Глава 3. Расскажи мне о смерти, мой маленький принц, или будем молчать всю ночь до утра

Расскажи мне о смерти,
мой маленький принц,
или будем молчать
всю ночь до утра...
Слушая проколотых
бабочек крик,
или глядя с тоской
мертвым птицам в глаза..

Дурацкая мелодия крутится в голове, постоянно перебиваемая гудением в ней же. Шея затекла, и чего-то жизненно важного не хватает. Воздуха. Дыхание частое и глубокое, с хрипотцой, как у астматика во время приступа. Сердце колотится быстро-быстро. Но мне не страшно. Скоро, совсем скоро оно вообще перестанет биться. Может быть, это следствие того, что я смирился, или действие зелья еще не ослабло, и оно подавляет инстинкт самосохранения, вложенный в нас матерью природой. Чувствую себя мертвым. Вот так, может быть, я и задохнусь, но разве Снейп позволит мне умереть? Нет, конечно, нет.

Наконец слышу шорохи где-то рядом. Приподнимается крышка, впуская сумеречный свет. Прищурившись, смотрю на темную фигуру с прямо-таки идеально прямой осанкой. Снейп. Ждешь, что я встану? Дементор задери, но из гроба подниматься совсем не хочется. Интересно, мне можно будет его взять с собой, когда я буду вампиром, чтобы днем устраиваться в нем спать? Какие странные мысли посещают мою голову после пробуждения в гробу.

Снейп, не дожидаясь, пока я сподоблюсь самостоятельно подняться с хмурым выражением лица, протягивает мне руку. Но я отталкиваю ее и начинаю подниматься. Тело от долгой неподвижности затекло, руки отказываются подчиняться. Наверное, это жуткое зрелище: человек, трясущимися руками цепляющийся за край широкого гроба, с трудом поднимающийся, - как настоящий мертвец. Беззвучно, потому что я прикусил губу, чтобы не застонать и не выдать свою слабость. Какая-то глупая гордость. Но мне все же хотелось умереть с достоинством.

На мне все тот же черный наряд, только немного помятый, как и я сам. Неуверенно ступаю на пыльный пол, истоптанный за этот вечер ногами множества разных людей, покачиваясь, держусь за край гроба, но, когда Снейп движением палочки аккуратно возвращает крышку назад, приходится отцепиться и стоять на собственных непослушных ногах. Мне кажется, что он усмехается в темноте. Жаль, что луна еще не взошла, и мне не разглядеть его лица.

Семейный склеп огромен, стены украшенный лепниной, а у каждого гроба стоит каменный страж покоя – статуя, символизирующая каждого из захороненных здесь членов семьи. В сумерках из-за игры света и тени они кажутся живыми. Моего памятника здесь пока нет, его еще не изготовили. Но я догадываюсь, что мать поставит сюда белокурого ангела с раскинутыми, как будто перед полетом, волшебными крыльями из пушистых перьев. Для нее я навсегда останусь маленьким мальчиком-ангелочком, – пусть и немертвым, но – ее любимым сыном. Отец, если даже и узнает, что я не похоронен здесь, все равно не признает вампира наследником. В любом случае, я потерял все привилегии семьи Малфоев. И мне даже не жалко, видимо, потому, что мертвые ничем не владеют, кроме того, что живые оставляют им на дорогу (например, дорогой костюм из черной ткани и любимые туфли на каблуках).

На крышке моего гроба в темноте можно различить герб семьи: змея, лилия и меч, выточенные на щите. Пока я осматриваю это место, замирая от его величественности, стараюсь размяться и снова заставить гулять по жилам кровь, успевшую застояться за день, Снейп хватает меня за руку, и без предупреждения аппарирует в свой домик на берегу паршивой речушки. От невыносимо неприятных ощущений я чуть не падаю и рефлекторно хватаюсь за рукав его мантии. Затем, опасаясь получить полный презрения взгляд, поднимаю на него глаза, лицо принимает заранее подготовленное высокомерное выражение. Но Снейп совершенно равнодушен, даже не собирается отцеплять мои слабые дрожащие пальцы от черной ткани своей мантии. В его глазах нет ничего, хотя кто-то, может быть, и прочел бы в них сочувствие, но я в сказки не верю. Декан Слизерина не может испытывать сочувствие, а уж тем более, если он – хладнокровный убийца и Пожиратель смерти. Не представляю, что заставило его помогать моей матери и мне. Но я даже не чувствую благодарности, как будто его помощь – это нечто само собой разумеющееся. Мне даже и предполагать не хочется, какие отношения связывают его и мою мать.

