь с нами? - спросила Фрея.

- Еще через полчаса, - сказал Джим, тронув ее за плечо. - Вы будете здесь?

- Через полчаса? Будет время ужинать.

- Едемте сегодня в «Санни Инн»?

- Вчетвером?

- Да.

- Поедем? - Фрея вопросительно посмотрела на подруг.

Энн смотрела доброжелательно, Линда насмешливо.

- Главное, чтобы Троя после этого устояла*, - сказала она.

- Никогда не любил эту историю, - сказал Джим. - Я зайду через полчаса.

Фрея снова только молча кивнула.

- «Полчаса», - повторила Линда, когда Джим вышел.

- Он держится отлично, - сказала Энн.

- Как всегда, - улыбнулась Фрея.

* Троянская война началась после Суда Париса

Из книги «Тайны древних цивилизаций»

«Восемнадцать лет спустя он перелистывал журнал «Кантри лайф» и внезапно увидел фотографию резного рисунка на камне, недавно обнаруженного в окрестностях Тинтагеля, знаменитого замка времен короля Артура в Корнуолле (см. «Король Артур» в разделе «Легендарная история»). К своему изумлению, Расселл узнал в рисунке образ из давнего сна – то, что он нарисовал, по сути дела было архетипом древнего представления о лабиринте. Вскоре он снова увидел этот символ на античной монете с острова Крит. Там, согласно древнегреческой легенде, когда-то существовал гигантский лабиринт, где жил Минотавр (см. «Тесей и Минотавр» в разделе «Легендарная история»).

После этой странной череды совпадений поиски загадочного лабиринта и его предназначения стали личным делом Расселла. Во время поездки в Гластонбери в 1966 году он объявил об открытии еще одного лабиринта, который (если его подлинность подтвердится) сможет по праву считаться одной из самых впечатляющих археологических находок.

Городок Гластонбери в графстве Сомерсет в Западной Англии окружен большим количеством легенд и причудливых теорий поборников Новой Эры, чем любое другое место в Британии (см. «Сомерсетский зодиак» в этом разделе, «Могила короля Артура» в разделе «Мистификации» и «Общество Авалона» в разделе «Археология и сверхъестественное»). В средние века он привлекал так много паломников, что его окрестили «Вторым Римом». В более позднюю эпоху он словно магнитом притягивал мистиков, включая знаменитую исследовательницу оккультного Диону Форчун (1891 – 1946), которая в 1920-х годах поселилась в Гластонбери в доме у подножия холма Тор, средоточия легенд Гластонбери. Тор – внушительный холм высотой около 500 футов и видимый на расстоянии до 25 миль. На его вершине стоят остатки средневековой часовни св. Михаила, но наиболее поразительная особенность холма Тор заключается в самой его форме. Диона Форчун описала ее в 1934 году:

«При наблюдении с расстояния Тор представляет собой совершенную пирамиду, но по мере приближения… начинаешь видеть, что он имеет очертания лежащего геральдического льва с башней на вершине… Его пирамидальная форма, словно вырастающая в центре широкой равнины, слишком замечательна и соразмерна для природного образования, не исправленного работой человеческих рук. С близкого расстояния ясно виден террасированный маршрут, в три яруса огибающий ядро холма; несомненно, это было сделано человеком».

Это был день, когда Грейс вновь возвращалась с дежурства на рассвете. В этот раз после восьми операций. Абсолютно без сил.

Выключив двигатель, она еще некоторое время сидела в машине. Закрывая глаза, вяло открывая их, наклоняясь вперед и касаясь лбом рук, еще лежащих на руле. Ей было бессильно, больно и, как это повторялось из раза в раз, до зубовного скрежета одиноко. Шумно, но медленно дыша, она несколько раз мотнула головой, точно отнекиваясь от чего-то, видимого в тот момент внутренним взглядом. Глубоко вздохнув и еще раз запрокинув голову, она опустила плечи и вышла из машины. Во дворе и повсюду вокруг стояла тишина, подергивающая кожей, ужаленная коротким резким или тихим, едва уловимым звуком. Грейс, шагая широко и покачиваясь, вошла в дом.

В прихожей она остановилась. Прислушалась. Тихий свист, не похожий ни на мелодию, ни на механический звук, раздавался из глубины дома. Мерный, ровный, с внятными паузами. Это был даже не свист, а размышление о чем-то, на какую-то тему.

