Глава 1. Счастье мое, отчего ты грустишь, Прячешь лицо и молчишь

Счастье мое, отчего ты грустишь,
Прячешь лицо и молчишь, и молчишь,
Не плачь, мой палач,
Лишь меня позови,
Бей меня, бей,
Если хочешь любви…

Сердце бьется, и его не пригвоздить никакими угрозами. «Заткнись», - хочется заорать мне, - «Стой, прекрати биться!» В ушах стоит гул от ударов, удары заполняют меня, заглушают мир, а кровь, взбунтовавшаяся против своего хозяина, застилает глаза темной пеленой. Я глубоко дышу, надеясь, что сердцебиение затихнет.

Я притаился в темноте за приоткрытой дверью. Очень надеюсь, что ты, как истинный лев, войдешь первым. «Мерлин», - шепчу я в темноту, когда слышу приглушенные шепотом голоса.

Стоит тебе зайти, как я хватаю тебя за руку, втягивая внутрь; дверь моментально захлопывается, чуть не прищемив мерзкому Уизли нос. Пока ты не успел сообразить, в чем дело, свожу твои руки у тебя за спиной и закрепляю заклинанием запястья, чтобы мне было безопасней. Нас никто не сможет побеспокоить, не правда ли?

Я прижимаю тебя к стене - холодной, неровной, впивающейся острыми углами камней тебе в костлявую спину, - и прижимаюсь к тебе всем телом. Мы почти одного роста, но я все же выше - благодаря каблукам дорогих туфель. Я наклоняюсь к тебе сверху и, прежде чем ты успеваешь хоть что-то возразить, впиваюсь в твои губы жестким поцелуем. От удивления ты открываешь рот, и я врываюсь в него языком, покоряя, изучая. Мне столько раз снилась эта сцена, что я даже не смогу сосчитать. Что скажешь Гарри? Ты исполнишь последнее желание убитого тобой юноши? Но ведь ты и не знаешь, что я скоро умру, потому что зелья и заклинания Снейпа слишком действенны. Как и он сам, в общем-то.

Я заигрываю с твоим язычком, замершим от удивления на месте, а мои руки уже по-хозяйски блуждают по твоему телу, притягивая тебя ближе к моему, изголодавшемуся по ласке. Сегодня я тебя выпью до дна, мой золотой мальчик.

Мои холодные руки скользят по твоей горячей коже, и ты вздрагиваешь, пытаешься отстраниться; но, дорогой, тебе совершенно некуда бежать. Ты сам пришел сюда. И ты будешь платить. Отрываюсь от твоих искусанных губ и, все еще вжимаясь в тебя бедрами, шепчу, вдыхая твой сводящий с ума запах:

- Наконец-то ты там, где должен быть.

Крепко обнимаю, сжимая тебя в объятиях так, чтобы даже не понадеялся на освобождение, толкаю на кровать, и тут же сажусь сверху, чтобы исключить любую возможность побега.

Ты тяжело дышишь и ерзаешь. Наверное, неудобно лежать на связанных руках и под своим врагом. Но гриффиндорцы не жалуются, не так ли? И, прожигая меня гневным, возмущенным взглядом, ты ничего не говоришь… Что, все слова проглотил? – хочется съязвить мне, но я знаю, что после этого вопроса на меня польются потоки незамысловатых ругательств. Пусть лучше будет тишина. И тяжелое дыхание.

Комната сужается, и остаемся только мы на постели, в густом мраке. Я ерзаю, устраиваясь поудобнее, чтобы можно было перехватить твои руки и привязать их к спинке кровати, и чувствую, как твое тело отвечает моему против твоей воли. Ты краснеешь. Гарри Поттер - гей? Неужели Гарри Поттер - гей? А вы и не знали. Думаю, знали многие. Ну, за исключением этой Уизлитты, которой ты нагло пользуешься как ширмой, скрывающей твою ориентацию. Как нехорошо, как не по-гриффиндорски. Хочется осуждающе пощелкать языком и погрозить тебе указательным пальцем. Плохие мальчики должны быть наказаны. Это правило каждый из нас вынес из детства. И ты тоже, не правда ли?