В темноте комнаты есть еще кто-то кроме нас, я чувствую его пристальный взгляд всей поверхностью кожи. Я даже догадываюсь, кто это. Может, Снейп и полон сюрпризов, но мне и так вполне достаточно. Снейп молча стоит рядом. Я думал, что он нас хоть представит прежде, чем … все произойдет, но он стоит как истукан. Тогда я перевожу взгляд на кресло к углу комнаты. Бледный, худой, темноволосый, тонкий как стручок. Сверлит меня своими темными глазами с красными бликами, как будто хочет испепелить меня взглядом, или просто хочет. По коже пробегают мурашки, и я замираю, как кролик, застывающий перед пастью удава. Я слышу, как шуршит мантия Снейпа: он отходит в сторону. Брюнет усмехается, демонстрируя белые клыки, выделяющиеся на его мертвенно-бледном лице, будто какой-то посторонний предмет, будто единственный «живой» фрагмент. У меня внутри все холодеет. Да, вот сейчас я умру по-настоящему, – так, как еще ни разу не умирал. Пока я смотрю в его хищные глаза, у меня возникает ощущение того, что мы одни на земле, как будто весь мир провалился в черную дыру, и остались только он, я, его глубокие глаза, которые внезапно оказываются совсем рядом с моими. Я чувствую дуновение воздуха от резкого перемещения тела в пространстве, потом меня окутывает какой-то цветочный запах, и я ощущаю легкие прикосновения рук, обнимающих мои плечи. Ладонью он прикасается к моей шее там, где она переходит в подбородок, и нажимает большим пальцем с острым ногтем, который прочерчивает линию по моей коже, не царапая ее. Моя голова сама по себе запрокидывается. Я чувствую, как он медленно гладит открывшуюся ему беззащитную кожу ладонью и кончиками пальцев, наклоняясь все ближе. Другой рукой он притягивает меня к себе, обхватив талию. «Тебе понравится,» - шепчет он и пробует языком на вкус кожу над ритмично бьющейся артерией. А потом - влажное тепло его рта на чувствительной коже, мокрый язык и искорки боли, как от легкого пореза; голова начинает кружиться, по нервам пробегает волна – приятное покалывание, которое ощущается сейчас всей поверхностью кожи. Мышцы расслабляются, отдавая в его власть тело, по которому начинает разливаться блаженство. В голове блуждает только одна одинокая мысль: «Подчинись». И мое тело подчиняется, льнёт к хозяину, вжимаясь в него; внутри зарождается тепло и перерастает в сильнейшее возбуждение, – настолько сильное, что я, не задумываясь, отдался бы первому встречному. Хотя вряд ли бы кто-то успел мною воспользоваться, потому что в следующий момент я кончаю, рефлекторно двинув бедрами. Проклятье, – хотел прошептать я, но сил не было. Только туман в голове и ощущение своих омертвевших рук, вцепившихся в худые плечи вампира. В глазах темнеет, я чувствую, как сердце перестает биться, замирая, и не хватает воздуха.

Потом на губах появляется сладкая влага. Я провожу языком по губам, слизывая ручеек вязкой жидкости, вкус которой мне немного знаком, но - в сотни раз более лаком, чем раньше. Приникаю к разодранному запястью, вцепляюсь в него руками, и пью, облизывая языком ранку, высасывая из нее эликсир немертвой жизни… пью чужую жизнь, чтобы существовать оставшийся век получеловеком. Разве этого хотели мои родители, когда зачинали меня? Думаю, нет. Я бы предпочел смерть, но, как говорится, слабые не выбирают. Так легко глотаю кровь вампира, как будто это амброзия, напиток богов, все, до последней капли. Ее не хватило облизаться и выдохнуть со смаком.

Что же я делаю, дурак? Почему я цепляюсь за существование, когда уже решил не жить? Проклятье. Думаю, что не хочу жить, а сам в это время пью жизнь немертвого. Проклятье.

*/*/*

Открываю глаза в полной темноте. Лежу, наверное, все на той же кровати; в теле необыкновенная легкость. Я остро ощущаю окружающие меня человеческие запахи: приторно-насыщенный запах Снейпа, исходящий отовсюду, слабый запах матери, и - легкий лавандовый - мой. Тот, который когда-то был моим. Еще к нему примешивается дурманящий запах Гарри: через спинку кресла по-прежнему перекинута моя школьная форма, - думаю, я ее никогда больше не одену. Жалею, что нет палочки: ее сдали аврорам. Я мог бы сказать, что без нее не чувствую себя полноценным магом, но ведь я и так полноценный маг.