Грейс прикрыла глаза и, сделав два шага в сторону комнат, остановилась. И вновь мотнула головой, поморщившись. В носу щипало. Она прислушалась острее. Снова этот свист.

- Хайк, - негромко позвала она.

Никто не ответил.

Свист продолжался и вдруг усилился. В него воткнулся высокий хрипловатый визг, и тут же замолчал.

- Хайкко! - Грейс позвала громче.

Он вышел на порог кухни в белой футболке с каким-то полуоленем-полуорлом прозрачного гравюрного принта - она никак не могла разглядеть, рога там были у этого ясноглазого существа или крылья - и в джинсах.

Она посмотрела на Хайкко, ощущая, что ее выражение выглядит сейчас не иначе, как обиженным. Или виноватым. Или печальным.

- Хайк, - произнесла она и снова закрыла глаза. - Я устала.

Он подошел так близко, что почти прислонился к ней. Сейчас, когда он стоял босиком, а она в полуспортивных туфлях, было видно, насколько он ниже ее.

Он подвел свои руки под ее локти и за спину. Она уткнулась лбом в его плечо.

- Еще живая, - сказал он и пошевелил завитый локон у нее на затылке.

- Знаешь, в чем ужас? - она говорила, не отрываясь от него.

- В чем?

- Я шла сейчас сюда, сначала ехала, потом входила в дом, потом стояла здесь и видела...

Он приподнял подбородок, выражая ожидание.

- Только твою физиономию.

Она вздохнула, почти застонав.

Из комнаты вновь раздался визг. Грейс приподняла голову.

- Кто это там?

- А посмотри. У нас тут прибавление. Небольшое.

Хайкко обернулся и снова тихо засвистел. Визг раздался в третий раз, и из кухни вышел и затопал прямо к ним толстенький, крепкий, одетый и обутый в плотную чистую серо-белую шубу с гангстерской маской на черноносом лице щенок американсткого маламута от роду недель двенадцати.

Грейс шмыгнула носом.

- Кто это? Как он сюда попал?

- Мы с ним подружились.

Хайкко снова присвистнул. Щенок посмотрел на них, приподняв сначала левое, потом правое ухо, и, повернув голову, сел, поджав под себя лапу так, что стали видны черные подушечки на пальцах. Зажмурившись, он заголосил что было сил, задрав голову вверх.

Грейс опустилась перед ним на корточки. Щенок замолчал и стал рассматривать ее. После чего встал и подошел нюхать ее пальцы и колени.

- Как его зовут?

- Он еще не сказал.

- А скажет?

- Само собой. Мы ждали тебя. Теперь скажет. Пойдем, я уложу тебя.

Они прошли наверх в спальню.

Хайкко помог ей раздеться.

Когда она легла на бок на постели, по-кошачьи сложив и вытянув перед собой руки и закрывая глаза под наплывом оконного света, он погладил край ее высоко выступавшей лопатки.

- Ну, что... великанша... Женись на мне.

Она даже «очнулась», внезапно бодро взглянув на него широко раскрытыми глазами. Подняв указательный палец, она продирижировала им в воздухе.

- Я женись на тебе?

- Если бы это были не мы с тобой, я бы сказал, как все, выходи за меня. Будь моей женой. Но это как-то ведь совсем не про тебя.

Она молчала, осмысливая произошедшее.

Потом погладила и не резко похлопала ладонью по его руке, на которую он опирался, сидя рядом.

- Это не про меня совсем, правда, - сказала она. - Оказывается, это совсем не про меня. А про тебя.

Несколько секунд она смотрела на него снизу вверх, не меняя позы. Потом мягко сжала его предплечье.

- Хайкко Тойво, согласишься ли ты быть моим мужем? - неторопливо и четко спросила она.

Так говорит сдавшийся. Человек, принявший единственное решение. Принявший, как чью-то волю. Губы ее улыбались. Она в самом деле, не играя, ждала его ответа.

Он положил обе руки ей на плечи, и, наклоняясь к ее щеке, в двух дюймах от нее, уже прикрывая глаза, тихо ответил:

- Да.

Как остро он хотел ее в этот момент, когда вот так, в решающую минуту, они вдруг поменялись ролями и оказались самими собой. Он запомнил на всю жизнь как признак этой минуты, как то, чему почти усмехнулся почти недоуменно, начиная целовать ее, когда их прервал звонок на ее кинетофоне...

- Грейс, это ты?