Наклоняюсь и оставляю яркий засос на твоей шее, пробуя на вкус соль твоей кожи. Ты горячий. Я провожу ладонями по твоему телу, уже освобожденному от этой, лишней для нас, мантии; хочу закрасться под футболку, но откладываю на потом. Сначала мы тебя устроим поудобнее. Изворачиваюсь так, чтобы одним захватом фиксировать твои запястья, отменяю заклятье. Ты, конечно, дергаешься, вырываешься так страстно, что мне усилием воли приходится подавлять очередную волну возбуждения - я шиплю сквозь зубы. Теперь отвести твои руки - мышцы напряжены, видно даже вены. У тебя чуть смуглая кожа, - мои кисти на твоих запястьях кажутся выточенными из мрамора, ты же весь - цвета корицы. Ты пахнешь ей и на вкус ты как корица, но мне еще предстоит полностью испробовать тебя. Я развожу твои руки в стороны. Что? Неужели ты действительно думал, что сильнее меня? Не может быть. Хрупкий серебряный принц оказался сильнее гриффиндорского льва в рукопашной. Да, Гарри, я подготовился заранее. Медленное движение на пределе сил похоже на загадочный танец, парный танец лебедей: мраморного и коричного с изумрудными глазами.

Когда я довожу дело до конца, соединяя твои руки у спинки кровати, с твоих губ срывается стон отчаяния, который я краду поцелуем, - внезапным, страстным властным, - продолжая двигаться, втираясь в тебя, и, даже через брюки, чувствуя твое усиливающееся возбуждение. Кроткое заклинание и - ты привязан. Теперь можно расслабиться.

Я осматриваюсь. Так и не успел проверить, есть ли в этой комнате все, что я заказывал. Ну, кровать имеется точно. Справа от нее тумбочка, в которой все, что нужно и должно быть. Зажигаю свечи, стоящие тут же, и кладу палочку рядом. Так-так. Все правильно. Кинжал и любрикант - кажется, больше мне ничего не нужно. Любрикант небрежно бросаю на кровать рядом с твоими бедрами - он еще пригодится. Кинжал беру в руку и снова с удобством устраиваюсь на тебе. А ты молчишь и злишься. Мне хочется быть эффектным, красивым, - поэтому не могу придумать ничего лучше, чем красиво провести перед твоими глазами плоской серебристой поверхностью, отражающей красные отблески огня, потом поднести к своим губам, легко поцеловать его каленую поверхность и провести вдоль нее языком. Да, я знаю, это сексуально. Медленно (нам никто не помешает - дверь не откроет и Дамблдор) опускаю его, левой рукой натягивают твою мерзкую застиранную майку. Негоже тебе ходить в такой одежде, Гарри, негоже прятать за отвратительной маггловской тканью прекрасную шелковистую кожу. Провожу острым лезвием по груди, затем по коротким рукавам - осталось только распеленать. А в твои глаза закрался… нет, не страх, всего лишь опасение: Малфой опасен, думаешь ты, Малфой с кинжалом - вдвойне, а то и втройне. Ты прав, думая так, но, мой дорогой, я не убью тебя, нет. Оставайся жить всем назло: Вольдеморту, отцу, Снейпу, - мне все равно. Меня скоро не станет. Если есть тот свет, я буду наблюдать с того света за тем, как ты ловко убегаешь от своих врагов, - этакое шоу, хорошо видимое с неба. Наверное, ангелы уже давно потешаются, творя кульбиты твоей судьбы. Я ведь похож на ангела, - значит, я буду с ними, пока мое тело грызут черви. А тебя я всего лишь покалечу на память.