Поднимаюсь с кровати. Каждое движение дается с необыкновенной легкостью - как будто я лечу по воздуху, а не ступаю по скрипучему полу. И жутко хочется пить; до такой степени, что во рту все пересохло. Сглатываю, но глоток оказывается пустым. Там за дверью стоит Снейп: чувствую его жизнь, тепло тела, запах, отчетливо слышу, как бьется его сердце. Странно. Необычно. Теперь Снейп кажется мне не бывшим деканом, упивающимся и еще бог знает кем, а - простым человеком. С теплым телом, полным крови. От этой мысли захватывает дух.

Легким шагом направляюсь к двери; меня немного забавляет легкость, с которой я передвигаюсь. На самом деле я начал новую жизнь, с чистого листа. Я – другой и от осознания этого чувствую себя просто великолепно. Рывком открываю дверь и пристальным взглядом смотрю на Снейпа, занятого переливанием какой-то жидкости из темного пузырька в бокал. В ноздри ударяет дурманящий запах крови, и тут же я чувствую, как во рту появляется что-то новое. Нет, не инородное, - свое; я провожу языком по верхнему ряду зубов и понимаю, что клыки стали необычно длинными и острыми, созданными специально для того, чтобы питаться. Подкрадываюсь ближе с сосредоточившимся на своем занятии Снейпу, он оборачивается, недовольно и строго глядя на меня. Презрительно смотрит мои клыки, и под влиянием его взгляда во мне пробуждается Драко Малфой, теплокровный. Перед глазами всплывают сотни образов, странно полузнакомых: Гарри, горячий и сладкий Гарри, злой Снейп, отец и печальная мать с заплаканными глазами, Дамблдор, с грустной усмешкой мертвого и забытого, Белла в ярости и Уизли, лукаво улыбающийся, – все они какие-то размытые, как будто были увидены мной во сне, а теперь я проснулся и начинаю забывать. Моргаю и чувствую запах человеческой крови, от которого бурлит кровь, теперь уже моя собственная. Как глупо было хотеть смерти! Нет, мне нравится быть собой, просто быть. Теперь слева от меня бокал с плещущейся красной жидкостью, но ведь ее можно оставить на потом, потому что рядом, совсем рядом – бледная пергаментная кожа, под которой бьется жилка; она искушает, и я почти припадаю к ней губами, когда в мое тело врезается заклинание, заставляющее меня остановиться и замереть, хотя я снедаем жаждой, от которой глаза заволакивает красной пеленой, но сил сбросить заклятье нет. Волю полностью заполняет жажда:

- Империо, – Снейп наставил на меня палочку и смотрит своими вороньими черными глазами прямо мне в душу и приказывает так, что его голос проникает прямо ко мне во внутренности, - Пей! - чаша уже у моих губ. Мерлинова задница, я глотаю, как послушный щенок. Бл…, Снейп, ну что ты со мной делаешь, и зачем? Теперь, когда жажда медленно отступает, я почему-то снова чувствую себя человеком. Кровь теплая, живая, она – сама жизнь, и она растворяет свою человечность во мне. Проходят считанные мгновения, и я снова помню, что меня зовут Драко Малфой. Неужели так будет всегда? Неужели чужая кровь будет будить во мне воспоминания обо мне, живом и слабом? Или это только в первый раз? Шея Снейпа уже не кажется настолько привлекательной и желанной, а вкус крови перестает быть таким прекрасным. С последним глотком приходит мысль, что пить кровь – отвратительно. Но я спорю сам с собой, напоминая, что мгновение назад мне так не казалось. Совершенно запутавшийся в своих мыслях и желаниях, смотрю на Снейпа: а если бы я его сейчас укусил, что бы я тогда думал о себе?

От плутания в сумбурных мыслях отрывает всхлип. Проклятье, я настолько спятил от жажды, что даже не заметил присутствия мамы, - ее запах настолько сливался с тем, который был присущ мне, - и вот она стоит: ни жива ни мертва, бледная, с широко распахнутыми глазами, в уголках которых собирается поблескивающая на свету влага. Тонкая бледная рука стискивает ткань мантии, а в глазах – ужас и отчаяние.