Голос Уилла ворвался ей в ухо басисто и наступательно. С первых нот она поняла, что разговор состоится, как бы она сейчас ни ответила.

- Уилл, это срочно?

- Я потому и звоню.

- Что случилось?

- Грейс, я сегодня понял, сейчас, ночью понял, что мы должны сделать. Что я должен сделать, но мне без твоей помощи не обойтись. Мы должны показать ее.

- Кого? Что?

- Эту проекцию. Ее оставленную версию.

- Уилл...

Грейс провела ладонью по лицу.

- Я полностью понимаю твое нетерпение и спешку, но, честное слово, именно сейчас... Я только что с дежурства, и вообще...

- Выслушай хотя бы самое главное.

- Уилл, все же это сказалось в тебе...

- Грейс, речь не обо мне...

- Все-таки проявилась эта... аристократическая капризность.

- Тебе не стыдно?

- Нет.

- Грейс, помоги мне. Помоги ради Нормы. Я очень прошу тебя.

- Уилл... я устала смертельно. Даже ради Нормы я не смогу сейчас...

- А я и говорю с тобой, потому что речь идет именно о жизни. Я именно поэтому говорю именно с тобой.

Грейс отстранила кинетофон от лица, но, встретив взгляд Хайкко, приблизила снова.

- Да... Что ты хотел... хочешь?.. Я слушаю, Уилл...

- Нам нужно поставить эту проекцию. По тому сценарию, который ты видела. Но для этого нужен человек. Который смог бы также сосредоточенно удержать образ, созданный Нормой. Чтобы мы смогли записать эту версию и полностью осуществить ее.

- Уилл, а... чем я-то могу тут помочь? Это тебе знакомы все самые талантливые актеры поколения, тебе и флаг в руки.

- Здесь дело уже не в актерстве. Ты знаешь. Здесь нужен человек уже с такой пластичной структурой, который выдержит, как она, такое пребывание в потоке. Не минуту, не две, как при обычном обследовании. Даже не десять. Часы, Грейс. Ты же знаешь, она делает это... делала это часами. Она потому и одна, что никто не мог этого повторить.

- Так в чем же моя помощь?

- Ты же занимаешься исследованиями. Ты знаешь карты анамнеза сотен людей, которые у тебя проходят Intueor и Psycho Projection. Среди них, наверняка, должно же быть некое крайнее отклонение от... такое отклонение от...

- Да, Уилл, скажи именно это сам.

- От нормы...

- Чтобы стать похожим на Норму?

- Чтобы стать Нормой.

Грейс вздохнула.

- Уилл, я... ничего не буду тебе сейчас говорить...

- Грейс...

- Сейчас ничего. Нам нужно встретиться, и тогда я скажу...

- Я и хотел просить тебя именно об этом.

- Ты попросил. А теперь дай мне возможность, и я вернусь к делу. Но только не сейчас. Завтра я буду в рекреацентре. Встретимся там.

- Спасибо. Прости, что потревожил тебя так рано и так... До завтра!

Оба синхронно отключили кинетофоны.

Грейс смотрела на Хайкко. Он на нее. Он вопросительно кивнул.

- Муж, - тихо сказала она, прикасаясь к его щеке и шее. - Давай, я и тебе все расскажу потом. Муж!..

Из книги «Тайны древних цивилизаций»

«Семеричный путь

В то время, когда появилось это вдохновенное описание, было принято считать, что террасы холма Тор либо имеют целиком природное происхождение, либо были обработаны средневековыми земледельцами. Когда в Гластонбери прибыл Джеффри Расселл, он увидел иную картину, гораздо более масштабную, чем предстает в интерпретации Дионы Форчун. Странно, что она увидела лишь «три яруса» на холме Тор – с разных углов можно увидеть еще несколько. Расселл опознал в Гластонбери ту самую спиральную форму с семью витками, которая много лет преследовала его в снах и наяву. Согласно его теории, весь холм Тор был превращен в огромный трехмерный лабиринт еще в доисторические времена.

Предположение Расселла было с радостью подхвачено энтузиастами исследования Гластонбери и стало частью современного фольклора, связанного с этим замечательным местом. Однако было ли его «открытие» реальностью или всего лишь попыткой выдать желаемое за действительное, подобно некоторым другим гипотезам о древних ландшафтных работах в Британии (см. «Сомерсетский зодиак» в этом разделе)?