Подношу сияющее красными отблесками острие к твоей обнаженной коже, - мне так хочется ее вылизать, попробовать каждый кусочек, но я сделаю это позже. Терпение. Как ты думаешь, что я сейчас сделаю? Правильно, пораню. Острие надавливает на кожу, выступает первая капелька крови на левом краю твоего напряженного накаченного живота. Ты со свистом втягиваешь воздух. Больно? Знаю, что больно. Мне тоже было больно, когда ты пронзил меня насквозь заклятием. Это была адская боль: как будто в меня воткнули штык, и ты с жестокой ухмылкой управлял им, разрывая все, что есть у меня внутри. А потом смеялся, наслаждаясь моим страданием. Да, я знаю, ты на это не способен. Терпи, мой золотой мальчик. Терпи, я не буду тебя убивать.

Я не буду ничего придумывать, напишу, как есть: Драко. Пять незаживающих букв будут красоваться на твоем теле, закрепленные заклятием для пожизненной татуировки. Как ты думаешь, Уизли будет в ярости, когда увидит их? Потому что, отняв мою жизнь, ты стал принадлежать мне, мертвецу. Усмехаюсь, чувствуя, как ты вздрагиваешь от каждого пореза. Да, Гарри, я знаю, как тебе больно, как жжется каждая новая ранка, каждый штрих буквы. Но ты заслужил это. Завершаю изящным «О» с завитушкой и припадаю к ручейку крови, стекающему по твоему гладкому боку. Соленая густая кровь, подрагивающая плоть, напряженные мышцы. Вылизываю раны, причиняя тебе еще больше боли, пока на них не останется ни капли… Потом - снова палочка и закрепляющее заклинание.

Боль уходит, и ты не можешь сдержать облегченного выдоха. Ты не заметил любрикант? Ты думаешь, я удовлетворил свою жажду мести? Нееет, я еще вырву из тебя крик, и он разожмет твои крепко стиснутые зубы.

А пока я нежно целую твой, на этот раз закрытый, рот, покусывая нижнюю губу, и спускаюсь вниз, глядя прямо в твои влажные глаза, и кладу руки на ширинку: аккуратно расстегиваю, тяну за пояс. Ты ерзаешь, вскидываешься - ты так беззащитен под моим взглядом и моими руками. Принимаюсь за боксеры - белые, как твоя невинность, которой уже нет и не будет.

- Малфой? - так осторожно-вопросительно ты произносишь мою фамилию, чуть хрипло, почти шепотом. Я отрываюсь от разглядывания твоего паха, все еще скрытого под плотной белой тканью и, грустно улыбаясь, смотрю тебе в глаза. Испугался, мой львенок. Да, все правильно, я пойду до конца и только от моего настроения зависит, каким будет этот конец: будет ли он удовольствием или болью, или и тем, и другим. Только не скули, прошу.

Рывком сдираю боксеры и переворачиваюсь, оказываясь к тебе спиной, но, впрочем, оставаясь сидеть на твоих ногах, скидываю остатки одежды с твоих ног. Теперь ты полностью обнажен и дрожишь, закусив губу. Помучить тебя ожиданием? Ты тяжело дышишь и никак не можешь отрицать того, что возбужден. Красивая картина, я готов любоваться ей целую вечность: поджарое тело, вытянутое и напряженное, вишневые соски, поднимающийся член, толстый, с аппетитной головкой. Демонстративно облизываю губы. И наклоняюсь, все еще сидя на твоих коленях, чтобы поцеловать свою метку на твоем мускулистом животе. Она расположена так низко, что я невзначай касаюсь ухом и свободными от геля прядями волос кожи твоего члена, который поднимается еще выше… Приятная картина. Меня самого от возбуждения распирает так, что хочется трахнуть тебя прямо сейчас. Но желание помучить тебя еще сильнее.

Отрываюсь от такого сладостного тела, чтобы раздеться, стягиваю рубашку. Даже немного жаль, что ты закрыл глаза, но иногда лучше не видеть свой позор - позволю тебе такую роскошь, если тебе хочется. Жемчужные пуговицы белой шелковой рубашки - нет, я их не срываю, как сделал бы ты, а, не торопясь, расстегиваю.