- Мама, - и шагаю к ней. Почему-то хочется сказать банальность и глупость: «Мама, не бойся, это я, Драко, твой сын», - но слова застревают в горле, вырывается только хриплый стон и она в страхе отступает назад. Я тоже останавливаюсь и замираю. Какое-то отчаяние. И чувствую клыки торчащие наружу. Пугаюсь за себя и за мать. На подбородке струйка крови. Мама, ты же действующий Жрец Смерти! Ты боишься своего сына? Но в ее глазах только древний безотчетный ужас жертвы перед хищником.

- Северус, это не мой сын, - она практически верещит, и ее крик врывается мне в уши, оглушая. Смотрю на Снейпа, его лицо кривится в презрительной гримасе: - Твой, Нарци, чей же еще? Ты хотела забрать его домой.

Мама сжимается в комочек, прислоняясь спиной к стене, и рыдает. А мне ее не жаль, совсем не жаль. Только оборачиваюсь к Снейпу, чтобы задать один вопрос:

- Зачем ты заставил меня пройти инициацию, зачем заставил меня существовать?

Снейп криво усмехается: совершенно неприятная, жестокая усмешка.

- Нарци взяла с меня нерушимую клятву, что я обеспечу твою целостность… Если бы ты погиб, то погиб бы и я, – Снейп сложил руки на груди и, задумавшись, потер подбородок большим и указательным пальцем, – Сожалею, мне ничего другого в голову не пришло, кроме крови вампира, а начатое пришлось завершить, но ведь ты и не очень жалеешь, правда?

Задумываюсь. Сейчас, когда я сыт, мной овладевает спокойствие и равнодушие. Будучи человеком, я молился на смерть, но сейчас это прошло, уж и не знаю почему. Может быть, потому, что я уже умер, а может быть, потому, что в моем сердце пропали все человеческие желания; их почти не стало, все поблекло, и мир для меня теперь окрашен в два цвета: красный и все оттенки серого, - значение имеет только кровь. Мне по-прежнему жаль мать, но она не хочет видеть во мне сына. Чувствует свою вину? И страх? Ее сын – чудовище, значит, он – не ее сын. Эти мысли отдаются только отголоском затаенной боли где-то далеко внутри меня. Хочется просто уйти, куда угодно. Проклятье. И не видеть, наконец, этого Снейпа с равнодушным выражением лица; и, опять, к несчастью, вспоминается Гарри. Почему-то перед глазами стоит этот ненавистный: он и Уизли обнимаются, замерли в объятьях друг друга. Холод охватывает сердце. Да, память о Гарри по-прежнему сильна. Это пугает. Как будто любовь к нему вросла в мое тело. Нужно еще повидать моего золотого мальчика, попробовать его кровь еще раз. Глядя на дрожащий комочек, который не смею назвать матерью, бросаю в пол медный кубок, который нервно сжимал в руке, он с металлическим звоном ударяется о камень, а его стон врезается в уши, кидаюсь прочь из комнаты и из дома наружу, забыв захватить мантию. Надеюсь, не замерзну.

Только бы Снейп не остановил. Прощай, мама, и пойми – больше всего я боюсь, что убью тебя, потому что я больше не человек. Вот так. Именно это я понимаю сейчас очень и очень ясно.

Открывая дверь, оборачиваюсь: нахмурившийся, как всегда собранный, Снейп стоит и серьезно смотрит мимо меня в открывшийся проем: за ним ночь и темнота, - то, чего я так долго ждал. Я смотрю, а он кивает, и... Мерлин знает, что у него в голове. Не прощаюсь, а медленно выхожу, думая о том, что Гарри мне так никогда и не достанется, но даже не жаль; жаль только того, что мы не попрощались. Ведь я ему так и не сказал, что это он виноват. Мелькнула мысль, что, может быть, стоит его найти и укусить, но – потом. А пока мне нужно будет найти убежище, – чуть позже, перед рассветом.

Бреду по пустынной местности, осматриваю окраины неизвестного городка, в который меня занесло. В темноте видно очень неплохо, хоть и смотреть не на что. Иду к городу, – все же среди людей лучше, чем в болотистом лесу, полном таких же кровопийц как я. Я имею в виду комаров, которые, наверное, теперь неопасны для меня, но делать там нечего. В городе тоже нет ничего хорошего. Маленькие домишки, утомленные зимой, обветшалые, так и не дождавшиеся весенней чистки, редкие блещущие лунным светом лужи, старательно отражающие небо, а не меня, заглянувшего в них.

Дата добавления: 2015-08-13