Расселл немедленно приступил к экспериментальному подтверждению своей теории. Сделав серию песчаных моделей холма Тор, чтобы проиллюстрировать его связь с классической формой лабиринта, он выполнил аэрофотосъемку местности, позволившую точно нанести на карту контуры холма. Результаты исследования, казалось, подтверждали его первоначальную догадку о спиральной форме холма Тор.

Впоследствии дело Расселла было продолжено Джеффри Эшем, корифеем в области исследования эпохи короля Артура (см. «Король Артур» в разделе «Легендарная история»), который, как и многие другие писатели, был очарован волшебством Гластонбери и переселился в эти края. Эш купил тот самый дом, где некогда жила Диона Форчун. После многих лет неторопливых прогулок в окрестностях холма Тор он, наверное, знает эту местность лучше, чем кто-либо еще. Заинтересовавшись теорией спирального лабиринта, Эш заметил, что Расселл «так и не попытался доказать свои доводы самым элементарным методом» – то есть прогулкой по предполагаемой спиральной тропе. Сам Эш провел этот эксперимент летом 1979 года; преуспев в достижении цели, он опубликовал результаты своих открытий в том же году.

Путь, по которому он следовал, начинается в самом нижнем (юго-западном) конце холма Тор – наиболее удобном месте для начала восхождения. В начале подъема маршрут отмечен большим валуном, который, по мнению Эша, является специальным знаком, обозначающим вход. Далее путь петляет взад-вперед по серии кривых и в конце концов приводит к центру лабиринта, вершине холма Тор. На одном или двух участках маршрута четкое направление не прослеживается, но в защиту Эша можно сказать, что эти места подверглись эрозии или были замаскированы более поздней человеческой деятельностью. Спираль из семи витков, предложенная Расселлом и подробно нанесенная на карту Джеффри Эшем, несомненно существует.

Возможность того, что холм Тор был превращен в огромный лабиринт, поднимает ряд важных вопросов. Поскольку не сохранилось никаких исторических записей о столь грандиозном предприятии, Расселл и Эш пришли к выводу, что лабиринт в Гластонбери является доисторическим сооружением. Для его постройки понадобились колоссальные усилия, возможно, сравнимые со строительством другого великого доисторического монумента – Стоунхенджа (см. «Стоунхендж» в разделе «Чудеса архитектуры»).

В общем и целом Эшу удалось доказать, что строение террас вокруг холма Тор действительно напоминает лабиринт с семью спиральными витками. Но, по признанию самого Эша, это еще не означает, что весь холм был создан с какой-то ритуальной целью. Лишь археологи могут доказать или опровергнуть это предположение.

К сожалению, раскопки здесь были весьма ограниченными, отчасти из-за крайне неблагоприятных погодных условий. В 1960-е годы, когда Филип Ратц из Бирмингемского университета изучал плоскую вершину холма (работы финансировались из средств фонда, основанного Расселлом), он столкнулся с многочисленными трудностями. Помимо того, что снаряжение каждый день приходилось переносить вверх и вниз по крутым склонам холма, члены команды Ратца страдали от пронизывающего ветра в ненастные дни, а в ясные дни наверху было «жарко, как в печке». Исследователи обнаружили предметы римской эпохи, Темных веков (IV-IX вв. н. э.) и средневековья, представляющие значительный интерес (см. «Король Артур» в разделе «Легендарная история»). Труднее оказалось определить следы человеческой деятельности в более ранний период. Средневековые строительные работы и интенсивная эрозия, усугубляемая последствиями небольших землетрясений, уничтожили большую часть доисторических артефактов. Однако Ратцу и членам его команды удалось доказать, что холм Тор был известен и посещался во времена каменного века. Среди находок, сделанных археологами, были обработанные кремни, датированные палеолитом и неолитом (10 000-2000 лет до н. э.), а также полированный топор из зеленоватого камня эпохи неолита.

Ратц не располагал достаточным временем и материальными ресурсами для более широких исследований, необходимых для проверки теории Расселла. Он не стал проводить раскопки на террасах холма, хотя у него возникало такое искушение. Такие «ненаучные» построения, как теория Расселла, обычно сразу же отметаются археологами, но в случае со спиральным лабиринтом в Гластонбери дело обстояло иначе. На основании анализа поверхностных элементов холма Тор Ратц пришел к выводу, что теория Расселла заслуживает серьезного внимания. Он считает, что спираль могла быть сооружена только в эпоху неолита или бронзового века (4000– 2000 год до н. э.). Инженерные навыки строителей того времени более чем очевидны на примере впечатляющих земляных работ, понадобившихся для сооружения искусственного кургана Силбери-хилл (см. «Вступление» к этому разделу). Ратц также считает, что теория Расселла поможет определить роль Гластонбери как крупного духовного центра: «Лабиринт скорее всего был главным культурным и религиозным центром этого района, положив начало неувядающей славе Гластонбери в более поздние времена».