- Не дергайся, иначе свяжу ноги, - произношу это таким строгим тоном, а-ля Снейп, чтобы тебе и не пришло в голову, что угроза может оказаться пустой. Поднимаюсь с твоих ног, опасаясь, что ты в любой момент можешь взбрыкнуть и сбросить меня с чересчур мягкой перины на пол. Мне этого совсем не хочется, но ты тих как сонный котенок. Длинные ресницы закрывают глаза, чуть подрагивают. Подглядываешь? Любопытство сгубило кошку, мой дорогой Гарри. Но любопытство – неотъемлемое свойство любого гриффиндорца, - именно так ты и попал сюда, мой лев. Улыбаюсь, медленно расстегивая молнию на идеальных серых классических брюках со стрелочками - они ничуть не помялись за время, что я играл с тобой. Под ними черные шелковые плавки; я медленно стягиваю их вместе с брюками и неторопливо отбрасываю одной ногой в сторону.

Потом ложусь на тебя сверху, вжимаясь пахом в твои бедра, и... да. С твоих губ срывается едва слышный сдавленный стон. Наклоняясь к твоему лицу, но, не касаясь твоих губ, я впиваюсь зубами в щеку, спускаюсь вниз, легко покусывая, тревожу острыми зубками твою чувствительную шею, ощущая, как ты тяжело дышишь и сглатываешь. И далее - вниз по груди, пока не достигаю соска - напряженного, крепкого, как бусинка, - и безжалостно в него впиваюсь. Твое тело пьянит как вино. Глинтвейн с корицей - горячий, даже жаркий, дурманящий. Опускаюсь еще ниже, покусывая смуглую кожу живота, дышу в темную ямку пупка, вызывая лихорадочную дрожь во всем твоем теле; наклоняюсь над членом, разводя твои ноги в стороны и устраиваясь между ними. Неужели, Гарри, я тебя так измучил, что ты уже не сопротивляешься? Твоя покорность вызывает усмешку, довольный оскал уверенного в победе хищника. Дразняще целую основание члена, провожу по нему языком, вызывая еще более сильную дрожь, потом погружаю в рот набухшую головку, заглатывая столько твоей плоти, сколько возможно. Ты толкаешься бедрами, стараясь проникнуть в меня глубже, но тогда я прикусываю чувствительную плоть – чуть-чуть, - вызывая у тебя стон, вырвавшийся, конечно, без спроса, но – во весь голос. И – тут же отрываюсь, оставляя тебя раздразненным, но совершенно неудовлетворенным. Пора приступать к окончанию.

- Как ты хочешь, Гарри, чтобы я тебя взял? Грубо или нежно? Как берет тебя твой дружок, нищеброд? От неожиданности ты распахиваешь свои зеленые глаза, которые теперь так близко ко мне, что я могу рассмотреть коричневые точки у зрачков. В их тёмной глубине я вижу отражение свого бледного лица и взлохмаченной шевелюры. Ты дергаешься, но я лежу, придавливая тебя своим телом.

- Иди к черту, Мал…фой, - отбрыкиваешься ты, но твой голос срывается на последнем слоге, потому что я крепко сжимаю рукой твой вздыбленный член.

- Значит грубо, - констатирую факт, и нашариваю любрикант, все еще валяющийся где-то среди съехавших простыней. Пока я наношу его на свой член, ты пытаешься отпихнуть меня ногами, но я ловлю их на лету и сжимаю, останавливая руками, и напоминаю:

- Ты хочешь быть привязанным? - мне нравится то, что мой строгий голос тебя успокаивает, и ты становишься кротким как ягненок. Лев, кроткий как котенок. Какое редкое зрелище! Идите все сюда и полюбуйтесь на укрощение строптивого. Все на представление! Думаю, аншлаг обеспечен. Но я никого не позову, потому что эта пьеса только для меня. И больше ни для кого. Мой котенок. Забрасываю твои ноги себе на плечи. Ты не сопротивляешься, но и совсем не помогаешь - ничего, я обойдусь. Наклоняюсь над тобой, опираясь левой рукой на мягкую перину, смотрю в твои широко раскрытые глаза: зрачок сужен, - а дыхание неровное и поверхностное. Губы пересохли. Ничего, Гарри, все еще только начинается. Другой рукой раздвигаю твои ягодицы. Ты смотришь мимо меня, и мне это не нравится.

- Посмотри на меня, Гарри, посмотри, - шепчу нежно, интимно. Ты подчиняешься; в твоем взгляде потерянность и паника, которые ты отчаянно пытаешься скрыть. Но я их вижу и мне легко от этого. Как насчет небольшого сеанса легилименции? Хотя, нет, я совсем не уверен, что хочу столько знать, - мне и своих демонов хватает, - я и так достаточно знаю про тебя. Не правда ли?

Без подготовки и предупреждения вырываюсь в тебя, обильно смазанный член скользит внутри, раздвигая сжатые мышцы. Ты резко бледнеешь, но не отводишь взгляд. Правильно, Гарри, нужно видеть того, кто имеет тебя. Я ухмыляюсь и, войдя наполовину, замираю, наслаждаясь теснотой и жаром твоего тела.

Теперь, опираясь на обе руки, вхожу в тебя полностью, не выдерживая прилившей волны удовольствия, - а надо ли? Начинаю двигаться, жестко врываясь в твое тело. Но я не забываю и о тебе, пытаюсь каждым толчком найти простату, и вызвать тем самым волну безграничного удовольствия. С третьей попытки я добиваюсь своего: ты резко выгибаешься и, противореча своей боли, толкаешься навстречу мне, а твои ноги сами по себе, незаметно сползают вниз, и обнимают меня за талию, ближе притягивая к себе, упираясь шершавыми пятками в бедра. На лбу выступили капли пота, а мутные глаза, горящие огнем, смотрят в потолок. Волосы разметались и намокли, а я, выбиваясь из сил, вколачиваюсь в тебя, свесив голову и закрыв глаза, погруженный в предоргазменный экстаз. Невольно кладу руку на твой налитый кровью член и провожу по нему, сжимая из всех сил, как будто выдавливаю из него твою суть.

Твои мышцы вокруг моего члена, сокращаются, вызывая вспышку удовольствия, и я, резко выдыхая, кончаю в тебя со стоном и падаю без сил, чувствуя, как моя ладонь и живот увлажняются твоим теплым, вязким семенем.

«Только бы не уснуть», - несколько секунд я, расслабленный и уставший, лежу, прижимаясь лбом к твоему влажному плечу. Потом встряхиваю головой, приходя в себя, поднимаюсь, превозмогая нежелание тела отрываться от тебя, теплого и мягкого, любимого, как ни странно. Главное – сейчас не смотреть на тебя, потому что, если я встречусь с тобой глазами, то размякну и, не дай Мерлин, разговорюсь. В спешке вытершись простынями, натягиваю раскиданную в процессе раздевания одежду, гашу свет и развязываю твои путы. Вряд ли ты сейчас кинешься на меня. Твоя палочка осталась в мантии у входа. Там же, где ужасные круглые очки. Не оборачиваюсь и выхожу. Комната выпускает меня.

Тебе дать время прийти в себя, прежде чем твои обеспокоенные друзья ворвутся в комнату и увидят твое неприкрытое падение? У тебя десять минут, а я пока постою в коридоре у высокого сводчатого окна, считая медленно плывущие по небу кудлатые облака. Может быть, именно сейчас я счастлив, как никто на свете, и никто никогда не узнает о том, что делает Драко Малфоя по-настоящему счастливым, потому что у меня осталась всего одна ночь. Хочется курить, но сигарет, к сожалению, у меня с собой нет, потому что на территории школы курить строго запрещено.

Дата добавления: 2015-08-13