Аргументы в пользу теории лабиринта безусловно привлекательны, а доводы против – неубедительны. По словам Джеффри Эша, «главная линия возражений… основана не на контраргументах, а на догме, что вся система должна иметь простое и очевидное объяснение». Однако, как подчеркивает Эш, «простые и очевидные объяснения» могут заметно различаться в зависимости от того, с кем вы говорите. Геологи полагают, что террасы образовались в процессе эрозии. С другой стороны, Рональд Хаттон, профессор истории Бристольского университета, утверждает: «Для археологов террасы на склоне холма выглядят как совершенно обычная система земледелия в холмистой местности, характерная как для железного века, так и для средневековья». Но оба мнения не могут быть правильными. Какое из них выбрать?

Идея эрозии, предложенная геологами, звучит правдоподобно, но лишь до определенной степени. Холм Тор состоит из четырех разных слоев горных пород, начиная с песчаниковой вершины, образующей его пик. Можно допустить, что из-за разной плотности слоев в процессе выветривания между ними образовались ступеньки. Но до сих пор никто не представил геологическую модель процесса, который мог бы привести к формированию замысловатого лабиринта с семью витками, обнаруженного Расселлом и Эшем.

В отсутствие обоснованной геологической модели Ратц и другие исследователи придают больший вес теориям о рукотворном происхождении террас. Из возможных видов человеческой деятельности можно сразу же исключить оборонительные работы, так как террасы совершенно не похожи на огромные земляные валы кельтских фортов, возведенные в железном веке. Наиболее распространенное объяснение (принятое Национальным Трестом, на попечении которого сейчас находится Гластонбери-Тор), что террасы были проложены для земледелия – точно так же, как ступенчатые склоны холмов во Франции и Германии, выровненные для выращивания винограда, или на Филиппинах для культивации риса. С доисторических времен английские земледельцы обрабатывали южные склоны холмов и долин, превращая их в длинные и узкие «полосчатые» поля.

До осушения в XVIII-XIX веках (см. «Сомерсетский зодиак» в этом разделе) район Гластонбери был в основном заболоченным, поэтому стремление максимально увеличить ценность любого клочка сельскохозяйственной земли было совершенно естественным. В таком случае, возможно, террасы были построены средневековыми монахами или даже до римского завоевания. На первый взгляд это здравая мысль. Древним британским земледельцам было проще обрабатывать легкие, хорошо дренируемые почвы на склонах холмов, чем тяжелые почвы низменностей.

На карте 1844 года некоторые из нижних террас южного и восточного склонов холма отмечены как «Tor Linches» (linch, или lynchet, обозначает земляную террасу, достаточно широкую для вспашки). Некоторые участки специально обустраивались с этой целью, другие появлялись по мере выравнивания при регулярной сельскохозяйственной обработке. Не подлежит сомнению, что в XIX веке нижние террасы холма Тор использовались для фермерских посадок, но высказывалось мнение, что весь холм когда-то был приспособлен для террасированного земледелия.

Однако из всех систем террасирования, известных в доисторической, древней и средневековой Британии, нет ничего достаточно похожего на Гластонбери-Тор. (Впрочем, такие изолированные холмы сами по себе встречаются редко.) Хотя теория сельскохозяйственной обработки считается «очевидным» археологическим объяснением, никто не подвергал ее критическому анализу. Ее просто принимали как должное, несмотря на определенные проблемы.

На склонах многих холмов в Англии есть террасы, но нигде они не огибают весь холм и не выражены с такой четкостью. Большинство известных террас по очевидным причинам занимает горизонтальное положение. В противоположность этому, террасы на холме Тор далеко не горизонтальны и временами образуют крутые склоны, едва ли пригодные для вспашки: первый же ливень увлек бы всю вспаханную землю вниз по склону. Выдвигалось альтернативное предположение, согласно которому террасы использовались средневековыми монахами для выращивания винограда. Земля, на которой растут виноградные лозы, обрабатывается мотыгами без глубокой вспашки. Однако трудно представить себе, как виноград мог расти на северных склонах холма. Вершина и верхние склоны Гластонбери-Тор слишком подвержены воздействию ветров и перепадов температуры для любого вида сельскохозяйственной деятельности. Поднявшись на вершину холма, нетрудно понять, что ростки, высаженные на верхних террасах, будут погублены ветром и дождями в течение нескольких дней, если не часов. Когда Ратц и члены его команды занимались раскопками, ветер буквально швырял почву им в лицо, и они не успевали выбрасывать ее. Возможно, именно это обстоятельство привело Ратца к выводу, что «спиральная теория» Расселла заслуживает внимания.

Итак, сельскохозяйственное объяснение далеко не так убедительно, как может показаться. Без археологического обоснования его недостаточно для того, чтобы отказаться от теории Расселла; по крайней мере, если система террас в Гластонбери-Тор была предназначена для земледелия, она совершенно исключительна и не имеет аналогов. Даже Национальный Трест, официально предпочитающий сельскохозяйственную теорию, с уважением относится к идеям Джеффри Расселла. В 1980 году, когда возникла необходимость в ограниченных ремонтных работах на склонах холма Тор, комиссия Треста постановила, что «работы ни в коем случае не должны нанести ущерб элементам лабиринта».

Теория Расселла имеет такое же право на существование, как и сельскохозяйственная теория. Некоторые исследователи, вроде Джеффри Эша, считают ее более предпочтительной.

Но, если Гластонбери-Тор действительно играл роль доисторического религиозного центра, какие ритуалы совершались в его окрестностях?»

...Знание кайрос* не было технологией, прямо наоборот. Почувствуйте пóру так: как томную, счастливую включенность в туман, в сумерки, — потому что и яркое солнце тоже сумерки, это ведь не тот свет в котором всё ясно видно, а загораживающий звезды, солнечный яркий свет это сумерки звезд и ночная темнота это наоборот самый яркий черный свет, — встроенность в пространство, землю, небо, как рыбы в морскую воду, когда у рыбы не от оглушенности, а от экстаза перехватывает дыхание и она перестает говорить — счастье молчания.

В. Бибхин «Пора»

- Наверное, мне следовало понять это раньше.

- Что она оставила сценарий, чтобы ты его снял?

- Разумеется. Но я это понял не сразу. И то только потому, что замучил Бенни. Если бы не она, я потерял бы еще больше времени.

Грейс посмотрела на Беатриче.

- Вилла Лобос. Пятая Бахиана, - сказала та.

Уилл кивнул.

- Сколько раз я просил тебя ее петь?

- Постоянно.

- В ней все вдруг стало слышно. Сразу. Что этот сценарий - ее завет.

- Бахиану нужно сделать главной темой проекции, - сказала Беатриче.

* Кайрос (др.-греч. Καιρός — «благоприятный момент») — древнегреческий бог счастливого мгновения. У древних греков было два слова для времени: хронос — хронологической последовательности или времени прошедшего и все пожирающего (имеющего количественный характер); кайрос — неуловимый миг удачи, который всегда наступает неожиданно, и поэтому им очень трудно воспользоваться (имеющего качественный характер). Кайрос обращает внимание человека на тот благоприятный момент, когда нужно действовать, чтобы достичь успеха.

- Подождите-подождите, друзья-актеры, - Грейс подняла обе руки, дирижируя паузой, - об этом говорить еще слишком рано. Слишком. Я не даю согласия. Уилл, понимаешь, не даю. Этот феномен только-только появился и стал очевиден как результат - комплексного долгого исследования, гипотетически, и пока только гипотетически уникального, поворотного открытия. А ты, Уилл, думаешь, что этим явлением вот так можно рисковать? Ты сопоставь, взвесь, соотнеси те области, где это явление - ценнейшее из всех найденных за последние двести лет. А то и больше. Соотнеси с актерской практикой, с изобразительностью, как ты говоришь. Это не сопоставимо. И ты - ты только вдумайся в то, что ты предлагаешь - ты, фактически, подписываешь ее, уже готов подписать, на ту же судьбу, которая постигла Норму? Ты понимаешь, что ты предлагаешь? О чем просишь. Ты задумайся хотя бы на миг. В конце концов, сидел бы ты здесь...

Дата добавления: 2015-08-18